На их фоне заметно выделялась медицинская авиетка как размерами — она была раза в три крупнее остальных — так и оформлением: с парой ярко-красных полос и художественно выполненным рисунком змеи, обвивающей чашу.
Любопытствуя, я подошла поближе.
Озарение настигло меня внезапно. Ведь эта штука, которую я с отвлеченным интересом разглядываю уже минут пять, способна доставить больного к доктору. Сама, автоматически, в любую точку, где бы ни находился врач в данный момент. Попытаться? А что, забавно будет, если у меня все получится. Теперь бы еще и внутрь как-то попасть. Авиетка, конечно, закрыта, но не может же быть, чтобы ключ от нее был только у Мики? Ведь чаще всего ею требуется воспользоваться, когда врача рядом нет. С сомнением подкинула на ладони служебную карту-ключ с расширенным доступом — мне, как служащему первого ранга, именно такой и полагается. А если не выгорит, наверх уйдет информация о попытке несанкционированного доступа. Стыдно будет, если это где-то всплывет. А, ладно, отболтаюсь.
Зря сомневалась: двери раскрылись при первом же легком прикосновении, пропуская меня в кондиционированное нутро. Управления, считай, никакого нет — с десяток фиксированных адресов и автопоиск. Он-то мне и нужен. Включаем.
Что такое? Система требует ввести предварительный диагноз. Покопавшись в памяти, выудила оттуда ворох непонятных медицинских терминов и аккуратно вбила в соответствующую строку: «Геморроидальный инсульт, осложненный острой алкогольной недостаточностью». Надеюсь, сойдет. И даже если я вписала откровенную фигню, система должна быть рассчитана то, что за рулем окажется совершеннейший дилетант в медицине.
Аэрошка медленно и плавно поднялась в воздух, постепенно разгоняясь, стены шахты промелькнули смазанным пятном, и мы буквально выстрелили в открытый воздух рекреации.
Отсюда, с высоты купола, все казалось игрушечным. Дома и домики, участки парковой растительности, пруды и даже одно довольно крупное озеро со сдававшимися внаем весельными лодочками. Долго наслаждаться видом не пришлось. Зависнув по центру купола на мгновение, аэрошка медленно, словно принюхиваясь, развернулась на сто восемьдесят градусов и целенаправленно понеслась к тому месту, где гигантский «бублик» тора смыкался с куполом. Если Мика там, то становится понятно, почему его не нашли.
Он был там. Сидя на узком карнизе, иронично разглядывал пришедшее на напульсник сообщение, потом поднял взгляд на меня. Я выбралась из зависшей неподвижно аэрошки, уселась рядом на карниз, осторожно глянула вниз и отшатнулась — от высоты закружилась голова. Уложила на колени хвост и принялась его наглаживать — успокаивает.
— Ты меня не нашла, — вместо приветствия серьезно проговорил Мика.
Я только плечами пожала. Не очень-то и хотелось. Я же просто так, из любопытства искала, а не по чьему-то поручению.
— Ты что, тут нарочно прячешься?
— Да, но подробностей рассказывать не хочу. — Потом, осененный какой-то идеей, оживился: — Слушай, ты же у нас ксенолог? И, говорят, хороший?
— А тебе что-то надо?
— Даже и не знаю. Может, вспомнишь что-нибудь полезное о жителях Андромеды-8.
Я порылась в памяти. В обычной, человеческой, не содержалось ничего полезного. Хорошо запоминается то, с чем сталкиваешься более-менее постоянно, а гости из этого сектора галактики к нам добираются нечасто. Сосредоточилась и принялась перерывать данные, записанные на импланте. В который раз сама себе сказала, что иногда недостаток средств — благо. Единственный имплант, что подарили родители на совершеннолетие, заполнялся вдумчиво и экономно. Прежде чем туда что-то записать, любая информация прочитывалась, просматривалась весьма внимательно, фактически заучивалась наизусть. А потому теперь не приходилось слепо тыкаться в ворохе слабоструктурированных данных.
Нужное нашлось практически немедленно, в томе из серии «Тысяча и один занимательный факт о…». Тот, что хранился у меня, был посвящен особенностям строения инопланетников. Популярное издание, несерьезное, неакадемическое, записанное только лишь благодаря рекомендации преподавателя и уже не впервые оказавшееся весьма полезным.
Встряхнулась и начала дословно пересказывать статью:
— Разумная жизнь на Андромеде-8 зародилась в океане и много позже завоевала другие среды обитания. Но до сих пор ее жители так и не обзавелись скелетом. Ни внутренним, ни хотя бы даже наружным. А потому для удобства передвижения по суше и общения с иными народами галактики используют своеобразный искусственный экзоскелет…
— Вот! — перебил меня Мика (я послушно замолчала) и принялся лихорадочно набивать на коммуникаторе номер главы дипслужбы.
Врач предусмотрительно отключил звук, и первые пару минут мы имели возможность любоваться весьма выразительной пантомимой.
— Прошу прощения, сэр, но моя помощь в этом деле не требуется. Для восстановления подвижности нашего гостя требуется не медик, а технарь-ремонтник. Тем более, как я уже упоминал, я специализируюсь на болезнях людей и ничего не понимаю в ксеномедицине.
Выключил коммуникатор, победно подкинул его на ладони и, неосторожно упустив, бестрепетным взглядом проводил его полет до самого дна чаши. Потом, так же энергично развернувшись ко мне с возгласом «Ты моя умничка!», запечатал рот поцелуем. Его губы были уверенными, неожиданно твердыми, и вскоре из благодарного поцелуй перерос в страстный. Настолько, что я почти забыла, сколь ненадежен наш насест. Я — да, а он — нет. И поцелуй сам разорвал, и меня придвинул к себе поближе, и сидели мы так еще довольно долго, рассматривая окружающий пейзаж с высоты птичьего полета. И одно мне было непонятно: как же он взобрался на такую верхотуру и как планировал отсюда слезть, ведь не мог же он предвидеть наше с аэрошкой появление.
Закончился день так же, как и начался, — звонком из дома. Только на этот раз меня захотела видеть мама. Я всмотрелась в родное лицо. Очень светлая кожа, тигровой расцветки волосы и зеленые глаза, сегодня почему-то усталые и встревоженные. Прежде чем выяснить, в чем причина ее беспокойства, я принялась рассказывать какие-то пустяки из своей повседневной жизни, наблюдая, как мамин взгляд постепенно теплеет, согреваясь. Вот теперь можно и о важном поговорить.
— У Лисицких сын не выдержал экзамена на земное гражданство. И пересдача не помогла. На днях отправляют на одну из планет расселения.
Так вот в чем дело. В очередной раз столкнувшись с чужими проблемами, мама озаботилась благополучием собственного семейства.
— И потому ты решила записать Лерку еще и в школу экзотического танца. Чтобы к экзамену побольше бонусов набрать.
— Что, уже жаловалась?
— И просила на тебя как-то повлиять, — не стала врать я. — Не хочется ей распыляться. Она у нас на редкость целеустремленный ребенок.
— А если все-таки?
— Мам, ну мы же это всё уже проходили перед моими экзаменами. Земные колонии не такое уж страшное место. А кое-где можно устроиться даже с большим комфортом, чем на Земле. Ограничений там уж точно меньше. И это худший вариант. Что вообще тебя заставляет думать, что младшенькая с чем-то там может не справиться? Она-то, в отличие от меня, пошла в тебя.
— Это если она поставит себе цель — остаться на Земле. А вдруг нет?
— Значит, это будет ее выбор, и тогда беспокоиться тем более не о чем. И вообще, до этого благословенного дня, когда это малолетнее чудовище будет считаться взрослой, еще целых пять лет.
И еще множество слов, позволяющих забыть, что, сколько бы свобод не обещали новые осваиваемые земли, добровольно покидать колыбель нашей цивилизации никто особенно не спешит.
Хвост нервно и раздраженно дергался из стороны в сторону, уши стояли торчком, и я ничего не пыталась с этим поделать. Надо же как-то выплескивать накопившиеся эмоции. А увидеть и оценить мое состояние никто не сможет. Одна я, сижу за ресторанным столиком, отгороженным ширмами от остального зала. Не желаю ни с кем общаться.
Гоняемые с одного края тарелки на другой кусочки зелени и омлета уже превратились в неаппетитную массу, а я все продолжала жалеть себя. Ну почему у других парни как парни, а мне достался какой-то спящий красавец?! Нет, когда он выпадает из этого своего сонного состояния, как это было, когда мы позавчера сидели на карнизе, то очень даже похож на Мужчину Моей Мечты. Но уже на следующий день меня после работы опять встречал обычный Сладкий Зайка, немного вялый и сонный, но очень милый. И даже целуется он в этих двух своих состояниях по-разному. Вчера, например, прервала поцелуй и отстранилась я сама. И именно поэтому до постели у нас так и не дошло.
Разорвать отношения? Тоже не лучший выход. Во-первых, он мне все-таки нравится. Очень. Во-вторых, я не даром столько времени избегала заводить поклонника из ближнего своего окружения. Расстаться с таким, если вдруг отношения не сложатся, не внеся психологической напряженности в свой ближний круг, будет очень не просто. И ведь пока он был мне просто другом, меня все устраивало, а теперь…
— Тайриша? У тебя здесь не занято? — презрев вывешенный на двери знак, что девушка желает побыть одна, в проеме раздвинутой ширмы возник Некон.
Опять, что ли, белковый синтезатор требует дозаправки? Вроде бы «Мясные сады» совсем недавно присылали своего представителя.
Я глянула в свою тарелку, содержимое которой превратилось в однородное желто-зеленое месиво, и еще раз раздраженно дернула хвостом:
— Свободно.
Подскочив, я широким жестом, едва не промахнувшись, отправила тарелку в утилизатор и выскочила из ресторана.
Нигде покоя нет. У себя в комнате, что ли, запереться? Вообще-то я собиралась собственноручно занести шефу отчеты, и даже специально сходила поесть, чтобы хоть так привести себя в равновесное состояние. Но не выгорело. Отправлю по почте. Нет у меня сейчас никакого желания общаться с его секретаршей.
В комнате меня ожидал сюрприз. Окруженные стабилизирующим полем, в высокой вазе стояли шесть лилий. Нет, это не цветы в традиционном понимании этого слова, это такие живые украшения, специально выведенные для модниц селекционерами-генетиками. У них тонкий полупрозрачный стебель (всего в три раза толще человеческого волоса), на одном конце которого находится цветок, а на другом — своеобразная «присоска» для крепления к коже головы. В настоящий момент существуют в трех видах: роза, лилия и фиалка, — но на свои прототипы достижения генной инженерии похожи только условно. Особого ухода не требуют, даже расчесываться можно относительно спокойно: во время этой процедуры цветочки просто складывают свои лепестки. Живут неограниченно долго, ну или, по крайней мере, до сих пор не зафиксировано случаев, чтобы цветы начали вянуть прежде, чем надоедят хозяйке. Строго-биологически относятся к паразитам, так как питаются за счет соков тела человека, но, насколько я знаю, никого это особенно не смущает.
— Домовой, откуда это? — задала я искину закономерный вопрос, продолжая заворожено рассматривать это чудо.
— По почте пришло.
— От кого?
— Адресант неизвестен.
— А это точно мне? — Не в силах побороть искушение, я уже протягивала руку к вазе.
— Не могу знать.
А, ладно. Даже если их мне доставили по ошибке, сами виноваты. Или это продолжение так называемого конфетно-букетного периода? Ой, кстати. Конфеты-то так и остались валяться у меня в рабочем кабинете, совсем забыла я о них. Надо будет выбросить — несвежие уже.
Снова перевела взгляд на цветы, нежные стеклянистые стебли которых уже сжимала в пальцах. И решилась. Уверенным движением разделила свою русую копну на прямой пробор и первую пару лилий закрепила почти на макушке, прямо за ушами, третья — на висках, а вторая — где-то между первой и третьей. Вживлялись они очень просто: прикладываешь кончик к коже и прижимаешь подушечкой пальца на тридцать секунд. Все. А вот для того, чтобы потом избавиться, придется идти в специальный салон. Нескоро. Я тряхнула головой, любуясь, как нежные цветочки в художественном беспорядке запутываются в прядях. Очень нескоро.
Пойти гулять и хвастаться, чтобы выслушать несколько приятных комплиментов, или, как планировала, провести тихий вечер дома? Вообще-то хотелось бегать и хвастаться. Детский порыв, недостойный взрослой женщины и серьезного специалиста. Вот же блин, иногда невозможность выплеснуть эмоции так, как того хочется, угнетает неимоверно! В результате плюхнулась на кровать с очередным сентиментальным романом Бетти Джои из серии «Забытая страсть» о непростых отношениях нефтяного магната и журналистки. Двадцатый век, романтика. Многовато антуражных деталей и отступлений с разъяснениями, почему герои поступают так, а не иначе, но мне нравится.
Над романом я практически заснула, когда прямо над ухом прозвучал звонок вызова по внутристанционной связи, вырывая меня из дремы. Мрачно глядящий с экрана шеф минуту помолчал, оглядывая мою заспанную физиономию, и приказным тоном произнес:
— С этого дня замещаешь Мийрона. На службе быть через полчаса.
Я без возражений собралась и вышла, даже не полюбопытствовав, что там такое могло случиться с нашим мэтром. Как-то в голову не пришло. И уже даже не через полчаса, а через двадцать минут дисциплинированно сидела на своем рабочем месте, просматривая график движения на ближайшие часы.
Работа двигалась споро: выписать название расы, скопировать по ней статью из ксенологической энциклопедии и можно отправлять команде встречающих. Яйрины, кажется, встречались дважды. Или трижды? Неважно. Скопировала, отправила.
— Дежурный ксенолог, просьба срочно явиться в тридцать четвертую приемную кабину, — механическим голосом просигналила система.
Хорошо. Явиться, так явиться. Недоделанный файл оставила незакрытым и отправилась к остановке монорельса. Так, стоп. Почему я иду к общественной, если я на работе? Развернулась и потопала к служебной, выход на которую открывался прямо из нашего рабочего кабинета. Тридцать четвертая или пятьдесят четвертая? Неважно. Поеду к ближайшей.
Мысли в голове двигались как-то вяло и нехотя, можно даже сказать, стояли на месте. За двухминутную поездку я опять умудрилась почти заснуть, встряхнувшись только от резкой остановки. У дверей тридцать четвертой кабины царило нездоровое оживление: дважды входили и выходили какие-то люди, возбужденно жестикулирующие и обсуждающие что-то на повышенных тонах. Зевнув, я прошла внутрь. Я уже говорила, что не люблю, когда во время кризисных ситуаций с меня немедленно начинают требовать объяснений, не дав даже толком осмотреться?
— Это что такое? — подскочил ко мне важный дядя, широким жестом поводя в сторону трех мелко подрагивающих меховых кучек. Да, помнится, именно так я и подумала: «Важный дядя».
После минуты сосредоточенного рассматривания, с некоторым напряжением узнала в меховых кучках вей, только свернувшихся клубком и прикрывших лица пушистыми хвостами.
— Не знаю. — Я переключилась на разглядывание стен, сегодня сменивших цвет с нейтрально бежевого, на сложные узоры кроваво-красного и кислотно-салатового оттенка.
И кому такое могло прийти в голову? Помнится, моя мама такое сочетание цветов называла «вырви глаз».
— Что значит «не знаю»? А кто знать должен? — Он почти кричал.
— Не знаю, — опять повторила я.
Любопытствуя, я подошла поближе.
Озарение настигло меня внезапно. Ведь эта штука, которую я с отвлеченным интересом разглядываю уже минут пять, способна доставить больного к доктору. Сама, автоматически, в любую точку, где бы ни находился врач в данный момент. Попытаться? А что, забавно будет, если у меня все получится. Теперь бы еще и внутрь как-то попасть. Авиетка, конечно, закрыта, но не может же быть, чтобы ключ от нее был только у Мики? Ведь чаще всего ею требуется воспользоваться, когда врача рядом нет. С сомнением подкинула на ладони служебную карту-ключ с расширенным доступом — мне, как служащему первого ранга, именно такой и полагается. А если не выгорит, наверх уйдет информация о попытке несанкционированного доступа. Стыдно будет, если это где-то всплывет. А, ладно, отболтаюсь.
Зря сомневалась: двери раскрылись при первом же легком прикосновении, пропуская меня в кондиционированное нутро. Управления, считай, никакого нет — с десяток фиксированных адресов и автопоиск. Он-то мне и нужен. Включаем.
Что такое? Система требует ввести предварительный диагноз. Покопавшись в памяти, выудила оттуда ворох непонятных медицинских терминов и аккуратно вбила в соответствующую строку: «Геморроидальный инсульт, осложненный острой алкогольной недостаточностью». Надеюсь, сойдет. И даже если я вписала откровенную фигню, система должна быть рассчитана то, что за рулем окажется совершеннейший дилетант в медицине.
Аэрошка медленно и плавно поднялась в воздух, постепенно разгоняясь, стены шахты промелькнули смазанным пятном, и мы буквально выстрелили в открытый воздух рекреации.
Отсюда, с высоты купола, все казалось игрушечным. Дома и домики, участки парковой растительности, пруды и даже одно довольно крупное озеро со сдававшимися внаем весельными лодочками. Долго наслаждаться видом не пришлось. Зависнув по центру купола на мгновение, аэрошка медленно, словно принюхиваясь, развернулась на сто восемьдесят градусов и целенаправленно понеслась к тому месту, где гигантский «бублик» тора смыкался с куполом. Если Мика там, то становится понятно, почему его не нашли.
Он был там. Сидя на узком карнизе, иронично разглядывал пришедшее на напульсник сообщение, потом поднял взгляд на меня. Я выбралась из зависшей неподвижно аэрошки, уселась рядом на карниз, осторожно глянула вниз и отшатнулась — от высоты закружилась голова. Уложила на колени хвост и принялась его наглаживать — успокаивает.
— Ты меня не нашла, — вместо приветствия серьезно проговорил Мика.
Я только плечами пожала. Не очень-то и хотелось. Я же просто так, из любопытства искала, а не по чьему-то поручению.
— Ты что, тут нарочно прячешься?
— Да, но подробностей рассказывать не хочу. — Потом, осененный какой-то идеей, оживился: — Слушай, ты же у нас ксенолог? И, говорят, хороший?
— А тебе что-то надо?
— Даже и не знаю. Может, вспомнишь что-нибудь полезное о жителях Андромеды-8.
Я порылась в памяти. В обычной, человеческой, не содержалось ничего полезного. Хорошо запоминается то, с чем сталкиваешься более-менее постоянно, а гости из этого сектора галактики к нам добираются нечасто. Сосредоточилась и принялась перерывать данные, записанные на импланте. В который раз сама себе сказала, что иногда недостаток средств — благо. Единственный имплант, что подарили родители на совершеннолетие, заполнялся вдумчиво и экономно. Прежде чем туда что-то записать, любая информация прочитывалась, просматривалась весьма внимательно, фактически заучивалась наизусть. А потому теперь не приходилось слепо тыкаться в ворохе слабоструктурированных данных.
Нужное нашлось практически немедленно, в томе из серии «Тысяча и один занимательный факт о…». Тот, что хранился у меня, был посвящен особенностям строения инопланетников. Популярное издание, несерьезное, неакадемическое, записанное только лишь благодаря рекомендации преподавателя и уже не впервые оказавшееся весьма полезным.
Встряхнулась и начала дословно пересказывать статью:
— Разумная жизнь на Андромеде-8 зародилась в океане и много позже завоевала другие среды обитания. Но до сих пор ее жители так и не обзавелись скелетом. Ни внутренним, ни хотя бы даже наружным. А потому для удобства передвижения по суше и общения с иными народами галактики используют своеобразный искусственный экзоскелет…
— Вот! — перебил меня Мика (я послушно замолчала) и принялся лихорадочно набивать на коммуникаторе номер главы дипслужбы.
Врач предусмотрительно отключил звук, и первые пару минут мы имели возможность любоваться весьма выразительной пантомимой.
— Прошу прощения, сэр, но моя помощь в этом деле не требуется. Для восстановления подвижности нашего гостя требуется не медик, а технарь-ремонтник. Тем более, как я уже упоминал, я специализируюсь на болезнях людей и ничего не понимаю в ксеномедицине.
Выключил коммуникатор, победно подкинул его на ладони и, неосторожно упустив, бестрепетным взглядом проводил его полет до самого дна чаши. Потом, так же энергично развернувшись ко мне с возгласом «Ты моя умничка!», запечатал рот поцелуем. Его губы были уверенными, неожиданно твердыми, и вскоре из благодарного поцелуй перерос в страстный. Настолько, что я почти забыла, сколь ненадежен наш насест. Я — да, а он — нет. И поцелуй сам разорвал, и меня придвинул к себе поближе, и сидели мы так еще довольно долго, рассматривая окружающий пейзаж с высоты птичьего полета. И одно мне было непонятно: как же он взобрался на такую верхотуру и как планировал отсюда слезть, ведь не мог же он предвидеть наше с аэрошкой появление.
Закончился день так же, как и начался, — звонком из дома. Только на этот раз меня захотела видеть мама. Я всмотрелась в родное лицо. Очень светлая кожа, тигровой расцветки волосы и зеленые глаза, сегодня почему-то усталые и встревоженные. Прежде чем выяснить, в чем причина ее беспокойства, я принялась рассказывать какие-то пустяки из своей повседневной жизни, наблюдая, как мамин взгляд постепенно теплеет, согреваясь. Вот теперь можно и о важном поговорить.
— У Лисицких сын не выдержал экзамена на земное гражданство. И пересдача не помогла. На днях отправляют на одну из планет расселения.
Так вот в чем дело. В очередной раз столкнувшись с чужими проблемами, мама озаботилась благополучием собственного семейства.
— И потому ты решила записать Лерку еще и в школу экзотического танца. Чтобы к экзамену побольше бонусов набрать.
— Что, уже жаловалась?
— И просила на тебя как-то повлиять, — не стала врать я. — Не хочется ей распыляться. Она у нас на редкость целеустремленный ребенок.
— А если все-таки?
— Мам, ну мы же это всё уже проходили перед моими экзаменами. Земные колонии не такое уж страшное место. А кое-где можно устроиться даже с большим комфортом, чем на Земле. Ограничений там уж точно меньше. И это худший вариант. Что вообще тебя заставляет думать, что младшенькая с чем-то там может не справиться? Она-то, в отличие от меня, пошла в тебя.
— Это если она поставит себе цель — остаться на Земле. А вдруг нет?
— Значит, это будет ее выбор, и тогда беспокоиться тем более не о чем. И вообще, до этого благословенного дня, когда это малолетнее чудовище будет считаться взрослой, еще целых пять лет.
И еще множество слов, позволяющих забыть, что, сколько бы свобод не обещали новые осваиваемые земли, добровольно покидать колыбель нашей цивилизации никто особенно не спешит.
ГЛАВА 4
Хвост нервно и раздраженно дергался из стороны в сторону, уши стояли торчком, и я ничего не пыталась с этим поделать. Надо же как-то выплескивать накопившиеся эмоции. А увидеть и оценить мое состояние никто не сможет. Одна я, сижу за ресторанным столиком, отгороженным ширмами от остального зала. Не желаю ни с кем общаться.
Гоняемые с одного края тарелки на другой кусочки зелени и омлета уже превратились в неаппетитную массу, а я все продолжала жалеть себя. Ну почему у других парни как парни, а мне достался какой-то спящий красавец?! Нет, когда он выпадает из этого своего сонного состояния, как это было, когда мы позавчера сидели на карнизе, то очень даже похож на Мужчину Моей Мечты. Но уже на следующий день меня после работы опять встречал обычный Сладкий Зайка, немного вялый и сонный, но очень милый. И даже целуется он в этих двух своих состояниях по-разному. Вчера, например, прервала поцелуй и отстранилась я сама. И именно поэтому до постели у нас так и не дошло.
Разорвать отношения? Тоже не лучший выход. Во-первых, он мне все-таки нравится. Очень. Во-вторых, я не даром столько времени избегала заводить поклонника из ближнего своего окружения. Расстаться с таким, если вдруг отношения не сложатся, не внеся психологической напряженности в свой ближний круг, будет очень не просто. И ведь пока он был мне просто другом, меня все устраивало, а теперь…
— Тайриша? У тебя здесь не занято? — презрев вывешенный на двери знак, что девушка желает побыть одна, в проеме раздвинутой ширмы возник Некон.
Опять, что ли, белковый синтезатор требует дозаправки? Вроде бы «Мясные сады» совсем недавно присылали своего представителя.
Я глянула в свою тарелку, содержимое которой превратилось в однородное желто-зеленое месиво, и еще раз раздраженно дернула хвостом:
— Свободно.
Подскочив, я широким жестом, едва не промахнувшись, отправила тарелку в утилизатор и выскочила из ресторана.
Нигде покоя нет. У себя в комнате, что ли, запереться? Вообще-то я собиралась собственноручно занести шефу отчеты, и даже специально сходила поесть, чтобы хоть так привести себя в равновесное состояние. Но не выгорело. Отправлю по почте. Нет у меня сейчас никакого желания общаться с его секретаршей.
В комнате меня ожидал сюрприз. Окруженные стабилизирующим полем, в высокой вазе стояли шесть лилий. Нет, это не цветы в традиционном понимании этого слова, это такие живые украшения, специально выведенные для модниц селекционерами-генетиками. У них тонкий полупрозрачный стебель (всего в три раза толще человеческого волоса), на одном конце которого находится цветок, а на другом — своеобразная «присоска» для крепления к коже головы. В настоящий момент существуют в трех видах: роза, лилия и фиалка, — но на свои прототипы достижения генной инженерии похожи только условно. Особого ухода не требуют, даже расчесываться можно относительно спокойно: во время этой процедуры цветочки просто складывают свои лепестки. Живут неограниченно долго, ну или, по крайней мере, до сих пор не зафиксировано случаев, чтобы цветы начали вянуть прежде, чем надоедят хозяйке. Строго-биологически относятся к паразитам, так как питаются за счет соков тела человека, но, насколько я знаю, никого это особенно не смущает.
— Домовой, откуда это? — задала я искину закономерный вопрос, продолжая заворожено рассматривать это чудо.
— По почте пришло.
— От кого?
— Адресант неизвестен.
— А это точно мне? — Не в силах побороть искушение, я уже протягивала руку к вазе.
— Не могу знать.
А, ладно. Даже если их мне доставили по ошибке, сами виноваты. Или это продолжение так называемого конфетно-букетного периода? Ой, кстати. Конфеты-то так и остались валяться у меня в рабочем кабинете, совсем забыла я о них. Надо будет выбросить — несвежие уже.
Снова перевела взгляд на цветы, нежные стеклянистые стебли которых уже сжимала в пальцах. И решилась. Уверенным движением разделила свою русую копну на прямой пробор и первую пару лилий закрепила почти на макушке, прямо за ушами, третья — на висках, а вторая — где-то между первой и третьей. Вживлялись они очень просто: прикладываешь кончик к коже и прижимаешь подушечкой пальца на тридцать секунд. Все. А вот для того, чтобы потом избавиться, придется идти в специальный салон. Нескоро. Я тряхнула головой, любуясь, как нежные цветочки в художественном беспорядке запутываются в прядях. Очень нескоро.
Пойти гулять и хвастаться, чтобы выслушать несколько приятных комплиментов, или, как планировала, провести тихий вечер дома? Вообще-то хотелось бегать и хвастаться. Детский порыв, недостойный взрослой женщины и серьезного специалиста. Вот же блин, иногда невозможность выплеснуть эмоции так, как того хочется, угнетает неимоверно! В результате плюхнулась на кровать с очередным сентиментальным романом Бетти Джои из серии «Забытая страсть» о непростых отношениях нефтяного магната и журналистки. Двадцатый век, романтика. Многовато антуражных деталей и отступлений с разъяснениями, почему герои поступают так, а не иначе, но мне нравится.
Над романом я практически заснула, когда прямо над ухом прозвучал звонок вызова по внутристанционной связи, вырывая меня из дремы. Мрачно глядящий с экрана шеф минуту помолчал, оглядывая мою заспанную физиономию, и приказным тоном произнес:
— С этого дня замещаешь Мийрона. На службе быть через полчаса.
Я без возражений собралась и вышла, даже не полюбопытствовав, что там такое могло случиться с нашим мэтром. Как-то в голову не пришло. И уже даже не через полчаса, а через двадцать минут дисциплинированно сидела на своем рабочем месте, просматривая график движения на ближайшие часы.
Работа двигалась споро: выписать название расы, скопировать по ней статью из ксенологической энциклопедии и можно отправлять команде встречающих. Яйрины, кажется, встречались дважды. Или трижды? Неважно. Скопировала, отправила.
— Дежурный ксенолог, просьба срочно явиться в тридцать четвертую приемную кабину, — механическим голосом просигналила система.
Хорошо. Явиться, так явиться. Недоделанный файл оставила незакрытым и отправилась к остановке монорельса. Так, стоп. Почему я иду к общественной, если я на работе? Развернулась и потопала к служебной, выход на которую открывался прямо из нашего рабочего кабинета. Тридцать четвертая или пятьдесят четвертая? Неважно. Поеду к ближайшей.
Мысли в голове двигались как-то вяло и нехотя, можно даже сказать, стояли на месте. За двухминутную поездку я опять умудрилась почти заснуть, встряхнувшись только от резкой остановки. У дверей тридцать четвертой кабины царило нездоровое оживление: дважды входили и выходили какие-то люди, возбужденно жестикулирующие и обсуждающие что-то на повышенных тонах. Зевнув, я прошла внутрь. Я уже говорила, что не люблю, когда во время кризисных ситуаций с меня немедленно начинают требовать объяснений, не дав даже толком осмотреться?
— Это что такое? — подскочил ко мне важный дядя, широким жестом поводя в сторону трех мелко подрагивающих меховых кучек. Да, помнится, именно так я и подумала: «Важный дядя».
После минуты сосредоточенного рассматривания, с некоторым напряжением узнала в меховых кучках вей, только свернувшихся клубком и прикрывших лица пушистыми хвостами.
— Не знаю. — Я переключилась на разглядывание стен, сегодня сменивших цвет с нейтрально бежевого, на сложные узоры кроваво-красного и кислотно-салатового оттенка.
И кому такое могло прийти в голову? Помнится, моя мама такое сочетание цветов называла «вырви глаз».
— Что значит «не знаю»? А кто знать должен? — Он почти кричал.
— Не знаю, — опять повторила я.
