В такой колее сейчас оказался Джон. Жизнь продолжается, и ноги сами собой идут вперёд без всякой надежды, без всякой возможности увидеть поворот и встать на другую дорогу. Не может быть, чтобы не было шанса. Шанс есть всегда. Ведь на то она и жизнь, что она неисчерпаема количеством вариантов, многогранна. Нужно перестать идти. Нужно остановиться и внимательно посмотреть по сторонам. Если нет дороги – к чёрту всё – пробить её самому через цепкий бурьян, через крючковатые и сплошь покрытые шипами ветви терновника.
После интервью Джон направился в свою старую квартирку. Проверенные временем стены снова спрятали его от внешнего мира. Раздался звонок. Это была Джиллиан. Она звонила ему уже около десятка раз, но палец зависал над кнопкой вызова, не решаясь сделать последнее микродвижение, отделявшее его от разговора с женой.
«Как она? Что с ней? Джону так хотелось рассказать ей всю правду. Плевать на технологию. Как-нибудь он сможет, как-нибудь у него получится. Она поймёт. Ведь она знает его, чувствует его. Она точно разберётся. Иначе просто быть не может. Любящее сердце знает всё, оно – воспалённый комок чувствительности».
Но почему же тогда палец в последний момент останавливался? Наряду с желанием всё рассказать Джиллиан, Джона терзал страх:
«Нет. Я не могу так рисковать. Тем более, сейчас, когда совершил преступление. Я убийца! Нет, не может быть… Не хочу, чтобы с Джилл что-нибудь произошло. Я не переживу этого. Я не могу её подвергать опасности. Ведь я не просто так от неё ушёл. Необходимо дистанцироваться. Потом всё будет, но не сейчас. Потом. Сейчас нужна осторожность, а со мной слишком опасно. Нет, терпи, Джон. Надо ждать».
Снова звонок. Фото любимой на экране.
«Так хочется ответить, так хочется услышать её голос. Вот бы всё вернуть. Хотя бы полгода назад. И всё было бы по-другому. За что? Почему со мной так…? Не бери трубку. Нельзя. Слышишь? Ни в коем случае не бери её… Только так я могу быть уверен, что с ней ничего не случится... Что делать? Что мне теперь делать?!»
Надежды Джона рассыпались. План был один – хэшбрейкеры, но он провалился. Жизнь продолжала лишать его возможностей. В такие моменты, верующий человек или нет, он всегда обращается за помощью к Богу. Именно тогда просыпается вера и понимание, что в этом мире далеко не всё зависит от тебя, что есть нечто более могущественное, нечто непознаваемое. Именно оно предопределило тебе оказаться здесь и сейчас, в этой ситуации. Зачем?..
Джон, будучи и без того довольно набожным, упал на колени среди комнаты и начал молиться. Он плакал, умоляя небеса указать ему путь. Плохое и хорошее, зло и добро – грань стала почти неразличимой. Они вплетались друг в друга, образуя единое целое, рисуя стройную гармонию дуального мира, где разрушение – такая же объективная данность, как и созидание. Как вернуться на сторону света? Как ощутить тепло Его прикосновений? Почему-то в такие моменты небеса остаются безмолвны. Вероятно, это единственный способ взрастить в нас святость – самостоятельный поиск и открытие истины…
Сверля глазами телефон, Джилл сидела в полной темноте и тишине посреди квартиры, которая совсем недавно была наполнена счастьем и вмиг превратилась в засохший пустырь. Почему он не отвечает? Почему не перезванивает? Почему в тот момент, когда она так нужна ему, он решил остаться наедине с самим собой? Его шокирующие и режущие слух признания. Что это: сумасшествие или что-то ещё? Полная апатия. Голова тяжёлая. Налита свинцом самых опасных предположений и вариантов. Измотанная дурными мыслями фантазия, подпитываемая страхом, рисует ужасающие картины. Сумасшествие на фоне гендерной дезориентации – таков диагноз? Муж, потерявшийся в своих сексуальных предпочтениях, снедаемый угрызениями совести и муками стыда перед ней и перед родителями и, возможно, перед всеми, теперь ещё и сумасшедший? Уж точно не об этом она мечтала, когда репетировала с ним в павильоне, когда говорила «да».
Она злилась? Да, она злилась. Она обижалась? Да, и слёзы были тому подтверждением. Она ненавидела его? Да, при встрече она была готова убить его прямо на месте. Но какие чувства в ней преобладали? Конечно, это была любовь. И всё её негодование, вся её злоба – были следствием этой любви. Они проистекали из неё. Говорят, что любят не за что-то, а вопреки. Любящее сердце полно сострадания и великодушия - оно как никто умеет прощать. И Джиллиан была готова простить Джону, наверное, всё что угодно, стоило ему только позвонить и сказать, что он оступился, что это просто злой рок, что это всё неправда и он – совсем другой, что ей не стоит смотреть телевизор и слушать кого-то. Он всё ещё любит её. И те последние часы вместе… Неужели это всё ложь? Нет, не может быть. Любящее сердце сразу бы почувствовало это, несмотря на свою доверчивость.
Полностью открытая и уязвимая, теперь в своем чреве Джиллиан носила частичку любимого, и это грело её. Взрастить эту частичку в себе и явить на свет, несмотря ни на что. То, ради чего стоит жить в любом случае, то, ради чего стоит любить и верить в лучшее, что бы ни происходило дальше.
Ещё одна попытка. Молчание. Снова тишина. Снова засохший пустырь. Место, которое было уголком рая, становилось всё более невыносимым. Хотелось бежать. Но куда?
Звонок. Сердце вздрогнуло: «Он? Неужели решился?» Джиллиан посмотрела на загоревшийся экран: но это был не Джон - звонил его отец.
«Что-то случилось», - сразу подумала Джиллиан. Возможно, это воспалённое сознание по инерции продолжало рождать негативные образы, а может, чувствительное восприятие сигнализировало о приближении очередной беды?
- Здравствуй, Джиллиан, - поприветствовал её Томас Вайер.
- Здравствуйте, - ответила Джилл, пытаясь как-то спрятать раздавленное состояние.
- Смотрела вечернее интервью нашего… - Томас Вайер сделал паузу, - сына?
- Да, смотрела, - несмотря на все попытки сохранить самообладание, у Джиллиан на щеках появились слёзы. Она невольно всхлипнула и поняла, что больше не в силах сдерживать себя. Её взорвало изнутри. Надо было выплеснуть это.
- Я не понимаю, что с ним. Это не он. Это не мой Джонни, - говорила она в трубку и продолжала плакать.
- Мы сами… Я не знаю, что и думать… Мама... Она… Она - в больнице. Мы сидели, смотрели и… Сердечный приступ. Врачи молчат. Время... Пока ничего не известно. Я хотел ему позвонить, но… Не знаю… - Томас вздохнул. – Не могу я сейчас с ним… Понимаешь? Если ты можешь... Как-нибудь… Скажи ему. Может, это поможет? Может, одумается? Ладно? – в последнем вопросе Томаса читалась какая-то безнадёжность. Такой жизнерадостный и волевой человек, стойко прошедший через все трудности, и вдруг… Сломан. И вмиг огонь в глазах тускнеет, оповещая, что всё имеет свойство увядать: когда-нибудь безжалостная реальность возьмёт матч-реванш.
- Я пыталась… Он не отвечает… Но я попробую…
- Джиллиан, наша девочка, будь сильной. Мы с тобой.
Джиллиан решила, что необходимо съездить к родителям Джона. Необходимо было их как-то поддержать в столь трудную минуту. К тому же ей и самой была нужна поддержка. Она могла съездить и к отцу, но общая беда объединяет – сейчас она нужнее в другом месте. Мать Джона оказалась в больнице. Да и самой Джиллиан было что рассказать. Радостная новость, что у них скоро появится внук, могла повлиять на ситуацию самым благоприятным образом. Может, Амелия поправится, если услышит про беременность невестки? Самонадеянно, ведь старость не прощает таких потрясений, но Джиллиан очень хотелось с кем-нибудь этим поделиться. Пусть родители Джона узнают первыми – для них это будет настоящим подарком, а потом она позвонит и расскажет всё отцу.
Бывает, что подумал о человеке и какими-то совершенно неожиданными путями он вдруг появляется в твоей жизни. Что послужило поводом его появления? Твои мысли? Или же мысли просто предвосхитили событие, которое вот-вот и так произойдёт?
Джиллиан уже была на подъезде в Реддинг, как вдруг позвонил отец. Только вчера она думала о том, что надо будет ему позвонить, и вот он уже сам набирает её номер телефона. Говорить или не говорить ему о беременности? Хотелось соблюсти намеченные условности: родители Джона должны узнать первыми, как и было задумано. Почему-то ей казалось, что так будет наиболее правильно, хотя логики в этом не было совершенно. Стоило ли сейчас говорить о какой-либо логике – всё происходящее в этот момент в её жизни вряд ли поддавалось хоть какому-то разумному объяснению. Скрывать от отца беременность, конечно же, она тоже не собиралась – всё будет зависеть от контекста разговора. Джилл ответила:
- Привет, пап.
- Привет, Джилли. Как ты? Как Джон? – Кристофер Фокс редко смотрел телевизор, поэтому, видимо, был не в курсе последних событий.
- Нормально, - ответила Джиллиан односложно. Она так отвечала всегда, когда на самом деле было всё совсем не нормально.
- Точно всё в порядке?
- Да.
- И у Джона?
- А что? Что-то случилось? Почему ты так интересуешься? – Джилл ответила вопросом на вопрос: ещё чуть-чуть и она разрыдается прямо в трубку.
- Я звоню по поводу твоей просьбы.
- Просьбы?
- Да, ты просила разузнать про Джона?
- И ты что-то узнал?
- Да, узнал. Боюсь, моя девочка, у твоего мужа большие проблемы.
Джиллиан эта фраза не очень удивила, учитывая всё то, что происходило с ней и с мужем последнюю неделю.
- Какие проблемы?
- Это не телефонный разговор, - тон отца стал очень осторожным. – Надо встретиться и всё обсудить. Когда ты сможешь ко мне приехать?
- Я не знаю. Я сейчас еду к родителям Джона в Реддинг. Там… Там его мать в больнице. Наверное, завтра… Вечером?
- Хорошо, постарайся не задерживаться. Как приедешь в Лос-Анджелес, сразу ко мне. Поняла? – отец говорил максимально серьёзно. Видимо, он действительно наткнулся на что-то очень важное.
- Да, хорошо. Я заеду.
«Да, он прав – это не телефонный разговор. Завтра как раз заеду и сообщу ему приятную новость. Складывается так, значит, так тому и быть», - подумала Джиллиан, и это её успокоило.
Заехав в Реддинг, Джиллиан сразу же направилась в местную больницу. Там, недолго блуждая по коридорам, она нашла отца Джона, дремавшего на стуле возле палаты, где лежала жена.
- Здравствуйте, мистер Вайер, - поздоровалась Джилл.
Томас с трудом открыл глаза. Видимо, ночь была почти бессонной. Он не сразу узнал её:
- Джиллиан? Ты здесь?
- Да, как только Вы мне сообщили, что миссис Вайер в больнице, я сразу же решила приехать к вам. Как она?
- Не знаю. Плохо. Врачи говорят, что теперь всё в руках Господа, - на глазах у Томаса проступили слёзы. Да, все мы знаем, что смерть неизбежна, что когда-нибудь нам придётся терять родных и близких. Но почему-то так получается, что когда бы она ни пришла, мы всё равно её не ждём и не рады ей.
Джиллиан села рядом и погладила Томаса по плечу, стараясь как-то приободрить.
- А дети?
- Были уже все. Кроме Мэри и… Джона… Конечно же... Работа. Вечером кто-нибудь придёт. Как он? Ты сказала ему?
- Он уехал. Дома не появляется… Мы не созванивались. Я ему сообщение написала. Надеюсь, он его прочитает. Молчит. И я… Я не знаю, что делать… - Джиллиан расплакалась.
- Понимаю... Вот только почему так случилось, я понять не могу? Почему так не сложилось с младшими детьми? Что Мэри, что Джон. Вроде бы, воспитывали их так же, как и остальных? Джон – вообще любимчик Амелии. Я ей всегда говорил: сильно балуешь ты его. Не послушала. Вот! Получили! Какой грех… Какой грех…
Джиллиан ничего не ответила - просто молчала. Возникло острое желание поменять тему разговора. Видно было, как Томасу тяжело говорить об этом.
- Когда можно будет к ней зайти? Мне просто нужно кое-что сказать, поэтому я здесь.
- Да хоть сейчас. Только халат накинь.
- Пойдёмте со мной. Я хочу, чтобы Вы тоже поприсутствовали.
Джиллиан и Томас зашли внутрь. В палате стояла напряженная тишина: спокойно выполняя свою работу, гудели медицинские аппараты возле кровати Амелии и звучали мерные сигналы кардиомонитора.
Джиллиан подошла и потрогала тёплую руку старушки. Та никак не отреагировала на прикосновение: то ли спала, то ли находилась в забытии.
- Она меня слышит?
- Не знаю, - пожал плечами Томас, - наверное.
- Здравствуйте, миссис Вайер, - нерешительно поздоровалась Джилл. – Я знаю, из-за чего Вы попали сюда. И мне самой сейчас очень нелегко, - она неровно вдохнула, чтобы сдержать плач. – Я не верю… Не верю, что это происходит… Я… Я не… - она не выдержала и снова заплакала. Томас подошёл к ней и начал успокаивать. В ответ она прижалась к нему, словно маленькая девочка. Сейчас она была так слаба и беззащитна. С ней уже было такое однажды, когда она потеряла Теда. После снова отважилась полюбить и… И опять теряет… Мир, взлелеянный надеждами и мечтами, рушится прямо на глазах. Колесо сансары безжалостно вращается, разыгрывая вновь и вновь одни и те же трагедии. Где выход? Где тот единственно правильный путь?
Слегка успокоившись, она вытерла салфеткой слёзы и вновь повернулась к матери Джона:
- Но я здесь не для того, чтобы плакать… Я здесь, чтобы сказать… Обрадовать Вас. Вы, Амелия, - Джилл снова взяла её за руку, - и Вы, Томас… Вы снова скоро станете дедушкой и бабушкой… Да, у вас скоро появится ещё один внучок... или внучка. От Вашего сына… Джонни… И я хочу сказать, что очень рада… И я хочу… Чтобы вы тоже порадовались вместе со мной… Ещё никто не знает об этом. Я решила, что вы должны быть первыми…
Порой радостные новости на фоне плохих становятся настоящим испытанием, превращаясь в «пляску на костях» или «пир во время чумы». И что делать в таком случае? Радоваться? Или же контраст будет невыносимо рвать на части? Томас застыл на месте. В его глазах стояли слёзы. И непонятно было: то ли это слёзы счастья, то ли ещё большего горя…
Джиллиан, как и планировала, осталась у Вайеров до следующего утра. В основном она общалась с Эмили, которая теперь была постоянно рядом и более остальных сохраняла спокойствие, по крайней мере, внешне. Самый старший ребёнок, познавший участь наибольших лишений, был больше всего благодарен родителям, в отличие от других, которым досталось гораздо больше удобств и внимания, - это ли не парадокс? Попозже подъехал и Сэм. Рой сегодня работал в ночную смену, поэтому не смог к ним присоединиться.
О Джоне почти не говорили - лишь несколько раз вскользь касались этой темы. Видимо, никто не хотел лишний раз теребить эту рану, так как она была невыносимой для Томаса. Все старались беречь его в эти дни как могли, окружая теплом и заботой. Единственное, что Джиллиан поняла из тех коротких реплик, которые всё же иногда проскакивали, Джон никогда в жизни не был уличён в подобном. Наоборот, он был очень религиозным ребёнком и как никто другой чтил заповеди Господа. Именно это резкое несоответствие и вызвало такой шок. Было совершенно странно видеть в нём это.
За ужином несколько раз Сэм пробовал шутить, как-то пытаясь разрядить обстановку. И на лице Томаса один раз промелькнуло даже нечто вроде улыбки.
- Я, с позволения Томаса, хотела бы сделать одно важное заявление, - решилась наконец-то Джилл.
После интервью Джон направился в свою старую квартирку. Проверенные временем стены снова спрятали его от внешнего мира. Раздался звонок. Это была Джиллиан. Она звонила ему уже около десятка раз, но палец зависал над кнопкой вызова, не решаясь сделать последнее микродвижение, отделявшее его от разговора с женой.
«Как она? Что с ней? Джону так хотелось рассказать ей всю правду. Плевать на технологию. Как-нибудь он сможет, как-нибудь у него получится. Она поймёт. Ведь она знает его, чувствует его. Она точно разберётся. Иначе просто быть не может. Любящее сердце знает всё, оно – воспалённый комок чувствительности».
Но почему же тогда палец в последний момент останавливался? Наряду с желанием всё рассказать Джиллиан, Джона терзал страх:
«Нет. Я не могу так рисковать. Тем более, сейчас, когда совершил преступление. Я убийца! Нет, не может быть… Не хочу, чтобы с Джилл что-нибудь произошло. Я не переживу этого. Я не могу её подвергать опасности. Ведь я не просто так от неё ушёл. Необходимо дистанцироваться. Потом всё будет, но не сейчас. Потом. Сейчас нужна осторожность, а со мной слишком опасно. Нет, терпи, Джон. Надо ждать».
Снова звонок. Фото любимой на экране.
«Так хочется ответить, так хочется услышать её голос. Вот бы всё вернуть. Хотя бы полгода назад. И всё было бы по-другому. За что? Почему со мной так…? Не бери трубку. Нельзя. Слышишь? Ни в коем случае не бери её… Только так я могу быть уверен, что с ней ничего не случится... Что делать? Что мне теперь делать?!»
Надежды Джона рассыпались. План был один – хэшбрейкеры, но он провалился. Жизнь продолжала лишать его возможностей. В такие моменты, верующий человек или нет, он всегда обращается за помощью к Богу. Именно тогда просыпается вера и понимание, что в этом мире далеко не всё зависит от тебя, что есть нечто более могущественное, нечто непознаваемое. Именно оно предопределило тебе оказаться здесь и сейчас, в этой ситуации. Зачем?..
Джон, будучи и без того довольно набожным, упал на колени среди комнаты и начал молиться. Он плакал, умоляя небеса указать ему путь. Плохое и хорошее, зло и добро – грань стала почти неразличимой. Они вплетались друг в друга, образуя единое целое, рисуя стройную гармонию дуального мира, где разрушение – такая же объективная данность, как и созидание. Как вернуться на сторону света? Как ощутить тепло Его прикосновений? Почему-то в такие моменты небеса остаются безмолвны. Вероятно, это единственный способ взрастить в нас святость – самостоятельный поиск и открытие истины…
Глава 64. Джиллиан общается с отцом Джона Вайера
Сверля глазами телефон, Джилл сидела в полной темноте и тишине посреди квартиры, которая совсем недавно была наполнена счастьем и вмиг превратилась в засохший пустырь. Почему он не отвечает? Почему не перезванивает? Почему в тот момент, когда она так нужна ему, он решил остаться наедине с самим собой? Его шокирующие и режущие слух признания. Что это: сумасшествие или что-то ещё? Полная апатия. Голова тяжёлая. Налита свинцом самых опасных предположений и вариантов. Измотанная дурными мыслями фантазия, подпитываемая страхом, рисует ужасающие картины. Сумасшествие на фоне гендерной дезориентации – таков диагноз? Муж, потерявшийся в своих сексуальных предпочтениях, снедаемый угрызениями совести и муками стыда перед ней и перед родителями и, возможно, перед всеми, теперь ещё и сумасшедший? Уж точно не об этом она мечтала, когда репетировала с ним в павильоне, когда говорила «да».
Она злилась? Да, она злилась. Она обижалась? Да, и слёзы были тому подтверждением. Она ненавидела его? Да, при встрече она была готова убить его прямо на месте. Но какие чувства в ней преобладали? Конечно, это была любовь. И всё её негодование, вся её злоба – были следствием этой любви. Они проистекали из неё. Говорят, что любят не за что-то, а вопреки. Любящее сердце полно сострадания и великодушия - оно как никто умеет прощать. И Джиллиан была готова простить Джону, наверное, всё что угодно, стоило ему только позвонить и сказать, что он оступился, что это просто злой рок, что это всё неправда и он – совсем другой, что ей не стоит смотреть телевизор и слушать кого-то. Он всё ещё любит её. И те последние часы вместе… Неужели это всё ложь? Нет, не может быть. Любящее сердце сразу бы почувствовало это, несмотря на свою доверчивость.
Полностью открытая и уязвимая, теперь в своем чреве Джиллиан носила частичку любимого, и это грело её. Взрастить эту частичку в себе и явить на свет, несмотря ни на что. То, ради чего стоит жить в любом случае, то, ради чего стоит любить и верить в лучшее, что бы ни происходило дальше.
Ещё одна попытка. Молчание. Снова тишина. Снова засохший пустырь. Место, которое было уголком рая, становилось всё более невыносимым. Хотелось бежать. Но куда?
Звонок. Сердце вздрогнуло: «Он? Неужели решился?» Джиллиан посмотрела на загоревшийся экран: но это был не Джон - звонил его отец.
«Что-то случилось», - сразу подумала Джиллиан. Возможно, это воспалённое сознание по инерции продолжало рождать негативные образы, а может, чувствительное восприятие сигнализировало о приближении очередной беды?
- Здравствуй, Джиллиан, - поприветствовал её Томас Вайер.
- Здравствуйте, - ответила Джилл, пытаясь как-то спрятать раздавленное состояние.
- Смотрела вечернее интервью нашего… - Томас Вайер сделал паузу, - сына?
- Да, смотрела, - несмотря на все попытки сохранить самообладание, у Джиллиан на щеках появились слёзы. Она невольно всхлипнула и поняла, что больше не в силах сдерживать себя. Её взорвало изнутри. Надо было выплеснуть это.
- Я не понимаю, что с ним. Это не он. Это не мой Джонни, - говорила она в трубку и продолжала плакать.
- Мы сами… Я не знаю, что и думать… Мама... Она… Она - в больнице. Мы сидели, смотрели и… Сердечный приступ. Врачи молчат. Время... Пока ничего не известно. Я хотел ему позвонить, но… Не знаю… - Томас вздохнул. – Не могу я сейчас с ним… Понимаешь? Если ты можешь... Как-нибудь… Скажи ему. Может, это поможет? Может, одумается? Ладно? – в последнем вопросе Томаса читалась какая-то безнадёжность. Такой жизнерадостный и волевой человек, стойко прошедший через все трудности, и вдруг… Сломан. И вмиг огонь в глазах тускнеет, оповещая, что всё имеет свойство увядать: когда-нибудь безжалостная реальность возьмёт матч-реванш.
- Я пыталась… Он не отвечает… Но я попробую…
- Джиллиан, наша девочка, будь сильной. Мы с тобой.
Джиллиан решила, что необходимо съездить к родителям Джона. Необходимо было их как-то поддержать в столь трудную минуту. К тому же ей и самой была нужна поддержка. Она могла съездить и к отцу, но общая беда объединяет – сейчас она нужнее в другом месте. Мать Джона оказалась в больнице. Да и самой Джиллиан было что рассказать. Радостная новость, что у них скоро появится внук, могла повлиять на ситуацию самым благоприятным образом. Может, Амелия поправится, если услышит про беременность невестки? Самонадеянно, ведь старость не прощает таких потрясений, но Джиллиан очень хотелось с кем-нибудь этим поделиться. Пусть родители Джона узнают первыми – для них это будет настоящим подарком, а потом она позвонит и расскажет всё отцу.
Глава 65. На пути в Реддинг
Бывает, что подумал о человеке и какими-то совершенно неожиданными путями он вдруг появляется в твоей жизни. Что послужило поводом его появления? Твои мысли? Или же мысли просто предвосхитили событие, которое вот-вот и так произойдёт?
Джиллиан уже была на подъезде в Реддинг, как вдруг позвонил отец. Только вчера она думала о том, что надо будет ему позвонить, и вот он уже сам набирает её номер телефона. Говорить или не говорить ему о беременности? Хотелось соблюсти намеченные условности: родители Джона должны узнать первыми, как и было задумано. Почему-то ей казалось, что так будет наиболее правильно, хотя логики в этом не было совершенно. Стоило ли сейчас говорить о какой-либо логике – всё происходящее в этот момент в её жизни вряд ли поддавалось хоть какому-то разумному объяснению. Скрывать от отца беременность, конечно же, она тоже не собиралась – всё будет зависеть от контекста разговора. Джилл ответила:
- Привет, пап.
- Привет, Джилли. Как ты? Как Джон? – Кристофер Фокс редко смотрел телевизор, поэтому, видимо, был не в курсе последних событий.
- Нормально, - ответила Джиллиан односложно. Она так отвечала всегда, когда на самом деле было всё совсем не нормально.
- Точно всё в порядке?
- Да.
- И у Джона?
- А что? Что-то случилось? Почему ты так интересуешься? – Джилл ответила вопросом на вопрос: ещё чуть-чуть и она разрыдается прямо в трубку.
- Я звоню по поводу твоей просьбы.
- Просьбы?
- Да, ты просила разузнать про Джона?
- И ты что-то узнал?
- Да, узнал. Боюсь, моя девочка, у твоего мужа большие проблемы.
Джиллиан эта фраза не очень удивила, учитывая всё то, что происходило с ней и с мужем последнюю неделю.
- Какие проблемы?
- Это не телефонный разговор, - тон отца стал очень осторожным. – Надо встретиться и всё обсудить. Когда ты сможешь ко мне приехать?
- Я не знаю. Я сейчас еду к родителям Джона в Реддинг. Там… Там его мать в больнице. Наверное, завтра… Вечером?
- Хорошо, постарайся не задерживаться. Как приедешь в Лос-Анджелес, сразу ко мне. Поняла? – отец говорил максимально серьёзно. Видимо, он действительно наткнулся на что-то очень важное.
- Да, хорошо. Я заеду.
«Да, он прав – это не телефонный разговор. Завтра как раз заеду и сообщу ему приятную новость. Складывается так, значит, так тому и быть», - подумала Джиллиан, и это её успокоило.
Глава 66. Джиллиан встречается с родителями Джона
Заехав в Реддинг, Джиллиан сразу же направилась в местную больницу. Там, недолго блуждая по коридорам, она нашла отца Джона, дремавшего на стуле возле палаты, где лежала жена.
- Здравствуйте, мистер Вайер, - поздоровалась Джилл.
Томас с трудом открыл глаза. Видимо, ночь была почти бессонной. Он не сразу узнал её:
- Джиллиан? Ты здесь?
- Да, как только Вы мне сообщили, что миссис Вайер в больнице, я сразу же решила приехать к вам. Как она?
- Не знаю. Плохо. Врачи говорят, что теперь всё в руках Господа, - на глазах у Томаса проступили слёзы. Да, все мы знаем, что смерть неизбежна, что когда-нибудь нам придётся терять родных и близких. Но почему-то так получается, что когда бы она ни пришла, мы всё равно её не ждём и не рады ей.
Джиллиан села рядом и погладила Томаса по плечу, стараясь как-то приободрить.
- А дети?
- Были уже все. Кроме Мэри и… Джона… Конечно же... Работа. Вечером кто-нибудь придёт. Как он? Ты сказала ему?
- Он уехал. Дома не появляется… Мы не созванивались. Я ему сообщение написала. Надеюсь, он его прочитает. Молчит. И я… Я не знаю, что делать… - Джиллиан расплакалась.
- Понимаю... Вот только почему так случилось, я понять не могу? Почему так не сложилось с младшими детьми? Что Мэри, что Джон. Вроде бы, воспитывали их так же, как и остальных? Джон – вообще любимчик Амелии. Я ей всегда говорил: сильно балуешь ты его. Не послушала. Вот! Получили! Какой грех… Какой грех…
Джиллиан ничего не ответила - просто молчала. Возникло острое желание поменять тему разговора. Видно было, как Томасу тяжело говорить об этом.
- Когда можно будет к ней зайти? Мне просто нужно кое-что сказать, поэтому я здесь.
- Да хоть сейчас. Только халат накинь.
- Пойдёмте со мной. Я хочу, чтобы Вы тоже поприсутствовали.
Джиллиан и Томас зашли внутрь. В палате стояла напряженная тишина: спокойно выполняя свою работу, гудели медицинские аппараты возле кровати Амелии и звучали мерные сигналы кардиомонитора.
Джиллиан подошла и потрогала тёплую руку старушки. Та никак не отреагировала на прикосновение: то ли спала, то ли находилась в забытии.
- Она меня слышит?
- Не знаю, - пожал плечами Томас, - наверное.
- Здравствуйте, миссис Вайер, - нерешительно поздоровалась Джилл. – Я знаю, из-за чего Вы попали сюда. И мне самой сейчас очень нелегко, - она неровно вдохнула, чтобы сдержать плач. – Я не верю… Не верю, что это происходит… Я… Я не… - она не выдержала и снова заплакала. Томас подошёл к ней и начал успокаивать. В ответ она прижалась к нему, словно маленькая девочка. Сейчас она была так слаба и беззащитна. С ней уже было такое однажды, когда она потеряла Теда. После снова отважилась полюбить и… И опять теряет… Мир, взлелеянный надеждами и мечтами, рушится прямо на глазах. Колесо сансары безжалостно вращается, разыгрывая вновь и вновь одни и те же трагедии. Где выход? Где тот единственно правильный путь?
Слегка успокоившись, она вытерла салфеткой слёзы и вновь повернулась к матери Джона:
- Но я здесь не для того, чтобы плакать… Я здесь, чтобы сказать… Обрадовать Вас. Вы, Амелия, - Джилл снова взяла её за руку, - и Вы, Томас… Вы снова скоро станете дедушкой и бабушкой… Да, у вас скоро появится ещё один внучок... или внучка. От Вашего сына… Джонни… И я хочу сказать, что очень рада… И я хочу… Чтобы вы тоже порадовались вместе со мной… Ещё никто не знает об этом. Я решила, что вы должны быть первыми…
Порой радостные новости на фоне плохих становятся настоящим испытанием, превращаясь в «пляску на костях» или «пир во время чумы». И что делать в таком случае? Радоваться? Или же контраст будет невыносимо рвать на части? Томас застыл на месте. В его глазах стояли слёзы. И непонятно было: то ли это слёзы счастья, то ли ещё большего горя…
Глава 67. Ещё одна плохая новость
Джиллиан, как и планировала, осталась у Вайеров до следующего утра. В основном она общалась с Эмили, которая теперь была постоянно рядом и более остальных сохраняла спокойствие, по крайней мере, внешне. Самый старший ребёнок, познавший участь наибольших лишений, был больше всего благодарен родителям, в отличие от других, которым досталось гораздо больше удобств и внимания, - это ли не парадокс? Попозже подъехал и Сэм. Рой сегодня работал в ночную смену, поэтому не смог к ним присоединиться.
О Джоне почти не говорили - лишь несколько раз вскользь касались этой темы. Видимо, никто не хотел лишний раз теребить эту рану, так как она была невыносимой для Томаса. Все старались беречь его в эти дни как могли, окружая теплом и заботой. Единственное, что Джиллиан поняла из тех коротких реплик, которые всё же иногда проскакивали, Джон никогда в жизни не был уличён в подобном. Наоборот, он был очень религиозным ребёнком и как никто другой чтил заповеди Господа. Именно это резкое несоответствие и вызвало такой шок. Было совершенно странно видеть в нём это.
За ужином несколько раз Сэм пробовал шутить, как-то пытаясь разрядить обстановку. И на лице Томаса один раз промелькнуло даже нечто вроде улыбки.
- Я, с позволения Томаса, хотела бы сделать одно важное заявление, - решилась наконец-то Джилл.
