Или не вынужденный пользователь его дара и памяти. Почему-то мне казалось, что составить фельд будет не сложнее, чем программу написать. То есть, не чихнул, плюнул и готово, но и чрезмерных сложностей быть не должно.
Так, тпру, мысли-скакуны, опять я в сторонние рассуждения ударилась. А вела ведь к чему. Фельд, созданный самостоятельно или прочувствованный и понятый, то есть вошедший в суть создателя рисунка, отпечатывается на его плоти в материальном мире. Потому он может быть пригоден для использования без дополнительных плясок с мелками в любое удобное место и время.
Между прочим, «фельд отпечатывается на теле творца» – не красивая метафора, а реальность. То есть, в самом буквальном смысле слова! Все руки Ливара от запястья до локтя (правая и левая) были испещрены маленькими – с копейку – рисунками тех фельдов, которые он нарисовал и постиг. И это его наследство, так же, как и перстень на пальце. Да уж, почти уголовница, всего счастья, что не креста и купола. Обнять, плакать и затянуть какой-нибудь «Владимирский централ».
Каждый из этих рисунков, не татушек, наколотых иголкой, а магических отпечатков, можно было теперь призвать к жизни в любой момент, не утруждаясь изначальным рисованием. Простой - мысленным усилием, как я свет недавно вызвала, посложнее - приложив руку к любой относительно ровной поверхности и проявив для начала рисунок. Это же логично! Если есть установочный диск, то каждый раз заново программу не пишут!
Инграм тактично остался бдеть в коридоре, а я стояла в темной спальне, фельд света погасила еще перед ужином. И тупо пялилась на эти значки, полыхающие не в темноте, а перед моим мысленным взором. Я знала каждый из миниатюрных фельдов, не только на вид, а и то, как и для чего он создавался. И какие ингредиенты для этих «красок» Ливару требовались.
Я всхлипнула от сознания безнадежностей попыток перестать думать, анализировать и вспоминать. Бесконечные мысли, выводы, возможности, идеи пихались в голове, никак не желая утрамбоваться и перестать меня мучить.
- Рардис? – нарисовался рядом Инграм, а я даже не заметила, как он вошел.
- Все в порядке настолько, насколько это возможно, - вздохнула и я попросила: - Иди. Или... скажи, отдыхать тебе не нужно, но неужели не скучно просто стоять столбом? Может, тебе что-то почитать взять? У тебя ведь есть поблизости от этих покоев комнаты? Если нет, выбери и займи.
- Благодарю, рардис, с удовольствием воспользуюсь разрешением, в библиотеке замка есть недурные хроники. А комнаты имеются, не тревожься.
Отпущенный Инграм (балда я, раньше надо было его освободить от бестолкового бдения-стояния) снова испарился из спальни. Нет необходимости в его присутствии, а возникнет, почувствует и явится быстрее, чем устный приказ получит. Узы с немертвым так работают. Он знает, что мне нужен, еще до того, как я это четко уясню, стоит только кончику мысли мелькнуть, а у него уже «сигналка» сработает.
Услав телохранителя, я все-таки пошла мыться. Может, если помою голову, станет легче? Говорят, вода смывает лишнее. А у меня этого лишнего сейчас столько, что все, конечно, не смоется, но если хотя бы чуток, и то радость!
Ванна в покоях Ливара выглядела на манер наших поддонов для душевых кабин, широким каменным углублением в полу, но где-то по колено глубиной. Наполнялась она касанием к маленькому сдвоенному фельду-артефакту на стене - синего и зеленого колера. Там же регулировалась температура воды. Горшочек с моющим составом и мочалка стояли у бортика прямо на теплом (слава фельдам!) полу.
А вот душ предусмотрен не был, и я едва не завыла, когда в голове завертелись варианты фельдов для создания этого полезного девайса.
Ешки-кошки, Ливар, маньяк научный, ты когда-нибудь вообще думать прекращал? Точно, нет, если даже сейчас как-то ухитрялся через меня заниматься излюбленным занятием.
Домыв волосы, я отжала их одним полотенцем и причесала гребнем. Нет тут моей любимой расчески-распутывателя, значит, сойдет чужая. Теперь уже поневоле моя, а доказательство принадлежности – родовой герб на ручке: красный ромб, черная роза с шипами-кинжалами! Она чистая, ни одного волоса на зубьях не запуталось! А все почему? А потому, что Ливар не-а, не лысый, а коротко стриженый параноик. И свою расческу носил у себя в кармане, с ней же и на Земле в лесу остался. Эта исключительно для декора спальню украшала. Кое-как удалось выгнать из головы варианты фельдов, облегчающих расчесывание волос и то, только потому, что родовой понтовый агрегат оказался на удивление удобным и не драл безжалостно мою шевелюру.
Замотав волосы во второе полотенце, натянула свободную мужскую рубашку и забралась в кровать. Я буквально уронила опухшую башку на подушку и отключилась. Вечно позитивные пони из мультика ошибаются, чудо - это не дружба, а сон. Мне это действительно было очень-очень нужно. Чтобы переспать и как-то принять информацию, что я теперь не Инка, а Инка плюс Ливар. Вернее, его способности к магии, творчеству, аналитике в совокупности с изрядной долей мировоззрения и душевной черствости.
Первый раз я проснулась в середине ночи, перевернулась на спину, с удовольствием вдыхая тонкий цветочный аромат, исходивший от белья. Какие молодцы здешние слуги, державшие постель в чистоте! Жаль, конечно, что Ливар не был женщиной моей комплекции, надо что-то с одеждой делать. Но пока сойдет и его шмотье. Плащи – модель практически безразмерная, а рубашки и брюки натяну. Из большого не выкачусь. Он ведь тощим был, маг покойный, так что дырочку в ремне проковыряю лишнюю и натяну. А вообще в город, наверное, надо, портного найти. Или…
Ой, елки-палки, Ливар, беру свои слова обратно, ты – гребаный гений! В голове у меня возник четкий рисунок будущего фельда с детальным перечнем всех ингредиентов, потребных при создании шедевра магического преобразования одежд из мужских в женские. Первым делом белье! И на этой удивительной мысли, на волне восхищения я снова заснула.
Утро, вернее, последняя треть ночи, встретило меня не запахом кофе и булочек, как всякого уважающего себя аристократа, а ощущением горящего огнем фельда на правой руке. Полыхал фельд клятвы. Значит, звал и умирал кто-то из тех единомышленников, коллег Ливара, которые на взгляд мага были достаточно полезными, чтобы согласиться на создание таких уз. И их разработать, перепрошив банальный «почтовый» фельд на несколько персон.
Если взглянуть на рисунок, располагающимся где-то на тыльной стороне руке у локтя, то выглядело это творение сумрачного гения Тайхозора, как цветок астры и один из его светлых лепестков сейчас начинал чернеть.
Я вылезла из кровати, ощупью дернув из шкафа плащ, почти впрыгнула в свои неубиваемые кроссовки и потопала вниз, в ту самую подвальную комнатку из камня, в которой появилась вчера.
Именно там уже был некогда прорисован и теперь мог легко быть материализован одной лишь волей и силой мага фельд призыва, связанный с «астрой» на руке. В ином месте, конечно, тоже можно, но вдруг с призывом у меня без хоть малой толики практики, какая-то накладка выйдет? И затрат энергии меньше.
- Рардис Инна? – толкнул в спину вопрос Инграма, материализовавшегося в коридоре.
- Призыв о помощи, - махнула рукой в воздухе я.
- Отправляемся на битву? – только и уточнил защитник.
- Нет, это скорее запрос на эвакуацию, - пояснила я, сбежала по истертым временем ступеням, промчалась по коридору и рывком распахнула дверь в каменный куб со сплошной нижней плитой, идеальной для рисования фельдов.
Я присела на корточки почти у входа и положила руку на ледяной пол. Так, как делал Ливар, мысленно призвала нужный фельд из уже запечатленных на коже и плите, толкнула в него рисунок на руке. Тело прожгло раскаленной иглой, часть внутреннего жара, того огня магической силы, что пылал в теле, ушла на его активацию. Узор фельда, та самая «астра» проявился на камне, а в нем материализовалось тело. Запахло шашлыком. Сначала я не поняла почему, а потом к горлу подкатил ком.
Да елки-палки, я ж теперь мяса жаренного в рот взять не смогу, пока не забудется эта картинка во всей ее обонятельной прелести. Я безмолвно смотрела на тело обожженного мужчины на плитах. Тело Тальда Лисьелора. Узнать я его не узнала. По виду головешки идентифицировать гостя было невозможно. Но никого иного фельд бы притянуть бы сюда не смог. Чернел и взывал о помощи лишь один лепесток.
Самое скверное было в том, что составить настолько мощный фельд исцеления, чтобы вылечить бедолагу, никто из знакомых Ливара не мог. Он сам, а теперь и я с его силой и знаниями фельдов в анамнезе, тоже не осилила бы. Не из-за природной тупости, а потому что нельзя на льдине разогреть обед. Направление силы творца фельда неизбежно влияет на его суть.
Из четырех букв: «ж», «а», «о», «п» слова «вечность» не сложить. Вернее, любой фельд – это рисунок, и как каждый рисунок, он полон многих смыслов. Задача создателя вытащить на белый свет именно тот, который требуется. Но с темным даром из этой бочки смыслов «полное исцеление» не выловить даже гению Тайхозору. Он как-то этим вопросом занимался, тасовал варианты, изводил ингредиенты на фе-ноды, но признал задачу бесперспективной.
Зализать рану, пожалуй, смогла бы Румина или глава егерей - оборотень Гарт, кое-какие травки-отвары знал сам Ливар и другие обитатели замка. Но убрать такие обширные и глубокие ожоги – точно нет.
Если говорить не о фельдах, а о врожденных магических дарах (на Дармаре имелись и такие), целителей среди круга знакомых Ливара, способных справиться с критическими термическими повреждениями, не имелось.
Повторюсь, не та квалификация. В гораздо большей степени личные, врожденные таланты темных относились или к голой силе стихий и ее производным, или имели разрушительную направленность. Созидание зачастую было лишь побочным эффектом какого-либо не самого приятного дара.
Итак, никто из ближних и дальних Ливара не смог бы превратить кусок не до конца прожаренного мяса в здорового человека. Сама я даже трогать бедолагу не решилась, опасаясь, что мы с Инграмом просто не донесем его живым до кровати. Его бы в хорошую больницу на Земле, и то не уверена, что врачи бы справились.
Возможно, глобальное исцеление смог бы осилить кто-то из белых гадов. Вот только ни один из них не стал бы возиться с темным, да и сила их за последние века значительно ослабела. То ли от того, что их богиня ушла, то ли подействовал накопительный эффект проклятий тех, кто пал от руки несущих «благо» ради этого самого «блага».
Все размышления не заняли и десятка секунд. А потом головешка на полу повернула голову и просипела:
- Не успел позвать. Нет больше Песни Весны. Сожгли, твари!
- Чем помочь, Тальд?
- Утопи меня в своей силе, она так морозит, что и боль уберет, - хрипло выдохнул мужчина.
Не сразу я поняла, чего просит умирающий, но потом вспомнила о случайно выявленном эффекте прикосновения к фельдам на руках Ливара. Переместилась поближе к «головешке», закатала рукава и положила руки, уснащенные значками, на тело Тальда. Не пыталась вызвать ни один фельд, но обратилась ко всем разом.
Нас окружило почему-то не черное, как раньше случалось у Ливара при таких экспериментах, а серое марево. Оно полностью закрыло мне обзор, было гуще, чем речной туман на зорьке. И в этом «тумане» раздался тихий протяжный стон.
- Помирает уже? – вспыхнула искорка исследовательского азарта с толикой сожаления, как заметка на полях тетрадки от Ливара. Я ведь, Инна, не знала этого человека, потому и жалеть, как близкого друга, не могла.
Но нет, протяжный стон повторился, а туман неторопливо рассеялся, оставляя совершенно здорового мужчину в обрывках сгоревших одежд, о которые пачкалась сажей свежая кожа. У Тальда даже выросли сгоревшие волосы, и они, вот потеха, были нежно-золотистого оттенка, а вовсе не насыщенного каштана. Стало быть, красился. Зачем? Неужели, чтобы казаться более мужественным? Или золотые пачкались быстрее?
Красавчик-блондинчик Тальд развалился, на камне, будто на перине и блаженно улыбался, откровенно радуясь жизни. Очень откровенно, потому что остатки его одежд такой гордой радости скрыть были не состоянии. Я аж смутилась.
- Ты опять что-то придумал, Йагронов гений! – выдохнул Тальд, не открывая глаз. – Обернул свой хлад жаром исцеления! И молчал бы, не рассказывая никому, потому что считал неинтересной затеей. Порой тебя ненавижу, друг мой, больше, чем люблю и уважаю!
- Прости, ирдо Тальд Лисьелор, но Ливар Тайхозор мертв, - сообщила я, и мужчина на камнях резко распахнул глаза. Удивительные, искрящиеся так, как сапфиры в украшениях на выставках при правильной подсветке.
Глаза дарителя проклятий. Я не про то, что красивые мужские очи – истинная девичья погибель в любом мире. А о том, что такие глаза, как драгоценные камни, один из самых ярких признаков темного мага, который обладает даром насылать проклятия на противников, как массово, так и в индивидуальном порядке. Но, что самое обидное, сдерживать свой дар, если он ярок, почти не способен. Ворох пусть мелких, но все же проклятий, перепадает при личном общении всем, кто вздумает случайно или нарочно коснуться или оказаться близко к обладателю этого специфичного таланта. Никакие фельды такому не нужны, проклинает, как дышит, а не дышать совсем он не может.
- Не понимаю, - выдохнул он, шаря по моей фигуре, спрятанной бесформенным плащом. В неярком свете лампы, что освещала коридор и часть каменного мешка комнаты, детали смазывались. (Призывать фельд света мне было некогда, когда мчалась на зов). – Ты не Ливар, но ты чувствуешься как он. И мои проклятия на тебя не действуют, как и на него.
- Так получилось. Ливар умирал, он поневоле передал мне значительную часть своей памяти и сил. Теперь я - рардис Инна Тайхозор. То, что знал и помнил Ливар, знаю, помню и могу применять, - искренне пожалела о происшедшем я. Если бы этот гений не ошибся с передачей данных и попыткой захвата тела, то я сейчас собирала бы грибы в лесу, а не торчала в холодном подземелье другого мира. – Пойдем, Тальд Лисьелор, найдем, где тебе прилечь. Все разговоры завтра.
- Ливар никогда не приглашал никого из нас задержаться, рардис Инна, - осторожно отметил синеглазый, вставая с камней.
- Он вообще общества не любил, - согласилась я. – Но идти тебе, насколько я поняла, все равно некуда. Так что, придется приютить. А думать, как быть дальше, и разговаривать будем завтра.
- Принимается, - согласился мужчина с невольным зевком.
Так, тпру, мысли-скакуны, опять я в сторонние рассуждения ударилась. А вела ведь к чему. Фельд, созданный самостоятельно или прочувствованный и понятый, то есть вошедший в суть создателя рисунка, отпечатывается на его плоти в материальном мире. Потому он может быть пригоден для использования без дополнительных плясок с мелками в любое удобное место и время.
Между прочим, «фельд отпечатывается на теле творца» – не красивая метафора, а реальность. То есть, в самом буквальном смысле слова! Все руки Ливара от запястья до локтя (правая и левая) были испещрены маленькими – с копейку – рисунками тех фельдов, которые он нарисовал и постиг. И это его наследство, так же, как и перстень на пальце. Да уж, почти уголовница, всего счастья, что не креста и купола. Обнять, плакать и затянуть какой-нибудь «Владимирский централ».
Каждый из этих рисунков, не татушек, наколотых иголкой, а магических отпечатков, можно было теперь призвать к жизни в любой момент, не утруждаясь изначальным рисованием. Простой - мысленным усилием, как я свет недавно вызвала, посложнее - приложив руку к любой относительно ровной поверхности и проявив для начала рисунок. Это же логично! Если есть установочный диск, то каждый раз заново программу не пишут!
Инграм тактично остался бдеть в коридоре, а я стояла в темной спальне, фельд света погасила еще перед ужином. И тупо пялилась на эти значки, полыхающие не в темноте, а перед моим мысленным взором. Я знала каждый из миниатюрных фельдов, не только на вид, а и то, как и для чего он создавался. И какие ингредиенты для этих «красок» Ливару требовались.
Часть из этих рисунков, будь моя воля, я бы с рук стерла. Нет, даже с кожей, с мясом бы сняла, но это так не работает. Фельд, проявившийся на теле означал, что магия его стала частью сути и никак от нее не избавиться. Ни мочалка, ни пятновыводитель, ни нож не помогут. А с другой стороны, все равно уже есть, значит, нужно использовать, если потребуется, чтобы все вот это было не зря. Нет, младенцев Ливар не резал, но не потому, что врожденное благородство мешало, а потому, что не потребовалось. А вот белых врагов, пришедших по его душу, использовал с особенным удовольствием, вне зависимости от пола и возраста. Считаешь себя достаточно взрослым, чтобы нападать, значит, плати по счетам, как взрослый. Кровью, плотью, жизнью.
Я всхлипнула от сознания безнадежностей попыток перестать думать, анализировать и вспоминать. Бесконечные мысли, выводы, возможности, идеи пихались в голове, никак не желая утрамбоваться и перестать меня мучить.
- Рардис? – нарисовался рядом Инграм, а я даже не заметила, как он вошел.
- Все в порядке настолько, насколько это возможно, - вздохнула и я попросила: - Иди. Или... скажи, отдыхать тебе не нужно, но неужели не скучно просто стоять столбом? Может, тебе что-то почитать взять? У тебя ведь есть поблизости от этих покоев комнаты? Если нет, выбери и займи.
- Благодарю, рардис, с удовольствием воспользуюсь разрешением, в библиотеке замка есть недурные хроники. А комнаты имеются, не тревожься.
Отпущенный Инграм (балда я, раньше надо было его освободить от бестолкового бдения-стояния) снова испарился из спальни. Нет необходимости в его присутствии, а возникнет, почувствует и явится быстрее, чем устный приказ получит. Узы с немертвым так работают. Он знает, что мне нужен, еще до того, как я это четко уясню, стоит только кончику мысли мелькнуть, а у него уже «сигналка» сработает.
Услав телохранителя, я все-таки пошла мыться. Может, если помою голову, станет легче? Говорят, вода смывает лишнее. А у меня этого лишнего сейчас столько, что все, конечно, не смоется, но если хотя бы чуток, и то радость!
Ванна в покоях Ливара выглядела на манер наших поддонов для душевых кабин, широким каменным углублением в полу, но где-то по колено глубиной. Наполнялась она касанием к маленькому сдвоенному фельду-артефакту на стене - синего и зеленого колера. Там же регулировалась температура воды. Горшочек с моющим составом и мочалка стояли у бортика прямо на теплом (слава фельдам!) полу.
А вот душ предусмотрен не был, и я едва не завыла, когда в голове завертелись варианты фельдов для создания этого полезного девайса.
Ешки-кошки, Ливар, маньяк научный, ты когда-нибудь вообще думать прекращал? Точно, нет, если даже сейчас как-то ухитрялся через меня заниматься излюбленным занятием.
Домыв волосы, я отжала их одним полотенцем и причесала гребнем. Нет тут моей любимой расчески-распутывателя, значит, сойдет чужая. Теперь уже поневоле моя, а доказательство принадлежности – родовой герб на ручке: красный ромб, черная роза с шипами-кинжалами! Она чистая, ни одного волоса на зубьях не запуталось! А все почему? А потому, что Ливар не-а, не лысый, а коротко стриженый параноик. И свою расческу носил у себя в кармане, с ней же и на Земле в лесу остался. Эта исключительно для декора спальню украшала. Кое-как удалось выгнать из головы варианты фельдов, облегчающих расчесывание волос и то, только потому, что родовой понтовый агрегат оказался на удивление удобным и не драл безжалостно мою шевелюру.
Замотав волосы во второе полотенце, натянула свободную мужскую рубашку и забралась в кровать. Я буквально уронила опухшую башку на подушку и отключилась. Вечно позитивные пони из мультика ошибаются, чудо - это не дружба, а сон. Мне это действительно было очень-очень нужно. Чтобы переспать и как-то принять информацию, что я теперь не Инка, а Инка плюс Ливар. Вернее, его способности к магии, творчеству, аналитике в совокупности с изрядной долей мировоззрения и душевной черствости.
Глава 4. Погорелец
Первый раз я проснулась в середине ночи, перевернулась на спину, с удовольствием вдыхая тонкий цветочный аромат, исходивший от белья. Какие молодцы здешние слуги, державшие постель в чистоте! Жаль, конечно, что Ливар не был женщиной моей комплекции, надо что-то с одеждой делать. Но пока сойдет и его шмотье. Плащи – модель практически безразмерная, а рубашки и брюки натяну. Из большого не выкачусь. Он ведь тощим был, маг покойный, так что дырочку в ремне проковыряю лишнюю и натяну. А вообще в город, наверное, надо, портного найти. Или…
Ой, елки-палки, Ливар, беру свои слова обратно, ты – гребаный гений! В голове у меня возник четкий рисунок будущего фельда с детальным перечнем всех ингредиентов, потребных при создании шедевра магического преобразования одежд из мужских в женские. Первым делом белье! И на этой удивительной мысли, на волне восхищения я снова заснула.
Утро, вернее, последняя треть ночи, встретило меня не запахом кофе и булочек, как всякого уважающего себя аристократа, а ощущением горящего огнем фельда на правой руке. Полыхал фельд клятвы. Значит, звал и умирал кто-то из тех единомышленников, коллег Ливара, которые на взгляд мага были достаточно полезными, чтобы согласиться на создание таких уз. И их разработать, перепрошив банальный «почтовый» фельд на несколько персон.
Если взглянуть на рисунок, располагающимся где-то на тыльной стороне руке у локтя, то выглядело это творение сумрачного гения Тайхозора, как цветок астры и один из его светлых лепестков сейчас начинал чернеть.
Я вылезла из кровати, ощупью дернув из шкафа плащ, почти впрыгнула в свои неубиваемые кроссовки и потопала вниз, в ту самую подвальную комнатку из камня, в которой появилась вчера.
Именно там уже был некогда прорисован и теперь мог легко быть материализован одной лишь волей и силой мага фельд призыва, связанный с «астрой» на руке. В ином месте, конечно, тоже можно, но вдруг с призывом у меня без хоть малой толики практики, какая-то накладка выйдет? И затрат энергии меньше.
- Рардис Инна? – толкнул в спину вопрос Инграма, материализовавшегося в коридоре.
- Призыв о помощи, - махнула рукой в воздухе я.
- Отправляемся на битву? – только и уточнил защитник.
- Нет, это скорее запрос на эвакуацию, - пояснила я, сбежала по истертым временем ступеням, промчалась по коридору и рывком распахнула дверь в каменный куб со сплошной нижней плитой, идеальной для рисования фельдов.
Я присела на корточки почти у входа и положила руку на ледяной пол. Так, как делал Ливар, мысленно призвала нужный фельд из уже запечатленных на коже и плите, толкнула в него рисунок на руке. Тело прожгло раскаленной иглой, часть внутреннего жара, того огня магической силы, что пылал в теле, ушла на его активацию. Узор фельда, та самая «астра» проявился на камне, а в нем материализовалось тело. Запахло шашлыком. Сначала я не поняла почему, а потом к горлу подкатил ком.
Да елки-палки, я ж теперь мяса жаренного в рот взять не смогу, пока не забудется эта картинка во всей ее обонятельной прелести. Я безмолвно смотрела на тело обожженного мужчины на плитах. Тело Тальда Лисьелора. Узнать я его не узнала. По виду головешки идентифицировать гостя было невозможно. Но никого иного фельд бы притянуть бы сюда не смог. Чернел и взывал о помощи лишь один лепесток.
Самое скверное было в том, что составить настолько мощный фельд исцеления, чтобы вылечить бедолагу, никто из знакомых Ливара не мог. Он сам, а теперь и я с его силой и знаниями фельдов в анамнезе, тоже не осилила бы. Не из-за природной тупости, а потому что нельзя на льдине разогреть обед. Направление силы творца фельда неизбежно влияет на его суть.
Из четырех букв: «ж», «а», «о», «п» слова «вечность» не сложить. Вернее, любой фельд – это рисунок, и как каждый рисунок, он полон многих смыслов. Задача создателя вытащить на белый свет именно тот, который требуется. Но с темным даром из этой бочки смыслов «полное исцеление» не выловить даже гению Тайхозору. Он как-то этим вопросом занимался, тасовал варианты, изводил ингредиенты на фе-ноды, но признал задачу бесперспективной.
Зализать рану, пожалуй, смогла бы Румина или глава егерей - оборотень Гарт, кое-какие травки-отвары знал сам Ливар и другие обитатели замка. Но убрать такие обширные и глубокие ожоги – точно нет.
Если говорить не о фельдах, а о врожденных магических дарах (на Дармаре имелись и такие), целителей среди круга знакомых Ливара, способных справиться с критическими термическими повреждениями, не имелось.
Повторюсь, не та квалификация. В гораздо большей степени личные, врожденные таланты темных относились или к голой силе стихий и ее производным, или имели разрушительную направленность. Созидание зачастую было лишь побочным эффектом какого-либо не самого приятного дара.
Итак, никто из ближних и дальних Ливара не смог бы превратить кусок не до конца прожаренного мяса в здорового человека. Сама я даже трогать бедолагу не решилась, опасаясь, что мы с Инграмом просто не донесем его живым до кровати. Его бы в хорошую больницу на Земле, и то не уверена, что врачи бы справились.
Возможно, глобальное исцеление смог бы осилить кто-то из белых гадов. Вот только ни один из них не стал бы возиться с темным, да и сила их за последние века значительно ослабела. То ли от того, что их богиня ушла, то ли подействовал накопительный эффект проклятий тех, кто пал от руки несущих «благо» ради этого самого «блага».
Все размышления не заняли и десятка секунд. А потом головешка на полу повернула голову и просипела:
- Не успел позвать. Нет больше Песни Весны. Сожгли, твари!
- Чем помочь, Тальд?
- Утопи меня в своей силе, она так морозит, что и боль уберет, - хрипло выдохнул мужчина.
Не сразу я поняла, чего просит умирающий, но потом вспомнила о случайно выявленном эффекте прикосновения к фельдам на руках Ливара. Переместилась поближе к «головешке», закатала рукава и положила руки, уснащенные значками, на тело Тальда. Не пыталась вызвать ни один фельд, но обратилась ко всем разом.
Нас окружило почему-то не черное, как раньше случалось у Ливара при таких экспериментах, а серое марево. Оно полностью закрыло мне обзор, было гуще, чем речной туман на зорьке. И в этом «тумане» раздался тихий протяжный стон.
- Помирает уже? – вспыхнула искорка исследовательского азарта с толикой сожаления, как заметка на полях тетрадки от Ливара. Я ведь, Инна, не знала этого человека, потому и жалеть, как близкого друга, не могла.
Но нет, протяжный стон повторился, а туман неторопливо рассеялся, оставляя совершенно здорового мужчину в обрывках сгоревших одежд, о которые пачкалась сажей свежая кожа. У Тальда даже выросли сгоревшие волосы, и они, вот потеха, были нежно-золотистого оттенка, а вовсе не насыщенного каштана. Стало быть, красился. Зачем? Неужели, чтобы казаться более мужественным? Или золотые пачкались быстрее?
Красавчик-блондинчик Тальд развалился, на камне, будто на перине и блаженно улыбался, откровенно радуясь жизни. Очень откровенно, потому что остатки его одежд такой гордой радости скрыть были не состоянии. Я аж смутилась.
- Ты опять что-то придумал, Йагронов гений! – выдохнул Тальд, не открывая глаз. – Обернул свой хлад жаром исцеления! И молчал бы, не рассказывая никому, потому что считал неинтересной затеей. Порой тебя ненавижу, друг мой, больше, чем люблю и уважаю!
- Прости, ирдо Тальд Лисьелор, но Ливар Тайхозор мертв, - сообщила я, и мужчина на камнях резко распахнул глаза. Удивительные, искрящиеся так, как сапфиры в украшениях на выставках при правильной подсветке.
Глаза дарителя проклятий. Я не про то, что красивые мужские очи – истинная девичья погибель в любом мире. А о том, что такие глаза, как драгоценные камни, один из самых ярких признаков темного мага, который обладает даром насылать проклятия на противников, как массово, так и в индивидуальном порядке. Но, что самое обидное, сдерживать свой дар, если он ярок, почти не способен. Ворох пусть мелких, но все же проклятий, перепадает при личном общении всем, кто вздумает случайно или нарочно коснуться или оказаться близко к обладателю этого специфичного таланта. Никакие фельды такому не нужны, проклинает, как дышит, а не дышать совсем он не может.
- Не понимаю, - выдохнул он, шаря по моей фигуре, спрятанной бесформенным плащом. В неярком свете лампы, что освещала коридор и часть каменного мешка комнаты, детали смазывались. (Призывать фельд света мне было некогда, когда мчалась на зов). – Ты не Ливар, но ты чувствуешься как он. И мои проклятия на тебя не действуют, как и на него.
- Так получилось. Ливар умирал, он поневоле передал мне значительную часть своей памяти и сил. Теперь я - рардис Инна Тайхозор. То, что знал и помнил Ливар, знаю, помню и могу применять, - искренне пожалела о происшедшем я. Если бы этот гений не ошибся с передачей данных и попыткой захвата тела, то я сейчас собирала бы грибы в лесу, а не торчала в холодном подземелье другого мира. – Пойдем, Тальд Лисьелор, найдем, где тебе прилечь. Все разговоры завтра.
- Ливар никогда не приглашал никого из нас задержаться, рардис Инна, - осторожно отметил синеглазый, вставая с камней.
- Он вообще общества не любил, - согласилась я. – Но идти тебе, насколько я поняла, все равно некуда. Так что, придется приютить. А думать, как быть дальше, и разговаривать будем завтра.
- Принимается, - согласился мужчина с невольным зевком.
