полиция, скорая помощь, служба газа? Хорошо бы вы меня встретили: и хлебом, думаю, и травматикой в задницу вместе с солью! Велика вероятность, что со мной здесь вообще кто-нибудь стал разговаривать? Уверен, безнадёжно близка к нулю! То-то же! Вот я и выбрал… Гм! Укороченный вариант.
Собираюсь с силами, отвечаю:
— Хорошо… по-твоему… снег башка валиться, да? Короткий путь далеко не всегда… самый лучший! — организм ещё вздрагивает помимо воли. — Валил бы отсюда… тем же, коротким… вариантом! Да кто ты есть, красивый… такой, в конце-то концов?!
— Ну, наконец-то! Пациент скорее жив, чем мёртв! В принципе вы правы, Юля, шоковая терапия — штука паршивая, зато результат налицо!
О-го-го, как я его сейчас ненавижу! Убить готова! Голыми руками бы задушила гниду! Однако, наученная горьким опытом, намерения свои скрываю.
— Уже имеется? И что… это, интересно знать, за… результат? — почти совсем успокоилась.
— Надеюсь, вы меня сегодня всё-таки выслушаете?
И без очков видно, как же он собой доволен, жук навозный! Благодарная слушательница, значит, нужна? И всего-то? А мы вам ложечку говнеца в медок-с! Накося, ефрейтор, выкуси!
— Слушать вас? Большое удовольствие! Назовите хотя бы одну причину за! — тьфу ты! — опять на «вы» съехала.
— Исключено! Прекрасно понимая, что после её озвучения вы тотчас согласитесь, исключено!
— Почему же?
— Это может быть истолковано не в пользу дела. Мы, видите ли, не вправе никого понуждать. Результат может быть оспорен и отклонён. Всё должно быть осознанно-добровольно с вашей стороны.
Честнее всё-таки, мне кажется — добровольно-принудительно! Причём добровольного в этом коктейле, как соуса «Табаско» в любимой мной версии «Кровавой Мэри» — несколько капелек на донышке!
— Ага! А ничего, что я давеча с открытым ртом и выпученными глазами некоторое время изображала памятник Малышу Руту? Это что было, по-вашему? Дружеское приглашение к беседе, так надо понимать?!
— Ай-яй-яй! Передёргиваете, Юлия! Нехорошо! Бессовестно с вашей стороны! Вы себя в тот момент видели? Нет? Очень жаль! Зрелище, честно признаюсь, жутковатое! Леденящее кровь, я бы даже сказал! Уж что-что, — расплылся он в наглой, самодовольной ухмылке, — а мнение вашего покорного слуги в подобных вопросах весьма-весьма… хм… скажем так, авторитетно! Мои же действия вполне можно квалифицировать в рамках обычной самообороны. Причём, прошу заметить — никакого превышения! Вот ни на йоту!
— Интересно, интересно как девки-то у вас, оказывается, пляшут, господа авторитеты! Довели, значит, девушку до припадочного состояния, а она ещё, видите ли, и виновата в итоге оказалась! Ни фига се!
— Ох, и трудный же вы человек, Юлия Владимировна! Как только с вами родные и близкие уживаются?!
— Нормально уживаются, никто не жаловался!
— Пожалуешься тут под горячую… биту… Я вот, к примеру, цельный час пытаюсь объяснить, кто я есть и зачем пожаловал. Вы же напрочь что-либо воспринимать отказываетесь!
— А тоном?! Тоном каким всё это преподносится?! Рот мне постоянно затыкаете! И ещё, это… распылить грозились! На молекулы, ёшкин кот!
Завожусь по восходящей. Главное, вовремя это осознать и погасить!
«Стоп, Юльчик! — решительно себя одёргиваю. — Успокойся! Хватит уже неприятностей на свою несчастную задницу искать!»
Неожиданно в тему с противоположной стороны примирительно звучит:
— Хорошо, хорошо, допускаю, ошибался в чём-то. Примите искренние извинения. Хотя… Моё некорректное, гм… на ваш взгляд, поведение вполне объяснимо. Предлагаю, в итоге, прекратить наконец бессмысленные прения и попытаться нормально поговорить.
Своевременно, однако! Весьма кстати прозвучало! Реверанс с моей стороны:
— Извинения принимаются. Примите и мои. Гм! Есть за что! — стыдливо вспоминаю злишние матерные сентенции. — Объяснений, правда, не услышала или не расслышала, что, в сущности, едино. Ну да ладно! В остальном же… Дайте подумать спокойно. Я скоро.
«Может, ну его на фиг?! — первое, что в подобной непростой ситуации каждому, наверное, придёт в голову. — Сию минуту прямо пойду завалюсь спать ещё на часок. Сразу видно, никуда он не денется! Ишь приспичило, аж распирает! Народ проснётся, порешаем общими усилиями. Много тяжёлых голов, как ни крути, всё ж лучше, чем одна вконец больная. Это с одной стороны, с другой… Ежели подумать… Вряд ли органон в столь взвинченном состоянии заснуть сможет. Проваландаюсь почём зря, промаюсь, только подушку без толку мять! Обязательно ведь в башку ерунда всякая полезет! Накручу себя ещё больше, после же всё одно разбираться придётся! Да-а-а-а… Ситуёвина! Лучше уж начать без промедления. Глядишь, кто-нибудь проснётся, подсобит в случае чего».
— Кое-что я могу, сами убедились! — нетерпеливо прерывает собеседник мои путаные размышления. — Разве не любопытно?
Ещё и подзуживает, змей! У меня что, все сомнения на лице написаны?
«Любопытно, очень любопытно! — именно об этом я сейчас и подумываю. — Одно только сдерживает, насколько опасно?»
— Решайтесь, Юлия, ваше время на исходе!
На исходе?! Что значит — на исходе? За мной, что, уже пришли?! Так cкоро? Считай, и не пожила ведь… Нет?! Уф! Ну слава богу! Отлегло малость! В голову приходит замечательный, многократно апробированный метод принятия решений. Как это я запамятовала, бестолковка? Единственная проблема — халатик, в коем ни единого кармашка, где могло бы хоть что-то заваляться.
— У вас монетки, случаем, не найдётся? Сэр!
— Для вас всё что угодно, миледи!
Нарочито услужливо достаёт из кармана пятирублёвку, ухмыляясь, протягивает мне.
«Ладно! — думаю. — Где наша не пропадала! Орёл — его взяла, решка — валю отсюда без промедления!»
Подбрасываю, ловлю, разжимаю кулак медленно, волнуюсь, аж ладошка вспотела! Вдруг на ребро встанет? Ха! Н-н-нда… Орёл, вашу мать… Результат почему-то ожидаемый. Выбор сделан, опять ввязалась во что-то авантюрное!
— Кстати, по поводу гостей. Вы это серьёзно? По-взрослому?
— Каких ещё гостей, напомните-ка?
— О смелом заявлении, что факт сего судьбоносного рандеву останется строго между нами!
— Абсолютно!
— Тогда я думаю, м-м-м-м… Продолжим!
— До конца?
— До победного, ёпрст! У нас по-другому не принято!
Тут как тут вездесущие сомнения. Куда ж от них денешься-то? Кислотным дождичком капают сквозь изрядно прохудившуюся крышу. Промывают мозг, отравляют самосознание.
«Сдаётся мне, погорячилась ты, девочка! Свалить, что ли? Никогда ведь не поздно! — боязливые мыслишки червячками зловредно буравят серое вещество. — На кой ляд тебе эти идиотские приключения? Пойди-ка лучше, поваляйся! Глядишь, и голова маненько подлечится!»
Весьма своевременно вспоминаю собственную браваду о игроцком долге.
«Что же это, выходит, — одёргиваю сама себя, — по мелочам марку держите, мадам, а чуть что посерьёзнее, так сразу в кусты?! Нет уж, дудки! Сама себя уважать перестану, коли сдрейфлю!»
Собираю волю в кулак, медленно, но верно пересиливаю малодушие. Прихожу в норму, соображаю, что давно уже никого не слышу. Затих муженёк. Сидит молча, с нескрываемым интересом наблюдает за бабскими душевными треволнениями. Интересно, да? Заметив моё возвращение к действительности, продолжает с явным облегчением:
— Уф! Заставили же вы меня поволноваться! Теперь, когда, наконец, все успокоились, продолжим. Ещё раз напомню: всё дело в назревшей потребности встречи с вами, которая по вполне объективным причинам непростительно долго оттягивалась. Что, собственно, в результате и привело к определённым сложностям в моей… хм… можно сказать, деятельности. Ситуация требует скорейшего разрешения, именно поэтому я здесь. Теперь же настоятельно прошу взять себя в руки и не очень удивляться.
Повисла пауза. Наверное, в это время я по его задумке должна была готовиться к чему-то важному и серьёзному. Знать бы ещё к чему! Ни хрена не знаю, не понимаю, поэтому сижу, курю с безразличной миной, жду.
Вдруг замечаю: прямо за его спиной на подоконнике расцвела гербера. Здорово! С того момента, когда она появилась у нас дома, невзлюбила я этот цветок! Даже выбросить грозилась или отдать кому-нибудь к чёртовой бабушке! Олежка же, напротив, всячески уговаривал относиться к нему хоть бы с симпатией, сам поливал, ухаживал. Растение будто обиделось на меня, просидело целый год в горшке без намёка на цветение.
И вот — чудо! Нежнейших розовых тонов крупный цветок поднимается над густой шапкой светло-зелёных капустного вида листьев. Стало спокойней на душе, уверенней себя почувствовала.
«Радость-то какая, цветочек, миленький! Все нас бросили, одни мы с тобой остались!» — Юлю пробивает на сантименты.
Хотелось было слезу жалостливую скупую пустить для пущей убедительности. Увы! Ха-ха! Не срослось, всё раньше выплакала! До боли знакомый, одновременно — абсолютно чужой голос возвращает меня к реальности:
— Предвосхищая ваш вопрос, скажу: я не совсем человек. Или… совсем даже не человек. Хотя, надеюсь, вы уже догадались — имею к миру людей… хм… некоторое касательство.
Опять пауза. Выжидающе смотрит. Я в полном сознании. По сценарию от меня, вероятнее всего, ожидалось закатывание глаз, заламывание рук и прочие подтверждения необычайного удивления. Не тут-то было! Продолжаю хранить бесстрастное молчание, словно сфинкс египетский. Отменная защитная реакция. Знал бы кто, чего мне это стоило! Мурашки давно уже весело бегают по спине. Зябко не по-летнему! Удовлетворённый, видимо, моим окаменелым видом, продолжает:
— А вы молодец, Юлечка, крепко держитесь! Девушка с характером! Кстати, позволите ещё коньячку?
Меня это уже даже и не злит. Отмечаю, что бокал его пуст, лезу в шкаф. Там лишь арманьяк тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Достаю обречённо, откупориваю, наливаю. Гость оценивающе принюхивается, хмыкает, удовлетворённо кивает головой.
«Если это всё-таки Олежка, — цепляется за последнюю надежду, словно спасательный круг, мой почти вынесенный мозг, — пускай себе пьёт, на то он и коньяк, значится, чтоб его когда-нибудь бухать. А вот ежели нет… О-о-о-о! Кончатся Юлины денёчки в ближайшей более-менее глубокой луже, наподобие всё той же пресловутой Муму! — безнадёжно крутится в голове. — Впрочем, что воля, что неволя, всё одно!»
— Излишне беспокоитесь, мадам, очень маловероятно.
Безмолвно пялюсь на гостя вопрошающе круглыми глазами Кота в сапогах из мультфильма о Шреке . К чему это он?
— Разумеется, мы позаботимся о вашей безопасности. А как вы думали? А-а-а-а! Вы, верно, тому удивлены, что мне ваши мысли известны? Поверьте, нет в том ничего сложного, привыкнете. Можно было бы вообще только мысленно общаться, но я, знаете ли, люблю вживую. У нас… Там… — тут он слегка запнулся. — Простого человеческого общения не хватает, а очень хочется иногда. Да и вам привычнее на первых порах.
Затягивается, выпускает красивое колечко дыма. Настолько ровное, что могу поклясться: без нечистой не обошлось! Потом второе внутрь первого, потом третье и далее ещё штук десять. Любуюсь: симпатично получилось.
— Знаете, Юлия, давайте проверим вашу сообразительность! Кто я? Или, может быть, что? Есть варианты?
«Варианты?! У меня?! — на уме остаётся всего одна мысль. — Всё! Кирдык! До свидания, слетевшая крыша, возвращайся в свой сказочный лес! Белочка пришла!»
«…И приходит психиатр с мушкетёрскою бородкой —
Тепловато-суховат, чуть попахивая водкой…»
То в холод, то в жар начинает бросать.
«Сейчас бы, — думаю, — для прочистки мозгов кампари со льдом, да поболее! Глядишь, сгинет оно, похмелье страшное!»
Не успела ещё эта мысль как следует укорениться в моей буйной головушке, глядь — стоит на столе большущий бокал, до краёв наполненный тёмно-алой жидкостью. Со льдом, разумеется! В кухне витает знакомый горьковатый аромат калины. Могу поклясться чем угодно, мгновение назад не было его! Глюки, не иначе!
— Стоп, стоп, стоп! Возьмите себя в руки. Если вы всерьёз считаете происходящее плодом вашего болезненного воображения, тем более галлюцинацией, то дальнейший наш разговор теряет всякий смысл!
Молчу, как нашкодившая партизанка. Плохо мне, ой плохо!
— Для облегчения взаимопонимания осмелюсь предложить немного выпить, миледи. Что вам бокал кампари? Так, баловство, а приятно! Знаю, знаю, по утрам у вас стойкая идиосинкразия на любой алкоголь. Пейте преспокойно, смею вас заверить, ничего страшного не произойдёт!
«А что я, собственно, теряю? — прикидываю наиболее вероятные варианты развития событий. — Ну, стошнит, подумаешь! Прямо на него!!! Может, хоть полегчает! Эх, будь что будет! Где наша не пропадала!»
Беру бокал, отпиваю: супер! Правда, кампари! Хоть что-то реальное! Потрясающе! То что нужно! Пью, смакуя, маленькими глотками. Собеседник мило улыбается. Алкоголь, что удивительно, не вызывает обычного в подобных случаях явного блевотного отторжения, а, напротив, приятно расслабляет. Всё выпила, остатки с хлюпаньем высосала, в стакане чистый лёд остался. Кампарик, вопреки моим нездоровым опасениям, весьма-весьма удачно на старые дрожжи лёг. Мягкий кайф разливается по телу. Сплин отпускает, голова проясняется.
«Что ж, — собираю по частям изрядно поломанную башку, — теперь вроде можно и поговорить!» Прикуриваю очередную, незнамо уже какую по счёту, чёртову сигарету, принимаю позу внимательной слушательницы. Аллоха, Гавайи! Говорите, сэр!
— Полегчало? Разрешите впредь к вам на «ты» обращаться? Можно? Мне так проще будет, я всё же много старше вас. А вы уж обращайтесь ко мне как заблагорассудится. Вы у себя дома; гость, кто бы он ни был, обязан уважать выбор хозяйки!
«Сама учтивость! Аж приторно!» — киваю, молча соглашаюсь. В голове вата, пытаюсь вымучить хоть что-нибудь. С трудом подбирая нужные слова, озвучиваю первую же глупость, пришедшую на ум:
— Могу предложить только один вариант вашего появления. Вы брат-близнец моего мужа, почти полвека искусно скрывавшийся где-то в недрах нашей малогабаритной квартиры, и лишь сегодня, по какой-то одному вам ведомой супервеской причине, решились в конце концов нарушить инкогнито. Подходит?
— Гм! Занятно. Находчиво. Молодец, Юлечка! Подходит, за исключением малого: я не только не твой муж, но даже и не его брат-близнец. Хотя… Предположение остроумное, мне нравится. Я, м-м-м-м… — здесь он задумался слегонца. — Попросту воспользовался его внешностью, дабы особенно тебя не шокировать.
«Да уж! — отмечаю про себя не без иронии. — И у вас, должно отметить, это отменно получилось! Никакого шока! Ну, вот просто нисколечко! Ни капелюшечки!»
— Настало время поговорить с тобой. Я пришёл…
«Я пришёл к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало…»
— Хорош уже юродствовать, Юль! Отрадно, конечно, осознавать, что ты знакома с творчеством господина Шеншина, но, скажи на милость, какое отношение его замечательные стихи имеют к нашему разговору?! На самом деле, многие сочли бы моё явление за великую честь! — вдруг неожиданно жёстко, почти зло среагировал гость.
Стало вдруг как-то реально страшновато. Я даже поёжилась непроизвольно.
— А вы что, правда… это… мысли мои читаете? Шеншин? Кто это? Мне всегда казалось, я знаю, чьи это стихи.
— Читаю, Юленька, читаю! Всё-всё-всё о тебе ведаю! — голос звучит значительно мягче. — Афанасий Афанасьевич Шеншин, думаю, тебе более известен под фамилией Фет.
Собираюсь с силами, отвечаю:
— Хорошо… по-твоему… снег башка валиться, да? Короткий путь далеко не всегда… самый лучший! — организм ещё вздрагивает помимо воли. — Валил бы отсюда… тем же, коротким… вариантом! Да кто ты есть, красивый… такой, в конце-то концов?!
— Ну, наконец-то! Пациент скорее жив, чем мёртв! В принципе вы правы, Юля, шоковая терапия — штука паршивая, зато результат налицо!
О-го-го, как я его сейчас ненавижу! Убить готова! Голыми руками бы задушила гниду! Однако, наученная горьким опытом, намерения свои скрываю.
— Уже имеется? И что… это, интересно знать, за… результат? — почти совсем успокоилась.
— Надеюсь, вы меня сегодня всё-таки выслушаете?
И без очков видно, как же он собой доволен, жук навозный! Благодарная слушательница, значит, нужна? И всего-то? А мы вам ложечку говнеца в медок-с! Накося, ефрейтор, выкуси!
— Слушать вас? Большое удовольствие! Назовите хотя бы одну причину за! — тьфу ты! — опять на «вы» съехала.
— Исключено! Прекрасно понимая, что после её озвучения вы тотчас согласитесь, исключено!
— Почему же?
— Это может быть истолковано не в пользу дела. Мы, видите ли, не вправе никого понуждать. Результат может быть оспорен и отклонён. Всё должно быть осознанно-добровольно с вашей стороны.
Честнее всё-таки, мне кажется — добровольно-принудительно! Причём добровольного в этом коктейле, как соуса «Табаско» в любимой мной версии «Кровавой Мэри» — несколько капелек на донышке!
— Ага! А ничего, что я давеча с открытым ртом и выпученными глазами некоторое время изображала памятник Малышу Руту? Это что было, по-вашему? Дружеское приглашение к беседе, так надо понимать?!
— Ай-яй-яй! Передёргиваете, Юлия! Нехорошо! Бессовестно с вашей стороны! Вы себя в тот момент видели? Нет? Очень жаль! Зрелище, честно признаюсь, жутковатое! Леденящее кровь, я бы даже сказал! Уж что-что, — расплылся он в наглой, самодовольной ухмылке, — а мнение вашего покорного слуги в подобных вопросах весьма-весьма… хм… скажем так, авторитетно! Мои же действия вполне можно квалифицировать в рамках обычной самообороны. Причём, прошу заметить — никакого превышения! Вот ни на йоту!
— Интересно, интересно как девки-то у вас, оказывается, пляшут, господа авторитеты! Довели, значит, девушку до припадочного состояния, а она ещё, видите ли, и виновата в итоге оказалась! Ни фига се!
— Ох, и трудный же вы человек, Юлия Владимировна! Как только с вами родные и близкие уживаются?!
— Нормально уживаются, никто не жаловался!
— Пожалуешься тут под горячую… биту… Я вот, к примеру, цельный час пытаюсь объяснить, кто я есть и зачем пожаловал. Вы же напрочь что-либо воспринимать отказываетесь!
— А тоном?! Тоном каким всё это преподносится?! Рот мне постоянно затыкаете! И ещё, это… распылить грозились! На молекулы, ёшкин кот!
Завожусь по восходящей. Главное, вовремя это осознать и погасить!
«Стоп, Юльчик! — решительно себя одёргиваю. — Успокойся! Хватит уже неприятностей на свою несчастную задницу искать!»
Неожиданно в тему с противоположной стороны примирительно звучит:
— Хорошо, хорошо, допускаю, ошибался в чём-то. Примите искренние извинения. Хотя… Моё некорректное, гм… на ваш взгляд, поведение вполне объяснимо. Предлагаю, в итоге, прекратить наконец бессмысленные прения и попытаться нормально поговорить.
Своевременно, однако! Весьма кстати прозвучало! Реверанс с моей стороны:
— Извинения принимаются. Примите и мои. Гм! Есть за что! — стыдливо вспоминаю злишние матерные сентенции. — Объяснений, правда, не услышала или не расслышала, что, в сущности, едино. Ну да ладно! В остальном же… Дайте подумать спокойно. Я скоро.
«Может, ну его на фиг?! — первое, что в подобной непростой ситуации каждому, наверное, придёт в голову. — Сию минуту прямо пойду завалюсь спать ещё на часок. Сразу видно, никуда он не денется! Ишь приспичило, аж распирает! Народ проснётся, порешаем общими усилиями. Много тяжёлых голов, как ни крути, всё ж лучше, чем одна вконец больная. Это с одной стороны, с другой… Ежели подумать… Вряд ли органон в столь взвинченном состоянии заснуть сможет. Проваландаюсь почём зря, промаюсь, только подушку без толку мять! Обязательно ведь в башку ерунда всякая полезет! Накручу себя ещё больше, после же всё одно разбираться придётся! Да-а-а-а… Ситуёвина! Лучше уж начать без промедления. Глядишь, кто-нибудь проснётся, подсобит в случае чего».
— Кое-что я могу, сами убедились! — нетерпеливо прерывает собеседник мои путаные размышления. — Разве не любопытно?
Ещё и подзуживает, змей! У меня что, все сомнения на лице написаны?
«Любопытно, очень любопытно! — именно об этом я сейчас и подумываю. — Одно только сдерживает, насколько опасно?»
— Решайтесь, Юлия, ваше время на исходе!
На исходе?! Что значит — на исходе? За мной, что, уже пришли?! Так cкоро? Считай, и не пожила ведь… Нет?! Уф! Ну слава богу! Отлегло малость! В голову приходит замечательный, многократно апробированный метод принятия решений. Как это я запамятовала, бестолковка? Единственная проблема — халатик, в коем ни единого кармашка, где могло бы хоть что-то заваляться.
— У вас монетки, случаем, не найдётся? Сэр!
— Для вас всё что угодно, миледи!
Нарочито услужливо достаёт из кармана пятирублёвку, ухмыляясь, протягивает мне.
«Ладно! — думаю. — Где наша не пропадала! Орёл — его взяла, решка — валю отсюда без промедления!»
Подбрасываю, ловлю, разжимаю кулак медленно, волнуюсь, аж ладошка вспотела! Вдруг на ребро встанет? Ха! Н-н-нда… Орёл, вашу мать… Результат почему-то ожидаемый. Выбор сделан, опять ввязалась во что-то авантюрное!
— Кстати, по поводу гостей. Вы это серьёзно? По-взрослому?
— Каких ещё гостей, напомните-ка?
— О смелом заявлении, что факт сего судьбоносного рандеву останется строго между нами!
— Абсолютно!
— Тогда я думаю, м-м-м-м… Продолжим!
— До конца?
— До победного, ёпрст! У нас по-другому не принято!
Тут как тут вездесущие сомнения. Куда ж от них денешься-то? Кислотным дождичком капают сквозь изрядно прохудившуюся крышу. Промывают мозг, отравляют самосознание.
«Сдаётся мне, погорячилась ты, девочка! Свалить, что ли? Никогда ведь не поздно! — боязливые мыслишки червячками зловредно буравят серое вещество. — На кой ляд тебе эти идиотские приключения? Пойди-ка лучше, поваляйся! Глядишь, и голова маненько подлечится!»
Весьма своевременно вспоминаю собственную браваду о игроцком долге.
«Что же это, выходит, — одёргиваю сама себя, — по мелочам марку держите, мадам, а чуть что посерьёзнее, так сразу в кусты?! Нет уж, дудки! Сама себя уважать перестану, коли сдрейфлю!»
Собираю волю в кулак, медленно, но верно пересиливаю малодушие. Прихожу в норму, соображаю, что давно уже никого не слышу. Затих муженёк. Сидит молча, с нескрываемым интересом наблюдает за бабскими душевными треволнениями. Интересно, да? Заметив моё возвращение к действительности, продолжает с явным облегчением:
— Уф! Заставили же вы меня поволноваться! Теперь, когда, наконец, все успокоились, продолжим. Ещё раз напомню: всё дело в назревшей потребности встречи с вами, которая по вполне объективным причинам непростительно долго оттягивалась. Что, собственно, в результате и привело к определённым сложностям в моей… хм… можно сказать, деятельности. Ситуация требует скорейшего разрешения, именно поэтому я здесь. Теперь же настоятельно прошу взять себя в руки и не очень удивляться.
Повисла пауза. Наверное, в это время я по его задумке должна была готовиться к чему-то важному и серьёзному. Знать бы ещё к чему! Ни хрена не знаю, не понимаю, поэтому сижу, курю с безразличной миной, жду.
Вдруг замечаю: прямо за его спиной на подоконнике расцвела гербера. Здорово! С того момента, когда она появилась у нас дома, невзлюбила я этот цветок! Даже выбросить грозилась или отдать кому-нибудь к чёртовой бабушке! Олежка же, напротив, всячески уговаривал относиться к нему хоть бы с симпатией, сам поливал, ухаживал. Растение будто обиделось на меня, просидело целый год в горшке без намёка на цветение.
И вот — чудо! Нежнейших розовых тонов крупный цветок поднимается над густой шапкой светло-зелёных капустного вида листьев. Стало спокойней на душе, уверенней себя почувствовала.
«Радость-то какая, цветочек, миленький! Все нас бросили, одни мы с тобой остались!» — Юлю пробивает на сантименты.
Хотелось было слезу жалостливую скупую пустить для пущей убедительности. Увы! Ха-ха! Не срослось, всё раньше выплакала! До боли знакомый, одновременно — абсолютно чужой голос возвращает меня к реальности:
— Предвосхищая ваш вопрос, скажу: я не совсем человек. Или… совсем даже не человек. Хотя, надеюсь, вы уже догадались — имею к миру людей… хм… некоторое касательство.
Опять пауза. Выжидающе смотрит. Я в полном сознании. По сценарию от меня, вероятнее всего, ожидалось закатывание глаз, заламывание рук и прочие подтверждения необычайного удивления. Не тут-то было! Продолжаю хранить бесстрастное молчание, словно сфинкс египетский. Отменная защитная реакция. Знал бы кто, чего мне это стоило! Мурашки давно уже весело бегают по спине. Зябко не по-летнему! Удовлетворённый, видимо, моим окаменелым видом, продолжает:
— А вы молодец, Юлечка, крепко держитесь! Девушка с характером! Кстати, позволите ещё коньячку?
Меня это уже даже и не злит. Отмечаю, что бокал его пуст, лезу в шкаф. Там лишь арманьяк тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Достаю обречённо, откупориваю, наливаю. Гость оценивающе принюхивается, хмыкает, удовлетворённо кивает головой.
«Если это всё-таки Олежка, — цепляется за последнюю надежду, словно спасательный круг, мой почти вынесенный мозг, — пускай себе пьёт, на то он и коньяк, значится, чтоб его когда-нибудь бухать. А вот ежели нет… О-о-о-о! Кончатся Юлины денёчки в ближайшей более-менее глубокой луже, наподобие всё той же пресловутой Муму! — безнадёжно крутится в голове. — Впрочем, что воля, что неволя, всё одно!»
— Излишне беспокоитесь, мадам, очень маловероятно.
Безмолвно пялюсь на гостя вопрошающе круглыми глазами Кота в сапогах из мультфильма о Шреке . К чему это он?
— Разумеется, мы позаботимся о вашей безопасности. А как вы думали? А-а-а-а! Вы, верно, тому удивлены, что мне ваши мысли известны? Поверьте, нет в том ничего сложного, привыкнете. Можно было бы вообще только мысленно общаться, но я, знаете ли, люблю вживую. У нас… Там… — тут он слегка запнулся. — Простого человеческого общения не хватает, а очень хочется иногда. Да и вам привычнее на первых порах.
Затягивается, выпускает красивое колечко дыма. Настолько ровное, что могу поклясться: без нечистой не обошлось! Потом второе внутрь первого, потом третье и далее ещё штук десять. Любуюсь: симпатично получилось.
— Знаете, Юлия, давайте проверим вашу сообразительность! Кто я? Или, может быть, что? Есть варианты?
«Варианты?! У меня?! — на уме остаётся всего одна мысль. — Всё! Кирдык! До свидания, слетевшая крыша, возвращайся в свой сказочный лес! Белочка пришла!»
«…И приходит психиатр с мушкетёрскою бородкой —
Тепловато-суховат, чуть попахивая водкой…»
То в холод, то в жар начинает бросать.
«Сейчас бы, — думаю, — для прочистки мозгов кампари со льдом, да поболее! Глядишь, сгинет оно, похмелье страшное!»
Не успела ещё эта мысль как следует укорениться в моей буйной головушке, глядь — стоит на столе большущий бокал, до краёв наполненный тёмно-алой жидкостью. Со льдом, разумеется! В кухне витает знакомый горьковатый аромат калины. Могу поклясться чем угодно, мгновение назад не было его! Глюки, не иначе!
— Стоп, стоп, стоп! Возьмите себя в руки. Если вы всерьёз считаете происходящее плодом вашего болезненного воображения, тем более галлюцинацией, то дальнейший наш разговор теряет всякий смысл!
Молчу, как нашкодившая партизанка. Плохо мне, ой плохо!
— Для облегчения взаимопонимания осмелюсь предложить немного выпить, миледи. Что вам бокал кампари? Так, баловство, а приятно! Знаю, знаю, по утрам у вас стойкая идиосинкразия на любой алкоголь. Пейте преспокойно, смею вас заверить, ничего страшного не произойдёт!
«А что я, собственно, теряю? — прикидываю наиболее вероятные варианты развития событий. — Ну, стошнит, подумаешь! Прямо на него!!! Может, хоть полегчает! Эх, будь что будет! Где наша не пропадала!»
Беру бокал, отпиваю: супер! Правда, кампари! Хоть что-то реальное! Потрясающе! То что нужно! Пью, смакуя, маленькими глотками. Собеседник мило улыбается. Алкоголь, что удивительно, не вызывает обычного в подобных случаях явного блевотного отторжения, а, напротив, приятно расслабляет. Всё выпила, остатки с хлюпаньем высосала, в стакане чистый лёд остался. Кампарик, вопреки моим нездоровым опасениям, весьма-весьма удачно на старые дрожжи лёг. Мягкий кайф разливается по телу. Сплин отпускает, голова проясняется.
«Что ж, — собираю по частям изрядно поломанную башку, — теперь вроде можно и поговорить!» Прикуриваю очередную, незнамо уже какую по счёту, чёртову сигарету, принимаю позу внимательной слушательницы. Аллоха, Гавайи! Говорите, сэр!
— Полегчало? Разрешите впредь к вам на «ты» обращаться? Можно? Мне так проще будет, я всё же много старше вас. А вы уж обращайтесь ко мне как заблагорассудится. Вы у себя дома; гость, кто бы он ни был, обязан уважать выбор хозяйки!
«Сама учтивость! Аж приторно!» — киваю, молча соглашаюсь. В голове вата, пытаюсь вымучить хоть что-нибудь. С трудом подбирая нужные слова, озвучиваю первую же глупость, пришедшую на ум:
— Могу предложить только один вариант вашего появления. Вы брат-близнец моего мужа, почти полвека искусно скрывавшийся где-то в недрах нашей малогабаритной квартиры, и лишь сегодня, по какой-то одному вам ведомой супервеской причине, решились в конце концов нарушить инкогнито. Подходит?
— Гм! Занятно. Находчиво. Молодец, Юлечка! Подходит, за исключением малого: я не только не твой муж, но даже и не его брат-близнец. Хотя… Предположение остроумное, мне нравится. Я, м-м-м-м… — здесь он задумался слегонца. — Попросту воспользовался его внешностью, дабы особенно тебя не шокировать.
«Да уж! — отмечаю про себя не без иронии. — И у вас, должно отметить, это отменно получилось! Никакого шока! Ну, вот просто нисколечко! Ни капелюшечки!»
— Настало время поговорить с тобой. Я пришёл…
«Я пришёл к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало…»
— Хорош уже юродствовать, Юль! Отрадно, конечно, осознавать, что ты знакома с творчеством господина Шеншина, но, скажи на милость, какое отношение его замечательные стихи имеют к нашему разговору?! На самом деле, многие сочли бы моё явление за великую честь! — вдруг неожиданно жёстко, почти зло среагировал гость.
Стало вдруг как-то реально страшновато. Я даже поёжилась непроизвольно.
— А вы что, правда… это… мысли мои читаете? Шеншин? Кто это? Мне всегда казалось, я знаю, чьи это стихи.
— Читаю, Юленька, читаю! Всё-всё-всё о тебе ведаю! — голос звучит значительно мягче. — Афанасий Афанасьевич Шеншин, думаю, тебе более известен под фамилией Фет.
