При должной поддержке это событие станет в один ряд с новостями о войне, терроризме, об очередном кризисе на финансовых рынках. Только представьте, Джон, какие это деньги. И ведь Ваш гонорар от этого может только возрасти. Вы не думали об этом?
- Нет, не думал. И, боюсь, вынужден отказать Вам в любом случае, и мне неважно, сколько это принесёт денег. Вы и так предложили такую сумму, о которой многие могут только мечтать. И если я отказываюсь от ста сорока миллионов долларов, то дело совершенно не в деньгах. Мне не так уж много нужно, в конце-то концов. Всех денег всё равно не заработаешь, а поступиться принципами и взглядами, верой – это тоже слишком большая цена. Это противоречит всему, чему меня учили. Это извращение. Содом и Гоморра в её чистом проявлении, - Джон на секунду задумался и затем процитировал наизусть отрывок из Библии:
- «…Как Содом и Гоморра и окрестные города, подобно им блудодействовавшие и ходившие за иною плотию, подвергшись казни огня вечного, поставлены в пример, – так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть…»
Это не по-христиански! – подытожил он. - Мои родители, мои братья и сёстры, моя жена… Вы представляете, что это будет?
- Мистер Вайер, Вас же никто не заставляет становиться геем. Почему Вы не можете отнестись к этому более лояльно? В самом начале карьеры Вам приходилось играть разные роли. Вот, например, Ваша роль в «Угарной вечеринке» тоже не особо отличалась праведностью, но тем не менее Вы играли её. Когда человек решает стать актёром, на мой взгляд, он принимает тот факт, что придётся играть не всегда тех, кого хочется. И, мне кажется, отчасти этим и определяется талант, когда даже не самую любимую роль актёр выдает на все сто.
- Убеждать меня бесполезно, мистер Морган. Да, было время, когда я играл в подобных фильмах и исполнял роли низкопробных персонажей. Я делал это, потому что остро нуждался в деньгах и мне необходимо было хоть где-то сниматься, хоть как-то плыть в этом мире кинематографа. Но сейчас всё изменилось и, я полагаю, у меня достаточно денег, чтобы обладать некоторой степенью свободы в выборе ролей. Видит Бог, я очень долго к этому шёл. Я мечтал о том, что наконец-то избавлюсь от этого груза: перестану быть безвольной марионеткой в чужих руках и обрету независимость. И я думаю, что сейчас достиг, чего хотел. Мне нет нужды соглашаться играть то, что мне не по нраву, - Джон предельно жёстко высказал свою позицию.
- Хорошо, значит, по-хорошему не получится, - процедил Рейнольд Морган сквозь зубы. Он нехотя нажал кнопку коммутатора, раздался уже знакомый Джону женский голос:
- Да, мистер Морган.
- Джессика, принеси сюда, пожалуйста, контракт мистера Вайера.
- Хорошо, - ответила секретарь.
- И… Тут очень срочное дело, так что побыстрее.
Через несколько минут в кабинет вошла Джессика и положила на стол папку с бумагами. Рейнольд Морган открыл её и начал внимательно что-то искать. Затем ткнул пальцем в лист и прочитал вслух:
- Ага, вот нашёл. В случае если сотрудник разрывает контракт по собственному желанию, в качестве компенсации за убытки он возмещает ущерб в размере восьмидесяти процентов от всего дохода, полученного за всё время работы в компании. Кроме того, компании переходят все права на использование материалов с участием данного сотрудника безвозмездно и по своему усмотрению, в том числе и с целью получения дохода, - мистер Морган дочитал и демонстративно уставился на Джона, ожидая определённой реакции на прочитанное.
Для Джона это, конечно, было новостью. Несмотря на то что, даже отдав большую часть состояния, Джон всё равно оставался при достаточном количестве средств, чтобы он и его близкие жили безбедно, всё же не хотелось расставаться с такими большими деньгами просто так. Восемьдесят процентов – это очень крупная сумма.
«Чёрт побери, куда смотрел мой юрист, когда я подписывал бумаги? И за что я ему плачу такие большие деньги?» - подумал Джон. Подобные нюансы почему-то всегда всплывают только при вот таких спорных и очень скользких ситуациях. Во время подписания бумаг руководители улыбаются, обещая самые демократичные и мягкие условия, но, как только появляются какие-то разногласия, они, так же улыбаясь, тычут тебя носом в какие-то пункты контракта, о которых они, как оказывается, прекрасно осведомлены. И в результате ты всё равно оказываешься на проигравшей стороне и, разрывая соглашение, теряешь гораздо больше, чем они. Как всё-таки погано всё устроено…
Но в этом вопросе Джон был непреклонен. Он не хотел играть Питера Гэлта ни за какие деньги. Слишком много нужно было отдать. Он ещё с молоком матери впитал христианское учение, которое в своей основе считал совершенно правильным, и не собирался отступать от него. Кроме того, для него очень важно и ценно было мнение родителей, братьев, сестёр, жены Джиллиан, всех жителей Реддинга, наконец. Что будет, если они увидят, как он, полностью обнажённый, участвует в постельных сценах, наполненных развратом и похотью? Нет, он не мог так упасть в их глазах. Поэтому, снова взвесив все «за» и «против» с учётом новых обстоятельств, он без колебаний решил расстаться с такой огромной долей заработанных денег.
- Я всё равно не изменю своего решения. Мой ответ: нет, - продолжил Джон гнуть свою линию.
Заглянув в глаза Джона, мистер Морган прочитал в них неимоверную решимость. Деньгами проблему было точно не решить. Мистер Морган подошёл к окну и всмотрелся куда-то в даль:
- Знаешь, Джон, я ведь предвидел это. Ещё тогда, в самом начале, я прекрасно знал, что с твоими моральными принципами будут проблемы, но меня не послушали. Надеялся, что удастся залатать эти дыры большими деньгами; надеялся, что твоя бедность в начале пути сыграет нам на руку. Ну что поделаешь, если перст судьбы указал на тебя? Что делать, если только оборванец по имени Алладин, сын Хасана, может войти в сокровищницу? Приходится отдавать ему кольцо и надеяться, что тот в точности исполнит все указания. Ведь так? Другого варианта просто нет.
Но на деле, как правило, постоянно что-то не срастается. Вот и Шаферз вначале подавал такие надежды! Он мог иметь всё! Абсолютно всё! А потом… А потом погас… Богатству и успеху предпочёл безумие. А теперь и вовсе…
Вот и ты туда же. Не успел здесь оказаться, а уже всё трещит по швам. И чего вам нужно-то всем? Чего вам не хватает? Вот смотри, Джон, у тебя есть всё: деньги, успех, слава, любимая жена; с родителями, братьями и сёстрами благо всё в порядке. Просто делай, что просят, и никто у тебя этого не отнимет, никто не посягнёт на твоё счастье, но нет - появляются какие-то принципы, проблемы воспитания, которые вбивают кол во всё, что мы начали, превращая наше дело в бесполезную чехарду людьми.
- Но зачем вам именно я? Найдётся множество актёров, которые за такие деньги с лёгкостью выполнят всё, что скажете, - Джон не совсем до конца понимал, кого он имеет в виду под словом «вы», но использовал его так же, как это только что делал мистер Морган.
- Во-первых, Джонни, в тебя очень много вложили. Не забывай про «Эмоушен Диджитал», про твою популярность, которая также возникла не на пустом месте. Да, да, Джонни, и мы тоже к этому имеем прямое отношение. Кроме того, эта технология не такая уж и универсальная. Да, нанороботы могут воспроизводить любые эмоции на лице человека, но есть вещи, которые они пока имитировать не могут. Понимаешь, это всё живёт в симбиозе, во взаимодействии. Нет смысла посыпать специями тухлое мясо – оно всё равно не перестанет вонять, оно всё равно будет невкусным, и его никто не станет есть. Так это работает. С тобой получилось, с Шаферзом тоже, но он стал чудить. Остальные – всё равно посредственности.
- А во-вторых?
- Что?
- Вы сказали «во-первых». А во-вторых?
- А во-вторых, Вы, актёры, плохо понимаете, кто вы такие и почему ваша профессия столь высоко ценится и ценилась всегда. Задумайся, ещё со времён античной Греции актёры стоят в одном ряду с философами, учёными, музыкантами, поэтами, художниками, скульпторами. Но в чём их роль в обществе? Она кажется столь незначительной по сравнению, например, с ролью философа. Философ пытается понять, как устроен мир, он создаёт теории и учения на основе своего миропонимания, в конечном итоге, его идеи ложатся в основы общества, и мир меняется. Люди меняются. Одни представления заменяются другими, одни ценности другими. А что делает актёр? На первый взгляд, он просто изображает кого-то. Порой не очень хорошо. Порой вульгарно. Порой специально глумится над своим образом. А иногда на сцене возникает магия… И перед тобой уже не актёр в костюме или маске… Перед тобой герой. И ты начинаешь верить этому герою, сопереживать ему. Ты понимаешь, почему он поступает именно так, а не иначе: почему он боится, почему плачет, почему страдает или радуется. И ты тоже плачешь вместе с ним, ты тоже страдаешь, радуешься… Боишься... В этот момент актёр гораздо ближе к человеку, чем любой философ…
Если говорить только о деньгах, то далеко не все актёры способны создать что-то подобное на сцене, приблизиться к настоящей магии…
Вас часто называют идолами или кумирами. Но эти слова изначально имели религиозный смысл. А значит, вы – новые боги, а кино – это мир богов, мир сказки, мир, где нет границ фантазии. Люди благоговеют перед богами, они поклоняются им, следуют за ними, слушают их. Боги управляют людьми, а не наоборот. Но, к сожалению, современные идолы или кумиры - называй как угодно - настолько своенравны и низкопробны: они думают о своём таланте как о данности, как о привилегии, благодаря которой они могут красиво жить и ни в чём не нуждаться. Кто-то ублажает своё эго успехом и популярностью, кто-то купается в роскоши, кто-то упивается вседозволенностью. Если люди будут следовать воле таких идолов, то мир погрузится в хаос. А нам этого совсем не нужно. В мире должен быть порядок. Порядок, который мы захотим. И даже боги в нём нуждаются. Мы развивали человечество несколько тысяч лет, чтобы стали возможны полёты в космос, чтобы появился интернет, мобильная связь, автомобили, метро, атомная энергия и всё то, что теперь называется «благами цивилизации». Учитывая этот факт прогресса, созданного нами, думаю, мы имеем право устанавливать в этом мире правила! Свои правила! И вы должны следовать им, как и все остальные. Вы – проводники нашей воли…
Мистер Морган схватил актёра сзади за плечи и начал говорить почти шепотом:
- Послушай меня, Джонни. Ты уже принял правила игры, ты – уже в системе. Она просто так не выпустит. Поэтому мой тебе совет: не дури. Неужели не всё равно, что скажут другие? Что ты сам думаешь… Что напишут в газетах… Расскажут в новостях… Да за такие деньги многие готовы забыть близких и родных, забыть, кто они, и делать такие мерзости, о которых ты даже представления не имеешь.
Мистер Морган отстранился от Джона и стал снова расхаживать по кабинету:
- А новости это даже забавно. Поверь мне, Джон, наши рычаги воздействия не исчерпываются этой бумажкой, - он взял в руку контракт и небрежно бросил в сторону Джона. - Ты когда-нибудь слышал о клубе «Двадцать семь»?
- Нет, впервые слышу.
- Конечно, откуда тебе знать о таких вещах. Ты ведь постоянно пропадаешь на съёмках. Представь себе, что многие очень известные музыканты погибли в возрасте двадцати семи лет и очень часто при весьма странных обстоятельствах. Джим Моррисон, Джими Хендрикс, Брайан Джонс, Курт Кобейн. Если не ограничивать этот список возрастом и только музыкантами, то ты также можешь обнаружить множество весьма занятных случайностей. Вот и Роберт Шаферз покончил жизнь самоубийством, причём сделал это так неожиданно, что пришлось делать официальное заявление прямо на церемонии.
Джон прекрасно понимал, о чём сейчас идёт речь. Ему угрожали. Угрожали точно так же, как угрожали Шаферзу, когда Джон подслушал его разговор с Папеджом. И становилось действительно страшно. Он вжался в кресло и просто молчал, продолжая слушать Моргана.
Руководитель компании повернулся к нему спиной и продолжил:
- Ведь мы многое можем, Джонни. На самом деле очень многое. Не забывай про «Эмоушен Диджитал». Ты ведь сам добровольно согласился её использовать. А ведь эта технология может работать и в наших интересах. Не думай, что мы об этом не позаботились. В действительности свободы у тебя гораздо меньше, чем ты думаешь. И лучше, если это будет твоё добровольное решение. Лучше для тебя, - он сделал длинную паузу. - Ступай, Джонни, и подумай хорошенько, стоит ли всё это начинать.
Джон выбежал из кабинета Рейнольда Моргана, как будто его кто-то только что выпустил из капкана: несколько минут он был на грани смерти, а теперь – вновь свобода. Он хотел просто бежать, бежать куда глаза глядят, но весь фокус заключался в том, что сбежать было некуда. Самое ужасное, что он находился в полной изоляции от всех и ни с кем не мог поделиться своей проблемой: технология просто не позволит этого сделать. Не технология, а мистер Морган и те силы, которые он представлял…
Джон добежал до угла и осмотрелся по сторонам. Непонятно, что он хотел увидеть: преследователей, слежку, может, самого мистера Моргана, который мчался по пятам? Конечно же, ничего подобного не происходило. Был обычный будний день. Сотни людей спешили по делам, машины тарахтели в пробках, возле бургерных возникали сгустки желающих вкусно поесть. Тут Джон увидел знакомую надпись «Ройал Кофе». Он уже успел немного отдышаться, и идея попить кофе и всё хорошенько обдумать показалась вполне уместной в сложившихся обстоятельствах. На самом деле, спешить было совершенно некуда. Раз уж он оказался в такой ситуации, то выбраться из неё может, только выработав чёткий план. Решения сгоряча точно ни к чему хорошему не привели бы, и тут Рейнольд Морган прав: стоит сначала хорошенько подумать, прежде чем что-то предпринимать.
Людей в заведении было немного. Оказавшись возле кассы, Джон тут же услышал знакомый голос:
- Оу, здравствуйте, мистер Вайер. Снова к нам?
- А, Паоло. Привет, - Джон был явно не настроен ни с кем общаться, - можно вашего фирменного? - Он сразу положил купюру, чтобы Паоло снова не покупал ему кофе.
- Конечно, мистер Вайер, - Паоло, сияя улыбкой, принял деньги. Он повернулся к Джону спиной и стал готовить кофе, одновременно продолжая общаться:
- Знаете, я рассказал своей подружке о нашей прошлой встрече и о том, что угощал Вас. Вы бы видели, как она смотрела на меня. После этого она просто засыпала меня вопросами. Какой он, то есть Вы? Какого Вы роста? Так ли Вы выглядите, как на экране? И так далее. Я устал отвечать. А когда она увидела Ваш автограф, даже не хочу рассказывать, что с ней было, - Паоло рассмеялся.
Джон молчал, ничего не пытаясь комментировать, - он просто хотел получить свою порцию тонизирующего напитка.
- А потом она спросила: «А тебе мистер Вайер не говорил, случаем, какая у него будет следующая роль?» Я сказал: «Не знаю, а почему он мне должен об этом рассказывать?». На что она мне ответила: «Тогда сам разузнай у него следующий раз – уж очень интересно. А я подумал, и правда, почему я не спросил Вас об этом? И вот Вы снова тут, и я просто обязан это сделать: «Вы уже знаете, кого будете играть в следующем фильме?»
- Нет, не думал. И, боюсь, вынужден отказать Вам в любом случае, и мне неважно, сколько это принесёт денег. Вы и так предложили такую сумму, о которой многие могут только мечтать. И если я отказываюсь от ста сорока миллионов долларов, то дело совершенно не в деньгах. Мне не так уж много нужно, в конце-то концов. Всех денег всё равно не заработаешь, а поступиться принципами и взглядами, верой – это тоже слишком большая цена. Это противоречит всему, чему меня учили. Это извращение. Содом и Гоморра в её чистом проявлении, - Джон на секунду задумался и затем процитировал наизусть отрывок из Библии:
- «…Как Содом и Гоморра и окрестные города, подобно им блудодействовавшие и ходившие за иною плотию, подвергшись казни огня вечного, поставлены в пример, – так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть…»
Это не по-христиански! – подытожил он. - Мои родители, мои братья и сёстры, моя жена… Вы представляете, что это будет?
- Мистер Вайер, Вас же никто не заставляет становиться геем. Почему Вы не можете отнестись к этому более лояльно? В самом начале карьеры Вам приходилось играть разные роли. Вот, например, Ваша роль в «Угарной вечеринке» тоже не особо отличалась праведностью, но тем не менее Вы играли её. Когда человек решает стать актёром, на мой взгляд, он принимает тот факт, что придётся играть не всегда тех, кого хочется. И, мне кажется, отчасти этим и определяется талант, когда даже не самую любимую роль актёр выдает на все сто.
- Убеждать меня бесполезно, мистер Морган. Да, было время, когда я играл в подобных фильмах и исполнял роли низкопробных персонажей. Я делал это, потому что остро нуждался в деньгах и мне необходимо было хоть где-то сниматься, хоть как-то плыть в этом мире кинематографа. Но сейчас всё изменилось и, я полагаю, у меня достаточно денег, чтобы обладать некоторой степенью свободы в выборе ролей. Видит Бог, я очень долго к этому шёл. Я мечтал о том, что наконец-то избавлюсь от этого груза: перестану быть безвольной марионеткой в чужих руках и обрету независимость. И я думаю, что сейчас достиг, чего хотел. Мне нет нужды соглашаться играть то, что мне не по нраву, - Джон предельно жёстко высказал свою позицию.
- Хорошо, значит, по-хорошему не получится, - процедил Рейнольд Морган сквозь зубы. Он нехотя нажал кнопку коммутатора, раздался уже знакомый Джону женский голос:
- Да, мистер Морган.
- Джессика, принеси сюда, пожалуйста, контракт мистера Вайера.
- Хорошо, - ответила секретарь.
- И… Тут очень срочное дело, так что побыстрее.
Через несколько минут в кабинет вошла Джессика и положила на стол папку с бумагами. Рейнольд Морган открыл её и начал внимательно что-то искать. Затем ткнул пальцем в лист и прочитал вслух:
- Ага, вот нашёл. В случае если сотрудник разрывает контракт по собственному желанию, в качестве компенсации за убытки он возмещает ущерб в размере восьмидесяти процентов от всего дохода, полученного за всё время работы в компании. Кроме того, компании переходят все права на использование материалов с участием данного сотрудника безвозмездно и по своему усмотрению, в том числе и с целью получения дохода, - мистер Морган дочитал и демонстративно уставился на Джона, ожидая определённой реакции на прочитанное.
Для Джона это, конечно, было новостью. Несмотря на то что, даже отдав большую часть состояния, Джон всё равно оставался при достаточном количестве средств, чтобы он и его близкие жили безбедно, всё же не хотелось расставаться с такими большими деньгами просто так. Восемьдесят процентов – это очень крупная сумма.
«Чёрт побери, куда смотрел мой юрист, когда я подписывал бумаги? И за что я ему плачу такие большие деньги?» - подумал Джон. Подобные нюансы почему-то всегда всплывают только при вот таких спорных и очень скользких ситуациях. Во время подписания бумаг руководители улыбаются, обещая самые демократичные и мягкие условия, но, как только появляются какие-то разногласия, они, так же улыбаясь, тычут тебя носом в какие-то пункты контракта, о которых они, как оказывается, прекрасно осведомлены. И в результате ты всё равно оказываешься на проигравшей стороне и, разрывая соглашение, теряешь гораздо больше, чем они. Как всё-таки погано всё устроено…
Но в этом вопросе Джон был непреклонен. Он не хотел играть Питера Гэлта ни за какие деньги. Слишком много нужно было отдать. Он ещё с молоком матери впитал христианское учение, которое в своей основе считал совершенно правильным, и не собирался отступать от него. Кроме того, для него очень важно и ценно было мнение родителей, братьев, сестёр, жены Джиллиан, всех жителей Реддинга, наконец. Что будет, если они увидят, как он, полностью обнажённый, участвует в постельных сценах, наполненных развратом и похотью? Нет, он не мог так упасть в их глазах. Поэтому, снова взвесив все «за» и «против» с учётом новых обстоятельств, он без колебаний решил расстаться с такой огромной долей заработанных денег.
- Я всё равно не изменю своего решения. Мой ответ: нет, - продолжил Джон гнуть свою линию.
Заглянув в глаза Джона, мистер Морган прочитал в них неимоверную решимость. Деньгами проблему было точно не решить. Мистер Морган подошёл к окну и всмотрелся куда-то в даль:
- Знаешь, Джон, я ведь предвидел это. Ещё тогда, в самом начале, я прекрасно знал, что с твоими моральными принципами будут проблемы, но меня не послушали. Надеялся, что удастся залатать эти дыры большими деньгами; надеялся, что твоя бедность в начале пути сыграет нам на руку. Ну что поделаешь, если перст судьбы указал на тебя? Что делать, если только оборванец по имени Алладин, сын Хасана, может войти в сокровищницу? Приходится отдавать ему кольцо и надеяться, что тот в точности исполнит все указания. Ведь так? Другого варианта просто нет.
Но на деле, как правило, постоянно что-то не срастается. Вот и Шаферз вначале подавал такие надежды! Он мог иметь всё! Абсолютно всё! А потом… А потом погас… Богатству и успеху предпочёл безумие. А теперь и вовсе…
Вот и ты туда же. Не успел здесь оказаться, а уже всё трещит по швам. И чего вам нужно-то всем? Чего вам не хватает? Вот смотри, Джон, у тебя есть всё: деньги, успех, слава, любимая жена; с родителями, братьями и сёстрами благо всё в порядке. Просто делай, что просят, и никто у тебя этого не отнимет, никто не посягнёт на твоё счастье, но нет - появляются какие-то принципы, проблемы воспитания, которые вбивают кол во всё, что мы начали, превращая наше дело в бесполезную чехарду людьми.
- Но зачем вам именно я? Найдётся множество актёров, которые за такие деньги с лёгкостью выполнят всё, что скажете, - Джон не совсем до конца понимал, кого он имеет в виду под словом «вы», но использовал его так же, как это только что делал мистер Морган.
- Во-первых, Джонни, в тебя очень много вложили. Не забывай про «Эмоушен Диджитал», про твою популярность, которая также возникла не на пустом месте. Да, да, Джонни, и мы тоже к этому имеем прямое отношение. Кроме того, эта технология не такая уж и универсальная. Да, нанороботы могут воспроизводить любые эмоции на лице человека, но есть вещи, которые они пока имитировать не могут. Понимаешь, это всё живёт в симбиозе, во взаимодействии. Нет смысла посыпать специями тухлое мясо – оно всё равно не перестанет вонять, оно всё равно будет невкусным, и его никто не станет есть. Так это работает. С тобой получилось, с Шаферзом тоже, но он стал чудить. Остальные – всё равно посредственности.
- А во-вторых?
- Что?
- Вы сказали «во-первых». А во-вторых?
- А во-вторых, Вы, актёры, плохо понимаете, кто вы такие и почему ваша профессия столь высоко ценится и ценилась всегда. Задумайся, ещё со времён античной Греции актёры стоят в одном ряду с философами, учёными, музыкантами, поэтами, художниками, скульпторами. Но в чём их роль в обществе? Она кажется столь незначительной по сравнению, например, с ролью философа. Философ пытается понять, как устроен мир, он создаёт теории и учения на основе своего миропонимания, в конечном итоге, его идеи ложатся в основы общества, и мир меняется. Люди меняются. Одни представления заменяются другими, одни ценности другими. А что делает актёр? На первый взгляд, он просто изображает кого-то. Порой не очень хорошо. Порой вульгарно. Порой специально глумится над своим образом. А иногда на сцене возникает магия… И перед тобой уже не актёр в костюме или маске… Перед тобой герой. И ты начинаешь верить этому герою, сопереживать ему. Ты понимаешь, почему он поступает именно так, а не иначе: почему он боится, почему плачет, почему страдает или радуется. И ты тоже плачешь вместе с ним, ты тоже страдаешь, радуешься… Боишься... В этот момент актёр гораздо ближе к человеку, чем любой философ…
Если говорить только о деньгах, то далеко не все актёры способны создать что-то подобное на сцене, приблизиться к настоящей магии…
Вас часто называют идолами или кумирами. Но эти слова изначально имели религиозный смысл. А значит, вы – новые боги, а кино – это мир богов, мир сказки, мир, где нет границ фантазии. Люди благоговеют перед богами, они поклоняются им, следуют за ними, слушают их. Боги управляют людьми, а не наоборот. Но, к сожалению, современные идолы или кумиры - называй как угодно - настолько своенравны и низкопробны: они думают о своём таланте как о данности, как о привилегии, благодаря которой они могут красиво жить и ни в чём не нуждаться. Кто-то ублажает своё эго успехом и популярностью, кто-то купается в роскоши, кто-то упивается вседозволенностью. Если люди будут следовать воле таких идолов, то мир погрузится в хаос. А нам этого совсем не нужно. В мире должен быть порядок. Порядок, который мы захотим. И даже боги в нём нуждаются. Мы развивали человечество несколько тысяч лет, чтобы стали возможны полёты в космос, чтобы появился интернет, мобильная связь, автомобили, метро, атомная энергия и всё то, что теперь называется «благами цивилизации». Учитывая этот факт прогресса, созданного нами, думаю, мы имеем право устанавливать в этом мире правила! Свои правила! И вы должны следовать им, как и все остальные. Вы – проводники нашей воли…
Мистер Морган схватил актёра сзади за плечи и начал говорить почти шепотом:
- Послушай меня, Джонни. Ты уже принял правила игры, ты – уже в системе. Она просто так не выпустит. Поэтому мой тебе совет: не дури. Неужели не всё равно, что скажут другие? Что ты сам думаешь… Что напишут в газетах… Расскажут в новостях… Да за такие деньги многие готовы забыть близких и родных, забыть, кто они, и делать такие мерзости, о которых ты даже представления не имеешь.
Мистер Морган отстранился от Джона и стал снова расхаживать по кабинету:
- А новости это даже забавно. Поверь мне, Джон, наши рычаги воздействия не исчерпываются этой бумажкой, - он взял в руку контракт и небрежно бросил в сторону Джона. - Ты когда-нибудь слышал о клубе «Двадцать семь»?
- Нет, впервые слышу.
- Конечно, откуда тебе знать о таких вещах. Ты ведь постоянно пропадаешь на съёмках. Представь себе, что многие очень известные музыканты погибли в возрасте двадцати семи лет и очень часто при весьма странных обстоятельствах. Джим Моррисон, Джими Хендрикс, Брайан Джонс, Курт Кобейн. Если не ограничивать этот список возрастом и только музыкантами, то ты также можешь обнаружить множество весьма занятных случайностей. Вот и Роберт Шаферз покончил жизнь самоубийством, причём сделал это так неожиданно, что пришлось делать официальное заявление прямо на церемонии.
Джон прекрасно понимал, о чём сейчас идёт речь. Ему угрожали. Угрожали точно так же, как угрожали Шаферзу, когда Джон подслушал его разговор с Папеджом. И становилось действительно страшно. Он вжался в кресло и просто молчал, продолжая слушать Моргана.
Руководитель компании повернулся к нему спиной и продолжил:
- Ведь мы многое можем, Джонни. На самом деле очень многое. Не забывай про «Эмоушен Диджитал». Ты ведь сам добровольно согласился её использовать. А ведь эта технология может работать и в наших интересах. Не думай, что мы об этом не позаботились. В действительности свободы у тебя гораздо меньше, чем ты думаешь. И лучше, если это будет твоё добровольное решение. Лучше для тебя, - он сделал длинную паузу. - Ступай, Джонни, и подумай хорошенько, стоит ли всё это начинать.
Джон выбежал из кабинета Рейнольда Моргана, как будто его кто-то только что выпустил из капкана: несколько минут он был на грани смерти, а теперь – вновь свобода. Он хотел просто бежать, бежать куда глаза глядят, но весь фокус заключался в том, что сбежать было некуда. Самое ужасное, что он находился в полной изоляции от всех и ни с кем не мог поделиться своей проблемой: технология просто не позволит этого сделать. Не технология, а мистер Морган и те силы, которые он представлял…
Глава 35. Стаканчик кофе
Джон добежал до угла и осмотрелся по сторонам. Непонятно, что он хотел увидеть: преследователей, слежку, может, самого мистера Моргана, который мчался по пятам? Конечно же, ничего подобного не происходило. Был обычный будний день. Сотни людей спешили по делам, машины тарахтели в пробках, возле бургерных возникали сгустки желающих вкусно поесть. Тут Джон увидел знакомую надпись «Ройал Кофе». Он уже успел немного отдышаться, и идея попить кофе и всё хорошенько обдумать показалась вполне уместной в сложившихся обстоятельствах. На самом деле, спешить было совершенно некуда. Раз уж он оказался в такой ситуации, то выбраться из неё может, только выработав чёткий план. Решения сгоряча точно ни к чему хорошему не привели бы, и тут Рейнольд Морган прав: стоит сначала хорошенько подумать, прежде чем что-то предпринимать.
Людей в заведении было немного. Оказавшись возле кассы, Джон тут же услышал знакомый голос:
- Оу, здравствуйте, мистер Вайер. Снова к нам?
- А, Паоло. Привет, - Джон был явно не настроен ни с кем общаться, - можно вашего фирменного? - Он сразу положил купюру, чтобы Паоло снова не покупал ему кофе.
- Конечно, мистер Вайер, - Паоло, сияя улыбкой, принял деньги. Он повернулся к Джону спиной и стал готовить кофе, одновременно продолжая общаться:
- Знаете, я рассказал своей подружке о нашей прошлой встрече и о том, что угощал Вас. Вы бы видели, как она смотрела на меня. После этого она просто засыпала меня вопросами. Какой он, то есть Вы? Какого Вы роста? Так ли Вы выглядите, как на экране? И так далее. Я устал отвечать. А когда она увидела Ваш автограф, даже не хочу рассказывать, что с ней было, - Паоло рассмеялся.
Джон молчал, ничего не пытаясь комментировать, - он просто хотел получить свою порцию тонизирующего напитка.
- А потом она спросила: «А тебе мистер Вайер не говорил, случаем, какая у него будет следующая роль?» Я сказал: «Не знаю, а почему он мне должен об этом рассказывать?». На что она мне ответила: «Тогда сам разузнай у него следующий раз – уж очень интересно. А я подумал, и правда, почему я не спросил Вас об этом? И вот Вы снова тут, и я просто обязан это сделать: «Вы уже знаете, кого будете играть в следующем фильме?»
