Закрыв свой рот и нос грязным платком, пират щедро осыпал меня порошком. Не успев ничего сообразить, я отключилась. И вновь пришла в себя, когда меня привезли в поселок рабов. И пересадили в другую клетку.
Где-то на краю сознания я понимала, что это воспоминания, но даже сейчас вся горечь и отчаянье того момента навалились на меня в полную силу.
Земляной пол, железные прутья, пустые глаза насельников клетки... я даже не могла понять, сколько их здесь. В углу стояло смердящее ведро, которое составляло все удобства. Ни одеял, ни шкур — ничего. Один сухой ветер носился над головами, поднимая пыль. Вокруг расстилалась голая рыжая земля с редкими кустиками колючек, посеревшими на жарком солнце.
Рядом стояли такие же клетки, заполненные грязными детьми. Между ними ходили только надзиратели, даже слуг, варивших еду в грязных котлах, сюда не пускали.
Квадратная клетка, в которую я попала, находилась у самого края, почти у забора, за ней рядом ворота и непонятный колодец, укрытый уложенными на палки шкурами. За первыми воротами находились какие-то укрепления, за ними виднелись жилища охранников. Убежать из клетки возможно, но прорваться за ограду — нет.
Гномы, люди, и эльфы были рассажены по отдельным клеткам, и только в той, куда попала я, был полный разброд, то ли от того, что здесь сидят особо ценные рабы, то ли наоборот.
Я плакала и кричала до хрипоты, в гневе сотрясая толстые решетки кулаками. Кучка грязных, лохматых и невыносимо вонючих детей отрешенно наблюдала за моей истерикой со стороны, и ко мне не приближалась.
— Мамочка… Папа! Папочка… — громко всхлипывала я, размазывая рыжую грязь по щекам. Но никто меня не слышал. Довольно быстро силы иссякли и, обессилено глотая слезы, я опустилась на рыжую землю.
Вечером налетели комары и прочие кровососущие твари, коих здесь несметное количество, теперь все тело горело от укусов. Проклиная дурацкую защиту, которая не предусматривала такую малость как комары, я стирала горькие слезы, с надеждой поглядывала в небо.
Болели долго связанные в плаванье руки, слезы не кончались, очень хотелось пить, жара была невыносимой. Со всех сторон, словно специально издеваясь, слетались мухи, от которых не спасала даже магия. Они лазали по липкому от пота и грязи телу, доводя до исступления. Очень быстро к первым кровопийцам присоединились вши, которых я могла на какое-то время утихомирить магией, но через день они появлялись вновь.
От бессилия измученные насельники клетки ни разговаривать, ни общаться не хотели. Валялись неподвижно на земле в ожидании решения своей участи. И оживлялись только два раза в день: когда надзиратели кидали в клетку фляжку с водой, за которую была драка; и когда один из надзирателей, чтобы разбудить, рано утром выливал на нас ведро холодной воды.
От мысли, что меня оставили тут одну, в груди рождалась невыносимая паника. Хотелось кричать и звать на помощь, выносить все это было просто невозможно. Сидя в углу, я смахивала слезы, и с надеждой всматривалась вдаль, не появится ли в голубом небе черная точка.
Сквозь туман воспоминаний в голове раздался настойчивый вопрос: «Что за точка? Кого ты ждала?»
— Того, кто сможет спасти и наказать тех, кто меня похитил.
— Ты ждала, что твой отец обратится к хозяину империи, дракону?
— Мне было двенадцать лет, я ждала только спасения.
— Тогда почему именно точка в небе?
Вместо ответа я продолжила вспоминать.
Один из юных пленников, доведенный до крайней степени отчаянья, схватился за прутья и, не шутя, принялся изо всех сил биться о них головой, рассекая плоть о железо.
Меня, словно дождем, обсыпало каплями крови. Именно это заставило поднять голову, чтобы рассмотреть, что происходит.
Темноволосый мальчишка был тощим, ростом чуть выше меня и старше на пару лет. Надетые на него кожаный жилет, рубашка и широкие домотканые штаны из серого сукна выдавали типичного жителя рыбацкого поселка.
Наверно, если бы я тогда безразлично закрыла глаза, как это сделали остальные измученные пленники, — сон, единственное, что спасало от нескончаемых мук, и никто не хотел им жертвовать, — скоро погибла бы. Но я приподняла голову, потом с усилием встала сама, потревожив толпу мух, накинувшихся на кровавую трапезу.
— Что с тобой? — тихо спросила я.
Но мальчишка не реагировал, исступленно убивая себя о толстые прутья.
Я сковала его магией и развернула к себе, пытаясь поймать взгляд. Но мутные глаза мальчишки на разбитом в кровь лице в отчаянии смотрели куда-то мимо меня.
— Что с тобой? — настойчиво повторила я вопрос, осознавая, как нелепо он звучит в этой клетке.
— Они почти сожрали меня! Я готов вырвать свои волосы, лишь бы убрать их с себя! — стиснув зубы, с ненавистью простонал мальчишка.
Я на миг задумалась, надеясь, что он больше не будет крушить свою голову, вежливо спросила:
— Ты готов расстаться со своей прической?
Он безучастно посмотрел на меня, но так и не ответил. Я робко пообещала:
— Хуже не будет! Хотя мухи… но от них никуда не деться. — Я вопросительно на него посмотрела. — Но, если ты не против, я уберу твои волосы полностью.
Отчаянно махнув рукой, он сел на землю передо мною, подтянув к себе свои острые колени, и в отчаянии обнял их тонкими длинными руками.
Я медленно провела рукой по его голове, мягким огнем сжигая спутанные пряди.
Через десять минут с насекомыми на голове было покончено. Но радовались мы недолго, расчесанная до крови голова мальчишки показалась мухам особенно изысканным угощением. Теперь они рвались к его голове, наседая как ненормальные. Так что сжиганием волос я не отделалась, пришлось искать, чем прикрыть лысую голову.
С огромным трудом я разорвала одну из своих нижних юбок и повязала ему на голову розовый лоскут:
— Теперь ты похож на настоящего пирата, только серьги в ухе не хватает… — довольно заметила я, склоняя голову то в одну, то в другую сторону, чтобы рассмотреть мальчишку, словно лично сотворенное мной художественное произведение.
— Че, правда? — воодушевился паренек, осторожно щупая руками шелковую ткань на голове.
— Ну конечно! — уверенно сообщила я, магией выдувая из клетки сожженные волосы. — Цвет немного подкачал, но одна ночевка на земле, и все станет рыжим, — горячо заверила я.
— Ладно, посмотрим… — удовлетворился моим ответом парень.
Он не стал больше разговаривать со мной и даже не поблагодарил за помощь, как я ожидала. Отошел к противоположному углу, туда, где находился до этого, и молча лег, устроив спасенную от насекомых голову прямо на земле.
Я села на свое место. Досада на неблагодарного мальчишку была недолгой, очень скоро дремота затянула меня в свои спасительные объятья, спасая от сожалений и мух.
Утро началось с того, что нас вновь облили водой. Если бы они это делали днем, в самую жару, это было бы просто сказочно прекрасно. Но, увы, нас обливали сонным прохладным утром, когда каждая капелька тепла на вес золота.
Потом охранники привычно пошвыряли в клетку плошки с чем-то слизким и одну фляжку с водой на всех. Насельники с ожесточением набросились на еду.
Я отстраненно сидела в своем углу, от нечего делать, наклоняя грязную плошку так, чтобы склизкое содержимое медленно скатывалось по помятой стенке, и думала, как скоро найдут меня папа или мама. Старший братик или дядя Лорм. Или…
Вчерашний мальчишка уже в порыжевшей бандане приблизился ко мне, прервав мои грустные размышления словами:
— Зря ты ее не ешь. Просто ее еще вчера сварили. На жаре постояла. Потому такая противная… Ну кто тут будет тебе завтрак из трех блюд готовить? — подметив мой брезгливый взгляд, брошенный на кашу, с сарказмом пояснил он.
Я медленно подняла на него глаза, не прекращая свою игру со склизкой массой в плошке, но отвечать ему не стала. Оказывается, мальчика все это время протягивал мне флягу, пытаясь напоить.
— Пей…
Вяло покачала головой.
— Обойдусь…
— Ты что думаешь, что ты первая эльфийка здесь?
Высокомерно подняла брови, что он этим хотел сказать? Мальчик продолжил:
— Пей, без воды, может, и не умрешь, но очень измучаешься.
Позади него уже стоял глухой рокот недовольных, которых силой лишили воды, так щедро предложенной мне. Но открыто никто не возмущался, этот парень здесь был самый взрослый и, видимо, самый сильный.
— Не капризничай, пей, принцесса… Никто твоего благородства не оценит, тут его быстро ломают, — насмешливо добавил он.
Я покачала головой, опуская взгляд и вновь отказываясь от воды.
Парень все же настойчиво втолкнул фляжку в мои руки:
— Если не выпьешь, через два дня обессилишь так, что поднять ресницы не сможешь, не то что встать, а у тебя магия живая, в отличие от меня. — Парень с отвращением продемонстрировал линию «драконьего браслета», тонкий нарост из чешуи на запястье, и грустно показал глазами: «Так-то!»
— Хорошо. — Я сделала два небольших глотка и вернула фляжку. — Спасибо.
— Да вроде как не за что… — буркнул он и передал воду жаждущим собратьям по клетке. — Дик…
— В смысле? — не поняла я.
— Меня зовут Дик, — насмешливо пояснил он.
— О… Айонель, — смущенно представилась я, подтягивая колени к груди и укрывая их перепачканным подолом. До этого момента я с мальчишками не знакомилась. Дружила только с племянником, но мне легче было считать Габриеля братом.
— Я еще по ушам понял, что «нель», — «тактично» пробормотал он, на этот раз усевшись на землю со мной рядом.
Вот так мы познакомились с Диком.
«Как он стал твоим суженым?» Опять этот настырный голос в голове.
«Чуть позже… Сначала появился Лео»
В тот же день в нашей клетке умер человеческий ребенок лет восьми. Остальные рабы, словно испуганные зверьки, отступили от него в другую часть клетки, с ужасом поглядывая на неподвижное крошечное тело.
Кто-то беззвучно плакал, — очень беззвучно, за громкие звуки рабов наказывали, спуская им с рук только первую неуправляемую истерику, — кто-то остался равнодушен, кто-то, как я, едва скрывал шок, не в состоянии поверить в случившееся.
Я хотела позвать надзирателя, но Дик меня одернул:
— Не вздумай! Если их потревожить в такую жару, то нам достанется и никому мало не покажется!
— Как это?
Дик пренебрежительно фыркнул:
— Может, воды лишат, тогда вот эти, — он грубо ткнул пальцем в двух рыжих человеческих детей постарше, — за этим пойдут. А может, стоять всю ночь заставят, тогда всем туго придется.
— И что нам делать? — тихо спросила я, не сводя заплаканных глаз с погибшего ребенка.
— Мне показалось или ты задумала всем тут помочь? Ответственная самая, что ли? — насмешничал Дик.
— Если даже так, то что? Это плохо, что ли? — серьезно взглянув ему в глаза, ответила я. Дик, презрительно скривившись, просто пожал плечами.
Сколько помню, меня родители воспитывали так: что я отвечаю за себя, потом за окружающих. Внушали, что мне нельзя жить беззаботно. Пока я грустно размышляла над тем, насколько плохо это у меня получается, Дик продолжал насмешничать:
— Ну-ну, а ты попробуй, заступись за одного, чтобы всех воды лишили, я посмотрю, как они тебя в благодарность на части рвать будут, принцесса.
— Не успеют, меня папа найдет…— тихо поделилась я главной надеждой. Пусть и неуверенно прозвучал мой ответ, но в то время я жила только этим.
Дик схватился за живот, изображая дикий смех, и бесшумно повалился на землю.
— Ой, потешная, я так и ждал, что ты что-нибудь этакое смешное скажешь! — довольно хмыкнул он, «насмеявшись». — Да здесь все отрезано от поиска, думаешь, тебя первую у родителей сперли? Если бы это место можно было найти, никого бы тут уже не было! Вот сколько ты дней здесь?
Мне хотелось его сильно стукнуть кулаком, чтобы он прекратил смеяться, но все же я сдержанно ответила:
— Пять…
— И чего же они тебя еще не нашли?
Издевается…
Я с горечью на него посмотрела и отвернулась. Это было так больно, будто Дик палкой ткнул в открытую рану.
— Считаю, что лучше себе не врать… — тихо прозвучало за моей спиной. — И попытаться приспособиться. И выжить! Чтобы потом прийти и показать им! Расплатиться за все!..
Я не стала ему отвечать и смотреть в его гневные глаза не стала. Боялась, что хлынут слезы, что сломаюсь и разревусь в голос, потому что выносить такое было выше моих сил!
— Ладно тебе, не дуйся, принцессочка. — Дик, веселясь, пихнул меня локтем в бок.
Я с гневом на него зашипела:
— Грубиян…
— Да ладна тебе, хрустальная какая, тронуть нельзя, — фыркнул он.
— Вот и нельзя! Следующий раз я тебя так пихну, вылетишь отсюда! — прорычала я, легонько отталкивая от себя Дика.
Опыт словесных баталий у меня большой, мы часто ругались с Гейбом, предаваясь этому занятию со всевозможной горячностью.
— А ты пихни, пихни меня… — насмешливо прищурившись в предвкушении забавы, подначивал Дик, видимо решив, что я лучшее здесь развлечение.
Но ничего у него не вышло.
Я заморозила его на месте и, передразнив мерзкую улыбочку, с которой он застыл, с отвращением отвернулась... и опять увидела того мертвого малыша.
Слезы набежали сами.
С горечью я махнула рукой, отпуская Дика из магической связки. Но, вместо того, чтобы мстить или вновь толкаться, он радостно прошептал:
— Как здорово у тебя получилось! Скажи, а ты умеешь приказывать так, чтобы человек или эльф все забыл?
— Наверно, не знаю, — буркнула я раздраженно и села на землю, не поворачиваясь в его сторону. Сердце рвалось от боли при мысли, что меня никогда не смогут найти.
— А воду замораживать умеешь? Хоть ненадолго, а? — пытаясь заглянуть мне в глаза, продолжал нудные расспросы Дик.
Я вяло кивнула.
Что он хотел у меня узнать, меня интересовало мало. Да и подробнее ответить я не успела: ворота открылись, и в них вошли охранники. С ними еще кто-то — к нашей клетке приближались три надзирателя. Обстановка сразу резко изменилась: обитатели клеток замерли, не отрывая испуганных взглядов от движущихся людей.
Дик оторвал взгляд от меня и уставился на вошедших. Я повернулась за ним.
Впереди гордо вышагивал высокий смуглый парень, — судя по ярко-красной шелковой одежде, натянутой на голое тело, и такой же шапочке с кисточкой в тон, — подданный драконьей империи. Его небритое лицо выражало досаду, если не гнев, пока он вышагивал к нам, презрительно постукивая по колену древком тонкой плетки.
За ним торопились двое кое-как одетых слуг, которые волокли за ноги избитого в кровь светловолосого эльфенка. Темно-синий камзол висел на нем лохмотьями, шелковая рубашка была вся в крови. Укороченные эльфийские штаны — рыжими от грязи. Видно, его долго били ногами.
Полуголый толстяк в широких синих штанах, которые давно не стирались, остановился и показал пальцем на нашу клетку:
— Куда девать-то его? Может, того?.. Поркам на рынок? — начал было он.
— Я тебе дам, поркам на рынок! — Смуглый в красном, явно их глава, огрел толстяка плеткой по лицу. — Я с тебя все убытки высчитаю, бурдюк с жиром! Пока товар можно продать как сильного мага, о своих оглоедах забудь!
— Да, хозяин, — поклонившись, промямлил толстяк, трясущейся рукой вытирая пот со смуглого лба.
Второй слуга с длинными черными усами, в золотистом жилете и таких же широких желтых штанах, но без шапочки, стоял молча, ожидая хозяйского приказа.
— Так куда его? — вновь спросил полуголый толстяк в синем.
Где-то на краю сознания я понимала, что это воспоминания, но даже сейчас вся горечь и отчаянье того момента навалились на меня в полную силу.
Земляной пол, железные прутья, пустые глаза насельников клетки... я даже не могла понять, сколько их здесь. В углу стояло смердящее ведро, которое составляло все удобства. Ни одеял, ни шкур — ничего. Один сухой ветер носился над головами, поднимая пыль. Вокруг расстилалась голая рыжая земля с редкими кустиками колючек, посеревшими на жарком солнце.
Рядом стояли такие же клетки, заполненные грязными детьми. Между ними ходили только надзиратели, даже слуг, варивших еду в грязных котлах, сюда не пускали.
Квадратная клетка, в которую я попала, находилась у самого края, почти у забора, за ней рядом ворота и непонятный колодец, укрытый уложенными на палки шкурами. За первыми воротами находились какие-то укрепления, за ними виднелись жилища охранников. Убежать из клетки возможно, но прорваться за ограду — нет.
Гномы, люди, и эльфы были рассажены по отдельным клеткам, и только в той, куда попала я, был полный разброд, то ли от того, что здесь сидят особо ценные рабы, то ли наоборот.
Я плакала и кричала до хрипоты, в гневе сотрясая толстые решетки кулаками. Кучка грязных, лохматых и невыносимо вонючих детей отрешенно наблюдала за моей истерикой со стороны, и ко мне не приближалась.
— Мамочка… Папа! Папочка… — громко всхлипывала я, размазывая рыжую грязь по щекам. Но никто меня не слышал. Довольно быстро силы иссякли и, обессилено глотая слезы, я опустилась на рыжую землю.
Вечером налетели комары и прочие кровососущие твари, коих здесь несметное количество, теперь все тело горело от укусов. Проклиная дурацкую защиту, которая не предусматривала такую малость как комары, я стирала горькие слезы, с надеждой поглядывала в небо.
Болели долго связанные в плаванье руки, слезы не кончались, очень хотелось пить, жара была невыносимой. Со всех сторон, словно специально издеваясь, слетались мухи, от которых не спасала даже магия. Они лазали по липкому от пота и грязи телу, доводя до исступления. Очень быстро к первым кровопийцам присоединились вши, которых я могла на какое-то время утихомирить магией, но через день они появлялись вновь.
От бессилия измученные насельники клетки ни разговаривать, ни общаться не хотели. Валялись неподвижно на земле в ожидании решения своей участи. И оживлялись только два раза в день: когда надзиратели кидали в клетку фляжку с водой, за которую была драка; и когда один из надзирателей, чтобы разбудить, рано утром выливал на нас ведро холодной воды.
От мысли, что меня оставили тут одну, в груди рождалась невыносимая паника. Хотелось кричать и звать на помощь, выносить все это было просто невозможно. Сидя в углу, я смахивала слезы, и с надеждой всматривалась вдаль, не появится ли в голубом небе черная точка.
Сквозь туман воспоминаний в голове раздался настойчивый вопрос: «Что за точка? Кого ты ждала?»
— Того, кто сможет спасти и наказать тех, кто меня похитил.
— Ты ждала, что твой отец обратится к хозяину империи, дракону?
— Мне было двенадцать лет, я ждала только спасения.
— Тогда почему именно точка в небе?
Вместо ответа я продолжила вспоминать.
Один из юных пленников, доведенный до крайней степени отчаянья, схватился за прутья и, не шутя, принялся изо всех сил биться о них головой, рассекая плоть о железо.
Меня, словно дождем, обсыпало каплями крови. Именно это заставило поднять голову, чтобы рассмотреть, что происходит.
Темноволосый мальчишка был тощим, ростом чуть выше меня и старше на пару лет. Надетые на него кожаный жилет, рубашка и широкие домотканые штаны из серого сукна выдавали типичного жителя рыбацкого поселка.
Наверно, если бы я тогда безразлично закрыла глаза, как это сделали остальные измученные пленники, — сон, единственное, что спасало от нескончаемых мук, и никто не хотел им жертвовать, — скоро погибла бы. Но я приподняла голову, потом с усилием встала сама, потревожив толпу мух, накинувшихся на кровавую трапезу.
— Что с тобой? — тихо спросила я.
Но мальчишка не реагировал, исступленно убивая себя о толстые прутья.
Я сковала его магией и развернула к себе, пытаясь поймать взгляд. Но мутные глаза мальчишки на разбитом в кровь лице в отчаянии смотрели куда-то мимо меня.
— Что с тобой? — настойчиво повторила я вопрос, осознавая, как нелепо он звучит в этой клетке.
— Они почти сожрали меня! Я готов вырвать свои волосы, лишь бы убрать их с себя! — стиснув зубы, с ненавистью простонал мальчишка.
Я на миг задумалась, надеясь, что он больше не будет крушить свою голову, вежливо спросила:
— Ты готов расстаться со своей прической?
Он безучастно посмотрел на меня, но так и не ответил. Я робко пообещала:
— Хуже не будет! Хотя мухи… но от них никуда не деться. — Я вопросительно на него посмотрела. — Но, если ты не против, я уберу твои волосы полностью.
Отчаянно махнув рукой, он сел на землю передо мною, подтянув к себе свои острые колени, и в отчаянии обнял их тонкими длинными руками.
Я медленно провела рукой по его голове, мягким огнем сжигая спутанные пряди.
Через десять минут с насекомыми на голове было покончено. Но радовались мы недолго, расчесанная до крови голова мальчишки показалась мухам особенно изысканным угощением. Теперь они рвались к его голове, наседая как ненормальные. Так что сжиганием волос я не отделалась, пришлось искать, чем прикрыть лысую голову.
С огромным трудом я разорвала одну из своих нижних юбок и повязала ему на голову розовый лоскут:
— Теперь ты похож на настоящего пирата, только серьги в ухе не хватает… — довольно заметила я, склоняя голову то в одну, то в другую сторону, чтобы рассмотреть мальчишку, словно лично сотворенное мной художественное произведение.
— Че, правда? — воодушевился паренек, осторожно щупая руками шелковую ткань на голове.
— Ну конечно! — уверенно сообщила я, магией выдувая из клетки сожженные волосы. — Цвет немного подкачал, но одна ночевка на земле, и все станет рыжим, — горячо заверила я.
— Ладно, посмотрим… — удовлетворился моим ответом парень.
Он не стал больше разговаривать со мной и даже не поблагодарил за помощь, как я ожидала. Отошел к противоположному углу, туда, где находился до этого, и молча лег, устроив спасенную от насекомых голову прямо на земле.
Я села на свое место. Досада на неблагодарного мальчишку была недолгой, очень скоро дремота затянула меня в свои спасительные объятья, спасая от сожалений и мух.
Утро началось с того, что нас вновь облили водой. Если бы они это делали днем, в самую жару, это было бы просто сказочно прекрасно. Но, увы, нас обливали сонным прохладным утром, когда каждая капелька тепла на вес золота.
Потом охранники привычно пошвыряли в клетку плошки с чем-то слизким и одну фляжку с водой на всех. Насельники с ожесточением набросились на еду.
Я отстраненно сидела в своем углу, от нечего делать, наклоняя грязную плошку так, чтобы склизкое содержимое медленно скатывалось по помятой стенке, и думала, как скоро найдут меня папа или мама. Старший братик или дядя Лорм. Или…
Вчерашний мальчишка уже в порыжевшей бандане приблизился ко мне, прервав мои грустные размышления словами:
— Зря ты ее не ешь. Просто ее еще вчера сварили. На жаре постояла. Потому такая противная… Ну кто тут будет тебе завтрак из трех блюд готовить? — подметив мой брезгливый взгляд, брошенный на кашу, с сарказмом пояснил он.
Я медленно подняла на него глаза, не прекращая свою игру со склизкой массой в плошке, но отвечать ему не стала. Оказывается, мальчика все это время протягивал мне флягу, пытаясь напоить.
— Пей…
Вяло покачала головой.
— Обойдусь…
— Ты что думаешь, что ты первая эльфийка здесь?
Высокомерно подняла брови, что он этим хотел сказать? Мальчик продолжил:
— Пей, без воды, может, и не умрешь, но очень измучаешься.
Позади него уже стоял глухой рокот недовольных, которых силой лишили воды, так щедро предложенной мне. Но открыто никто не возмущался, этот парень здесь был самый взрослый и, видимо, самый сильный.
— Не капризничай, пей, принцесса… Никто твоего благородства не оценит, тут его быстро ломают, — насмешливо добавил он.
Я покачала головой, опуская взгляд и вновь отказываясь от воды.
Парень все же настойчиво втолкнул фляжку в мои руки:
— Если не выпьешь, через два дня обессилишь так, что поднять ресницы не сможешь, не то что встать, а у тебя магия живая, в отличие от меня. — Парень с отвращением продемонстрировал линию «драконьего браслета», тонкий нарост из чешуи на запястье, и грустно показал глазами: «Так-то!»
— Хорошо. — Я сделала два небольших глотка и вернула фляжку. — Спасибо.
— Да вроде как не за что… — буркнул он и передал воду жаждущим собратьям по клетке. — Дик…
— В смысле? — не поняла я.
— Меня зовут Дик, — насмешливо пояснил он.
— О… Айонель, — смущенно представилась я, подтягивая колени к груди и укрывая их перепачканным подолом. До этого момента я с мальчишками не знакомилась. Дружила только с племянником, но мне легче было считать Габриеля братом.
— Я еще по ушам понял, что «нель», — «тактично» пробормотал он, на этот раз усевшись на землю со мной рядом.
Вот так мы познакомились с Диком.
«Как он стал твоим суженым?» Опять этот настырный голос в голове.
«Чуть позже… Сначала появился Лео»
В тот же день в нашей клетке умер человеческий ребенок лет восьми. Остальные рабы, словно испуганные зверьки, отступили от него в другую часть клетки, с ужасом поглядывая на неподвижное крошечное тело.
Кто-то беззвучно плакал, — очень беззвучно, за громкие звуки рабов наказывали, спуская им с рук только первую неуправляемую истерику, — кто-то остался равнодушен, кто-то, как я, едва скрывал шок, не в состоянии поверить в случившееся.
Я хотела позвать надзирателя, но Дик меня одернул:
— Не вздумай! Если их потревожить в такую жару, то нам достанется и никому мало не покажется!
— Как это?
Дик пренебрежительно фыркнул:
— Может, воды лишат, тогда вот эти, — он грубо ткнул пальцем в двух рыжих человеческих детей постарше, — за этим пойдут. А может, стоять всю ночь заставят, тогда всем туго придется.
— И что нам делать? — тихо спросила я, не сводя заплаканных глаз с погибшего ребенка.
— Мне показалось или ты задумала всем тут помочь? Ответственная самая, что ли? — насмешничал Дик.
— Если даже так, то что? Это плохо, что ли? — серьезно взглянув ему в глаза, ответила я. Дик, презрительно скривившись, просто пожал плечами.
Сколько помню, меня родители воспитывали так: что я отвечаю за себя, потом за окружающих. Внушали, что мне нельзя жить беззаботно. Пока я грустно размышляла над тем, насколько плохо это у меня получается, Дик продолжал насмешничать:
— Ну-ну, а ты попробуй, заступись за одного, чтобы всех воды лишили, я посмотрю, как они тебя в благодарность на части рвать будут, принцесса.
— Не успеют, меня папа найдет…— тихо поделилась я главной надеждой. Пусть и неуверенно прозвучал мой ответ, но в то время я жила только этим.
Дик схватился за живот, изображая дикий смех, и бесшумно повалился на землю.
— Ой, потешная, я так и ждал, что ты что-нибудь этакое смешное скажешь! — довольно хмыкнул он, «насмеявшись». — Да здесь все отрезано от поиска, думаешь, тебя первую у родителей сперли? Если бы это место можно было найти, никого бы тут уже не было! Вот сколько ты дней здесь?
Мне хотелось его сильно стукнуть кулаком, чтобы он прекратил смеяться, но все же я сдержанно ответила:
— Пять…
— И чего же они тебя еще не нашли?
Издевается…
Я с горечью на него посмотрела и отвернулась. Это было так больно, будто Дик палкой ткнул в открытую рану.
— Считаю, что лучше себе не врать… — тихо прозвучало за моей спиной. — И попытаться приспособиться. И выжить! Чтобы потом прийти и показать им! Расплатиться за все!..
Я не стала ему отвечать и смотреть в его гневные глаза не стала. Боялась, что хлынут слезы, что сломаюсь и разревусь в голос, потому что выносить такое было выше моих сил!
— Ладно тебе, не дуйся, принцессочка. — Дик, веселясь, пихнул меня локтем в бок.
Я с гневом на него зашипела:
— Грубиян…
— Да ладна тебе, хрустальная какая, тронуть нельзя, — фыркнул он.
— Вот и нельзя! Следующий раз я тебя так пихну, вылетишь отсюда! — прорычала я, легонько отталкивая от себя Дика.
Опыт словесных баталий у меня большой, мы часто ругались с Гейбом, предаваясь этому занятию со всевозможной горячностью.
— А ты пихни, пихни меня… — насмешливо прищурившись в предвкушении забавы, подначивал Дик, видимо решив, что я лучшее здесь развлечение.
Но ничего у него не вышло.
Я заморозила его на месте и, передразнив мерзкую улыбочку, с которой он застыл, с отвращением отвернулась... и опять увидела того мертвого малыша.
Слезы набежали сами.
С горечью я махнула рукой, отпуская Дика из магической связки. Но, вместо того, чтобы мстить или вновь толкаться, он радостно прошептал:
— Как здорово у тебя получилось! Скажи, а ты умеешь приказывать так, чтобы человек или эльф все забыл?
— Наверно, не знаю, — буркнула я раздраженно и села на землю, не поворачиваясь в его сторону. Сердце рвалось от боли при мысли, что меня никогда не смогут найти.
— А воду замораживать умеешь? Хоть ненадолго, а? — пытаясь заглянуть мне в глаза, продолжал нудные расспросы Дик.
Я вяло кивнула.
Что он хотел у меня узнать, меня интересовало мало. Да и подробнее ответить я не успела: ворота открылись, и в них вошли охранники. С ними еще кто-то — к нашей клетке приближались три надзирателя. Обстановка сразу резко изменилась: обитатели клеток замерли, не отрывая испуганных взглядов от движущихся людей.
Дик оторвал взгляд от меня и уставился на вошедших. Я повернулась за ним.
Впереди гордо вышагивал высокий смуглый парень, — судя по ярко-красной шелковой одежде, натянутой на голое тело, и такой же шапочке с кисточкой в тон, — подданный драконьей империи. Его небритое лицо выражало досаду, если не гнев, пока он вышагивал к нам, презрительно постукивая по колену древком тонкой плетки.
За ним торопились двое кое-как одетых слуг, которые волокли за ноги избитого в кровь светловолосого эльфенка. Темно-синий камзол висел на нем лохмотьями, шелковая рубашка была вся в крови. Укороченные эльфийские штаны — рыжими от грязи. Видно, его долго били ногами.
Полуголый толстяк в широких синих штанах, которые давно не стирались, остановился и показал пальцем на нашу клетку:
— Куда девать-то его? Может, того?.. Поркам на рынок? — начал было он.
— Я тебе дам, поркам на рынок! — Смуглый в красном, явно их глава, огрел толстяка плеткой по лицу. — Я с тебя все убытки высчитаю, бурдюк с жиром! Пока товар можно продать как сильного мага, о своих оглоедах забудь!
— Да, хозяин, — поклонившись, промямлил толстяк, трясущейся рукой вытирая пот со смуглого лба.
Второй слуга с длинными черными усами, в золотистом жилете и таких же широких желтых штанах, но без шапочки, стоял молча, ожидая хозяйского приказа.
— Так куда его? — вновь спросил полуголый толстяк в синем.
