Название: Верни меня, если сможешь...
Автор(-ы): Яна Борисова
Время замерло.
Липкий, пропитанный его запахом воздух, заполнил всё вокруг.
Стою молча, глядя сквозь это чудовище, стараясь не дышать.
— Я говорил тебе, что верну тебя, — плеча коснулась холодная волна отвращения, вынуждая вздрогнуть всё тело. — Ничего, привыкнешь, — кажется, он даже улыбнулся, не убирая ладони с моего предплечья.
Мимо прошёл красивый юноша, бурча что—то себе под нос и не замечая ничего вокруг. Как бы я хотела сейчас так же!
— Он не примет тебя такой.
«Такой? Так—кой… Это ты сделал меня такой…» — в глазах вновь защипало, а к горлу подкатил тошнотворный ком. Я зацепилась за удаляющую фигурку, гневно отшвыривающую камешки на своём пути.
— Он расторгнет помолвку, как только метка проявится, — продолжили истязать меня.
«Единый, дай мне сил, ещё немного сил!» Мой спасительный силуэт свернул на набережную и стал теряться между чёрными стволами пушистых Ливий.
— Да посмотри ты на меня, — злобно рыкнуло мне в лицо, заслоняя и так дрожащую тень. — Я сказал посмотреть на меня!
Прикусив губу, повиновалась. Слеза всё—таки скользнула, обжигая щеку. Не могу и не хочу смотреть в эти глаза, приносящие ужас, заставляющие сжиматься всё внутри, возвращающие в тот день, в те часы. С того момента моя жизнь замерла, остановилась, её больше нет.
— Завтра для всех я возвращаюсь, завтра же и сделаю тебя своей невестой и сразу женой. Явно довольный собой, он улыбался каждой мышцей на лице, а проклятые руки продолжали поглаживать меня замораживая. — Я так соскучился. Чувствуешь? Я знаю, чувствуешь.
Сердце на миг остановилось, когда он притянул меня ближе и прошептал это на ухо.
«Остановись совсем, прошу, не бейся!» — взмолилась про себя.
— До завтра, моя маленькая Мия, — проведя носом по виску и уткнувшись в мою макушку, он глубоко вдохнул мой запах, а затем отстранился и исчез.
Я тут же сорвалась на бег, так и не начав дышать. Вот только сил надолго не хватило: уже через несколько шагов боль внизу живота резанула, заставляя согнуться, вырывая слёзы.
Развернулась, хватаясь за каменное ограждение, взгляд снова зацепился за идущего в своих мыслях юношу.
Сильный духом мальчик, не таящий злобу мальчик, хоть и растерянный. Спасибо тебе, что прошёл мимо и помог вытерпеть это всё: пусть то, что так тебя расстроило обязательно благополучно разрешится.
Боль немного затихла, и я выпрямилась.
Наконец, вдохнула полной грудью. Горячий воздух вокруг меня теперь пах, пыльным камнем и прогретой водой.
Подняла глаза к небу. Когда—то я любила это делать, смотреть, как бесконечная синева рассекается облаками, иногда тяжёлыми или, как сейчас, пушистыми. Молчаливые и безмятежные, они дарили спокойствие, умиротворение, сейчас же даже оно было мне ненавистно.
Говорят, «Единый» слышит таких, как я.
Если это правда, то прошу тебя, «Единый», сделай его жизнь таким же кошмаром, каким он сделал мою, не оставь это безнаказанным.
Опустила голову, вглядываясь теперь в тёмную речную гладь: вот это моё, вот такая я сейчас.
Телу как будто передалось спокойствие воды, давая силы взобраться на каменную преграду. Напоследок вновь взглянула в сторону юноши: он стоял рядом с маленькой девочкой, даже отсюда видно было её яркое личико с голубыми глазами. Надо же, как похожа на меня в детстве, — мелькнула последняя мысль.
Сделала шаг к тёмному покою, отражающему бескрайнее небо.
«Ну вот и всё! Верни теперь меня, если сможешь…»
Рэйсон.
Я шёл, бездумно уставившись себе под ноги, нервно отшвыривая изредка попадающиеся камешки.
Пару раз слышал недовольное ворчание проходящих мимо виэров, когда моя злость задевала чью—то начищенную до блеска обувь.
В голове пульсировала одна мысль:
«Не хочу… Не буду…»
Зачем сейчас нужна эта дурацкая помолвка? Мне же всего четырнадцать. Да ещё и на Лиании Марье. Эта вечно кричащая, недовольная всем девчонка с дурацкими косичками, раздражала: при одном взгляде на неё начинало трясти.
Он знал моё отношение к этому.
Я всего лишь просил отсрочки до окончания учёбы в королевской академии.
Но нет, поставил перед фактом: сегодня вечером и не обсуждается.
— Что же делать? Как отвертеться? — вырывалось при каждом выдохе. — Мне нужна только моя единственная.
Подняв глаза, увидел, что добрёл до городской набережной, пустующей в это время дня.
Слишком жарко, для неспешных прогулок вдоль всегда тихих, тёмных вод Туиры.
Оживает это место по вечерам, когда прогулочная аллея наполняется торговцами сладостей и мелких безделушек.
Пользуясь возможностью хорошо подзаработать, каждый придумывает свою завлекалку, затем, чтобы как можно больше привлечь внимание к своим передвижным лоткам тихо прогуливающихся парочек, неслышно беседующих и наслаждающихся вечерней прохладой.
Взгляд упёрся на одиноко стоящую маленькую девочку, озирающуюся по сторонам.
Осмотрелся, взрослых нет.
Странно.
Тихо, чтобы не напугать, подошёл и, присев на корточки, спросил:
— Привет, милая, ты здесь что, совсем одна?
Малышка уставилась на меня огромными синими глазами.
— Нет, Вера Николаевна только что была здесь, — звонко ответила, хлопая ресничками.
Оглянулся ещё раз.
Никого нет и что за странное имя такое, «ВераНиколаевна».
— А тебя как зовут?
— Лия, — без капли страха произнесла своё имя малышка.
— Какое необычное у тебя платье, Лия, цветом как твои глазки, — улыбнулся, разглядывая незнакомый фасон. Чуть прикрывая острые детские коленки, платье пышным бутоном, разбивалось на множество лёгких воланов.
— А меня зовут Рэйсон, — представился в ответ.
— Спасибо, Рэйсон, — растянулась в широкой улыбке, чуть покраснев при этом, — это мне бабушка подарила, на день рождения. Пробежалась тоненькими пальчиками по ткани, разглаживая мягкие складки на талии.
— А когда твой день рождения, Лия?
— Сегодня, — улыбка стала ещё шире.
— Поздравляю! И сколько же тебе исполнилось?
—Шесть.
Шальная мысль залетела в голову.
Что если …
Это же отсрочка на столько лет и никто, даже отец, не сможет ничего сделать, пока ей не исполнится двадцать, а там я уже сам всё решу. Да и пойди найди девчонку, которую видел всего один раз и, судя по одежде, точно не местную.Нет, найти–то, конечно, можно: со связями отца это не составит проблем, но я сделаю всё, чтобы не нашёл, прикинусь, что не запомнил кроху. В конце концов, дело уже будет сделано, обратить обряд вспять уже будет невозможно.
— Лия, можно я сделаю тебе подарок? — как можно мягче произнёс, в предвкушении исполнения своей затеи.
Девочка прищурила глазки, огненная кудряшка, выбившаяся из одной косички, прилипла к розовой щёчке.
— Бабушка говорит, от чужих нельзя брать подарки, — сказала, как отрезала, надув губки и скрестив тонкие ручонки на груди.
— Бабушка правильно говорит, — одобрительно покачала головой маленькая фея. — Но это особенный подарок, волшебный и никто, кроме тебя, о нём не будет знать.
— Волшебный? — выдохнула она, распахнув удивлённо глаза.
— Дай свою руку, — вкрадчиво попросил, протягивая к ней, свою ладонь.
Малышка недоверчиво глянула, потом, видимо, любопытство всё–таки пересилило страх, и она протянула ручку.Взяв в кольцо своей левой ладони её запястье, протянул ей свою правую руку.
— Положи свою ладошку вот сюда, — указал на внутреннюю сторону своего запястья. — Молодец.
— Принимаю тебя, Лия, и делаю своей наречённой, — проговариваю слова, которые должен говорить сегодня вечером другой. — А ты говори: принимаю тебя, Рэйсон, и делаю своим наречённым.
— Принимаю тебя, Рэйсон, и делаю своим наречённым, — тихо повторила моя маленькая теперь невеста, запястье зажгло. — Ай, — пропищала она.
Я раскрыл ладонь, показывая причину внезапной боли.
— Как красиво, — восхищённо прошептала, вглядываясь в сияющий рисунок, забывая, про жжение. — А у тебя такой же?
— Нет, на тебе появился герб моей семьи, а на моём запястье, — я бросил взгляд на свою руку и удивился, — должен был появиться твой, но это что–то другое: — запястье украшали две витиеватые буквы с каким–то насекомым, вплетённым в общий рисунок.
— Это пчела, — начала разъяснять девочка, указывая пальчиком на линии.
— Пчела?
— Да, бабушка рассказывала, что это символ нашей семьи, а это буквы «А» и «Е», — продолжила она, — я такие видела на старых книжках в дедушкином кабинете.
Договорив, она подняла глаза, вот только взгляд её остановился не на мне, а где–то за моим плечом.Миленькое детское личико, только что улыбавшееся, стало белым.Быстро встав, проследил за испуганным взглядом малышки. Взор сразу же зацепился за силуэт девушки, стоящей на каменном ограждении моста.
В висках застучало сердце.
«Что она делает? Где люди? Почему не останавливают?»
В следующий миг она уже падала камнем вниз. Я рванул вперёд, оставляя малышку за спиной.
— Выплывай! — вырвалось из разрывающейся груди. — Ну же, выплывай!
Но ничего не происходило, только всплески тёмной воды расходились кругами, постепенно делая место падения девушки, снова спокойным.
От увиденного всё тело пробивала нервная дрожь, ноги были почти ватными.
Обернулся к тому месту, где оставил Лию.
Если уж я так испугался, то каково ей? Но девочки там не оказалась.
Несколько раз огляделся, ища глазами синее пятнышко.
Пусто.
Лия
— Амалия, ты нормальная вообще? У тебя день рождение через месяц, какой пленэр? Я праздник готовила, — услышала громкое возмущение, в ответ на моё объявление, что через день уезжаю на полтора месяца, писать природу Алтая. — Это же двадцатилетие, такое бывает раз в жизни.
— Ага, как и двадцать один, двадцать два и все последующие цифры, которые будут прибавляться ежегодно, — не собираясь сдавать позиции, парировала в ответ. — Пойми, Алька, мне неинтересны все эти празднования, а вот Алтай… Ты представляешь, какая там природа! Мне диплом в следующем году писать, я с тех мест столько этюдов привезу, на десять дипломов хватит, ещё и отдохну.
— Нет, ты точно сумасшедшая. Добровольно ехать чёрт знает куда, кормить собой мошку, да от змей отбиваться. Тебе что, здесь живописных мест мало? — не успокаивалась она.
— Алька, я поеду, и это не обсуждается, — чётко проговорила, глядя в мечущие искры, зелёные глаза. — А вы можете и без меня отметить этот великий праздник. Приеду, расскажешь, — рассмеялась, подмигивая насупившейся сестре.
— Действительно, что это я. У нас вон сколько твоих фоток, их поздравлять и будем, —начала ёрничать в ответ она, фыркнув на стоящую фотографию, где я, Алька и бабуля счастливо улыбаемся, щурясь от яркого солнца. — А ты поезжай в свои дикие края, развлекайся.
Я подошла к обиженной Альке сзади, крепко заключив в объятия, зарываясь носом в её каштановые с золотым переливом волосы.
— Сестренка, да не развлекаться я еду, — тихо выдохнула на ухо. — Не переживай, отметим мы этот твой день рождения, только когда вернусь.
— Не мой, а твой, — пробурчала себе под нос сестра, начиная сдаваться.
— Мой, конечно, мой, — улыбнулась, наслаждаясь мягкостью Алькиных волос.
— Ты бабушке – то сказала о своей авантюре? — спросила она, отходя к плите с чайником, уже чуть приподнимая уголки губ, отчего на щеках проявились еле заметные ямочки.
Обожаю эти ямочки.
Ну почему мы совсем не похожи, почему мне не достались зелёные глаза отца, которые светились, отражая солнечные лучи или, как сейчас, когда она злилась?
Точёный носик, яркие кадмиевые губы. Ей даже краситься не надо, она всегда выглядит идеально.
Сколько раз я писала её, пытаясь передать то внутренне свечение, что она излучала.
Она и бабушка — мои единственные родные.
Когда погибли родители, я была совсем маленькой, и они с бабулей сделали всё, чтобы я не почувствовала эту потерю так, как они.
Алиане тогда было десять, и она хорошо помнит случившееся, но сколько бы я не просила, сестра никогда не рассказывала о тех днях, когда они с башкой сидели в ожидании хоть каких–то известий от докторов из реанимации. Помню только, как после телефонного звонка бабуля за какой–то час стала белой как снег, теряя смысл жизни с цветом своих волос.
Но рядом сидели две девочки, одна из которых вообще не понимала, почему бабушка и сестра, громко плача, вжимаются друг в друга.
— Лия, ты слышишь? — поставив рядом чашку чая, выдернула меня из раздумий Алька.
— А… Да я сказала ей, ещё вчера, — растерянно ответила. — Она, кстати, не была против, поворчала всего ничего и то по поводу того, что снова вернусь худющей, — подтянула чашку ближе.
— Конечно, когда она тебе хоть что–то запрещала. Вот и выросла эгоисткой, — снова начала включать «обиженку» сестрица.
— Алька, прекращай, давай лучше поболтаем, пока племяшки не вернулись, а то потом опять зароешься в свои заботы. Мне уехать надо пораньше сегодня, ещё вещи собирать.
Мы с бабулей жили в городе, и к сестре в небольшой загородный поселок я выбиралась набегами. В основном приехать получалось только во второй половине дня, когда племянники уже были дома и мы могли перекидываться лишь короткими фразами, между радостным визжанием и раздиранием меня в разные стороны, двумя сорванцами.
Сейчас они были в пришкольном лагере, поэтому мы с сестрой могли хоть немного побыть друг с другом наедине.
Перебравшись, на террасу у дома, уселись за небольшой круглый, кованый столик, наслаждаясь недавно проснувшейся природой и ароматным травяным чаем.
— Когда–нибудь и у меня будет свой дом, с такой же открытой верандой, — поделилась я своей мыслью, подставляя лицо тёплому, летнему солнцу.
— Я очень даже не против, — мечтательно протянула Алька. — А если ещё и где–нибудь поблизости, было бы вообще здорово.
—Да... И бабуля была бы рада. Помнишь, когда ты умотала жить за город, она так переживала.
— Помню, помню, — улыбнулась старшенькая. — Может, после твоего дня рождения, она всё–таки согласится перебраться к нам?
— Она слишком дорожит воспоминаниями, живущими в её квартире, — с грустинкой произнесла я. — Там они жили с дедушкой и папой, выросли мы с тобой. Боюсь, будет сложно сорвать её с места. Вот если перееду я... Тогда да.
—Так давай, прекращай свою дурь с постоянными поездками и оседай.
—Мне всего двадцать должно исполниться, какой оседай? Я говорю про будущее, а пока дай увидеть хотя бы просторы нашей страны, я уже не говорю про другие страны, — недовольно буркнула на её глупое предложение.
— Опять думаешь только о себе.
—Алька, не начинай, — я беспомощно закатила глаза. — Не всем дано встретить своего принца в шестнадцать, который будет тебя ждать, пока ты уму – разуму наберёшься.
— Завидуй молча, — чуть протяжно выдохнула она. — Хотя, если вспомнить, своего принца ты вообще встретила в шесть лет.
— Что–то, не помню такого, — вопросительно посмотрела на задумчиво смотрящую вдаль сестру.
— Ну как же… Ты почти неделю выносила нам с бабулей мозг, своим восторженным рассказом, какой твой принц прекрасный и что Сашка Караулов, по сравнению с ним, просто «дурныш». Слово–то ещё такое подобрала, «дурныш», и где только услышала!
— Лучше Сашки Куравлёва? Это того красавчика, в зелёных шортах и красных носках, на моей любимой фотографии? Как же я смогла такое забыть? — возмущенно воскликнула я, приложив ладони к щекам.
Алька с самым серьёзным видом посмотрела на меня.
Автор(-ы): Яна Борисова
Пролог.
Время замерло.
Липкий, пропитанный его запахом воздух, заполнил всё вокруг.
Стою молча, глядя сквозь это чудовище, стараясь не дышать.
— Я говорил тебе, что верну тебя, — плеча коснулась холодная волна отвращения, вынуждая вздрогнуть всё тело. — Ничего, привыкнешь, — кажется, он даже улыбнулся, не убирая ладони с моего предплечья.
Мимо прошёл красивый юноша, бурча что—то себе под нос и не замечая ничего вокруг. Как бы я хотела сейчас так же!
— Он не примет тебя такой.
«Такой? Так—кой… Это ты сделал меня такой…» — в глазах вновь защипало, а к горлу подкатил тошнотворный ком. Я зацепилась за удаляющую фигурку, гневно отшвыривающую камешки на своём пути.
— Он расторгнет помолвку, как только метка проявится, — продолжили истязать меня.
«Единый, дай мне сил, ещё немного сил!» Мой спасительный силуэт свернул на набережную и стал теряться между чёрными стволами пушистых Ливий.
— Да посмотри ты на меня, — злобно рыкнуло мне в лицо, заслоняя и так дрожащую тень. — Я сказал посмотреть на меня!
Прикусив губу, повиновалась. Слеза всё—таки скользнула, обжигая щеку. Не могу и не хочу смотреть в эти глаза, приносящие ужас, заставляющие сжиматься всё внутри, возвращающие в тот день, в те часы. С того момента моя жизнь замерла, остановилась, её больше нет.
— Завтра для всех я возвращаюсь, завтра же и сделаю тебя своей невестой и сразу женой. Явно довольный собой, он улыбался каждой мышцей на лице, а проклятые руки продолжали поглаживать меня замораживая. — Я так соскучился. Чувствуешь? Я знаю, чувствуешь.
Сердце на миг остановилось, когда он притянул меня ближе и прошептал это на ухо.
«Остановись совсем, прошу, не бейся!» — взмолилась про себя.
— До завтра, моя маленькая Мия, — проведя носом по виску и уткнувшись в мою макушку, он глубоко вдохнул мой запах, а затем отстранился и исчез.
Я тут же сорвалась на бег, так и не начав дышать. Вот только сил надолго не хватило: уже через несколько шагов боль внизу живота резанула, заставляя согнуться, вырывая слёзы.
Развернулась, хватаясь за каменное ограждение, взгляд снова зацепился за идущего в своих мыслях юношу.
Сильный духом мальчик, не таящий злобу мальчик, хоть и растерянный. Спасибо тебе, что прошёл мимо и помог вытерпеть это всё: пусть то, что так тебя расстроило обязательно благополучно разрешится.
Боль немного затихла, и я выпрямилась.
Наконец, вдохнула полной грудью. Горячий воздух вокруг меня теперь пах, пыльным камнем и прогретой водой.
Подняла глаза к небу. Когда—то я любила это делать, смотреть, как бесконечная синева рассекается облаками, иногда тяжёлыми или, как сейчас, пушистыми. Молчаливые и безмятежные, они дарили спокойствие, умиротворение, сейчас же даже оно было мне ненавистно.
Говорят, «Единый» слышит таких, как я.
Если это правда, то прошу тебя, «Единый», сделай его жизнь таким же кошмаром, каким он сделал мою, не оставь это безнаказанным.
Опустила голову, вглядываясь теперь в тёмную речную гладь: вот это моё, вот такая я сейчас.
Телу как будто передалось спокойствие воды, давая силы взобраться на каменную преграду. Напоследок вновь взглянула в сторону юноши: он стоял рядом с маленькой девочкой, даже отсюда видно было её яркое личико с голубыми глазами. Надо же, как похожа на меня в детстве, — мелькнула последняя мысль.
Сделала шаг к тёмному покою, отражающему бескрайнее небо.
«Ну вот и всё! Верни теперь меня, если сможешь…»
Глава 1
Рэйсон.
Я шёл, бездумно уставившись себе под ноги, нервно отшвыривая изредка попадающиеся камешки.
Пару раз слышал недовольное ворчание проходящих мимо виэров, когда моя злость задевала чью—то начищенную до блеска обувь.
В голове пульсировала одна мысль:
«Не хочу… Не буду…»
Зачем сейчас нужна эта дурацкая помолвка? Мне же всего четырнадцать. Да ещё и на Лиании Марье. Эта вечно кричащая, недовольная всем девчонка с дурацкими косичками, раздражала: при одном взгляде на неё начинало трясти.
Он знал моё отношение к этому.
Я всего лишь просил отсрочки до окончания учёбы в королевской академии.
Но нет, поставил перед фактом: сегодня вечером и не обсуждается.
— Что же делать? Как отвертеться? — вырывалось при каждом выдохе. — Мне нужна только моя единственная.
Подняв глаза, увидел, что добрёл до городской набережной, пустующей в это время дня.
Слишком жарко, для неспешных прогулок вдоль всегда тихих, тёмных вод Туиры.
Оживает это место по вечерам, когда прогулочная аллея наполняется торговцами сладостей и мелких безделушек.
Пользуясь возможностью хорошо подзаработать, каждый придумывает свою завлекалку, затем, чтобы как можно больше привлечь внимание к своим передвижным лоткам тихо прогуливающихся парочек, неслышно беседующих и наслаждающихся вечерней прохладой.
Взгляд упёрся на одиноко стоящую маленькую девочку, озирающуюся по сторонам.
Осмотрелся, взрослых нет.
Странно.
Тихо, чтобы не напугать, подошёл и, присев на корточки, спросил:
— Привет, милая, ты здесь что, совсем одна?
Малышка уставилась на меня огромными синими глазами.
— Нет, Вера Николаевна только что была здесь, — звонко ответила, хлопая ресничками.
Оглянулся ещё раз.
Никого нет и что за странное имя такое, «ВераНиколаевна».
— А тебя как зовут?
— Лия, — без капли страха произнесла своё имя малышка.
— Какое необычное у тебя платье, Лия, цветом как твои глазки, — улыбнулся, разглядывая незнакомый фасон. Чуть прикрывая острые детские коленки, платье пышным бутоном, разбивалось на множество лёгких воланов.
— А меня зовут Рэйсон, — представился в ответ.
— Спасибо, Рэйсон, — растянулась в широкой улыбке, чуть покраснев при этом, — это мне бабушка подарила, на день рождения. Пробежалась тоненькими пальчиками по ткани, разглаживая мягкие складки на талии.
— А когда твой день рождения, Лия?
— Сегодня, — улыбка стала ещё шире.
— Поздравляю! И сколько же тебе исполнилось?
—Шесть.
Шальная мысль залетела в голову.
Что если …
Это же отсрочка на столько лет и никто, даже отец, не сможет ничего сделать, пока ей не исполнится двадцать, а там я уже сам всё решу. Да и пойди найди девчонку, которую видел всего один раз и, судя по одежде, точно не местную.Нет, найти–то, конечно, можно: со связями отца это не составит проблем, но я сделаю всё, чтобы не нашёл, прикинусь, что не запомнил кроху. В конце концов, дело уже будет сделано, обратить обряд вспять уже будет невозможно.
— Лия, можно я сделаю тебе подарок? — как можно мягче произнёс, в предвкушении исполнения своей затеи.
Девочка прищурила глазки, огненная кудряшка, выбившаяся из одной косички, прилипла к розовой щёчке.
— Бабушка говорит, от чужих нельзя брать подарки, — сказала, как отрезала, надув губки и скрестив тонкие ручонки на груди.
— Бабушка правильно говорит, — одобрительно покачала головой маленькая фея. — Но это особенный подарок, волшебный и никто, кроме тебя, о нём не будет знать.
— Волшебный? — выдохнула она, распахнув удивлённо глаза.
— Дай свою руку, — вкрадчиво попросил, протягивая к ней, свою ладонь.
Малышка недоверчиво глянула, потом, видимо, любопытство всё–таки пересилило страх, и она протянула ручку.Взяв в кольцо своей левой ладони её запястье, протянул ей свою правую руку.
— Положи свою ладошку вот сюда, — указал на внутреннюю сторону своего запястья. — Молодец.
— Принимаю тебя, Лия, и делаю своей наречённой, — проговариваю слова, которые должен говорить сегодня вечером другой. — А ты говори: принимаю тебя, Рэйсон, и делаю своим наречённым.
— Принимаю тебя, Рэйсон, и делаю своим наречённым, — тихо повторила моя маленькая теперь невеста, запястье зажгло. — Ай, — пропищала она.
Я раскрыл ладонь, показывая причину внезапной боли.
— Как красиво, — восхищённо прошептала, вглядываясь в сияющий рисунок, забывая, про жжение. — А у тебя такой же?
— Нет, на тебе появился герб моей семьи, а на моём запястье, — я бросил взгляд на свою руку и удивился, — должен был появиться твой, но это что–то другое: — запястье украшали две витиеватые буквы с каким–то насекомым, вплетённым в общий рисунок.
— Это пчела, — начала разъяснять девочка, указывая пальчиком на линии.
— Пчела?
— Да, бабушка рассказывала, что это символ нашей семьи, а это буквы «А» и «Е», — продолжила она, — я такие видела на старых книжках в дедушкином кабинете.
Договорив, она подняла глаза, вот только взгляд её остановился не на мне, а где–то за моим плечом.Миленькое детское личико, только что улыбавшееся, стало белым.Быстро встав, проследил за испуганным взглядом малышки. Взор сразу же зацепился за силуэт девушки, стоящей на каменном ограждении моста.
В висках застучало сердце.
«Что она делает? Где люди? Почему не останавливают?»
В следующий миг она уже падала камнем вниз. Я рванул вперёд, оставляя малышку за спиной.
— Выплывай! — вырвалось из разрывающейся груди. — Ну же, выплывай!
Но ничего не происходило, только всплески тёмной воды расходились кругами, постепенно делая место падения девушки, снова спокойным.
От увиденного всё тело пробивала нервная дрожь, ноги были почти ватными.
Обернулся к тому месту, где оставил Лию.
Если уж я так испугался, то каково ей? Но девочки там не оказалась.
Несколько раз огляделся, ища глазами синее пятнышко.
Пусто.
Глава 2
Лия
— Амалия, ты нормальная вообще? У тебя день рождение через месяц, какой пленэр? Я праздник готовила, — услышала громкое возмущение, в ответ на моё объявление, что через день уезжаю на полтора месяца, писать природу Алтая. — Это же двадцатилетие, такое бывает раз в жизни.
— Ага, как и двадцать один, двадцать два и все последующие цифры, которые будут прибавляться ежегодно, — не собираясь сдавать позиции, парировала в ответ. — Пойми, Алька, мне неинтересны все эти празднования, а вот Алтай… Ты представляешь, какая там природа! Мне диплом в следующем году писать, я с тех мест столько этюдов привезу, на десять дипломов хватит, ещё и отдохну.
— Нет, ты точно сумасшедшая. Добровольно ехать чёрт знает куда, кормить собой мошку, да от змей отбиваться. Тебе что, здесь живописных мест мало? — не успокаивалась она.
— Алька, я поеду, и это не обсуждается, — чётко проговорила, глядя в мечущие искры, зелёные глаза. — А вы можете и без меня отметить этот великий праздник. Приеду, расскажешь, — рассмеялась, подмигивая насупившейся сестре.
— Действительно, что это я. У нас вон сколько твоих фоток, их поздравлять и будем, —начала ёрничать в ответ она, фыркнув на стоящую фотографию, где я, Алька и бабуля счастливо улыбаемся, щурясь от яркого солнца. — А ты поезжай в свои дикие края, развлекайся.
Я подошла к обиженной Альке сзади, крепко заключив в объятия, зарываясь носом в её каштановые с золотым переливом волосы.
— Сестренка, да не развлекаться я еду, — тихо выдохнула на ухо. — Не переживай, отметим мы этот твой день рождения, только когда вернусь.
— Не мой, а твой, — пробурчала себе под нос сестра, начиная сдаваться.
— Мой, конечно, мой, — улыбнулась, наслаждаясь мягкостью Алькиных волос.
— Ты бабушке – то сказала о своей авантюре? — спросила она, отходя к плите с чайником, уже чуть приподнимая уголки губ, отчего на щеках проявились еле заметные ямочки.
Обожаю эти ямочки.
Ну почему мы совсем не похожи, почему мне не достались зелёные глаза отца, которые светились, отражая солнечные лучи или, как сейчас, когда она злилась?
Точёный носик, яркие кадмиевые губы. Ей даже краситься не надо, она всегда выглядит идеально.
Сколько раз я писала её, пытаясь передать то внутренне свечение, что она излучала.
Она и бабушка — мои единственные родные.
Когда погибли родители, я была совсем маленькой, и они с бабулей сделали всё, чтобы я не почувствовала эту потерю так, как они.
Алиане тогда было десять, и она хорошо помнит случившееся, но сколько бы я не просила, сестра никогда не рассказывала о тех днях, когда они с башкой сидели в ожидании хоть каких–то известий от докторов из реанимации. Помню только, как после телефонного звонка бабуля за какой–то час стала белой как снег, теряя смысл жизни с цветом своих волос.
Но рядом сидели две девочки, одна из которых вообще не понимала, почему бабушка и сестра, громко плача, вжимаются друг в друга.
— Лия, ты слышишь? — поставив рядом чашку чая, выдернула меня из раздумий Алька.
— А… Да я сказала ей, ещё вчера, — растерянно ответила. — Она, кстати, не была против, поворчала всего ничего и то по поводу того, что снова вернусь худющей, — подтянула чашку ближе.
— Конечно, когда она тебе хоть что–то запрещала. Вот и выросла эгоисткой, — снова начала включать «обиженку» сестрица.
— Алька, прекращай, давай лучше поболтаем, пока племяшки не вернулись, а то потом опять зароешься в свои заботы. Мне уехать надо пораньше сегодня, ещё вещи собирать.
Мы с бабулей жили в городе, и к сестре в небольшой загородный поселок я выбиралась набегами. В основном приехать получалось только во второй половине дня, когда племянники уже были дома и мы могли перекидываться лишь короткими фразами, между радостным визжанием и раздиранием меня в разные стороны, двумя сорванцами.
Сейчас они были в пришкольном лагере, поэтому мы с сестрой могли хоть немного побыть друг с другом наедине.
Перебравшись, на террасу у дома, уселись за небольшой круглый, кованый столик, наслаждаясь недавно проснувшейся природой и ароматным травяным чаем.
— Когда–нибудь и у меня будет свой дом, с такой же открытой верандой, — поделилась я своей мыслью, подставляя лицо тёплому, летнему солнцу.
— Я очень даже не против, — мечтательно протянула Алька. — А если ещё и где–нибудь поблизости, было бы вообще здорово.
—Да... И бабуля была бы рада. Помнишь, когда ты умотала жить за город, она так переживала.
— Помню, помню, — улыбнулась старшенькая. — Может, после твоего дня рождения, она всё–таки согласится перебраться к нам?
— Она слишком дорожит воспоминаниями, живущими в её квартире, — с грустинкой произнесла я. — Там они жили с дедушкой и папой, выросли мы с тобой. Боюсь, будет сложно сорвать её с места. Вот если перееду я... Тогда да.
—Так давай, прекращай свою дурь с постоянными поездками и оседай.
—Мне всего двадцать должно исполниться, какой оседай? Я говорю про будущее, а пока дай увидеть хотя бы просторы нашей страны, я уже не говорю про другие страны, — недовольно буркнула на её глупое предложение.
— Опять думаешь только о себе.
—Алька, не начинай, — я беспомощно закатила глаза. — Не всем дано встретить своего принца в шестнадцать, который будет тебя ждать, пока ты уму – разуму наберёшься.
— Завидуй молча, — чуть протяжно выдохнула она. — Хотя, если вспомнить, своего принца ты вообще встретила в шесть лет.
— Что–то, не помню такого, — вопросительно посмотрела на задумчиво смотрящую вдаль сестру.
— Ну как же… Ты почти неделю выносила нам с бабулей мозг, своим восторженным рассказом, какой твой принц прекрасный и что Сашка Караулов, по сравнению с ним, просто «дурныш». Слово–то ещё такое подобрала, «дурныш», и где только услышала!
— Лучше Сашки Куравлёва? Это того красавчика, в зелёных шортах и красных носках, на моей любимой фотографии? Как же я смогла такое забыть? — возмущенно воскликнула я, приложив ладони к щекам.
Алька с самым серьёзным видом посмотрела на меня.
