«Но вы всё ещё можете уехать», - предприняла я попытку образумить безумца.
«Снова скитаться по чужим странам, прятаться, трясясь от страха, что могут поймать. Не хочу! Уж если мне суждено взойти на эшафот, я прихвачу с собой как можно больше народа. Но перед тем как покончить со всем, я хочу сыграть в одну игру», - Рудьярд заинтересованно посмотрел на меня. От его взгляда по спине пробежал холодок.
«К-какую игру», - запинаясь, спросила я.
«Наверху сейчас переполох», - Рудьярд задрал голову вверх, словно мог видеть через толщу камня, как разбуженных посреди ночи, встревоженных студентов спешно выводят из академии, отправляя по домам или, если иногородние, в ближайшую гостиницу; как патруль оцепил периметр древнего здания; как Шарп, не дожидаясь появления Глэдис, взломал двери библиотеки и принялся перерывать ее фонды, в поисках плана академии и ее подземелий. И только Аригон - Мерлограм, сидя в своей комнате, смотрел на огонь в камине и чему-то довольно улыбался.
«Он должен был уже получить записку», - пробормотал Рудьярд и посмотрел в мою сторону, ожидая очередного вопроса. И я его не разочаровала.
«Вы послали записку? Кому? Зачем?
«Стоуну. Одну маленькую, коротенькую записочку, с точными указанием, как попасть в подземелье. Я хочу быть уверенным, что прихвачу его с собой».
«Он не придет», - прошептала я, чувствуя как зародившийся в груди холод расползается по телу.
«Даже ради спасения последней слышащий в королевстве?» - с издевкой спросил Рудьярд.
«Нет».
«Даже если эта слышащая –ты?»
«Он не настолько глуп, чтобы попасться в ловушку», - произнесла я, стараясь убедить в первую очередь себя. Но глубоко в душе, в самом темном ее уголке шевельнулась надежда: а вдруг и правда Френсис придет меня спасать, точно так же как делал до этого, не последнюю слышащую, а именно меня. Стоило мне так подумать, и я тут же устыдилась. Я не имела права на подобные мысли. Только не после того, как обманула его и сама усомнилась в нем.
«Вот и посмотрим», - отозвался на мое замечание ректор. – «Дам ему еще пару минут».
Но ждать не пришлось. В ходе, где занял оборону монстра, раздались крики и звуки борьбы.
«Мой выход!» - торжественно произнес Рудьярд. Я подождала момента, когда ректор достанет мешочек с порохом и подожжет фитиль, чтобы из последних сил броситься на него. Я привыкла считать Рудьярда изнеженным, никчемным болтуном, привыкшим делать всё грязную работа чужими руками, и была совершенно не готова к тому, что он сможет дать мне отпор. Миг, и я снова оказалась лежащей на холодном полу, с ободранными коленями и локтями. А мешочек с порохом, описав в воздухе дугу, ударился о ствол дерева. Раздался взрыв. Яркая вспышка озарила подвал.
Всё замерло, даже звуки схватки стихли. На одну долю секунды мне показалось, что дерево устояло, и лишь тоненькая трещинка появилась на его стволе. Но трещинка поползла дальше, разрастаясь тонкой сеткой других трещинок, сквозь которые пробивалось бледно-голубое свечение.
Сочтя, что дело сделано, Рудьярд бросился на подмогу к монстру, оставив меня наблюдать, как задрожав и полыхнув, расколотой вазой дерево разлетелось на сотни осколков, самым большим из которых был изогнутый сучковатый посох. На несколько секунд волна бледно-голубой свет затопил комнату, ослепляя. Глаза жгло, но сквозь пелену слез, я увидела, что там, где росло дерева, в полу появилось небольшое, размером с монетку отверстие, из которого хлынул поток чистой энергии, с силой ударившийся в потолок. Комната, нет, вся академия содрогнулась. А поток не успокаивался и с удвоенной силой вгрызся в камень потолка. Академию затрясло как в лихорадке. Сверху на меня посыпались мелкие камешки, следом за ними полетели куда более увесистые куски. Один из таких упал рядом со мной, только чудом не угодив по голове. Но именно он помог очнуться от охватившего меня оцепенения.
Я огляделась по сторонам, всё еще чувствуя себя как в кошмарном сне. Мир вокруг меня рушился. Бежать - бесполезно, осталось только одно.
Облизав пересохшие губы, я схватила посох и постаралась вернуть его на место, заткнув им словно пробкой бьющий из-под земли поток. Но чем больше я прилагала усилий, тем сильнее тот сопротивлялся. «Воды» потока окутали мои ладони. Сперва я почувствовала тепло, но с каждой секундой становилось всё горячее и горячее. От боли на глазах навернулись слезы, но стиснув зубы, я продолжала давить на посох, медленно, сантиметр за сантиметром, приближая его к отверстию. Поток превратился в кипяток. Кольцо Мерлограма на моем пальце оплавилось и каплей стекло вниз. Кожа на руках покраснели и лопнула, из ран потекла кровь. Я больше не могла терпеть и отпустила посох.
Как только руки перестали сжимать гладкую поверхность дерева, меня швырнуло на стену, хорошо приложив затылком. В ушах зазвенело, голова закружилась, а у меня начались галлюцинации.
Я увидела перед собой лицо профессора Аригона. Выпуклые, водянистые глаза неотрываясь смотрели на меня.
«Я тебе зачем кольцо давал – чтоб ты меня вызвала», - проворчало видение. – «А ты что сделала, Бестолочь?»
Видение развернулось и неспешно, шаркающей походкой направилось к потоку, непрерывно бубня: « Ничего доверить нельзя. Всё сам, всё сам». Кряхтя, Аригон подобрал с пола посох и, не раздумывая, шагнул в поток. Сквозь бело-голубую завесу я смогла разглядеть, как Аригон поплевал на руки, поудобнее перехватил посох и, размахнувшись, вернул его на место. Брызги света хлынули во все стороны, оседая на стенах и потолке, впитываясь, заполняя образовавшиеся в них прорехи.
Я несколько раз моргнула. Видение бесследно исчезло, а на занявшем свое место посохе появилась тоненькая веточка, с набухшими на ней почками. Пройдет не одно столетие прежде чем яблоня снова разрастется до прежних размеров. Я на миг прикрыла глаза, но кто-то настойчиво потряс меня за плечо.
- Розмарин! Розмарин, ты в порядке? – спросил неизвестно откуда взявшийся Стоун. И Шарп был тоже рядом. Мои рыцари снова примчались меня спасать. Я слабо улыбнулась.
- Не в порядке, у нее весь затылок в крови, - ответил вместо меня Шарп. – Не позволяй ей закрывать глаза.
- Как? – в растерянности спросил Стоун.
Шарп отпихнул ставшего беспомощного от страха за меня друга и похлопал меня по щекам.
- Эй, Джок, не смей закрывать глаза, слышишь?
Я кивнула и неопределенно махнула в сторону: «Отец - там».
- Мы его найдем, - пообещал Шарп и тут же напомнил,- Не закрывай глаза! Нельзя.
Я правда хотела выполнить его просьбу, но веки вдруг стали такими тяжелыми, что поднимать их с каждым разом становилось всё труднее. И я так устала. Сегодняшняя ночь и события последних дней – больше чем я могла выдержать.
Вокруг была тьма, и я медленно плыла в ней, покачиваясь на волнах. Я больше ничего не чувствовала: ни боли, ни страха, ни радость, только покой. Безмерный, бесконечный покой.
Вдруг мое путешествие окончилось, и я обнаружила себя сидящей в глубоком кресле. Напротив меня в точно таком же кресле сидел профессор Аригон, точнее Мерлограм.
«Профессор Аригон, Вы живы! – обрадовалась я.
«Нет», - отозвался старик. – «Знаешь ли, очень невежливо напоминать человеку о его смерти».
«Простите», - я виновато опустила глаза. – «Тогда, где мы?»
«Нигде. Ты еще не на том свете, я уже не на этом. Ничья территория».
«То есть я не умерла?» - уточнила я.
«Еще потрепыхаешься», - подтвердил Мерлограм.
«Тогда почему я здесь?»
«Вот держи», - профессор протянул мне кольцо, то самое, что оплавилось.
«Вы знали?!» - воскликнула я, пораженная догадкой, и сердито посмотрела на мага.
«Знал что?»
«Про Рудьярда! Вы знали всё с самого начала, поэтому и дали мне кольцо! Так почему сразу всё не рассказали отцу?!»
«А зачем?» - искренне удивился Марлограм.
«Как это зачем?!» - задохнулась от возмущения я. – «Столько людей можно было бы спасти!»
«Такова жизнь. Каждый должен сам пройти свой путь, сделать свои ошибки. Возьмем хотя бы тебя. Расскажи я всё твоему отцу, и он никогда бы не послал Стоуна присматривать за их светлостями, а заодно и реформы в академии провести. И ты до конца жизни бы просидела в своем углу, дуясь на весь мир и читая книжки. Ну вышла бы замуж за какого-нибудь доходягу, детей родила и всё. Самой-то не скучно?
Я молчала, задумчиво разглядывая кольцо. А действительно, что стало бы со мной, если бы в начале учебного года Стоун не пришел бы в академию.
«Кроме того, у меня были свои основания так поступить», - продолжил Мерлограм.
«Какие?»
«Передай кольцо первенцу мула вошедшего в белый дом. Тот передаст своему первенцу и так до скончания времен. Думаю, они сумеют справиться с моим наследием».
«Эмм. Хорошо», - согласилась я, повертев колечко в руках. – «Но как я заберу его отсюда – туда?»
«А ты сожми покрепче, может и получится», - с насмешкой произнес Мерлограм. – «Сжала?»
Я кивнула.
«Хорошо. И не забудь показать ему мою библиотеку», - напутствовал волшебник и вдруг как гаркнул. – «А теперь - брысь!»
Из-под меня резко вырвали кресло, и я с невероятной скоростью полетела вниз. Неожиданно ощущение полета прекратилось, зато появилось ощущение, что на меня уронили каменную плиту. Болело все, каждая клеточка тела. Даже на то, чтобы открыть глаза, я, казалось, потратила все свои силы.
Несколько минут после пробуждения я разглядывала погруженную в полумрак комнату, силясь понять, где же я нахожусь. И только присутствия лорда Роквульда подсказало мне, что я в своей комнате, точнее в комнате Этель, в столичном доме Роквульдов.
«О, ты проснулась», - произнес отец, поднимаясь с кресла и присаживаясь на край кровати.
Его замечание заставило меня рассмеяться, но я тут же закашлялась из-за резкой боли в груди.
«Приятно, что некоторые вещи остаются неизменными», - ответила я на его вопросительный взгляд.
«Доктор сказал, что твое душевное здоровье не пострадало», - произнес отец, так и не поняв моей шутки.
«Просто, не берите в голову».
На несколько минут мы умолкли, разглядывая друг друга. Отец почти полностью оправился, став прежним лордом Роквульдом, и только небольшая худоба и слегка желтоватый цвет лица напоминали о недавно пленении. А вот мой внешний вид отца сильно озадачил.
Голова перебинтована, из-под белых полос торчали короткие, обрезанные кое-как волосы. На потрескавшихся губах запеклась кровь. Шея вся в синяках, на локтях и коленях ссадины, а обожженные руки закрывали плотные повязки. Осмотрев меня, взгляд отца снова вернулся к моему лицу.
- Что-то не так? – встревожилась я.
- С последней нашей встречи ты сильно изменилась, и дело не только в остриженных волосах, - ответил отец.
- Изменилась. – подтвердила я. - Вы хотели со мной поговорить?
- Хотел, но думаю, лучше сделать это позже, - лорд Вудхаус поднялся, собираясь уйти.
- Когда оно наступит это позже? – разозлилась я. Мои слова заставили отца вернуться.
- Возможно, ты и права. Но наш разговор будет не из легких.
- Разве у нас когда-нибудь были другие разговоры? – усмехнулась я, приподнимаясь на локтях, чтобы сесть.
Отец подложил мне под спину подушку, и умолк, собираясь с мыслями.
- Если ты ждешь от меня извинений, то их не будет. Мне не за что извиняться. Я всегда поступал так, как считал лучшим. Лучше для империи, для себя, для тебя. Пятнадцать лет назад шайка заговорщиков перевернула жизнь в нашей стране. Им почти удалось разрушить то, что казалось незыблемым. Мне пришлось принимать сложные решения. Я был вынужден поступать так, как никогда бы не поступил, будь ситуация иной.
Пятнадцать лет назад я потерял свою жену. Я потерял ту, которую любил, которая была для меня всем. В день, когда убили Лилиан мой мир рухнул. Не проходит и дня, чтобы я не вспомнил тот день, не вернулся к тем событиям. «Что бы изменилось, если бы я был рядом?», «Смог бы я ее защитить?», «Была бы она жива?», «Если бы мне дали возможность все изменить, как бы я поступил?» Вот какие вопросы мучали меня все эти годы. Да, я виню себя в том, что не уберег Лилиан. Была бы она жива, если бы я приехал сразу, как узнал о заговоре, - возможно. Поступил бы я по другому – нет. И тогда, и сейчас я бы сделал тот же самый выбор, даже зная насколько высокую цену мне придется за него заплатить. Я служу своему императору, своей стране. Тогда я поступил так, как требовал от меня долг. Только так я могу примериться со своей потерей. Но есть одна вещь, которую я хотел бы исправить.
Мне всегда казалось, что только я потерял Лилиан, что только моя жизнь сломалась. Что может помнить четырех летний ребенок? Что понимает? Твое горе так легко было исправить, одно маленькое незначительное заклинание, и ты могла жить дальше, будто того дня и не было. А вот в моем сердце навеки поселился страх. Страх потерять то последнее, что у меня осталось. Тогда, несмотря на все старания, нам так и не удалось поймать Рудьярда.
Я тратил все силы на то, чтобы спрятать тебя и подготовить к жизнь. Чтобы ты могла позаботиться о себе, даже если меня не будет рядом. Я просто не мог позволить тебе вырасти одной из тех безголовых пустышек, чьи интересы ограничиваются платьями, балами и ухажерами. Что ж я добился своего, ты выросла такой, как я хотел. Даже лучше.
Но, оглядываясь назад, я понимаю, что и твоя жизнь сильно изменилась. Я потерял Лилиан, ты же потеряла сразу двух родителей. Я не стал для тебя тем отцом, которого ты заслуживаешь. Мне следовало хоть иногда говорить, как ты важна для меня, и как сильно я тобой дорожу. Мне казалось, у меня еще будет на это время. Я ошибся. Ничего изменить нельзя. Я могу лишь надеяться, что ты хоть чуть-чуть любишь меня или нуждаешься во мне, а потому дашь еще один шанс стать для тебя настоящим отцом.
Слова отца, почти исповедь, вызвали в моей душе бурю чувств, так что я не сразу нашлась, что ответить.
- Что ж, я пойду. Отдыхай, - поднялся со своего места лорд Роквульд.
- Папа! – воскликнула я, вцепившись обеими руками в его руку, совсем как ребенок, который боится, что его оставят одного. – Мне было так страшно… Я думала, что ты умер, - разрыдалась я у него на плече.
Свободная рука отца в нерешительности замерла надо мной. Он не знал, как лучше поступить: погладить меня по голове или ободряюще похлопать по спине. В итоге выбрал третий вариант и погладил меня по спине, приговаривая:
- Ну, что ты… что ты… все же хорошо.
Я согласно покивала, шмыгнула носом и попросила: «Мне нужны ножницы».
«Зачем?» - удивился отец.
«Разрезать бинты на левой ладони, под них кое-что попало.
С этого дня начался период моего медленного выздоровления. Я была очень слаба. Шутка ли, проваляться четыре дня без сознания в горячке. Доктор Гилберт запретил мне все, что составляет радость человеческой жизни, оставив лишь куриный бульон и протертое овощное пюре. Каждый мой день походил на предыдущий. Я либо ела, либо спала. Из-за головокружения я не могла читать, а потому по вечерам мне читал отец, открывший для себя всю прелесть любовно-приключенческого романа. Особенно веселили его едкие замечания по поводу, в общем-то, всего. Никогда прежде цикл о «Приключениях веселой вдовы» не подвергался столь доскональной и беспристрастной критики. И это мы еще до «Прекрасной разбойницы» не дошли.
Где-то через неделю, после очередного осмотра, доктор Гилберт радостно сообщил, что я уже достаточно окрепла для прогулок.
«Снова скитаться по чужим странам, прятаться, трясясь от страха, что могут поймать. Не хочу! Уж если мне суждено взойти на эшафот, я прихвачу с собой как можно больше народа. Но перед тем как покончить со всем, я хочу сыграть в одну игру», - Рудьярд заинтересованно посмотрел на меня. От его взгляда по спине пробежал холодок.
«К-какую игру», - запинаясь, спросила я.
«Наверху сейчас переполох», - Рудьярд задрал голову вверх, словно мог видеть через толщу камня, как разбуженных посреди ночи, встревоженных студентов спешно выводят из академии, отправляя по домам или, если иногородние, в ближайшую гостиницу; как патруль оцепил периметр древнего здания; как Шарп, не дожидаясь появления Глэдис, взломал двери библиотеки и принялся перерывать ее фонды, в поисках плана академии и ее подземелий. И только Аригон - Мерлограм, сидя в своей комнате, смотрел на огонь в камине и чему-то довольно улыбался.
«Он должен был уже получить записку», - пробормотал Рудьярд и посмотрел в мою сторону, ожидая очередного вопроса. И я его не разочаровала.
«Вы послали записку? Кому? Зачем?
«Стоуну. Одну маленькую, коротенькую записочку, с точными указанием, как попасть в подземелье. Я хочу быть уверенным, что прихвачу его с собой».
«Он не придет», - прошептала я, чувствуя как зародившийся в груди холод расползается по телу.
«Даже ради спасения последней слышащий в королевстве?» - с издевкой спросил Рудьярд.
«Нет».
«Даже если эта слышащая –ты?»
«Он не настолько глуп, чтобы попасться в ловушку», - произнесла я, стараясь убедить в первую очередь себя. Но глубоко в душе, в самом темном ее уголке шевельнулась надежда: а вдруг и правда Френсис придет меня спасать, точно так же как делал до этого, не последнюю слышащую, а именно меня. Стоило мне так подумать, и я тут же устыдилась. Я не имела права на подобные мысли. Только не после того, как обманула его и сама усомнилась в нем.
«Вот и посмотрим», - отозвался на мое замечание ректор. – «Дам ему еще пару минут».
Но ждать не пришлось. В ходе, где занял оборону монстра, раздались крики и звуки борьбы.
«Мой выход!» - торжественно произнес Рудьярд. Я подождала момента, когда ректор достанет мешочек с порохом и подожжет фитиль, чтобы из последних сил броситься на него. Я привыкла считать Рудьярда изнеженным, никчемным болтуном, привыкшим делать всё грязную работа чужими руками, и была совершенно не готова к тому, что он сможет дать мне отпор. Миг, и я снова оказалась лежащей на холодном полу, с ободранными коленями и локтями. А мешочек с порохом, описав в воздухе дугу, ударился о ствол дерева. Раздался взрыв. Яркая вспышка озарила подвал.
Всё замерло, даже звуки схватки стихли. На одну долю секунды мне показалось, что дерево устояло, и лишь тоненькая трещинка появилась на его стволе. Но трещинка поползла дальше, разрастаясь тонкой сеткой других трещинок, сквозь которые пробивалось бледно-голубое свечение.
Сочтя, что дело сделано, Рудьярд бросился на подмогу к монстру, оставив меня наблюдать, как задрожав и полыхнув, расколотой вазой дерево разлетелось на сотни осколков, самым большим из которых был изогнутый сучковатый посох. На несколько секунд волна бледно-голубой свет затопил комнату, ослепляя. Глаза жгло, но сквозь пелену слез, я увидела, что там, где росло дерева, в полу появилось небольшое, размером с монетку отверстие, из которого хлынул поток чистой энергии, с силой ударившийся в потолок. Комната, нет, вся академия содрогнулась. А поток не успокаивался и с удвоенной силой вгрызся в камень потолка. Академию затрясло как в лихорадке. Сверху на меня посыпались мелкие камешки, следом за ними полетели куда более увесистые куски. Один из таких упал рядом со мной, только чудом не угодив по голове. Но именно он помог очнуться от охватившего меня оцепенения.
Я огляделась по сторонам, всё еще чувствуя себя как в кошмарном сне. Мир вокруг меня рушился. Бежать - бесполезно, осталось только одно.
Облизав пересохшие губы, я схватила посох и постаралась вернуть его на место, заткнув им словно пробкой бьющий из-под земли поток. Но чем больше я прилагала усилий, тем сильнее тот сопротивлялся. «Воды» потока окутали мои ладони. Сперва я почувствовала тепло, но с каждой секундой становилось всё горячее и горячее. От боли на глазах навернулись слезы, но стиснув зубы, я продолжала давить на посох, медленно, сантиметр за сантиметром, приближая его к отверстию. Поток превратился в кипяток. Кольцо Мерлограма на моем пальце оплавилось и каплей стекло вниз. Кожа на руках покраснели и лопнула, из ран потекла кровь. Я больше не могла терпеть и отпустила посох.
Как только руки перестали сжимать гладкую поверхность дерева, меня швырнуло на стену, хорошо приложив затылком. В ушах зазвенело, голова закружилась, а у меня начались галлюцинации.
Я увидела перед собой лицо профессора Аригона. Выпуклые, водянистые глаза неотрываясь смотрели на меня.
«Я тебе зачем кольцо давал – чтоб ты меня вызвала», - проворчало видение. – «А ты что сделала, Бестолочь?»
Видение развернулось и неспешно, шаркающей походкой направилось к потоку, непрерывно бубня: « Ничего доверить нельзя. Всё сам, всё сам». Кряхтя, Аригон подобрал с пола посох и, не раздумывая, шагнул в поток. Сквозь бело-голубую завесу я смогла разглядеть, как Аригон поплевал на руки, поудобнее перехватил посох и, размахнувшись, вернул его на место. Брызги света хлынули во все стороны, оседая на стенах и потолке, впитываясь, заполняя образовавшиеся в них прорехи.
Я несколько раз моргнула. Видение бесследно исчезло, а на занявшем свое место посохе появилась тоненькая веточка, с набухшими на ней почками. Пройдет не одно столетие прежде чем яблоня снова разрастется до прежних размеров. Я на миг прикрыла глаза, но кто-то настойчиво потряс меня за плечо.
- Розмарин! Розмарин, ты в порядке? – спросил неизвестно откуда взявшийся Стоун. И Шарп был тоже рядом. Мои рыцари снова примчались меня спасать. Я слабо улыбнулась.
- Не в порядке, у нее весь затылок в крови, - ответил вместо меня Шарп. – Не позволяй ей закрывать глаза.
- Как? – в растерянности спросил Стоун.
Шарп отпихнул ставшего беспомощного от страха за меня друга и похлопал меня по щекам.
- Эй, Джок, не смей закрывать глаза, слышишь?
Я кивнула и неопределенно махнула в сторону: «Отец - там».
- Мы его найдем, - пообещал Шарп и тут же напомнил,- Не закрывай глаза! Нельзя.
Я правда хотела выполнить его просьбу, но веки вдруг стали такими тяжелыми, что поднимать их с каждым разом становилось всё труднее. И я так устала. Сегодняшняя ночь и события последних дней – больше чем я могла выдержать.
Глава 18
Вокруг была тьма, и я медленно плыла в ней, покачиваясь на волнах. Я больше ничего не чувствовала: ни боли, ни страха, ни радость, только покой. Безмерный, бесконечный покой.
Вдруг мое путешествие окончилось, и я обнаружила себя сидящей в глубоком кресле. Напротив меня в точно таком же кресле сидел профессор Аригон, точнее Мерлограм.
«Профессор Аригон, Вы живы! – обрадовалась я.
«Нет», - отозвался старик. – «Знаешь ли, очень невежливо напоминать человеку о его смерти».
«Простите», - я виновато опустила глаза. – «Тогда, где мы?»
«Нигде. Ты еще не на том свете, я уже не на этом. Ничья территория».
«То есть я не умерла?» - уточнила я.
«Еще потрепыхаешься», - подтвердил Мерлограм.
«Тогда почему я здесь?»
«Вот держи», - профессор протянул мне кольцо, то самое, что оплавилось.
«Вы знали?!» - воскликнула я, пораженная догадкой, и сердито посмотрела на мага.
«Знал что?»
«Про Рудьярда! Вы знали всё с самого начала, поэтому и дали мне кольцо! Так почему сразу всё не рассказали отцу?!»
«А зачем?» - искренне удивился Марлограм.
«Как это зачем?!» - задохнулась от возмущения я. – «Столько людей можно было бы спасти!»
«Такова жизнь. Каждый должен сам пройти свой путь, сделать свои ошибки. Возьмем хотя бы тебя. Расскажи я всё твоему отцу, и он никогда бы не послал Стоуна присматривать за их светлостями, а заодно и реформы в академии провести. И ты до конца жизни бы просидела в своем углу, дуясь на весь мир и читая книжки. Ну вышла бы замуж за какого-нибудь доходягу, детей родила и всё. Самой-то не скучно?
Я молчала, задумчиво разглядывая кольцо. А действительно, что стало бы со мной, если бы в начале учебного года Стоун не пришел бы в академию.
«Кроме того, у меня были свои основания так поступить», - продолжил Мерлограм.
«Какие?»
«Передай кольцо первенцу мула вошедшего в белый дом. Тот передаст своему первенцу и так до скончания времен. Думаю, они сумеют справиться с моим наследием».
«Эмм. Хорошо», - согласилась я, повертев колечко в руках. – «Но как я заберу его отсюда – туда?»
«А ты сожми покрепче, может и получится», - с насмешкой произнес Мерлограм. – «Сжала?»
Я кивнула.
«Хорошо. И не забудь показать ему мою библиотеку», - напутствовал волшебник и вдруг как гаркнул. – «А теперь - брысь!»
Из-под меня резко вырвали кресло, и я с невероятной скоростью полетела вниз. Неожиданно ощущение полета прекратилось, зато появилось ощущение, что на меня уронили каменную плиту. Болело все, каждая клеточка тела. Даже на то, чтобы открыть глаза, я, казалось, потратила все свои силы.
Несколько минут после пробуждения я разглядывала погруженную в полумрак комнату, силясь понять, где же я нахожусь. И только присутствия лорда Роквульда подсказало мне, что я в своей комнате, точнее в комнате Этель, в столичном доме Роквульдов.
«О, ты проснулась», - произнес отец, поднимаясь с кресла и присаживаясь на край кровати.
Его замечание заставило меня рассмеяться, но я тут же закашлялась из-за резкой боли в груди.
«Приятно, что некоторые вещи остаются неизменными», - ответила я на его вопросительный взгляд.
«Доктор сказал, что твое душевное здоровье не пострадало», - произнес отец, так и не поняв моей шутки.
«Просто, не берите в голову».
На несколько минут мы умолкли, разглядывая друг друга. Отец почти полностью оправился, став прежним лордом Роквульдом, и только небольшая худоба и слегка желтоватый цвет лица напоминали о недавно пленении. А вот мой внешний вид отца сильно озадачил.
Голова перебинтована, из-под белых полос торчали короткие, обрезанные кое-как волосы. На потрескавшихся губах запеклась кровь. Шея вся в синяках, на локтях и коленях ссадины, а обожженные руки закрывали плотные повязки. Осмотрев меня, взгляд отца снова вернулся к моему лицу.
- Что-то не так? – встревожилась я.
- С последней нашей встречи ты сильно изменилась, и дело не только в остриженных волосах, - ответил отец.
- Изменилась. – подтвердила я. - Вы хотели со мной поговорить?
- Хотел, но думаю, лучше сделать это позже, - лорд Вудхаус поднялся, собираясь уйти.
- Когда оно наступит это позже? – разозлилась я. Мои слова заставили отца вернуться.
- Возможно, ты и права. Но наш разговор будет не из легких.
- Разве у нас когда-нибудь были другие разговоры? – усмехнулась я, приподнимаясь на локтях, чтобы сесть.
Отец подложил мне под спину подушку, и умолк, собираясь с мыслями.
- Если ты ждешь от меня извинений, то их не будет. Мне не за что извиняться. Я всегда поступал так, как считал лучшим. Лучше для империи, для себя, для тебя. Пятнадцать лет назад шайка заговорщиков перевернула жизнь в нашей стране. Им почти удалось разрушить то, что казалось незыблемым. Мне пришлось принимать сложные решения. Я был вынужден поступать так, как никогда бы не поступил, будь ситуация иной.
Пятнадцать лет назад я потерял свою жену. Я потерял ту, которую любил, которая была для меня всем. В день, когда убили Лилиан мой мир рухнул. Не проходит и дня, чтобы я не вспомнил тот день, не вернулся к тем событиям. «Что бы изменилось, если бы я был рядом?», «Смог бы я ее защитить?», «Была бы она жива?», «Если бы мне дали возможность все изменить, как бы я поступил?» Вот какие вопросы мучали меня все эти годы. Да, я виню себя в том, что не уберег Лилиан. Была бы она жива, если бы я приехал сразу, как узнал о заговоре, - возможно. Поступил бы я по другому – нет. И тогда, и сейчас я бы сделал тот же самый выбор, даже зная насколько высокую цену мне придется за него заплатить. Я служу своему императору, своей стране. Тогда я поступил так, как требовал от меня долг. Только так я могу примериться со своей потерей. Но есть одна вещь, которую я хотел бы исправить.
Мне всегда казалось, что только я потерял Лилиан, что только моя жизнь сломалась. Что может помнить четырех летний ребенок? Что понимает? Твое горе так легко было исправить, одно маленькое незначительное заклинание, и ты могла жить дальше, будто того дня и не было. А вот в моем сердце навеки поселился страх. Страх потерять то последнее, что у меня осталось. Тогда, несмотря на все старания, нам так и не удалось поймать Рудьярда.
Я тратил все силы на то, чтобы спрятать тебя и подготовить к жизнь. Чтобы ты могла позаботиться о себе, даже если меня не будет рядом. Я просто не мог позволить тебе вырасти одной из тех безголовых пустышек, чьи интересы ограничиваются платьями, балами и ухажерами. Что ж я добился своего, ты выросла такой, как я хотел. Даже лучше.
Но, оглядываясь назад, я понимаю, что и твоя жизнь сильно изменилась. Я потерял Лилиан, ты же потеряла сразу двух родителей. Я не стал для тебя тем отцом, которого ты заслуживаешь. Мне следовало хоть иногда говорить, как ты важна для меня, и как сильно я тобой дорожу. Мне казалось, у меня еще будет на это время. Я ошибся. Ничего изменить нельзя. Я могу лишь надеяться, что ты хоть чуть-чуть любишь меня или нуждаешься во мне, а потому дашь еще один шанс стать для тебя настоящим отцом.
Слова отца, почти исповедь, вызвали в моей душе бурю чувств, так что я не сразу нашлась, что ответить.
- Что ж, я пойду. Отдыхай, - поднялся со своего места лорд Роквульд.
- Папа! – воскликнула я, вцепившись обеими руками в его руку, совсем как ребенок, который боится, что его оставят одного. – Мне было так страшно… Я думала, что ты умер, - разрыдалась я у него на плече.
Свободная рука отца в нерешительности замерла надо мной. Он не знал, как лучше поступить: погладить меня по голове или ободряюще похлопать по спине. В итоге выбрал третий вариант и погладил меня по спине, приговаривая:
- Ну, что ты… что ты… все же хорошо.
Я согласно покивала, шмыгнула носом и попросила: «Мне нужны ножницы».
«Зачем?» - удивился отец.
«Разрезать бинты на левой ладони, под них кое-что попало.
С этого дня начался период моего медленного выздоровления. Я была очень слаба. Шутка ли, проваляться четыре дня без сознания в горячке. Доктор Гилберт запретил мне все, что составляет радость человеческой жизни, оставив лишь куриный бульон и протертое овощное пюре. Каждый мой день походил на предыдущий. Я либо ела, либо спала. Из-за головокружения я не могла читать, а потому по вечерам мне читал отец, открывший для себя всю прелесть любовно-приключенческого романа. Особенно веселили его едкие замечания по поводу, в общем-то, всего. Никогда прежде цикл о «Приключениях веселой вдовы» не подвергался столь доскональной и беспристрастной критики. И это мы еще до «Прекрасной разбойницы» не дошли.
Где-то через неделю, после очередного осмотра, доктор Гилберт радостно сообщил, что я уже достаточно окрепла для прогулок.
