Очередной вполне себе достойный долбан загублен в баночке от сайры. На пару-тройку приличных затяжек уж точно хватило б! И снова, как это ни прискорбно, гражданин Гай-Лимпоповский мимо очередного халявного подкура пролетел.
— ...Колываниха видит такое дело — подфартило соседке! — и давай с удвоенным рвением вылизывать ей всяки седалищные места! — не унимается Феофилактовна. — Типа дружба у них закадычная! (К тому времени уж все нормальные люди от Колыванихи отвернулись напрочь! — Прим. авт.) Прям как в песне: братья (сестры) вовек!..
«Русский с китайцем братья вовек.
Крепнет единство народов и рас.
Плечи расправил простой человек.
С песней шагает простой человек.
Сталин и Мао слушают вас!..»
М. Вершинин, «Москва – Пекин»
...Ларисон ведётся, конечно же, на всё это жополизство, приятно ей. Да и кому ж не приятно-то, коли ректум чистый завсегда, сам посуди? В свою очередь, и Колываниха в шоколаде (и не только в жопном!): из города её захватят, обратно до города подвезут, в местное сельпо свозят, на танцульки деревенские с ветерком прокатят, за огородом последят в ейное отсутствие (хоть следить-то особо не за чем — редкостная бездельница, и огород у неё, соответственно, сорняк на сорняке сорняком погоняет! — Прим. авт.), и всего-то навсего сзади полизать нужно немного, да спереди погладить — ни дать ни взять почтовая марка, ха-ха-ха! При этом Ларисон и не подозревает, что домишко-то ейный, оказывается, кривой, мля! — полнейшее говно (поелику строили его полнейшие говнюки!), а сама она — сквалыга сквалыжная — внучат впроголодь держит, не кормит ни хрена! Несчастные детки (а их там, между прочим, семеро по лавкам! — Прим. ред.) вынуждены по соседям побираться, печеньки клянчить. У той же «сердобольной» Колыванихи, к примеру. (Прям мать Тереза, ей-богу! — Прим. ред.) Ну или хоть бы хлебушка горбушечку! Мяско-то, со слов не к ночи упомянутой побрехушки, дай бог раз в неделю у них (деток) в мисках ненароком случается — и то концлагерная паечка, дюже не разлобастишься! Представляешь себе?!..
Феофилактовна в порыве благородного негодования и внимания-то не обратила на мерное похрапывание со стороны собеседника (не Б. Собеседника! — Прим. ред.). А стоило б, однако. Гляньте-ка на него, стоя дрыхнуть умудряется, вот ведь шалопут хвостатый, хе-хе-хе!
— ...Не знает она также, что зять её любимый (тот, что, значится, тачило крутецкое подогнал!) не Ванечка вовсе, а Иван — самый что ни на есть конченый придурок! — даже ведь не просто дурак сказочный, как все привыкли считать! — ибо целыми днями в шезлонге валяется, боки мнёт, в девайсик упёршись (и шляпа у него, кстати, идиотская!); дочь ейная (жена, стало быть, Ванина) — разожравшаяся корова и внучка старшая (дочь, соответственно, Ванина) — такая же разожравшаяся (умудрилась-таки на выклянченных печеньках!) кобылица и много, много чего ещё интересного она о себе не знает. А я вот, к примеру, знаю, хоть эту самую Ларисона в глаза не видела никогда. Надеюсь, не увижу. И многие ихние соседи знают. Хоть и не надеются уже ни на что. Хм... Мне вот страшно интересно: Ларисон стала бы и дальше Колыванихе... м-м-м-м... подсоблять, симпатизировать, так сказать, кабы знала, каким дерьмом отборным та её на кажном садовом углу поливает? Уверена, до ближайшего оврага подвезла б, лопатой охреначила и там же той же самой лопатой прикопала бы тихохонько, ха-ха-ха! Бэз шума и пыли, бу-га-га-га-га!
Столь беспардонное... э-э-э-э... скажем так, почти что папановское «бугаганье» шибко взбодрило едва-едва прикорнувшего было рептилоида. Андреич вскинулся и даже начал чего-то там бодро лепетать, дискутировать спросонья:
— Однако позвольте-с, миледи! Э-э-э-э... Предположим, Колываниха — редкостная дрянь! Ну... Лично я в это уже, считай, поверил...
— Хотя я, заметь, нисколечко тебя в том не убеждала! Просто разговариваем.
— ...Но соседи-то, с твоих же слов, в курсе всех текущих гадостей! Давно бы уж глаза Ларисону раскрыли! Чего же это они не мычат, не телятся?!
— Странный ты, я погляжу, крок, Андреич! Столько лет середь людей трёшься — и всё никак зёрна от плевел отделить не можешь. По крайней мере, не всегда у тебя это получается. ...Проснись уже! Гм... Во-первых, далеко не кажный из ейных соседей к наушничеству приспособлен. Вполне себе интеллигентные люди подобрались, чтоб ты понимал.
— Какое ж тут тайное доносительство-то?
— «Наушничество», милый друг, довольно широко трактовать можно, и все вот эти трактовки, окромя, ясен пень, как с самой Колыванихой, с ними никак не коррелируют. Чуть дальше, чего уж там, разный... хм... гнусноватый контингент проживает, всяко возможно, но мы же нынче о некоторых ближайших соседях, верно?
— «Чуть дальше» — это ты о жабьем клане?
— О них, о них, уродцах! Говнюки — клейма негде ставить! А во-вторых, она ведь абсолютно от всего отбрёхивается. От очевидного! Ты хоть сотню реальных свидетелей призови, железобетонных документальных свидетельств представь, туеву хучу всяких там неоспоримых аудио-, видеодоказательств, — один хрен чучело облезлое во вранье не признается никогда! Невермор!!! Даже на Библии! Вот и получается: слово против слова. Пусть и против откровенной лжи. Нормальный человек в подобную свару попросту не полезет, ибо больше в дерьме измарается, нежели правды хоть капелюшечку с неё добьётся. Да и какая такая вообще в том правда может быть? — так, болтовня, большей частью несущественная. Понимаешь? М-м-м-м... Мне даже кажется иногда, что Селиваниха твоя... Блин корявый, вот и я путаться начала, ха-ха! ...Так вот, мне иной раз кажется, что она и не шибко-то виновата. Ну... То есть не во всём...
Бывает, заметьте, и зело красноречивая Маруся притормаживает, нужные слова подбирает, мысли в кучку собирает. А что же делать многочисленным «экшпертам» из зомбоящика, коли мысли в них и вовсе отсутствуют? Вопрос...
— Видишь ли, Генка, гм... Такое впечатление, что у неё попросту кукундер так устроен. От природы. Эдак по-оруэлловски: мир — это война, чёрное — белое, гнусная ложь — чистая правда и всё такое прочее. То бишь что бы в неё снаружи ни зашло (даже самое чистое, светлое и непорочное! — Прим. ред.), чего бы хорошего ей ни сделали, всё тут же искажается в кривом зеркале воспалённого мозжечка и прёт в обратку изо всех ейных щелей в виде неоднократно упоминаемой уже отвратительно пахнущей субстанции. Ну ты понял какой, да? М-м-м-м... Давненько я за ней наблюдаю и пришла к выводу, что без серьёзнейшего медицинского вмешательства не обойтись. Вот ну никак! Без-от-ла-га-тель-но! Здесь авторы: товарищ Собеседник с Юлечкой Дии нашей разлюбезной, говоря о специальных медучреждениях и всяческих там волшебных укольчиках с таблеточками вкупе с животворящей лоботомией, абсолютно правы. Иначе не помочь! Хм... Имеется в виду помощь окружающему макрокосму, ежели чего, сама-то Колываниха с её болезненными заморочками всем до лампочки светодиодной. Всосал, пупа?
Пришло время крокодилу мысли в кучку собирать. Собрал-таки кое-как:
— Ну-у-у-у... так сказать... Э-э-э-э... Что же это получается: никакой управы нет на неё, так, что ль?
— Какая тут может быть управа, друг мой ситный? Не тронь его... её — вонять не будет! Всё просто и понятно.
— А как же Ларисон? Так и будет в неведении прозябать?
— С чего ты взял, дружок? Очень даже скоро не будет... это... прозябать, как вы изволили выразиться, в неведении. Недолго ведь осталось, и сия книжица будет опубликована. Смекаешь? Или хоть бы её фрагмент. А у товарищей авторов, можешь мне поверить, довольно широкая читательская аудитория — пара сотен тыщ уж читателей точно наберётся! Уверена, раньше или позже всенепременно до Ларисона дойдёт. А уж чему она поверит, чему нет — её трудности. Чужой чердак — всегда ведь, согласись, тайная комната! Это и без всяких там гундявых Поттеров доподлинно известно, ха-ха! Между тем, коль Ларисон не полнейшая дурёха, должна же понимать, что окромя Колыванихи никому детали бытия ейного, жития дачного неведомы. Ибо боле никто другой из соседей у неё в доме не гостевал, не харчевался, в «абсолютно пустой холодильник!» (прим. Колыванихи) не заглядывал. Тем паче с детишками-то! Никто, кроме неё, соображаешь? Мы, вообще-то говоря, вполне склонны допустить, что дела там (у Ларисона. — Прим. ред.) где-то так и обстоят: не шибко сытно, вкусно и обильно. Почему бы и нет? Пуркуа бы, да? — как ты любишь говорить, Андреич. Дыма-то, сам знаешь, без огня — ёк! Однако зададимся парой вполне резонных вопросов: какое при этом Колыванихино собачье дело?! И за коим хреном, спрашивается, чужое грязное бельё на свет божий вытаскивать, дерьмо собачье на вентилятор набрасывать?! Со своим бы для начала разобралась, чумичка: трусы б постирала, в баню наконец-то сходила, душ хотя б разок приняла, распустёха! Хм... Бастинда Ковидовна в дyше? Н-н-н-нда, тяжёлый случай... На самом деле ответ прост, как первая строчка таблицы умножения, — это болезнь, дружок, серьёзное психиатрическое заболевание! Вместе с тем никому до того дела нет. Согласен? Ежели нравится Ларисону, когда её за лохушку держат, так и поделом ей, пущай дальше соседку свою бесноватую обихаживает! Хм... Ну а Колываниха... Э-хе-хе-хе-хе! — устало вздохнула Маруся. — Что Колываниха? — пустолайка, одним словом! Лает, лает, ветер носит, и ей же в обратку кратно её же дерьма приносит. Как во всём... этом... своём же... не утонула до сих пор? ...Ждём-с! Надеюсь, недолго осталось. ...Всё, снимаю с довольствия шмару, замётано! ...Ну что, по пивку, зелёный?
— Согласные мы, радость моя! Правильное решение! И то и другое. И возразить-то нечего! Полнейший одобрям-с по всем пунктам!
Жахнули халявного пивка. Чутка торопливо, как сторонним зрителям показалось, даже малость суетливо, что вполне оправданно: вдруг переменчивая Феофилактовна передумает, вдруг недопитое отберёт?
Помните, поди, ветер мая из «Риголетто» Дж. Верди? То-то же!
«Сердце красавиц
Склонно к измене
И к перемене,
Как ветер мая.
С нежной улыбкою
В страсти клянутся,
Плачут, смеются,
Нам изменяя.
Вечно смеются,
Нас увлекают
И изменяют
Так же шутя».
Ф. М. Пьяве, либретто «Риголетто», пер. П. Калашникова
Специально для любознательных приводим здесь чуть больший (нежели большинство из вас привыкли!) фрагмент песенки товарища герцога Мантуанского. Ибо практически все слышали и помнят лишь первые четыре строчки, да и то зачастую не дословно. А дальше, дальше-то что? Самим разве не интересно? В ответ — молчание...
Возможно ли полагать, что кто-нибудь из вас когда-либо возьмёт в руки либретто знаменитой оперы и прочтёт хоть бы эту песенку? Было бы неплохо. Будем надеяться.
Обошлось. Хотели написать «пронесло», не стали. Хм... Ну вы поняли, почему, да? — хе-хе-хе!
— Вот и хорошо, вот и славненько! Х-х-х-хо! — удовлетворённо выдохнула главторграб всея микрорайона, утираясь всё тем же изрядно замызганным рукавом (помните, поди, ещё упитанную козу?). — Тэ-э-э-эк-с! С первой картинкой вроде бы разобрались. Ну что, крокодяш, готов вторую всасывать?
Прогнозируемо, согласитесь, но, как оказалось, не для Геннадия Андреевича. Прокакал тему дяденька наш пресмыкающийся, не отследил вовремя.
— Ещё и вторая будет?! Ух ты ж ёксель-моксель, я так рискую вообще домой не попасть!
— Попадёшь, попадёшь! — куда ты, мил крокодил, денешься? Мы, ежели мне помять не изменяет, на бережке договаривались, не так ли? Запамятовал, что ль?!
— Гм... И то правда. А у меня типа выбор есть? Я нынче весь ваш, сударыня, весь внимание! — крокодил осторожно угнездился на ящиках с томатным соком. — Уговорила речистая, ждём-с! — недоверчиво покосился на ящики. — Выдержат ли, не сломаются?
— Ага! Сначала плюхнулся сам куда не знам, а потом весь из себя испереживался! Ха-ха-ха! Вот все вы, мужики, так! И крокодилы. Или все мужики — крокодилы? Шутка! Есть очень даже симпатяги. И среди крокодилов тож. ...Ладно, не бздите, товарищ крок, сидите на попе ровно! И не такое выдерживали. Наша советская трёхлитровая банка запросто, чтоб вы знали, переживёт взрыв тактического ядерного заряда (до 20 килотонн! — Прим. ред.) в пятидесяти метрах от эпицентра, о как! Это пустая. А уж полная-то и подавно! А вы тут, милостивый государь, за афедрон свой худосочный, понимаешь, беспокоитесь, ха-ха!
— Да ладноте вам!
— Ладноте, не ладноте, а таков ГОСТ! И против этого, знаешь ли, так вот запросто не попрёшь! Понимать надобно! У меня, кстати, из НИИСУ и справочка по сему поводу исчерпывающая имеется.
Гена не стал уточнять, какие конкретно справочки по каким таким исчерпывающим поводам из таинственного НИИСУ имеются у Маруси Феофилактовны, прекрасно осознавая, что разглагольствования на сей счёт могут затянуться чёрт знает на сколько ещё времени, а посему максимально серьёзно пробурчал:
— Попрошу ближе к делу, моя дорогая!
— Да куда уж ближе, мой дорогой! Ближе некуда! Но...! Прежде добавим ещё один ма-а-а-ахонький штришок к предыдущему сюжету. Малюсенький! ...И не нужно возражать, Геннадий! — я коротенько. Так вот: через участок от Колыванихи, сиречь сразу за участком Ларисона, не так давно подселилась семейка эдаких заскорузлых провинциалов из Китежградского заболотья. М-м-м-м... Провинциалы же, э-э-э-э... тебе ли не знать, крокодяш? — разные встречаются: некоторые, вроде тебя, из Лимпоповии или там Камелота быстренько ассимилируются и становятся «почти коренными», иные из всяких там заболотий, замоший , запупков, прочих затридевятьземелий так и остаются, как в народе говорят, «недоехавшими». Эти-то как раз из второй категории. Из «недоехавших». Причём на веки вечныя, ха-ха! Во-о-о-от... Ну подселились и подселились. Хрен бы с ними! Соседи, разумеется, улыбаются, здороваются, о том о сём, о здоровье, о погоде парой слов перекидываются. Не более. Обычный дачный политес: никто никому в душу не лезет, в анус не заглядывает. К тому ж участки большие, не шесть, понимаешь, соток — жопами не толкаются. Однако, что бы кто ни говорил, ни думал, мир был бы невыносимо скучен и однообразен, кабы не суетились вокруг всякие ушлые Колыванихи. (Она, кстати, не одна там гадюка такая, в клане ядовитых жаб тоже подобного омна в достатке! — Прим. авт.)
«Давно я не встречал
ГАДЮКИ.
И что-то не скучал
В разлуке!»
Б. Заходер, «ГАДЮКА. И ЕЩЁ О НЕЙ ЖЕ»
...И очень скоро все вокруг узнали (вдруг!) весьма пикантные подробности из жизни милых провинциалов. ...Откуда? — а ну-ка отгадай! — спорим, не ошибёшься? ...Выяснилось, к примеру, что муж в том семействе — круглый идиёт, страшный любитель халявы (и ведёрочком песочка с чужого участка не гнушается втихарца, хоть всегда можно запросто попросить, никто в такой малости не откажет; дровишками чужими не брезгует, прочей около лежащей всячиной! — Прим. ред.), беспардонен, извините, зачастую на уровне примитивного хамства и к тому ж реально контуженный. Ну... То бишь дырок в голове ровнёхонько на одну больше положенного (а быть может, и на пару-тройку! — Прим. ред.). Вследствие этой самой контуженности, восприятие мужчиной внешнего мира и, соответственно, своего места в нём довольно-таки... хм... своеобразно и, скажем мягко, неоднозначно, отчего евонная жена регулярно орёт на него дурниной с матюками и даже лупит чем попало (сковородой! — Прим.
