— Ты знаешь, куда его отвели?
Ши Юаньчжун отрицательно покачал головой:
— Нет. Но Тан Чжао упоминал темницы — скорее всего, Чжу Лина и остальных держат там.
— Остальных?.. Кто ещё?
— Я не знаю, Сюйчжи. Ни имён, ни внешности мне не назвали; собственными глазами я видел только Чжу Лина. Не исключено, что всё это могло быть придумано с целью надавить на меня, но, боюсь, Тан Чжао и в самом деле не лгал.
— Мы вытащим их, — твёрдо заявил Фэн Сяньцзян, поднимаясь с пола. — И Чжу Лина, и всех остальных. Это лишь вопрос времени.
Преисполненный решимости, он торопливо направился к выходу, но, не услышав шагов за спиной, остановился. Несмотря на то, что каждая крупица времени была на счету, его спутник медлил и по-прежнему сидел на полу в какой-то неловкой позе, чуть завалившись набок. Это было странно, но в спешке Фэн Сяньцзян даже не задумался о причинах такого поведения. Своими мыслями он был уже в темницах Лунтанъяня и освобождал учеников клана Ши от тюремщиков; к тому же, из-за отсутствия сосредоточенности пламя на его ладони начинало жечь кожу, ещё больше торопя и подгоняя. Фэн Сяньцзян нахмурился.
— Ну же, Юань-гэ, вставай! Долго ты собираешься здесь сидеть?
— Сейчас, сейчас…
Ши Юаньчжун глубоко вздохнул и попытался приподняться, но едва стоило ему сделать движение, как кровь прилила к ране, а тело в очередной раз пронзила резкая боль. Его губы дрогнули; рука судорожно сжалась на животе.
— Что с тобой?.. — со страхом спросил Фэн Сяньцзян, бросившись на подмогу. Только сейчас его взгляд упал на полосу грубой ткани, обёрнутой вокруг талии главы Ши наподобие пояса. На ней стремительно расползалось красное пятно.
— Ничего страшного. Всего лишь немного замешкался…
— Почему ты сразу не сказал мне, что ранен?
— Сейчас это не так важно. Не волнуйся, я отдохнул и могу идти.
— Вот же… — засуетился Фэн Сяньцзян. — Дай свой пояс…не эту тряпку, пояс. Нет, подожди, не двигайся! Я сам.
Широкий синий пояс с парой серебряных застёжек оказался порван и насквозь пропитан кровью. Выругавшись, Фэн Сяньцзян худо-бедно затянул его на себе и наскоро соорудил повязку из собственного пояса, которую туго намотал поверх одежд раненого.
— Вот так. По крайней мере, это уменьшит кровотечение.
Но не успел Ши Юаньчжун поблагодарить своего «целителя» и предпринять ещё одну попытку подняться, как в отдалении послышались взволнованные голоса и торопливые тяжёлые шаги. Они приближались прямо к дверям зала.
Сердце ухнуло в пропасть. Должно быть, заклинатели, уводившие Чжу Лина, заподозрили что-то неладное и вернулись проверить своего командира…или же обнаружились следы проникнувшего в Лунтанъянь чужака.
Ши Юаньчжун и Фэн Сяньцзян застыли на месте. Как бы то ни было, если сейчас их увидят здесь, окружёнными телами убитых, пощады уже не будет. Пускай Тан Сюаньлин и приказал сохранить высокопоставленному пленнику жизнь, на его помощника это условие не распространялось, а после того, что Ши Юаньчжун успел высказать главе клана Тан, положение обоих стало подобным ласточкиному гнезду на вершине шатра1.
Звук шагов прозвучал совсем близко и вдруг прекратился. Заскрипела открываемая дверь. Фэн Сяньцзян наощупь отыскал эфес меча и приготовился обороняться, но тут в его голову пришла шальная мысль. А что, если…
— Дай мне руку.
Не дав времени на то, чтобы опомниться, он схватил Ши Юаньчжуна за руку, которой тот недавно прикрывал рану. На ладони главы Ши всё ещё оставались следы крови: она-то и была нужна Фэн Сяньцзяну. Когда двери наконец распахнулись и на пороге показались люди клана Тан, он мазнул окровавленными пальцами по ключу и, мысленно вознеся все возможные молитвы Небесам, сильно оттолкнул Ши Юаньчжуна назад. Вторая печать была разрушена.
…На этот раз Фэн Сяньцзян даже смог частично сохранить память и сознание, вот только сам он предпочёл бы обратное. Всё вокруг исказилось и предстало в жутких, неестественных тонах; чувства обострились в десятки раз, а люди казались расплывчатыми тёмными фигурами.
Это было лишь небольшой частью платы за многократно возросшие силы и энергию, вновь закипевшую в изнурённом теле. Подобные практики открывают поистине широкие возможности, но забирают гораздо больше, чем отдают, и в будущем непременно сказываются на душевном состоянии заклинателя — если, конечно, он выживает после их применения. Неспроста умудрённые годами следования Дао совершенствующиеся стараются избегать даже простого соприкосновения с тёмной ци, не говоря уж о её использовании, а те немногие, кто отважился впустить яд в свой разум, зачастую прибегают к таким отвратительным методам и сталкиваются с такими ужасными последствиями, что их пример служит лучше любого предупреждения.
Что удивительно, на судьбоносные для двух тогда ещё юношей события тоже повлияли запрещённые ритуалы, проводившиеся в храме Цяньсюнь. Кто именно их проводил — выяснить так и не удалось, но Фэн Сяньцзян даже мысленно не хотел связывать себя с теми людьми. В отличие от них он не преследовал личной выгоды и уж тем более не таил каких-то зловещих замыслов — лишь хотел защититься сам и защитить своих близких, — а тёмную ци ключа освободил и использовал в отчаянии, не найдя иного выхода. В своих глазах Фэн Сяньцзян поступал правильно и искренне считал себя правым, хватаясь за последнюю возможность выйти победителем.
Сейчас ему было уже всё равно, сколько человек, обнажив мечи, двинулось навстречу. Четыре, пять, десять — это не имело никакого значения: ведь расправа над ними заняла не больше времени, чем требовалось для распития чаши вина. По коридору разнеслись душераздирающие крики, и вскоре всё было кончено.
..Глава Ши с тяжестью на сердце наблюдал за развернувшейся бойней. Убивать ради своего будущего, или быть убитым во имя человеколюбия — выбор ничтожно мал, но всё же так горько было видеть, как дорогой человек вынужден снова и снова проливать чью-то кровь. Уж лучше бы они вместе, бок о бок прокладывали путь к спасению, чем один сражался из последних сил, а другой отсиживался в стороне, будто он вовсе не причастен к происходящему.
Ши Юаньчжун почувствовал себя отвратительно бесполезным. Кое-как поднявшись, он доковылял до тёмного силуэта возле дверей и легко коснулся его плеча:
— Сюйчжи, пойдём… Нас могут заметить.
— Пусть заметят, — со странным воодушевлением откликнулся Фэн Сяньцзян. Словно загоревшийся какой-то грандиозной идеей, он вдруг быстрыми шагами покинул зал, напоследок бросив лишь короткое:
— Жди здесь. Я скоро закончу и вернусь за тобой.
— Стой! Ты с ума сошёл...
Звать его оказалось всё равно, что чашкой воды тушить воз с сухим валежником2. Ши Юаньчжун совсем растерялся.
«Он же не собирается пойти в одиночку против всего клана Тан...»
Именно это Фэн Сяньцзян и собирался сделать. Конечно, несмотря на всю свою задиристость и спесь, в здравом уме он бы даже и не подумал бросать вызов клану, насчитывающему больше тысячи человек, но сейчас его рассудок помутился, и тысячи превратились в сотни; сотни — в десятки, а справиться с десятком-другим казалось совершенно пустяковой задачей. По крайней мере, когда он перебьёт командующих и самых сильных воинов, оставшиеся в живых подданные клана Тан содрогнутся от ужаса, и Тан Сюаньлин будет вынужден пойти на уступки.
Всё это представлялось Фэн Сяньцзяну в таких ярких красках, что он даже не задумывался о том, что произойдёт, когда его силы иссякнут и он окажется окружён врагами. Ещё прошлым вечером отчитавший Чжу Лина за излишнюю самонадеянность, он был готов лезть в самое пекло. Ничем хорошим это закончиться не могло.
Едва он успел спрыгнуть со ступеней крыльца и оказаться во внутреннем дворе, как сразу с двух сторон — из сторожевой башни и длинного каменного дома, по всей видимости, отведённого под казарму — повалила стража. С полсотни человек, вооружённых мечами и луками, выстроились в боевом порядке, ожидая внезапного нападения. При виде этого зрелища Фэн Сяньцзян не выдержал и рассмеялся. Неужто они и правда думают, что под покровом ночи сюда пробрались целые вражеские гарнизоны? Выходит, не очень-то бдительные защитники у Лунтанъяня, раз они посмели допустили такую возможность.
Заклинатели плотным кольцом обступили Фэн Сяньцзяна. Единственный человек, нагло вторгшийся во владения клана Тан, вызвал куда больше подозрений, чем шайка разбойников: ведь кто знает, какая подлянка могла скрываться за видимой уязвимостью? По рядам стражи прошёлся шепоток, и тогда мужчина с изогнутой саблей на поясе — должно быть, командир отряда — отправил нескольких своих подчинённых по разным концам поместья, а сам сурово окликнул незнакомца.
— Кто ты такой и что тебе нужно?
— Невежливо спрашивать чьё-то имя, не представившись первым, — парировал Фэн Сяньцзян. — А что до моих целей — я всего лишь хочу побеседовать с главой вашего клана. Надеюсь, он ещё не отправился отдыхать, но даже если так — боюсь, мне придётся его потревожить.
— С какой стати глава клана должен говорить с проходимцем, обманом проникнувшим в его дом? — нахмурился воин. — Если так хочешь поболтать — на допросе ты сможешь делать это в своё удовольствие, а сейчас брось меч и сдайся, и тогда тебе временно сохранят жизнь.
— До чего поразительная самоуверенность! — глумливо восхитился Фэн Сяньцзян. — Почему же командир так твёрдо убеждён, что именно он будет распоряжаться жизнями?
С этими словами Фэн Сяньцзян подхватил меч и, заранее рассчитав траекторию, рванул вперёд. Действовать нужно было быстро, очень быстро, и потому на каждый удар бешено колотившегося сердца приходилось по хлёсткому выпаду меча. Раз, два, три… Противники падали как подкошенные, образуя собой целую дорожку из трупов. Говоривший свалился с раскроенным черепом.
Не готовые к такому внезапному и яростному натиску, стражники беспорядочно рассредоточились по всему двору и приготовились отступать, но один, видя, что враг по-прежнему остаётся в меньшинстве, остановился и гаркнул:
— Куда собрались? Разве мы трусы или женщины, чтобы спасаться бегством от одного безумца?
В ответ на «безумца» в его сторону немедленно устремился меч, но заклинатель успел извернуться и отбить жалобно звякнувшее оружие. В Фэн Сяньцзяна градом полетели стрелы. Большинство из них не достигло цели, однако две всё же вонзились в плоть своей жертвы, вызвав в ней ещё большую вспышку гнева. Фэн Сяньцзян с тихим стоном выдернул стрелу из бочины и замер, с ненавистью глядя на толпу.
Решив, что противник хотя бы частично обезврежен, стража волной схлестнулась на нём, чтобы собственными руками добить и уничтожить, но вдруг неизвестно откуда полыхнуло пламя, а в воздухе раздались крики боли. Отброшенные сжигающей волной люди, хватаясь за опалённые лица и конечности, попятились назад. Такого они предвидеть не могли: ведь техники, связанные с непосредственным использованием природного огня, не пользовались популярностью — пускай они и были весьма эффектны, нестабильность и плохая управляемость делали их опасными для самого заклинателя. Мало кому удавалось повелевать огнём, не причиняя себе вреда, и Фэн Сяньцзян был явно не из их числа. Эта атака с лихвой выполнила свою задачу, но теперь его дрожащие руки покрылись ужасными ожогами, разом затмившими собой все остальные раны.
Фэн Сяньцзян призвал меч и тяжело навалился на него. Подступавшее осознание вкрадчиво шептало о том, какую ошибку он только что совершил, понадеявшись на свои новые возможности и позволив неконтролируемой стихии вырваться на свободу. В сочетании с ци ключа это давало поистине устрашающий результат, и, умей Фэн Сяньцзян обращаться с такими энергиями, он мог бы сжечь Лунтанъянь дотла — не то что просто запугать здешних обитателей, — но сейчас даже держать рукоять меча было невыносимо больно, а боль мешала концентрации и самым худшим образом влияла на управление силами.
«Сколько ещё я смогу продержаться?..» — переводя дыхание, подумал он и оглядел недавнее поле сражения. Почти все противники получили серьёзные увечья и уже не обращали на Фэн Сяньцзяна никакого внимания — лишь пытались облегчить свои страдания и как можно скорее скрыться с его глаз, вот только в любую минуту сюда могла заявиться куда более многочисленная подмога, и исход новой битвы был бы предрешён.
— Эй, что за шум? Что здесь происходит?
Из мыслей Фэн Сяньцзяна выдернул смутно знакомый голос, раздавшийся с вершины лестницы дома-дворца. На её ступенях, в сопровождении других заклинателей стоял… Гань Сун, поражённо уставившийся на следы побоища. Он переводил остекленевший взгляд с одного раненого на другого, пока наконец не наткнулся на возможного виновника произошедшего. Тот поднял голову, и на лице Гань Суна вмиг отразилась целая гамма эмоций — недоумение, узнавание, смятение, и напоследок — нескрываемый страх.
Схватившись за меч, юноша отшатнулся; его сопровождающие сделали то же самое. Они с трудом могли поверить, что увиденное ими — дело рук одного человека.
Словно в довершение этой картины откуда ни возьмись появился один из младших стражников, посланных на разведку в разные концы поместья. Он так торопился, что едва касался ногами земли, а голос его был полон нешуточной тревоги:
— Командир, у Западных ворот трое убитых! Командир…
Пришедший осёкся и замер. Фэн Сяньцзян нервно усмехнулся. Пора было заканчивать эту немую сцену.
…Первым под руку попался тот самый стражник, которому не повезло явиться с докладом в сей злополучный момент. Прежде чем он успел понять, что происходит, его грудь молниеносно пронзил меч, после сразу вернувшийся к владельцу. По крайней мере, это было быстро.
Затем пришёл черёд Гань Суна. Он не собирался стоять на месте, покорно ожидая своей участи, и, поняв, что с противником ему не совладать, бросился к дверям. Те сразу же захлопнулись перед его носом, а сам Гань Сун слетел по ступенькам вниз и распластался у ног Фэн Сяньцзяна. Другие заклинатели поспешили на помощь — и оказались отброшены очередной обжигающей волной.
«Плевать, — стиснул зубы Фэн Сяньцзян. — Плевать на руки; плевать на то, что этот паршивец заведомо слабее меня. Живым он не уйдёт».
Огненные всполохи на его руках взметнулись подобно невесомым крыльям. Окружённый их сиянием, Фэн Сяньцзян был похож на возносящегося феникса, вот только, в отличие от легендарной птицы, не мог жить в пламени и заново рождаться из пепла. Огонь был частью его — огонь же причинял нестерпимую боль, а крылья были лишь призраком и не давали свободы, не пускали в далёкие небеса.
Фэн Сяньцзян вскинул меч. Жар с его ладоней вдруг перекинулся на остриё духовного оружия, и оно вспыхнуло красноватым огнём, будто только что вынутое из кузнечного горнила. Гань Сун хотел шевельнуться, но страх сковал всё его тело, и он мог только наблюдать за происходящим, не издавая ни звука.
— С такими как мы, значит, даже самому благородному мужу не пристало церемонничать? — мстительно припомнил Фэн Сяньцзян. — Вот и я не буду с тобой церемонничать.
После этих слов двор захлестнуло чудовищной вспышкой тёмной ци. От её переизбытка рукоять Аньвэя треснула, и духовные силы меча вырвались наружу, расшвыряв присутствующих на несколько чжанов вокруг.
