- Святая Айореми Эльдифу! - сменила гнев на милость орнелийская принцесса. - Ну, конечно же... Аню, прости! Прости меня, пожалуйста! Я совсем забыла о твоей волшебной шкатулке. А ты прелесть. Аню, ты сама не знаешь, какая ты прелесть. Слугам такое и в правду не доверишь. Сэлфьи делать мы будем?..
Последнюю фразу, забавно коверкая слова, Ирику произнесла по-русски. Рассмеявшись, Анечка подняла телефон. Встав рядом, орнелийская принцесса обняла подругу за талию - обе девушки отразились на экране. Одного роста, похоже одетые - более полненькая Ирику носила светло-зелёное платье. У неё были правильные черты лица, золотисто-карие глаза, пухлые щёчки и слегка вздёрнутый носик. Светлые с красноватым отливом волосы заплетены в длинную, до пояса, косу. Пышный бант с длинными лентами делал орнелийскую принцессу похожей на школьницу-первоклашку.
Немного разбиравшаяся в здешних реалиях Анечка знала, что для дворянки-шайу бант с лентами был знаком высокого положения - как меч и пернатый берет для дворянина. Ирику горевала, что подруге, в её короткие волосы нельзя вплести что-то подобное. Анечка же, напротив, была этому только рада - с неё было достаточно панталончиков и чулок с подвязками.
Мобильный телефон уцелел в кармане платья каким-то чудом. Увидев на экране фотографии и видео из чужой жизни, премудрый Илома в него буквально вцепился - и был очень огорчён, когда в телефоне сел аккумулятор. К удивлению Анечки, в ту пору объяснявшейся не столько словами, сколько знаками и рисунками, премудрый прекрасно её понял. На следующий же день он принёс золотой перстень с крохотным коромыслицем в глубине прозрачного камня. Из-под коромыслица вырвался пучок разноцветных нитей, на глазах у изумлённой Анечки втянувшийся в предназначенный для зарядки разъём. Телефон тот час же ожил - с тех пор индикатор заряда всегда показывал максимум.
Обогнув длинный узкий остров, поросший не просто густым, а чуть ли не дремучим лесом с буреломом, караван остановился примерно в километре от берега. Господин Эсванар прокричал в рупор нечто неразборчивое, крепкие ребята в коричневых кожаных штанах и алых жилетках на голое тело птицами взлетели на мачты, последний раз поднялись и легли на воду тяжёлые вёсла. Из порта наперерез понеслось чудное судёнышко под жёлто-белым флагом, висевшее в полуметре над водой, словно на воздушной подушке, но при этом приводившееся в движение длинными гнутыми вёслами. Следом отчалили обычные, тяжело гружёные лодки, так что вскоре на нижней палубе и на воде вокруг закипел шумный меновой торг.
Стоя у перил длинной кормовой надстройки, которую правильнее было бы назвать верхней палубой, Надя и Юра смотрели на кипевшую внизу суету. Менять им было особенно нечего, многие слова и выражения, какими обменивались торговцы, были непонятны. Оставалось скучать наверху, куда большинству пассажиров вход был заказан, есть фрукты - целую корзину местных яблок и груш подарил им один из Надиных пациентов, и любоваться раскинувшимся на берегу городом.
На вершине утёса с плоской вершиной стоял огромный замок. Из-за зубчатых стен выглядывали массивные здания, сложенные из белого и золотистого камня, над которыми поднимались башни. На четырёхскатной крыше самой большой и самой высокой, с башенками по углам, поблёскивали антенны. Верхние этажи соседней, более массивной и низкой облепили балконы. Над башнями развевались знакомые, в жёлто-белую клетку, флаги с гербами.
У подножия утёса уступами спускался к реке город - сложенные из белого и золотистого камня домики под красными крышами, утопающие в зелени садов. Город так же окружала зубчатая стена с башнями, а возле самой реки протянулась длинная - не меньше двух километров, пристань. У пристани на мелкой волне покачивались разномастные судёнышки. Отвалив от пристани, две тяжёлые барки под бело-синими флагами, родные сёстры судна господина Эсванара, на вёслах двинулись к остановившемуся каравану. В дальнем конце пристани отшвартовались три огромных, многопалубных и многомачтовых, явно не речных корабля.
- Красота какая! - восхитилась Надя. - Юр, ты только посмотри! Где ещё могла бы жить ждущая принца Ассоль? Знаешь, мне тут подумалось - что, если сесть в лодку и уехать на берег?..
- Надь! - Юра, которому ночью опять приснилась Анечка, едва не задохнулся от возмущения.
- Не обижайся... - вздохнула девушка. - Сама понимаю и не меньше твоего хочу выручить Аню. Да и заплатить за место в лодке нам нечем - не расписки же эти на части рвать. К тому же мы понятия не имеем, что нам написали. Но интересно было бы здесь побывать, побродить хотя бы денёк...
Юра согласно кивнул. И сама матушка Ругу, и её односельчане были неграмотны - а потому не умели читать и писать на здешнем языке и Надя с Юрой. Что до денег, то о них не имели понятия даже находившиеся в числе пассажиров судна купцы. Плату за лечение приходилось брать непонятными расписками с подписями и печатями. Если верить тем же купцам, согласно той или иной расписке с такого-то склада в Крохане можно получить столько-то мер перца и столько-то мешков пшеницы.
Вынув телефон, девушка сделала несколько снимков. Не ограничиваясь этим, она остановила проходившего по палубе судовладельца.
- Господин Эсванар! Вы не подскажете, что это за город?
"Достойный" метли с готовностью обернулся, поклоном приветствуя успевшую заслужить уважение лекарку-райсу. Но прежде, чем он успел ответить, внизу снова поднялась сопровождаемая криками суета. Торопливо извинившись, господин Эсванар побежал к ведущему на нижнюю палубу трапу.
Причиной поднявшейся суматохи стала похожая на венецианскую гондолу длинная и узкая десятивёсельная лодка. На корме под навесом стоял тощий как жердь господин в длинных, отделанных чёрным галуном белых одеждах. На груди сверкала полированная металлическая бляха, с пояса свешивались чёрные чётки-костяшки, на голове, поверх пышной, светло-золотой "львиной" шевелюры сидела похожая на горшочек шапочка.
Пассажиры и торговцы приветствовали господина в белом глубокими поклонами. Хозяева оказавшихся на пути лодок торопливо освобождали путь. С одной из лодок на палубу взобрался белобрысый, франтовато одетый парень. Растолкав пассажиров локтями, сам получив несколько тычков под рёбра, парень ухитрился оказаться возле спущенного с борта трапа даже раньше господина Эсванара.
На палубе господина в белом сразу же окружила толпа. Кто-то кланялся, кто-то падал на колени - над головами тех и других господин в белом проводил двумя скрещёнными пальцами, не забывая после протянуть руку для поцелуя. За господином в белом семенил сгорбленный служка, а двое гребцов несли отделанный железом чемодан и деревянный полированный ящичек.
- Юр! - спросила по-русски Надя. - Как думаешь, кто это?
- Священник... э-э... наверное, - ответил Юра. - Видишь, белая ряса с чёрными пчёлами. Как у премудрого Рови, только богаче...
- Это не просто священник, - пояснила Надя. - Это священник очень высокого ранга. Видишь, как перед ним все стелятся. И собрался ехать с нами. У нас же самая простая публика. Странно...
- Может, ему срочно надо попасть в... э-э... Столицу, - предположил Юра. - А попутного транспорта не было.
- Юр! - улыбнулась Надя. - Ты назад посмотри...
Обернувшийся Юра увидел, как две вышедшие из порта барки пристроились в хвосте каравана. На дальней пропела дудка - на передней ответили. На палубе и лодках снова поднялась суета.
- Видишь! - продолжала Надя. - Он мог бы сесть прямо в порту, а не добираться сюда на лодке...
- Может быть, эти суда идут... э-э... не в Столицу? - предположил Юра. - Всё равно мы здесь ничего не понимаем...
На соседней барке снова запела дудка - лодки отчаливали, сидевшие в них махали остающимся руками. Поднявшись на верхнюю палубу, господин Эсванар прокричал команду - матросы завертели рукояти лебёдок, поднимая якоря, вёсла поднялись и опустились. Караван продолжил путь вниз по течению, но несведущему человеку могло бы показаться, что суда выходят в морской залив. Гуляющие над Рекой ветры заставляли барку раскачиваться, брызги долетали до верхней палубы. Напротив города в Вех впадала другая река - течения сталкивались, образуя водовороты. Не желавшие терять время метли шли под парусами и на вёслах, выведя суда на самый стрежень.
Впрочем, жестокими эксплуататорами "достойные" не были - вёсла работали с ритмичной частотой, словно их приводила в движение скрытая под палубой машина. Но каждые полтора часа - три четверти летней стражи невидимым гребцам полагалась получасовая передышка. Из воды вытягивалась полная рыбы сеть - поток "живого серебра" сыпался в люк посреди нижней палубы, в закрытую секцию, где помещались гребцы.
- Надь! - обратился к спутнице Юра. - Как думаешь, "там" сейчас что? Сентябрь или уже... э-э... октябрь?
- Ой! - не сразу поняла девушка. - Знаешь, я уже со счёту сбилась. Середина, в крайнем случае, конец сентября. А ты это к чему?
- Просто представил, - продолжал Юра. - Лето... э-э... закончилось. Холода, ветра, листья падают...
- Родители с ума сходят, - продолжила Надя. - Не позвонить, ни весточку послать, хотя телефоны работают...
- Нет, я не... э-э... об этом, хотя это тоже важно, - согласился с девушкой Юра. - Просто "там" лето давно уже закончилось, а здесь...
- "Там" должно быть ещё тепло, - возразила Надя. - Дожди вот-вот начнутся. А зимы здесь суровые, матушка Ругу говорила. Останемся на улице... Ой, посмотри! Город!..
На острове посреди реки стояло с дюжину домов, окружённых крепостной стеной. Имелась здесь и обязательная каменная башня с блестевшими на крыше антеннами, и отгороженная частоколом насыпная пристань, и длинная песчаная отмель, где сушились сети и лежали чёрные смолёные лодки. Ниже города тянулись огороженные поля, паслись стада, стояли сарайчики с огородами... На дальней оконечности острова виднелась ещё одна башня, на крыше которой так же блёстели антенны.
- Кстати, Юр! - начала вдруг Надя. - Давно хотела спросить: почему ты заикаешься?..
- Не... э-э... знаю, - от волнения Юра стал заикаться ещё больше. - В самом деле, Надь! Не знаю. Всегда, сколько помню, был... э-э... такой. Меня ещё в школе родители к логопеду водили. А знаешь, что самое интересное? Когда сам с собой говоришь, на улице или... э-э... в комнате, всё нормально. Я даже специально тренировался. А стоит с людьми заговорить, язык словно к гортани прилип...
- Я заметила, - согласилась девушка. - Ты, если чем-нибудь увлечёшься, заикаться вовсе перестаёшь.
Они замолчали, глядя заполненную пассажирами нижнюю палубу - кто-то спал, постелив куртку или одеяло, кто-то ел и пил, кто-то откровенно бездельничал, греясь на солнышке, кто-то играл в кости... У борта доила козу пожилая тётка в косынке и грязном переднике. И тут же молодая опрятная мама отчитывала двух вздумавших забраться на мачту мальчишек.
Перед носовой надстройкой играл оркестрик, состоявший из гитары с чудно изогнутым грифом, скрипки и костяной свирели. Прямо на палубе лихо отплясывали два бородатых мужика в расстёгнутых жилетках. Среди зрителей обнаружился и первым встретивший господина в белом белобрысый парень. Хлопая вместе со всеми в ладоши, он не отрываясь смотрел на стоявших на верхней палубе москвичей.
- Юр! - продолжала девушка. - Скажи мне, только честно... Сам же видишь, нас тут никто не поймёт. Ты людей боишься?
- С чего ты... э-э... взяла? - удивился Юра.
- Представь, что ты подходишь к человеку, - пустилась в объяснения Надя. - Хочешь заговорить, но тебе страшно. Тебе кажется, что этот другой человек смотрит на тебя, оценивая каждое твоё действие, каждый жест, каждое слово - и оценка не в твою пользу. Ведь на самом-то деле ты смелый - Аню защищать бросился, с господином Наари спорил, из-за меня с деревенскими парнями чуть не подрался... Но просто заговорить тебе страшно...
- Да не страшно мне! - возмутился Юра. - Просто... Просто не получается. Знаешь, в тот день, когда мы лошадь с телегой нашли, я пробовал с Аней объясниться. Целую речь придумал, а как до дела дошло...
- Она мне рассказывала, - подтвердила Надя. - И про тот случай в лесу, и как ты за ней бегал перед поездкой...
- Так она меня слушать не хотела... - оправдывался Юра. - Я к ней подойду, пытаюсь... э-э... заговорить, а она только рукой махнёт. А знаешь, как красиво я мог бы за ней ухаживать! Я ей столько комплиментов придумал...
Тем временем шедший по стрежню караван обгонял огромный, составленный из многих звеньев плот. Тут и там, прямо на плоту стояли домики, у длинных рулевых вёсел дежурили плотовщики, на сбитых из жердей вышках крутились знакомые москвичам флюгера. Посередине, за изгородями паслись коровы и овцы - для них были заготовлены стога сена. В голове плота кто-то соорудил плавучий сад, прямо на брёвнах насыпав грядки, посадив цветы и молоденькие деревья.
- Юр! - снова начала Надя. - Только, пожалуйста, не обижайся. Хочешь, я тебя от заикания вылечу?..
- Разве это... э-э... возможно?.. - не поверил Юра собственным ушам.
- Ты просто боишься показаться кому-то смешным, - продолжала девушка. - А на самом деле... Пойми, Юр! Окружающие по большому счёту заняты только собой, и им нет дела до того, что ты говоришь, как выглядишь, заикаешься или нет... Как только ты это поймёшь, всё остальное будет просто...
- Да не боюсь я, Надь!.. - в сердцах Юра даже ударил кулаком по перилам. - Тысячу раз тебе говорил... Ну, просто!.. Просто, получается у меня так...
Махнув в сердцах рукой, он отошёл к противоположному борту. Огромный плот остался позади, а на вдали берегу начал показался тонкий силуэт поднимающейся выше облаков башни.
Оказалось, что предстоящая вылазка в город - не простая прогулка подружек, уплетающих мороженное в уличном кафе под музыку в не разряжающемся телефоне. Для девушки из правящего дома та Кано это была сложная, заранее спланированная операция, в которой, как минимум, должны были участвовать: её милость Ирику Осонахи, старшая из трёх дочерей осконского эгля; Анечка Коростелькова, почётная гостья из Москвы; не просто Корсу, а госпожа Корсу, камеристка её милости; а заодно и госпожа Ниету, камеристка московской гостьи; трое слуг, два кучера, "ходячий кошелёк" - пожилой лысоватый дядечка без кошелька, но с папкой для бумаг, пером и чернильницей, десяток воинов "в полном боевом" и три сержанта-жезлоносца службы эгльрами.
Передвигаться всей этой компании предстояло в открытом ландо под тентом, с гербом та Кано на низеньких лакированных дверцах и в похожей на сундук карете с окнами без стёкол.
Последнюю фразу, забавно коверкая слова, Ирику произнесла по-русски. Рассмеявшись, Анечка подняла телефон. Встав рядом, орнелийская принцесса обняла подругу за талию - обе девушки отразились на экране. Одного роста, похоже одетые - более полненькая Ирику носила светло-зелёное платье. У неё были правильные черты лица, золотисто-карие глаза, пухлые щёчки и слегка вздёрнутый носик. Светлые с красноватым отливом волосы заплетены в длинную, до пояса, косу. Пышный бант с длинными лентами делал орнелийскую принцессу похожей на школьницу-первоклашку.
Немного разбиравшаяся в здешних реалиях Анечка знала, что для дворянки-шайу бант с лентами был знаком высокого положения - как меч и пернатый берет для дворянина. Ирику горевала, что подруге, в её короткие волосы нельзя вплести что-то подобное. Анечка же, напротив, была этому только рада - с неё было достаточно панталончиков и чулок с подвязками.
Мобильный телефон уцелел в кармане платья каким-то чудом. Увидев на экране фотографии и видео из чужой жизни, премудрый Илома в него буквально вцепился - и был очень огорчён, когда в телефоне сел аккумулятор. К удивлению Анечки, в ту пору объяснявшейся не столько словами, сколько знаками и рисунками, премудрый прекрасно её понял. На следующий же день он принёс золотой перстень с крохотным коромыслицем в глубине прозрачного камня. Из-под коромыслица вырвался пучок разноцветных нитей, на глазах у изумлённой Анечки втянувшийся в предназначенный для зарядки разъём. Телефон тот час же ожил - с тех пор индикатор заряда всегда показывал максимум.
Глава четвёртая. На стрежне далёком...
Обогнув длинный узкий остров, поросший не просто густым, а чуть ли не дремучим лесом с буреломом, караван остановился примерно в километре от берега. Господин Эсванар прокричал в рупор нечто неразборчивое, крепкие ребята в коричневых кожаных штанах и алых жилетках на голое тело птицами взлетели на мачты, последний раз поднялись и легли на воду тяжёлые вёсла. Из порта наперерез понеслось чудное судёнышко под жёлто-белым флагом, висевшее в полуметре над водой, словно на воздушной подушке, но при этом приводившееся в движение длинными гнутыми вёслами. Следом отчалили обычные, тяжело гружёные лодки, так что вскоре на нижней палубе и на воде вокруг закипел шумный меновой торг.
Стоя у перил длинной кормовой надстройки, которую правильнее было бы назвать верхней палубой, Надя и Юра смотрели на кипевшую внизу суету. Менять им было особенно нечего, многие слова и выражения, какими обменивались торговцы, были непонятны. Оставалось скучать наверху, куда большинству пассажиров вход был заказан, есть фрукты - целую корзину местных яблок и груш подарил им один из Надиных пациентов, и любоваться раскинувшимся на берегу городом.
На вершине утёса с плоской вершиной стоял огромный замок. Из-за зубчатых стен выглядывали массивные здания, сложенные из белого и золотистого камня, над которыми поднимались башни. На четырёхскатной крыше самой большой и самой высокой, с башенками по углам, поблёскивали антенны. Верхние этажи соседней, более массивной и низкой облепили балконы. Над башнями развевались знакомые, в жёлто-белую клетку, флаги с гербами.
У подножия утёса уступами спускался к реке город - сложенные из белого и золотистого камня домики под красными крышами, утопающие в зелени садов. Город так же окружала зубчатая стена с башнями, а возле самой реки протянулась длинная - не меньше двух километров, пристань. У пристани на мелкой волне покачивались разномастные судёнышки. Отвалив от пристани, две тяжёлые барки под бело-синими флагами, родные сёстры судна господина Эсванара, на вёслах двинулись к остановившемуся каравану. В дальнем конце пристани отшвартовались три огромных, многопалубных и многомачтовых, явно не речных корабля.
- Красота какая! - восхитилась Надя. - Юр, ты только посмотри! Где ещё могла бы жить ждущая принца Ассоль? Знаешь, мне тут подумалось - что, если сесть в лодку и уехать на берег?..
- Надь! - Юра, которому ночью опять приснилась Анечка, едва не задохнулся от возмущения.
- Не обижайся... - вздохнула девушка. - Сама понимаю и не меньше твоего хочу выручить Аню. Да и заплатить за место в лодке нам нечем - не расписки же эти на части рвать. К тому же мы понятия не имеем, что нам написали. Но интересно было бы здесь побывать, побродить хотя бы денёк...
Юра согласно кивнул. И сама матушка Ругу, и её односельчане были неграмотны - а потому не умели читать и писать на здешнем языке и Надя с Юрой. Что до денег, то о них не имели понятия даже находившиеся в числе пассажиров судна купцы. Плату за лечение приходилось брать непонятными расписками с подписями и печатями. Если верить тем же купцам, согласно той или иной расписке с такого-то склада в Крохане можно получить столько-то мер перца и столько-то мешков пшеницы.
Вынув телефон, девушка сделала несколько снимков. Не ограничиваясь этим, она остановила проходившего по палубе судовладельца.
- Господин Эсванар! Вы не подскажете, что это за город?
"Достойный" метли с готовностью обернулся, поклоном приветствуя успевшую заслужить уважение лекарку-райсу. Но прежде, чем он успел ответить, внизу снова поднялась сопровождаемая криками суета. Торопливо извинившись, господин Эсванар побежал к ведущему на нижнюю палубу трапу.
Причиной поднявшейся суматохи стала похожая на венецианскую гондолу длинная и узкая десятивёсельная лодка. На корме под навесом стоял тощий как жердь господин в длинных, отделанных чёрным галуном белых одеждах. На груди сверкала полированная металлическая бляха, с пояса свешивались чёрные чётки-костяшки, на голове, поверх пышной, светло-золотой "львиной" шевелюры сидела похожая на горшочек шапочка.
Пассажиры и торговцы приветствовали господина в белом глубокими поклонами. Хозяева оказавшихся на пути лодок торопливо освобождали путь. С одной из лодок на палубу взобрался белобрысый, франтовато одетый парень. Растолкав пассажиров локтями, сам получив несколько тычков под рёбра, парень ухитрился оказаться возле спущенного с борта трапа даже раньше господина Эсванара.
На палубе господина в белом сразу же окружила толпа. Кто-то кланялся, кто-то падал на колени - над головами тех и других господин в белом проводил двумя скрещёнными пальцами, не забывая после протянуть руку для поцелуя. За господином в белом семенил сгорбленный служка, а двое гребцов несли отделанный железом чемодан и деревянный полированный ящичек.
- Юр! - спросила по-русски Надя. - Как думаешь, кто это?
- Священник... э-э... наверное, - ответил Юра. - Видишь, белая ряса с чёрными пчёлами. Как у премудрого Рови, только богаче...
- Это не просто священник, - пояснила Надя. - Это священник очень высокого ранга. Видишь, как перед ним все стелятся. И собрался ехать с нами. У нас же самая простая публика. Странно...
- Может, ему срочно надо попасть в... э-э... Столицу, - предположил Юра. - А попутного транспорта не было.
- Юр! - улыбнулась Надя. - Ты назад посмотри...
Обернувшийся Юра увидел, как две вышедшие из порта барки пристроились в хвосте каравана. На дальней пропела дудка - на передней ответили. На палубе и лодках снова поднялась суета.
- Видишь! - продолжала Надя. - Он мог бы сесть прямо в порту, а не добираться сюда на лодке...
- Может быть, эти суда идут... э-э... не в Столицу? - предположил Юра. - Всё равно мы здесь ничего не понимаем...
На соседней барке снова запела дудка - лодки отчаливали, сидевшие в них махали остающимся руками. Поднявшись на верхнюю палубу, господин Эсванар прокричал команду - матросы завертели рукояти лебёдок, поднимая якоря, вёсла поднялись и опустились. Караван продолжил путь вниз по течению, но несведущему человеку могло бы показаться, что суда выходят в морской залив. Гуляющие над Рекой ветры заставляли барку раскачиваться, брызги долетали до верхней палубы. Напротив города в Вех впадала другая река - течения сталкивались, образуя водовороты. Не желавшие терять время метли шли под парусами и на вёслах, выведя суда на самый стрежень.
Впрочем, жестокими эксплуататорами "достойные" не были - вёсла работали с ритмичной частотой, словно их приводила в движение скрытая под палубой машина. Но каждые полтора часа - три четверти летней стражи невидимым гребцам полагалась получасовая передышка. Из воды вытягивалась полная рыбы сеть - поток "живого серебра" сыпался в люк посреди нижней палубы, в закрытую секцию, где помещались гребцы.
- Надь! - обратился к спутнице Юра. - Как думаешь, "там" сейчас что? Сентябрь или уже... э-э... октябрь?
- Ой! - не сразу поняла девушка. - Знаешь, я уже со счёту сбилась. Середина, в крайнем случае, конец сентября. А ты это к чему?
- Просто представил, - продолжал Юра. - Лето... э-э... закончилось. Холода, ветра, листья падают...
- Родители с ума сходят, - продолжила Надя. - Не позвонить, ни весточку послать, хотя телефоны работают...
- Нет, я не... э-э... об этом, хотя это тоже важно, - согласился с девушкой Юра. - Просто "там" лето давно уже закончилось, а здесь...
- "Там" должно быть ещё тепло, - возразила Надя. - Дожди вот-вот начнутся. А зимы здесь суровые, матушка Ругу говорила. Останемся на улице... Ой, посмотри! Город!..
На острове посреди реки стояло с дюжину домов, окружённых крепостной стеной. Имелась здесь и обязательная каменная башня с блестевшими на крыше антеннами, и отгороженная частоколом насыпная пристань, и длинная песчаная отмель, где сушились сети и лежали чёрные смолёные лодки. Ниже города тянулись огороженные поля, паслись стада, стояли сарайчики с огородами... На дальней оконечности острова виднелась ещё одна башня, на крыше которой так же блёстели антенны.
- Кстати, Юр! - начала вдруг Надя. - Давно хотела спросить: почему ты заикаешься?..
- Не... э-э... знаю, - от волнения Юра стал заикаться ещё больше. - В самом деле, Надь! Не знаю. Всегда, сколько помню, был... э-э... такой. Меня ещё в школе родители к логопеду водили. А знаешь, что самое интересное? Когда сам с собой говоришь, на улице или... э-э... в комнате, всё нормально. Я даже специально тренировался. А стоит с людьми заговорить, язык словно к гортани прилип...
- Я заметила, - согласилась девушка. - Ты, если чем-нибудь увлечёшься, заикаться вовсе перестаёшь.
Они замолчали, глядя заполненную пассажирами нижнюю палубу - кто-то спал, постелив куртку или одеяло, кто-то ел и пил, кто-то откровенно бездельничал, греясь на солнышке, кто-то играл в кости... У борта доила козу пожилая тётка в косынке и грязном переднике. И тут же молодая опрятная мама отчитывала двух вздумавших забраться на мачту мальчишек.
Перед носовой надстройкой играл оркестрик, состоявший из гитары с чудно изогнутым грифом, скрипки и костяной свирели. Прямо на палубе лихо отплясывали два бородатых мужика в расстёгнутых жилетках. Среди зрителей обнаружился и первым встретивший господина в белом белобрысый парень. Хлопая вместе со всеми в ладоши, он не отрываясь смотрел на стоявших на верхней палубе москвичей.
- Юр! - продолжала девушка. - Скажи мне, только честно... Сам же видишь, нас тут никто не поймёт. Ты людей боишься?
- С чего ты... э-э... взяла? - удивился Юра.
- Представь, что ты подходишь к человеку, - пустилась в объяснения Надя. - Хочешь заговорить, но тебе страшно. Тебе кажется, что этот другой человек смотрит на тебя, оценивая каждое твоё действие, каждый жест, каждое слово - и оценка не в твою пользу. Ведь на самом-то деле ты смелый - Аню защищать бросился, с господином Наари спорил, из-за меня с деревенскими парнями чуть не подрался... Но просто заговорить тебе страшно...
- Да не страшно мне! - возмутился Юра. - Просто... Просто не получается. Знаешь, в тот день, когда мы лошадь с телегой нашли, я пробовал с Аней объясниться. Целую речь придумал, а как до дела дошло...
- Она мне рассказывала, - подтвердила Надя. - И про тот случай в лесу, и как ты за ней бегал перед поездкой...
- Так она меня слушать не хотела... - оправдывался Юра. - Я к ней подойду, пытаюсь... э-э... заговорить, а она только рукой махнёт. А знаешь, как красиво я мог бы за ней ухаживать! Я ей столько комплиментов придумал...
Тем временем шедший по стрежню караван обгонял огромный, составленный из многих звеньев плот. Тут и там, прямо на плоту стояли домики, у длинных рулевых вёсел дежурили плотовщики, на сбитых из жердей вышках крутились знакомые москвичам флюгера. Посередине, за изгородями паслись коровы и овцы - для них были заготовлены стога сена. В голове плота кто-то соорудил плавучий сад, прямо на брёвнах насыпав грядки, посадив цветы и молоденькие деревья.
- Юр! - снова начала Надя. - Только, пожалуйста, не обижайся. Хочешь, я тебя от заикания вылечу?..
- Разве это... э-э... возможно?.. - не поверил Юра собственным ушам.
- Ты просто боишься показаться кому-то смешным, - продолжала девушка. - А на самом деле... Пойми, Юр! Окружающие по большому счёту заняты только собой, и им нет дела до того, что ты говоришь, как выглядишь, заикаешься или нет... Как только ты это поймёшь, всё остальное будет просто...
- Да не боюсь я, Надь!.. - в сердцах Юра даже ударил кулаком по перилам. - Тысячу раз тебе говорил... Ну, просто!.. Просто, получается у меня так...
Махнув в сердцах рукой, он отошёл к противоположному борту. Огромный плот остался позади, а на вдали берегу начал показался тонкий силуэт поднимающейся выше облаков башни.
Глава пятая. Маленький урок космографии...
Оказалось, что предстоящая вылазка в город - не простая прогулка подружек, уплетающих мороженное в уличном кафе под музыку в не разряжающемся телефоне. Для девушки из правящего дома та Кано это была сложная, заранее спланированная операция, в которой, как минимум, должны были участвовать: её милость Ирику Осонахи, старшая из трёх дочерей осконского эгля; Анечка Коростелькова, почётная гостья из Москвы; не просто Корсу, а госпожа Корсу, камеристка её милости; а заодно и госпожа Ниету, камеристка московской гостьи; трое слуг, два кучера, "ходячий кошелёк" - пожилой лысоватый дядечка без кошелька, но с папкой для бумаг, пером и чернильницей, десяток воинов "в полном боевом" и три сержанта-жезлоносца службы эгльрами.
Передвигаться всей этой компании предстояло в открытом ландо под тентом, с гербом та Кано на низеньких лакированных дверцах и в похожей на сундук карете с окнами без стёкол.
