ГЛАВА 1
– Вещи, – сообщила Мира, переваливая чемодан через порог и пристраивая громадину в углу прихожей. – Я на связи. Если что, звони.
Дождалась ответного бормотания: «Спать хочу. Не буду ни с кем связываться!» и пошла к лифту. Семь этажей вниз она проехала с закрытыми глазами, сжимая и разжимая усталые ладони. Возле подъезда глухо рычало такси, что за четверть часа домчит ее домой.
В салоне автомобиля Мира достала телефон. Экран демонстрировал зеленое поле в белых кляксах ромашек и время: двадцать-десять. Час назад группа музыкантов и сопровождающие их лица, среди которых числилась и она, прилетели из Новосибирска, после чего все участники шоу разъехались по домам. В распоряжении Миры было три часа свободного времени, целое богатство, а потом ее свалит сон. Но сколько же дел можно переделать! Почему так темно на улице?
С полминуты она заторможено вглядывалась в кромешный мрак за окном, потом изучала свет фар: белые лучи кромсали черноту неправильными многоугольниками.
– Электричество в вашем микрорайоне отключили, – догадался таксист, сбрасывая и без того небольшую скорость. – Обрыв на линии. Сегодня такое сплошь да рядом.
Мира глубокомысленно покивала и взялась за лямки рюкзака, чтобы пристроить его на спину.
– С самого обеда валит снег, – рассказывал водитель. – Не успевают коммунальные службы дороги чистить. Коллапс. Мы к вам проедем? А то забуксую в переулке.
Его пассажирка очень сомневалась, что поздним вечером некто добросовестный с энтузиазмом чистил сугробы перед ее домом.
– Возле стекляшки с цветами остановите, у них свеча в будке горит. Да, здесь, спасибо. Отсюда недалеко, дойду.
Чуть позже она поправила рюкзак, вцепилась в выдвижную ручку чемодана, держа перед собой телефон с включенным фонариком. Они с чемоданом двигались паровозиком по узкой тропинке среди сугробов, прокладывая позади «состава» широкую колею. Спустя пару минут пришлось снять очки, щедро залепленные снегом, и идти практически вслепую, низко склонив голову.
Двести метров пути оказались нелегкими. Мира взмокла под шапкой и курткой, а впереди простиралось бескрайнее поле нетронутого снега, через которое ей предстояло торить путь-дорогу. Отчаявшись, решила ломиться напрямик: мимо полузасыпанных скамеечек, детской горки и качелей к черному зеву незапертого подъезда. Возле песочницы, которую она угадала по грибку, горестно тренькнув, отлетело колесико чемодана, навсегда затерявшись в снежной целине. Мира вцепилась в ручку, удерживая накренившийся багаж, попятилась, но ее все равно занесло, и на третьем шагу она уперлась плечом в железную трубу качели. Разом обессилев от внезапно навалившейся усталости, грузно присела на деревянное сиденье.
– Кра-кра, – ворчливо отозвались железные подшипники сверху.
Мира задрала голову к грязно-серому небу, в котором диковинными спиралями закручивались легкие снежные вихри.
В полной прострации она запихнула телефон в кармашек чемодана, отпустила его ручку, выпуталась из лямок рюкзака, откидывая «горб» в сторону. Чуть позже сильно оттолкнулась ногами, и качели вознесли ее вверх, через секунду вернув к белой земле. Забытое чувство восторга! Мира даже зажмурилась от удовольствия и решила не обращать внимание на твердую крупу, колко хлещущую по щекам за компанию с ветром. Спустя время она перестала замечать это мелкое неудобство, предавшись радости полета.
Должно быть, ее укачало, и она задремала. Как-то слишком тихо стало вокруг: ветер, холод и снег для нее исчезли. Мира открыла глаза и увидела, что сидит на веревочных качелях в чужом саду. Две березы, мощеная цветными камнями дорожка, овальный фонтан, на беломраморном бортике которого вздыбился громадный черный кот.
– Кис-кис, – сказала Мира, чтобы успокоить хозяина фонтана. – Я хорошая.
– Мяу-мяу, – сварливо ответил кот. – Хорошие души в чужие дворы без спросу не вламываются.
И присел с настороженным видом. Девица озадаченно чесала затылок в шапке, не признавая говорящих животных и кардинальную смену сезона даже во сне. В шаге от качели бушевало лето. Гостья в куртке, шарфе и сапожках-унтах выглядела чужеродно среди сочной зелени и фиолетовых цветов. Шапку она уже сорвала, чтобы умная мысль имела прямой доступ к голове, но отчаянная попытка не сработала.
– Я в сказку попала, – сообразила Мира, роняя варежки и поспешно разматывая шарф. – Ты, вероятно, кот ученый, что ходит по цепи кругом. У Пушкина.
– Дуб видишь? – нелюбезно спросил кот ученый, с опаской наблюдая за манипуляциями девицы.
– Тогда вокруг березы. Во сне и не такое...
Мира сняла с себя куртку и ее неудержимо потянуло к гостеприимно распахнутой калитке, что виднелась между кустов. Надо торопиться, а то сон закончится, а она ничего не разглядела в этом царстве-государстве. Поспешно кинулась к молодой березке и обхватила ладонями ее теплый ствол, почувствовала шелковую гладкость белой коры. Как наяву!
– Тебя как зовут? – бесцеремонно спросил кот, спрыгнув с кольца фонтана.
– Мне уже двадцать четыре, поэтому можете обращаться на вы, – вывернулась Мира.
Ей нельзя произносить имя вслух. Так и приказали в голове:
«Не говори!»
– Эй, ты куда? – испугался кот, наблюдая, как гостья бежит к калитке.
– Гулять! – выкрикнула она.
Мира вприпрыжку неслась по брусчатке, вымощенной серо-голубым камнем, и давилась смехом. Дорожка вела через ромашковое поле, как у нее на телефонной заставке, в сказочно-угрюмый лес. Но какое это имеет значение во сне? Когда Мира подпрыгивала, она летела пару метров по воздуху, прежде чем обувь снова касалась земли. Парение и эйфория.
Но фантастический полет, сопряженный с глупым хихиканьем, внезапно закончился, потому что у нее в ногах запутался давнишний кот ученый. Они так и рухнули вдвоем на брусчатку, причем Мира явственно почувствовала, как сильно она ушибла колено. Хорошо, если синяками отделается.
Боль отрезвила. Она перестала беспричинно похохатывать и с претензией уставилась на взъерошенного кота, что, прихрамывая, отходил в сторону.
– Тебе нельзя туда, – зло фыркал кот-грубиян. – Назад возвращаемся.
– Мне очень надо! – выкрикнула Мира и нахмурилась, удивившись собственной одержимости. – Только зачем надо?
Она поднялась на ноги, зло мотнула головой, вытряхивая завораживающе-хрустальный звон из ушей, и в недоумении уставилась на сапог, который самопроизвольно поехал по шершавым камням в сторону леса. И левая нога последовала за правой.
– Меня тянут? – удивилась Мира.
Налетел ветер и подтолкнул сильным порывом в спину.
Кот смотрел на девицу с осуждением.
– Сопротивляйся! Ты же не конь на колесиках, которого можно вести за поводок. Тебя как зовут, душа?
«Молчи!» – приказал гадкий голос.
– Мира! – выкрикнула она, сдерживая истерический смех. – Мирослава Туок.
Каждым словом она забивала тоскливый вой в ушах.
– Мирослава, ты немедленно возвращаешься во двор, садишься на качели и закрываешь глаза, – приказал кот.
И стало легче дышать, будто из-под толстого одеяла наружу выбралась. Ей расхотелось смеяться, она развернулась на сто восемьдесят градусов и, преодолевая сильнейшее сопротивление, пошла назад. Казалось, что к ее сапогам привязали двадцатикилограммовые гири. Она тянула ноги, не в силах оторвать их от брусчатки. Назойливый голос в голове советовал сдаться, но Мира отличалась строптивостью с подросткового возраста. Если некто силой принуждал к чему-либо, действовала воспитателю наперекор.
Чем ближе подходила к забору, тем идти становилось тяжелее: рядом бесновался призрачный кукловод, толкая и раскачивая коня на колесиках. Мира ощущала, как ее опутывают невидимой упряжью и тянут назад. Один раз даже упала, и ее чувствительно протащило по дорожке, но вредный кот распластался у девицы на пути.
К калитке она подползла, а когда попала внутрь дворика, лежала неподвижно минут пять, соображая, осталось ли на теле живое место или все – один большой синяк. Битая-перебитая.
– Где заснула? – спросил взъерошенный кот ученый.
– Площадка детская, – хрипло выдохнула она. – На качелях. Тебя как зовут, зверюга?
– Хосемануэль Бустаманте, – сообщил он гордо, попутно наблюдая, как незваная гостья усаживается на качели и закрывает глаза. – Храбрый испанец я, твой отважный спаситель, почти Дон Кихот. Просыпайся!
Ее резко дернуло, снежной россыпью обожгло лицо, а следом и незащищенный затылок. Дрожащую спину обдало порывом ледяного ветра.
«Холодно!»
Мира открыла глаза и поежилась, а потом в удивлении пошевелила пальцами рук. Варежки отсутствовали, впрочем, как и вся остальная верхняя одежда.
– Где моя куртка? – вопрошала она, спрыгивая с качелей.
Завертелась юлой на месте. Чемодан заснеженной глыбой лежал поодаль, и рюкзак белым холмиком высился в стороне. Ни куртки, ни варежек, ни шапки с шарфом.
В окнах рядом стоящей трехэтажки внезапно зажегся свет, разделяя четкой границей сон и явь.
– Что это было? – вздыхала Мира, цепляя заледеневшими пальцами рюкзак на спину, потом тащила кособокий чемодан по сугробам к подъезду.
Колено ощутимо болело. Тело повсюду ныло от ее странных физических упражнений во сне.
«Какое счастье, что я не сподобилась утянуть в ту параллель рюкзак. В кармашке лежат документы, ключи… а телефон?»
Застыла в панике.
– Здесь он, – выдохнула она, вспомнив, как заталкивала гаджет в карман чемодана. – Дурдом на выезде.
Для Миры существовало порядка пяти вещей, которые она не любила: загадки и неопределенность входили в их число. И того, и другого накопилось в избытке. Она с детства искала объяснения событиям, придавая своей жизни подобие нормальности. И, как правило, натыкалась на новые вопросы.
Во-первых, она – подкидыш, то бишь в начале пути – большая неопределенность. Росла в приемной семье с младенчества, а нашли ее, как в дешевом романе, на пороге церкви. Мать и отец никогда не скрывали, что она неродная дочь, в меру сил любили, оберегали и воспитывали.
Во-вторых, Мира не была писаной красавицей, выглядела средне-статистически обычной: рослая, светловолосая, круглолицая, глазастая. Но вот с последним возникла проблема, загадка природы. Цвет глаз иногда менялся. Когда сильно волновалась и злилась. Причем правый глаз всегда был серым, а левый из серого мог превратиться в чернильно-синий, почти черный. Выяснив, по какой причине вылезало уродство, сердиться ее отучили. Она считалась спокойным, уравновешенным, почти флегматичным ребенком. А еще очки темные носила в маленьком рюкзаке. В редкие моменты, когда эмоции зашкаливали, надевала их, объясняя, что плохо переносит солнечный свет.
– …вообще, любой свет.
В-третьих, родители воспитывали дочь правильно, но, по здравому размышлению, готовили девицу к самостоятельной жизни полной непредвиденных сюрпризов и трудностей. Она с детства умела делать все: готовить еду, убирать, шить, чинить розетку, драться. Отец отдавал ее во все секции, которые попадали в поле его зрения. Она два года боксировала, потом карате, дальше случилась вольная борьба и тьма других направлений. По окончанию колледжа, Мира без особых усилий могла раскидать толпу мужиков. При всем этом драться она не любила, участвовать в соревнованиях отказывалась, оттого и менялись виды спорта, секции, учителя. Все, что культивировало агрессию, вызывало неприятие и отторжение.
Она вынырнула из мути детских и юношеских воспоминаний, как только за ее спиной захлопнулась дверь квартиры. Монотонные, выверенные годами действия: оттащить чемодан в спальню, принять горячий душ, нацепить спортивные штаны и клетчатую рубашку, из волос соорудить тяжелый узел. Потом заглянуть на кухню, вскипятить чайник и поговорить с Базилем, что поджидал ее молчаливым слушателем на специально затемненной части подоконника.
Базиль был кактусом из славного рода опунций и по форме напоминал стоячего зайчика, нарисованного двухлетним ребенком: три сплющенных, сантиметров по пятнадцать, овалов в высоту, причем тот, что рос из земли, был мощен в диаметре. На самом меньшем по размеру, третьем овале вымахали «заячьи уши», а второй довольно широкий сегмент украсился двумя симметричными лапками, дружелюбно распахнув колючие объятия.
Кактус был неприхотлив, не требовал нестандартного ухода, мог выдерживать ее разъезды и длительное отсутствие. Особенно зимой, когда его и поливать не надо. Месяц назад Мира в одиночестве ужинала в кухне и коротко пересказывала кактусу события недели – подводила итоги – тогда и пришла ей в голову светлая мысль, что Базилю не хватает человечности. И нарисовала она на зеленом овале «лица» два глаза, над каждым – три реснички, нос подковой, рот, уголки которого почему-то опустились вниз. Базиль был явно недоволен. Вероятно, кактусу не нравилось, что из него сотворили смайлик.
– Это в самом деле произошло? – вопрошала Мира. – Или не произошло. Куда исчезла одежда? Можно купить новый шарф, шапку и варежки, но куртку мне жалко.
Она зевнула, проверила телефон и убедилась, что никто не звонил. Впрочем, десять вечера. Ари давно спит, замученная гастролями, дорогой и впечатлениями, а все остальные отложили дела на завтра и сейчас либо отдыхают, либо развлекаются.
Профессию Мира выбрала себе необычную. Еще с детства она отличалась страстью к музыке. Любой. От классики до попсы. Если в переходе кто-то играл на гитаре или скрипке, будьте уверены, неподалеку сидела девочка Мира. Ходить в наушниках, где звучал джаз, рок или попса – это ее. Она совершенно не разбиралась в нотной грамоте, играть шатко-валко научилась только на ударных, но при всем этом являлась тихой обожательницей знаменитых и не очень поп-групп. После школы – родители пожали плечами, но не стали препятствовать дочери – закончила курсы менеджмента, чтобы вертеться в сфере музыкального искусства.
Последние три года она пахала на творческой ниве. Не концертным директором, и не успешным продюсером, а простым исполнительным менеджером. В данный момент под ее опекой находилась молодая поп-певица Ари Варр. Мира была ее личным ассистентом и бизнес-помощником, а по сути, принеси-подай, проконтролируй, чтобы Ари не забыла паспорт, чемодан и себя красивую, напомни о мероприятии, организуй быт и реши нетворческие задачи, если они возникли: кофе принеси, добудь карточку от гостиничного номера, поймай такси, запомни путь в гримерку.
Кроме этого, Мира отвечала «за развитие и отдых подопечной». Она делала фото и видео певицы на концертах и вне работы, выкладывала контент на порталах и в интернет-сообществах, писала текст, формировала базу поклонников, отвечала за профили Ари Варр в социальных сетях, создавала ее привлекательный образ, имидж и помогала оставаться на вершине топа.
Ари называла своего менеджера правой рукой, но, по ощущениям, Мира являлась серой тенью поп-звезды. Однако девушкой Ари была неглупой, певицей сильной, организатором хватким. Перевалив двадцать один, она сама себе стала продюсером, а Мира по мере сил помогала ей в развитии карьеры. За миловидным личиком и хрупкой внешностью Ари Варр скрывался человек с коммерческим умом и пробивной силой тарана. Чужие бойцовские качества Мира всегда ценила и уважала.
В половине одиннадцатого во входную дверь позвонили. Коротко и строго, два раза. В этот момент Мира собиралась лечь в постель, и ночной гость ее неприятно удивил.
