Выбравшись из постели, я направилась к их покоям.
— Эй, что у вас там происходит? — одновременно постукивая костяшкой пальца, спрашивала я.
Дверь распахнулась и я увидела усталого Эрика с растрепанными волосами.
— Угомони свою сестру, пожалуйста, а мне пора выходить в море, — пробормотал он и вышел.
— Что это вы тут устроили? — почти шепотом заговорила я, закрывая за Эриком дверь. — Не забывай, в каком веке мы находимся…
— Да уж помню! — в сердцах выкрикнула Айала.
— Так! А ну сядь и рассказывай, что это ты ни свет ни заря взъелась на парня.
Айала с трудом подчинилась. Мы уселись на скамью, обшитую красной тканью, у окна.
— Эрик совсем обнаглел.
— Что же он сделал? Лично я вижу, как он старается ради нас. Думаешь, легко филологу с его блестящей будущей карьерой ловить и продавать рыбу каждый день?
— Он флиртует с Дуйгу! — выпалила сестра, а я замерла, открыв широко глаза.
— То есть, как это флиртует? Что за выдумки!
— Это не выдумки, — перечила Айала. — Вот ты вчера спала и не видела того, что видела я.
Я подтянула к себе ногу — уже местная турецкая привычка.
— Так-так… И что же ты видела?
— Все началось после того, как Карабулут с женой и младшими детьми отправились к какому-то там бею* (господину). Эрик начал обсуждать учебу Дуйгу. Он расспрашивал ее про медресе, в которое та ходит. Ревекка, они говорили так, словно меня в комнате не было!
— И ты называешь обсуждение школы флиртом?
— Я же ушла, пожелав им приятного вечера, а проснулась посреди ночи, когда Эрик завалился рядом и захрапел. Понимаешь? Они болтали почти полночи. Боюсь представить, о чем!
Я закусила губу.
— Мда…
Между нами повисла пауза. Я не верила, что Эрик станет заигрывать с какой-то допотопной малолеткой, тем более, что он так влюблен в мою сестру. Хотя чего греха таить, Айала в последние дни стала просто невыносимой — нервничает из-за каждого пустяка, а еще много плачет. Во мне проснулось внезапное чувство жалости. У нее стресс, и в нашем положении он вполне объясним.
— Иди ко мне, — сказала я и протянула руки. Айала упала в мои ласковые объятия и заплакала. Мне ничего не стоило позволить ей излить свои тревоги, я ее вечная «жилетка», сильное плечо. Без меня Айала пропадет.
В последнее время меня очень сильно стало беспокоить эмоциональное состояние сестры. Я поговорила с Эриком об этом.
— Будь к ней внимателен. У нее сильный стресс, — объясняла ему. — Мне кажется, еще немного и Айала свихнется. Между прочим, в подростковом возрасте она уже пыталась наложить на себя руки.
— О Господи, Ревекка, мне даже в голову не приходило с кем-то флиртовать. Я всего лишь интересовался у Дуйгу о том, как проходят их занятия… Честно? — шепнул он вопрос, слегка пригнувшись ко мне. — Я уже начал делать наброски будущей диссертации. Увидев всё это собственными глазами, я просто ошарашу всех своих преподавателей. Я не хотел причинять боль Айале. Сам не знаю, что с ней происходит.
— Это элементарно. Она находится в состоянии ярко выраженного психоэмоционального переживания жизненной ситуации, которая длительно ограничивает удовлетворение ее социальных потребностей. — Я принялась загибать пальцы по одному. — Ведь у нас нет телефонов, нормального туалета и ванной, нет машин — никаких, даже стиральной… много чего нет. А еще мы в Турции, а в Англию уехать нельзя, потому что здесь чертов лабиринт. Другие обычаи, одежда, еда. Дальше перечислять?
Эрик устало вздохнул.
— Нет, пожалуй.
— Это мы с тобой справляемся с этим. А она не может. Айала достаточно устроена в жизни и менять она ничего не собиралась. Ей трудно.
— И поэтому она ревнует?
— Да! А что ей еще делать?
— Я не знаю… — Эрик оборвал собственную мысль и сел, свесив голову. Он расстроился, и я могла его понять. Однако он согласился постараться не нервировать свою девушку по таким пустякам. Скажет, что любит, приласкает и Айала почувствует себя лучше.
Так, дни шли обычной чередой. В полнолуние мы ходили в лабиринт, но в будущее вернуться не получалось. Приближалась осень, а мы застряли в прошлом. Иногда я размышляла о том, что же происходит сейчас в двадцать первом веке, чем занимаются наши родные и друзья и вообще, вспоминают ли нас.
Не хотелось грустить понапрасну, поэтому я брала в руки карандаш и рисовала. В моей сумке скопилось уже больше сотни рисунков, один из которых стал особенным — портрет Оскара. Я больше не встречала его, к сожалению, и решила, что он уехал. Но скромный карандашный набросок напоминал о герое моей жизни, вызывая только светлые чувства.
Однажды, получив выходной, я решила рискнуть выйти за пределы Калеичи. Под серое простенькое платье для удобства и безопасности я надела свои джинсовые шорты, а так как шлепанцы их были очень неудобными, заменила их своими кедами. Голову покрывал легкий шелковый платок, но он не скрывал моих длинных черных волос, а скорее сливался с ними.
Миновав ворота Адриана, которые представляли собой три арки, я вышла на каменную тропу и начала подыскивать подходящее место, откуда видно торговцев арбузами, чтобы запечатлеть их на бумаге.
Долгое время на улицах не было людей. Никто не мешал мне спокойно рисовать. Двое пожилых торговцев сидели на маленьких табуреточках, разговаривая между собой. На меня они не обращали внимания, хотя смею предположить, что меня вообще не видно в тени деревьев.
Солнце светило ярко и все вокруг улыбалось. Я не знала, который сейчас час и предположить не могла. Человеку, который привык к часовым стрелкам, очень сложно приспособиться к отсутствию точного времени, а ориентироваться по солнцу не всегда получается.
Мой рисунок был уже почти готов, когда в конце дороги показались люди. Я внимательно следила за ними и сразу поняла, что это чужестранцы. Если бы не военная форма, то я вряд ли бы надолго задержалась на этом месте, ведь прошлый опыт показал, что я не способна за себя постоять. Однако эти люди не представляли опасности, потому что я узнала среди солдатов его — Оскара.
В нашем мире я бы, не задумываясь, выбежала к нему на встречу, но стоит помнить, что скромная женщина в этом мире ценится гораздо выше. Я осталась сидеть в тени.
Солдаты шли медленно, разговаривая между собой на французском языке. Но Оскар молчал. Он словно отбился от стаи и летал где-то в своих мыслях. Моё сердце забилось сильнее, карандаш выпал из рук и я вдруг подумала о телефоне.
Вот бы сфотографировать генерала прошлого на память!
Я помнила, что телефон у меня в сумке. Для чего носила его с собой, не знала. Однако сейчас он мне пригодился. Пока солдаты не спеша двигались по каменной дороге к арке, я подключила мобильник и, к счастью, батарея полностью не разрядилась. С тех пор как мы сфотографировали надпись на плитке в лабиринте, я им не пользовалась. Обрадовавшись, я быстро настроила камеру, приблизила ракурс, навела на Оскара и щелкнула несколько раз. А так как динамики у моего телефона были довольно-таки громкими, солдаты обернулись.
Решив, что это мой единственный шанс привлечь внимание, я взяла сумку, рисунок с арбузами и вышла из теней деревьев. Опустив голову как можно ниже, двинулась к арке.
— Мы, кажется, с вами знакомы, мадмуазель Ревекка! — выкрикнул Оскар. Я с трудом сдержала довольную улыбку, но не остановилась. Тогда он догнал меня и преградил путь.
— Что вы здесь делаете совершенно одна? — настойчиво спросил он.
— Э… ничего, — ответила я, теряясь от волнения. Держать рисунок, лямки от сумки и телефон в одной руке стало неудобно, я хотела это исправить и выронила телефон прямо к ногам Оскара, экраном вверх. С его фотографией.
Он долго смотрел на диковинную вещицу, затем осмелился взять мобильник в руки.
— Это я? — нахмурив брови, спросил он.
Меня прошиб холодный пот, я громко сглотнула. «Ну все, — подумала, — сейчас генерал моей мечты решит, что я ведьма, которая заточила его копию в какую-то непонятную плоскую коробку и посадит в темницу. А то и убьёт на месте!». Неизвестно откуда появился этот страх, но его необходимо побороть, иначе я пропала.
— Мадмуазель Ревекка? Как у вас это получилось?
— Только не убивайте! — крикнула первое, что пришло в голову.
Оскар удивленно посмотрел на меня, затем обернулся и глянул на солдат, терпеливо ожидающих своего командира.
— Ступайте! — приказал он, а когда военные продолжили путь, Оскар обратился ко мне: — Я не собираюсь вас убивать, помилуйте! Просто объясните, что за чудо из чудес сейчас держу у себя в руках. Это не рисунок…
— Это фотография, — заявила я, понимая, что это слово ни о чем ему не говорит.
— Что такое фотография?
— Для начала я должна сказать, кто я такая и откуда появилась… Но обещайте одну вещь, — помолчав, я отобрала телефон, затем договорила: — Если вы мне не поверите, то прикончите на месте.
— Простите? — не понял Оскар.
Он смотрел мне прямо в глаза, словно искал потаенные места в моей душе, а я топталась на месте, не находя себе места.
— В общем, это будет долгая история.
Прежде чем начать свое непростое признание о том, кто я такая на самом деле, мы с Оскаром отправились в самое тихое место. О чем я сама лично его попросила. Лишние «уши» мне ни к чему. Я боялась, что люди, узнав о том, что я из будущего, примут меня за ведьму и сожгут на костре. Какого черта я вызвалась рассказывать правду Оскару, сама не понимала. Возможно, в глубине души надеялась, что он мне поможет.
Оскар решил, что лучшее место для нашего разговора — крепость. Мы забрались повыше к прочной крепостной стене (в нашем настоящем от нее почти ничего не осталось. Да, я успела полюбоваться древней реликвией до исчезновения). Пока поднимались, генерал любезно держал меня за руку, благодаря чему, я словно на крыльях летела. Его рука оказалась на редкость мягкая, а пальцы длинные и нежные. Наступая на камни или выступы, мое платье задиралось, выставляя мои фирменные кеды на обозрение Оскару. Я четко видела, с каким интересом он пялится на них, но удивительно, насколько сдержанно он вел себя. Его терпению можно позавидовать.
— Долго еще?
— Устали, мадмуазель?
— Нет… немного.
— Потерпите. Место действительно хорошее.
«Ага… Никто не найдет мое тело сразу. А вдруг он решил сбросить меня в море?»
Я тряхнула головой, чтобы прогнать скверные мысли. Сама напросилась.
— С вами всё хорошо?
— О, да! Будьте уверены, э… генерал.
— Зовите меня Оскар.
— В таком случае, — я перевела дыхание, — и вы перестаньте называть меня «мадемуазель».
— Одно ваше слово, мад… Ревекка, и я у ваших ног.
— Сильно сказано, — прищелкнув пальцами и подмигнув, подколола мужчину, но поймав недоумение в его глазах, усмехнулась: — Боже, не обращайте внимания. Скоро вы всё поймёте.
Он еще раз посмотрел на мои кеды и вскинул брови к верху.
— Жду с нетерпением.
— Тогда идёмте же!
Обогнув несколько сосен, мы остановились около кирпичного строения. С высоты холма, огороженного крепостной стеной, открывался потрясающий вид на бескрайнее синее море и многочисленные пики гор вдалеке. За нашими спинами только деревья, слышался негромкий щебет птиц. Оскар встал рядом со мной и устремил взгляд куда-то вдаль, на корабли, похожие на маленькие коричневые точки.
— Так кто же вы, Ревекка?
Я начала издалека.
— Вы что-нибудь слышали о лабиринте в Калеичи?
Оскар задумался.
— Что-то слышал от матросов, но не придал значения. А что с ним не так?
— Оттуда я и пришла.
— Из лабиринта?
— Да… Из двадцать первого века.
Наступило подозрительное молчание. Красивое лицо Оскара выражало растерянность и недоверие, и в этот момент я поняла, что совершила ошибку.
— Вы можете мне не верить, но у меня есть доказательства, — тем не менее, продолжала я. — Обувь на ногах и телефон, который вы держали в руках, — не последние вещи. О своем мире я могу поведать очень многое. Однако вы должны мне поверить для начала. Кивните головой, Оскар, и я расскажу всё от начала и до этой самой минуты.
Генерал думал очень долго. Для этого он даже прогулялся по роще. Он касался то подбородка, то проводил ладонью по волосам, затем он останавливался, уперев руки в бока, и смотрел на верхушки деревьев снизу вверх.
А я терпеливо ждала, пока он переварит информацию, в которую почти невозможно поверить.
— Почему вы решили признаться, Ревекка? — вернувшись ко мне, спросил Оскар. — Я военный и мог бы…
— Убить меня за это? Но разве я не предупреждала? Вы можете сделать это прямо сейчас, — смело бросила в ответ, хотя на самом деле у меня поджилки тряслись от страха. Безумие какое-то! Я пыталась выглядеть храброй перед этим мужчиной, словно это должно меня спасти. В конце концов, я сбросила с себя сумку и шагнула к нему. — Давайте, генерал, действуйте.
Я смотрела ему в глаза и видела, как в них мерцает таинственный свет. В них не было злобы. Он спокойно смотрел на меня в ответ. Клянусь, что в эту секунду желала, чтобы под моими ногами разверзлась земля и я провалилась сквозь нее прямо в мой век — в свою уютную постель. Проснулась бы от кошмарного сна, а утром отправилась бы в галерею. Но реальность жестока. Я не сплю.
— Вы не ответили — почему?
— Мне показалось, что могу доверять вам после того, как вы спасли мою жизнь. Я хочу вернуться домой, но лабиринт не выпускает.
Оскар больше не смотрел на меня. Его взгляд был прикован к брошенной мною сумке. Оказывается, я забыла застегнуть замочек и при падении оттуда вывалились рисунки.
— Вот дура, — пробормотала я, закрыв лицо руками.
Оскар подошел и поднял с земли самый верхний рисунок. Это был тот самый карандашный набросок, и генерал с легкостью узнал себя.
Густые брови генерала изогнулись дугой, на лице застыла улыбка. Оскар разглядывал рисунки один за другим, в то время как мою душу переполняли миллионы эмоций. Ожидание настолько томило, что я уже ни о чем не могла думать. И не осталось слов, чтобы сказать Оскару, что мне нет смысла обманывать его.
Отложив рисунки, он посмотрел на вещи, которые выпали вместе с ними. Руками он их не касался, а всего лишь приглядывался.
Тогда я не выдержала, подбежала к сумке, схватила первую попавшуюся вещь и сказала:
— Это помада. — Открыла колпачок и выкрутила бледно-розовый стержень. — Женщины этим мажут губы. А это… — Я подняла другую вещь. — Шариковая ручка. Ваше перо и чернила стали историей. Мы пишем в тетрадях вот этим.
Меня удивляло, что Оскар не отстранился от этих предметов, а напротив, с интересом изучал их. Но молча.
— Что у меня тут еще есть? Ах, да! Пластырь! — В моей сумке оказался один единственный, и тот пришлось распаковать и показать, для чего он. По счастливому случаю, я заметила порез на пальце генерала. По-видимому, когда он убирал сухие ветки с дороги, поранился. — Дайте мне вашу руку. Да не бойтесь же, дайте!
Оскар поколебался, затем протянул ладонь, только не ту, что я просила.
— Да не эту! С царапиной.
Как только генерал подал мне руку с ранкой, я аккуратно освободила пластырь от лишней бумаги и обмотала им палец мужчины.
— В наше время медицина на высшем уровне. Придуманы лекарства от многих болезней. А еще есть специальные машины, через которые можно посмотреть внутренние органы и узнать, что с ними не так.
— Эй, что у вас там происходит? — одновременно постукивая костяшкой пальца, спрашивала я.
Дверь распахнулась и я увидела усталого Эрика с растрепанными волосами.
— Угомони свою сестру, пожалуйста, а мне пора выходить в море, — пробормотал он и вышел.
— Что это вы тут устроили? — почти шепотом заговорила я, закрывая за Эриком дверь. — Не забывай, в каком веке мы находимся…
— Да уж помню! — в сердцах выкрикнула Айала.
— Так! А ну сядь и рассказывай, что это ты ни свет ни заря взъелась на парня.
Айала с трудом подчинилась. Мы уселись на скамью, обшитую красной тканью, у окна.
— Эрик совсем обнаглел.
— Что же он сделал? Лично я вижу, как он старается ради нас. Думаешь, легко филологу с его блестящей будущей карьерой ловить и продавать рыбу каждый день?
— Он флиртует с Дуйгу! — выпалила сестра, а я замерла, открыв широко глаза.
— То есть, как это флиртует? Что за выдумки!
— Это не выдумки, — перечила Айала. — Вот ты вчера спала и не видела того, что видела я.
Я подтянула к себе ногу — уже местная турецкая привычка.
— Так-так… И что же ты видела?
— Все началось после того, как Карабулут с женой и младшими детьми отправились к какому-то там бею* (господину). Эрик начал обсуждать учебу Дуйгу. Он расспрашивал ее про медресе, в которое та ходит. Ревекка, они говорили так, словно меня в комнате не было!
— И ты называешь обсуждение школы флиртом?
— Я же ушла, пожелав им приятного вечера, а проснулась посреди ночи, когда Эрик завалился рядом и захрапел. Понимаешь? Они болтали почти полночи. Боюсь представить, о чем!
Я закусила губу.
— Мда…
Между нами повисла пауза. Я не верила, что Эрик станет заигрывать с какой-то допотопной малолеткой, тем более, что он так влюблен в мою сестру. Хотя чего греха таить, Айала в последние дни стала просто невыносимой — нервничает из-за каждого пустяка, а еще много плачет. Во мне проснулось внезапное чувство жалости. У нее стресс, и в нашем положении он вполне объясним.
— Иди ко мне, — сказала я и протянула руки. Айала упала в мои ласковые объятия и заплакала. Мне ничего не стоило позволить ей излить свои тревоги, я ее вечная «жилетка», сильное плечо. Без меня Айала пропадет.
ГЛАВА 12 ЧТО ТАКОЕ ФОТОГРАФИЯ?
В последнее время меня очень сильно стало беспокоить эмоциональное состояние сестры. Я поговорила с Эриком об этом.
— Будь к ней внимателен. У нее сильный стресс, — объясняла ему. — Мне кажется, еще немного и Айала свихнется. Между прочим, в подростковом возрасте она уже пыталась наложить на себя руки.
— О Господи, Ревекка, мне даже в голову не приходило с кем-то флиртовать. Я всего лишь интересовался у Дуйгу о том, как проходят их занятия… Честно? — шепнул он вопрос, слегка пригнувшись ко мне. — Я уже начал делать наброски будущей диссертации. Увидев всё это собственными глазами, я просто ошарашу всех своих преподавателей. Я не хотел причинять боль Айале. Сам не знаю, что с ней происходит.
— Это элементарно. Она находится в состоянии ярко выраженного психоэмоционального переживания жизненной ситуации, которая длительно ограничивает удовлетворение ее социальных потребностей. — Я принялась загибать пальцы по одному. — Ведь у нас нет телефонов, нормального туалета и ванной, нет машин — никаких, даже стиральной… много чего нет. А еще мы в Турции, а в Англию уехать нельзя, потому что здесь чертов лабиринт. Другие обычаи, одежда, еда. Дальше перечислять?
Эрик устало вздохнул.
— Нет, пожалуй.
— Это мы с тобой справляемся с этим. А она не может. Айала достаточно устроена в жизни и менять она ничего не собиралась. Ей трудно.
— И поэтому она ревнует?
— Да! А что ей еще делать?
— Я не знаю… — Эрик оборвал собственную мысль и сел, свесив голову. Он расстроился, и я могла его понять. Однако он согласился постараться не нервировать свою девушку по таким пустякам. Скажет, что любит, приласкает и Айала почувствует себя лучше.
Так, дни шли обычной чередой. В полнолуние мы ходили в лабиринт, но в будущее вернуться не получалось. Приближалась осень, а мы застряли в прошлом. Иногда я размышляла о том, что же происходит сейчас в двадцать первом веке, чем занимаются наши родные и друзья и вообще, вспоминают ли нас.
Не хотелось грустить понапрасну, поэтому я брала в руки карандаш и рисовала. В моей сумке скопилось уже больше сотни рисунков, один из которых стал особенным — портрет Оскара. Я больше не встречала его, к сожалению, и решила, что он уехал. Но скромный карандашный набросок напоминал о герое моей жизни, вызывая только светлые чувства.
Однажды, получив выходной, я решила рискнуть выйти за пределы Калеичи. Под серое простенькое платье для удобства и безопасности я надела свои джинсовые шорты, а так как шлепанцы их были очень неудобными, заменила их своими кедами. Голову покрывал легкий шелковый платок, но он не скрывал моих длинных черных волос, а скорее сливался с ними.
Миновав ворота Адриана, которые представляли собой три арки, я вышла на каменную тропу и начала подыскивать подходящее место, откуда видно торговцев арбузами, чтобы запечатлеть их на бумаге.
Долгое время на улицах не было людей. Никто не мешал мне спокойно рисовать. Двое пожилых торговцев сидели на маленьких табуреточках, разговаривая между собой. На меня они не обращали внимания, хотя смею предположить, что меня вообще не видно в тени деревьев.
Солнце светило ярко и все вокруг улыбалось. Я не знала, который сейчас час и предположить не могла. Человеку, который привык к часовым стрелкам, очень сложно приспособиться к отсутствию точного времени, а ориентироваться по солнцу не всегда получается.
Мой рисунок был уже почти готов, когда в конце дороги показались люди. Я внимательно следила за ними и сразу поняла, что это чужестранцы. Если бы не военная форма, то я вряд ли бы надолго задержалась на этом месте, ведь прошлый опыт показал, что я не способна за себя постоять. Однако эти люди не представляли опасности, потому что я узнала среди солдатов его — Оскара.
В нашем мире я бы, не задумываясь, выбежала к нему на встречу, но стоит помнить, что скромная женщина в этом мире ценится гораздо выше. Я осталась сидеть в тени.
Солдаты шли медленно, разговаривая между собой на французском языке. Но Оскар молчал. Он словно отбился от стаи и летал где-то в своих мыслях. Моё сердце забилось сильнее, карандаш выпал из рук и я вдруг подумала о телефоне.
Вот бы сфотографировать генерала прошлого на память!
Я помнила, что телефон у меня в сумке. Для чего носила его с собой, не знала. Однако сейчас он мне пригодился. Пока солдаты не спеша двигались по каменной дороге к арке, я подключила мобильник и, к счастью, батарея полностью не разрядилась. С тех пор как мы сфотографировали надпись на плитке в лабиринте, я им не пользовалась. Обрадовавшись, я быстро настроила камеру, приблизила ракурс, навела на Оскара и щелкнула несколько раз. А так как динамики у моего телефона были довольно-таки громкими, солдаты обернулись.
Решив, что это мой единственный шанс привлечь внимание, я взяла сумку, рисунок с арбузами и вышла из теней деревьев. Опустив голову как можно ниже, двинулась к арке.
— Мы, кажется, с вами знакомы, мадмуазель Ревекка! — выкрикнул Оскар. Я с трудом сдержала довольную улыбку, но не остановилась. Тогда он догнал меня и преградил путь.
— Что вы здесь делаете совершенно одна? — настойчиво спросил он.
— Э… ничего, — ответила я, теряясь от волнения. Держать рисунок, лямки от сумки и телефон в одной руке стало неудобно, я хотела это исправить и выронила телефон прямо к ногам Оскара, экраном вверх. С его фотографией.
Он долго смотрел на диковинную вещицу, затем осмелился взять мобильник в руки.
— Это я? — нахмурив брови, спросил он.
Меня прошиб холодный пот, я громко сглотнула. «Ну все, — подумала, — сейчас генерал моей мечты решит, что я ведьма, которая заточила его копию в какую-то непонятную плоскую коробку и посадит в темницу. А то и убьёт на месте!». Неизвестно откуда появился этот страх, но его необходимо побороть, иначе я пропала.
— Мадмуазель Ревекка? Как у вас это получилось?
— Только не убивайте! — крикнула первое, что пришло в голову.
Оскар удивленно посмотрел на меня, затем обернулся и глянул на солдат, терпеливо ожидающих своего командира.
— Ступайте! — приказал он, а когда военные продолжили путь, Оскар обратился ко мне: — Я не собираюсь вас убивать, помилуйте! Просто объясните, что за чудо из чудес сейчас держу у себя в руках. Это не рисунок…
— Это фотография, — заявила я, понимая, что это слово ни о чем ему не говорит.
— Что такое фотография?
— Для начала я должна сказать, кто я такая и откуда появилась… Но обещайте одну вещь, — помолчав, я отобрала телефон, затем договорила: — Если вы мне не поверите, то прикончите на месте.
— Простите? — не понял Оскар.
Он смотрел мне прямо в глаза, словно искал потаенные места в моей душе, а я топталась на месте, не находя себе места.
— В общем, это будет долгая история.
ГЛАВА 13 Я ИЗ БУДУЩЕГО
Прежде чем начать свое непростое признание о том, кто я такая на самом деле, мы с Оскаром отправились в самое тихое место. О чем я сама лично его попросила. Лишние «уши» мне ни к чему. Я боялась, что люди, узнав о том, что я из будущего, примут меня за ведьму и сожгут на костре. Какого черта я вызвалась рассказывать правду Оскару, сама не понимала. Возможно, в глубине души надеялась, что он мне поможет.
Оскар решил, что лучшее место для нашего разговора — крепость. Мы забрались повыше к прочной крепостной стене (в нашем настоящем от нее почти ничего не осталось. Да, я успела полюбоваться древней реликвией до исчезновения). Пока поднимались, генерал любезно держал меня за руку, благодаря чему, я словно на крыльях летела. Его рука оказалась на редкость мягкая, а пальцы длинные и нежные. Наступая на камни или выступы, мое платье задиралось, выставляя мои фирменные кеды на обозрение Оскару. Я четко видела, с каким интересом он пялится на них, но удивительно, насколько сдержанно он вел себя. Его терпению можно позавидовать.
— Долго еще?
— Устали, мадмуазель?
— Нет… немного.
— Потерпите. Место действительно хорошее.
«Ага… Никто не найдет мое тело сразу. А вдруг он решил сбросить меня в море?»
Я тряхнула головой, чтобы прогнать скверные мысли. Сама напросилась.
— С вами всё хорошо?
— О, да! Будьте уверены, э… генерал.
— Зовите меня Оскар.
— В таком случае, — я перевела дыхание, — и вы перестаньте называть меня «мадемуазель».
— Одно ваше слово, мад… Ревекка, и я у ваших ног.
— Сильно сказано, — прищелкнув пальцами и подмигнув, подколола мужчину, но поймав недоумение в его глазах, усмехнулась: — Боже, не обращайте внимания. Скоро вы всё поймёте.
Он еще раз посмотрел на мои кеды и вскинул брови к верху.
— Жду с нетерпением.
— Тогда идёмте же!
Обогнув несколько сосен, мы остановились около кирпичного строения. С высоты холма, огороженного крепостной стеной, открывался потрясающий вид на бескрайнее синее море и многочисленные пики гор вдалеке. За нашими спинами только деревья, слышался негромкий щебет птиц. Оскар встал рядом со мной и устремил взгляд куда-то вдаль, на корабли, похожие на маленькие коричневые точки.
— Так кто же вы, Ревекка?
Я начала издалека.
— Вы что-нибудь слышали о лабиринте в Калеичи?
Оскар задумался.
— Что-то слышал от матросов, но не придал значения. А что с ним не так?
— Оттуда я и пришла.
— Из лабиринта?
— Да… Из двадцать первого века.
Наступило подозрительное молчание. Красивое лицо Оскара выражало растерянность и недоверие, и в этот момент я поняла, что совершила ошибку.
— Вы можете мне не верить, но у меня есть доказательства, — тем не менее, продолжала я. — Обувь на ногах и телефон, который вы держали в руках, — не последние вещи. О своем мире я могу поведать очень многое. Однако вы должны мне поверить для начала. Кивните головой, Оскар, и я расскажу всё от начала и до этой самой минуты.
Генерал думал очень долго. Для этого он даже прогулялся по роще. Он касался то подбородка, то проводил ладонью по волосам, затем он останавливался, уперев руки в бока, и смотрел на верхушки деревьев снизу вверх.
А я терпеливо ждала, пока он переварит информацию, в которую почти невозможно поверить.
— Почему вы решили признаться, Ревекка? — вернувшись ко мне, спросил Оскар. — Я военный и мог бы…
— Убить меня за это? Но разве я не предупреждала? Вы можете сделать это прямо сейчас, — смело бросила в ответ, хотя на самом деле у меня поджилки тряслись от страха. Безумие какое-то! Я пыталась выглядеть храброй перед этим мужчиной, словно это должно меня спасти. В конце концов, я сбросила с себя сумку и шагнула к нему. — Давайте, генерал, действуйте.
Я смотрела ему в глаза и видела, как в них мерцает таинственный свет. В них не было злобы. Он спокойно смотрел на меня в ответ. Клянусь, что в эту секунду желала, чтобы под моими ногами разверзлась земля и я провалилась сквозь нее прямо в мой век — в свою уютную постель. Проснулась бы от кошмарного сна, а утром отправилась бы в галерею. Но реальность жестока. Я не сплю.
— Вы не ответили — почему?
— Мне показалось, что могу доверять вам после того, как вы спасли мою жизнь. Я хочу вернуться домой, но лабиринт не выпускает.
Оскар больше не смотрел на меня. Его взгляд был прикован к брошенной мною сумке. Оказывается, я забыла застегнуть замочек и при падении оттуда вывалились рисунки.
— Вот дура, — пробормотала я, закрыв лицо руками.
Оскар подошел и поднял с земли самый верхний рисунок. Это был тот самый карандашный набросок, и генерал с легкостью узнал себя.
ГЛАВА 14 ЧЕМ НЕ ОТВЕТ…
Густые брови генерала изогнулись дугой, на лице застыла улыбка. Оскар разглядывал рисунки один за другим, в то время как мою душу переполняли миллионы эмоций. Ожидание настолько томило, что я уже ни о чем не могла думать. И не осталось слов, чтобы сказать Оскару, что мне нет смысла обманывать его.
Отложив рисунки, он посмотрел на вещи, которые выпали вместе с ними. Руками он их не касался, а всего лишь приглядывался.
Тогда я не выдержала, подбежала к сумке, схватила первую попавшуюся вещь и сказала:
— Это помада. — Открыла колпачок и выкрутила бледно-розовый стержень. — Женщины этим мажут губы. А это… — Я подняла другую вещь. — Шариковая ручка. Ваше перо и чернила стали историей. Мы пишем в тетрадях вот этим.
Меня удивляло, что Оскар не отстранился от этих предметов, а напротив, с интересом изучал их. Но молча.
— Что у меня тут еще есть? Ах, да! Пластырь! — В моей сумке оказался один единственный, и тот пришлось распаковать и показать, для чего он. По счастливому случаю, я заметила порез на пальце генерала. По-видимому, когда он убирал сухие ветки с дороги, поранился. — Дайте мне вашу руку. Да не бойтесь же, дайте!
Оскар поколебался, затем протянул ладонь, только не ту, что я просила.
— Да не эту! С царапиной.
Как только генерал подал мне руку с ранкой, я аккуратно освободила пластырь от лишней бумаги и обмотала им палец мужчины.
— В наше время медицина на высшем уровне. Придуманы лекарства от многих болезней. А еще есть специальные машины, через которые можно посмотреть внутренние органы и узнать, что с ними не так.
