Просидев в больнице до часу дня, Джиллиан решила, что необходимо действовать. Необходимо продолжать искать ответы. Она раздобыла адрес дочери и отправилась к ней.
К сожалению, Джилл не удалось застать Мелани дома – пришлось прождать у порога несколько часов.
- Здравствуйте. Вы миссис Фёрст? – обратилась Джилл к полной женщине средних лет, которая с недоверием и даже некоторым испугом посмотрела на неё, застав у своей входной двери.
- Мисс… - немногословно ответила женщина и принялась искать ключи от своего небольшого и очень неопрятного домика. Было видно, что живёт она не богато. И это казалось странным – неужели отец не оставил ей состояния?
- А я как раз к Вам.
Но мисс Фёрст будто не слышала её и продолжала копошиться в сумке.
- Я по поводу Вашего отца – Лика Фёрста. Мне очень нужно кое-что узнать, - не отступала Джилл.
Как только женщина услышала имя отца, она явно стала действовать гораздо расторопнее. Она наконец нашла в сумочке то, что так долго искала. Трясущимися руками женщина попыталась вставить ключ в замочную скважину, но ключи очень некстати выпали.
Джилл проворно подобрала упавшую связку и, играя ею в руках, продолжила задавать неудобные вопросы. Но мисс Фёрст, казалось, была сосредоточена только на утраченном предмете. Похоже, что она была затворницей и мизантропкой. Но она же была и единственной зацепкой в этой запутанной истории, и Джиллиан не могла её так просто отпустить.
- Правда, что у Вашего отца был инсульт?
Мисс Фёрст ничего не ответила, а лишь попыталась выхватить связку из рук Джилл, но та вовремя отреагировала и отстранилась от неё.
- Ответьте, мисс Фёрст, и я Вам верну ключи и вообще отстану от Вас. Пожалуйста, мне очень важно знать, что тогда произошло с Вашим отцом.
Мелани отрицательно закачала головой, в глазах у неё появились слёзы. Джиллиан чувствовала, что мисс Фёрст что-то знает, но, видимо, очень боится об этом рассказывать. Но почему? Что могло её так напугать? Или кто...?
- Хоть что-нибудь, Мелани, пожалуйста, - Джилл заплакала, сжимая в руках ключи, как последнюю спасительную соломинку.
Видимо, жалостливый вид актрисы подействовал на женщину-затворницу, и она выдавила:
- Лицо... Оно…
- Да, мисс Фёрст, продолжайте… Прошу Вас, только не молчите! - с надежной смотрела на неё Джилл.
- Оно… Не… - мисс Фёрст стала мять лицо руками, видимо, не зная какое подобрать слово.
- Не поняла. Оно не? Что не? – продолжала Джилл.
Женщина тяжело вздохнула, опустив глаза.
- Ну, мисс Фёрст, говорите. Говорите же! – закричала Джилл.
- Пластмассовое… - вдруг произнесла Мелани. Глаза горели озарением: вероятно, слово было подобрано очень точно.
- Что? – Джилл показалось, что она ослышалась. Удивление смешалось с полным отсутствием понимания. В этот момент замешательства женщине всё-таки удалось выхватить из рук актрисы ключи. Она проворно начала открывать дверь. Больше узнать что-либо было невозможно.
Встреча с Мелани Фёрст не внесла никакой ясности в происходящее. Наоборот, всё становилось ещё более запутанным. Не удавалось выстроить какой-то мало-мальски правдоподобной гипотезы. «Пластмассовое лицо. Что бы это вообще могло значить? Может, маска? Очень похоже на маску», - думала Джилл. Самое странное, что все эти обрывки информации удивительным образом перекликались с её снами. Если верить в историю Лика Фёрста, то ему парализовало часть лица. Его дочь говорит про какое-то «пластмассовое лицо». Джон в её сне избавляется от лица, буквально сдирая его. Это не могло быть просто случайностью или совпадением. Теперь Джиллиан начала сомневаться в том, что наблюдала в уборной приступ сумасшествия мужа. А может, имеет место и душевная болезнь и что-то ещё одновременно? Может быть, сумасшествие – лишь следствие? Побочный эффект?
От Мелани Фёрст Джилл снова отправилась в больницу к отцу. В коридоре она столкнулась с каким-то мужчиной: крепкого телосложения, брюнет, в чёрном пальто, слегка небритый. Его недобрый и очень тяжёлый взгляд упал сверху, словно бетонная плита. Словно огромный питон посмотрел на маленькую жертву. Странная способность. Обычно на Джилл такие вещи не действовали. На мгновение она остановилась. Почему-то показалось, что этот человек неслучаен здесь и стоит получше запомнить его. Она даже обернулась вслед, но человек очень быстро исчез из поля зрения. Появилось плохое предчувствие - резко, внезапно и, вроде бы, абсолютно беспричинно. Это как первобытный страх, который заставляет человека пасть ниц перед грозой или затмением, - он гонит вперёд, а тело действует на уровне рефлексов, не обращая внимания на здравый смысл и логику.
Через минуту Джиллиан, подгоняемая беспокойными ощущениями – предвестниками чего-то плохого, была в палате отца. Вокруг него уже суетились врачи и медсёстры. Сплошной монотонный звуковой сигнал кардиомонитора говорил об отсутствии сердцебиения. Врачи аккуратно попросили Джилл выйти. Спустя десять минут ей сообщили страшную новость.
В дальнейшем результаты вскрытия ничего не покажут. Специалисты разведут руками, не сообщая ничего конкретного. Внезапная остановка сердца. Причина неизвестна. А Джиллиан так и не сможет забыть того подозрительного мужчину в коридоре…
На следующий день после интервью Джон проснулся прямо на полу. Вечерняя молитва успокоила его. На фоне накопившейся усталости и недосыпа его буквально придавило к полу. После такого сна некоторые части тела порядком затекли. Разбитость от предыдущих дней немного спала, но до конца не ушла. Видимо, её невозможно было вывести из организма за одну ночь: требовался продолжительный отдых. Технология пока не беспокоила. Вероятно, ему решили дать передышку – поощрение за вчерашнее интервью. Хотелось есть. Он залез в холодильник и сделал себе пару сандвичей. Заварил кофе.
Его не покидали мысли о произошедшем вчера. Состояние – похмелье. Тяжёлая расплата за вчерашнее, за последний год… Сегодня всё выглядело несколько иначе – настолько нереальными казались события прошлого дня. Джон отчаянно и неосознанно убеждал себя, что этого вообще не было. Возможно, это просто такая странная игра воображения на фоне психического расстройства? Возможно, и хэшбрейкеров не существует? Лишь часы на руке, подаренные одним из членов этой тайной организации, говорили об обратном.
Говорят, преступники всегда возвращаются на место преступления. И Джону тоже хотелось вернуться в логово борцов за свободу, чтобы убедиться в том, что это не дурацкие игры больного разума. От этого поступка его удерживал лишь страх перед тем, что это действительно окажется правдой.
Другая тема его размышлений – это вчерашнее интервью. Хозяева технологии – руководство «Дримс Пикчерз» – хотели превратить Джона в символ новой сексуальной революции, сочетающий в себе христианскую мораль и идеи полной, безграничной свободы. «Если родители видели вчерашнее интервью…» - Джону не хотелось продолжать эту мысль. Она страшила его, снова погружая в безысходность.
«В Реддинге в любом случае кто-нибудь смотрел. А значит, родители скоро всё узнают. Надо действовать. Не знаю как, но нужно, что-то делать пока не стало совсем поздно», - продолжал он рассуждать.
«Родители в случае чего, скорее всего, позвонили бы. Звонков пока не было, а значит, и беспокоиться, вроде бы, не о чем. Может, я слишком крепко спал? Или это затишье перед бурей?!»
Джон взял телефон в руки, решив проверить, нет ли пропущенных.
«Может, Джилл опять звонила?»
На экране горело одно сообщение. От Джилл. Сердце Джона тут же забилось чаще. Он поспешил его открыть:
«Не знаю, Джон, что с тобой происходит. Почему ты не хочешь просто поговорить… Обсудить всё... После твоих заявлений я не могу... Я не знаю, что происходит… И твоя мама… Она в больнице, Джон…»
«Что? Как в больнице? Что с ней? Что случилось? Почему? Мне надо ехать в Реддинг. Немедленно», - с этой мыслью Джон в спешке собрался и покинул своё убежище.
Путь до Реддинга составлял восемь часов, но Джон, в этот раз совершенно наплевав на правила, постоянно превышая скорость, сэкономил почти целый час времени. Он буквально вбежал в больницу и сразу же набросился на медсестёр в приёмной:
- Где она? Миссис Вайер?
- Кем Вы ей приходитесь? – спросила одна из работниц. Вероятно, для неё подобные вещи, когда кто-то на нервах врывается в больницу, были совершенно не в новинку.
- Номер… Скажите, номер палаты, - Джон совершенно не слышал, что его спрашивают. Лишь одно волновало – он хотел увидеть маму прямо сейчас.
- Кто Вы? Я же не могу пускать туда кого попало, - продолжала медсестра.
- Сын. Джон Вайер.
- А, я Вас узнала. Вы – актёр, кажется.
- Да, - недовольно ответил Джон. Сейчас меньше всего хотелось, чтобы ему напоминали о его профессии.
- Документы есть какие-нибудь с собой?
- Права.
- Оставляйте.
Джон пошарил по карманам и, отыскав документ со своей фотографией, отдал его медсестре.
- Палата №311. Это на третьем этаже. Можете на лифте или идите туда. Там направо и в конце коридора лестница.
- Хорошо. Спасибо Вам, - и Джон пустился бегом к палате.
- Назад будете возвращаться - не забудьте забрать свои права. Я пока тут всё заполню, - крикнула ему вслед сестра.
- Ты что? Ты зачем его так пустила? – спросила вторая медсестра.
- Это же Джон Вайер.
- Кто?
- Ну этот, что сыграл гомосексуалиста. Помнишь, в пятницу показывали?
- А, да, точно. Похож.
Возле палаты никого не было. Отец Джона уехал на обед. Джон надел белый халат и зашёл внутрь. На кровати - родной и очень близкий человек. Глаза закрыты. Тело без движения. Сигналы пульса и медленное дыхание говорят о том, что жизнь ещё теплится в нём. Как будто спит. Как будто пройдёт совсем немного времени, веки поднимутся, и мама посмотрит на сына. Она не поверит своим глазам, потом протянет к нему руки, возьмёт его за лицо и всего ощупает, чтобы убедиться, что это её мальчик, её Джонни. Она будет рада видеть его. А он в свою очередь крепко обнимет и пожалеет её. Столько тепла и заботы она подарила ему. Как теперь успеть вернуть всё это? Отплатить тем же?
Но пока ничего не происходит, пока она лежит без движения. Джон садится рядом и томительно смотрит на неё – он ещё надеется на чудо. Но чудо – это в сказках. Реальность крайне редко даёт второй шанс. Скорее всего, ему не удастся ей всё рассказать, а жаль… Так хотелось бы, чтобы она всё узнала. Ведь при всей видимой близости, они были не так близки, как кажется. С какого-то возраста мы все начинаем немного сторониться родителей, стесняться их любви и заботы, думая, что она нам больше не нужна. Возможно, так и должно быть: дети должны дать понять родителям, что выросли и не нуждаются больше в их чрезмерной опеке. Как же тяжело родителям в этот момент – осознавать, что в них больше нет такой необходимости, как раньше.
А взрослая жизнь вообще создаёт много условностей и требует от тебя совершенно определённых проявлений. И появляются стены. И даже с родителями ты уже не можешь быть до конца честным и открытым. И если возникают какие-то проблемы, то ты просто не рассказываешь о них: не хочется, чтобы родители лишний раз переживали. Отчасти это забота о них, а отчасти – всё то же стремление казаться взрослее. «А, он ещё совсем ребёнок», - никому не нравятся такие реплики в свой адрес, так ведь? Я сам всё могу. Я сам всё умею. Я сам способен решать свои проблемы. А они точно не смогут мне ничем помочь.
И сейчас Джон как никогда был прав: родители не могли ему помочь и вряд ли кто-то мог бы, поэтому особого смысла в том, чтобы каким-то образом донести до них всю правду, действительно не было. Но сейчас просто хотелось откровенности. Хватит лжи. Хватит этих внешних оболочек. Хватит тайн.
- Мама, я… Я долго думал… Знаешь, всё что со мной происходит. Я сам во всём виноват. Как-то всё… сыплется на тебя, сыплется. Думаешь, сейчас… Вот-вот… Главное – цель. Исполнение мечты. А остальное… Средства, методы... Разве это важно? Разве важно - как? Главное – дошёл. Сумел. Получил, что хотел. Разве не этому нас всех учат с самого детства? Разве не это мы впитываем с молоком матери, ещё лёжа в пелёнках? В чём моя вина?!! Что я сделал не так? Я хотел стать актёром - и стал. Я хотел славы - и получил её. Я искал то, что сделает меня ещё лучше, ещё талантливее, - и нашёл. Многие остановились бы. Сказали бы «хватит», «у меня и так всё есть». Но даже деньги и слава не могут затмить идеал, к которому стремишься… И она… Она казалась мне выходом… Чёрт возьми, неужели кто-нибудь на моём месте поступил бы иначе?! Джиллиан? Джиллиан… - Джон опустил голову и заплакал.
На секунду показалось, что мама шевельнула пальцами руки. Он тут же схватил её за руку:
- Мама? Мама?! Ты меня слышишь? Мамочка, очнись!
В этот момент дверь в палату открылась. Джон обернулся. В дверях стоял отец. С минуту они молчали, просто смотрели друг на друга, не зная, что сказать, не зная, с чего начать этот ожидаемо тяжёлый разговор. Первым заговорил отец, так как Джон точно не решился бы.
- Приехал? – спросил он, тихонько прикрыв дверь и присев на край стула возле входа.
- Да, как только узнал, - ответил Джон. Сейчас он чувствовал себя маленьким мальчиком, который очень сильно набедокурил и будет получать хорошую взбучку от родителей.
- Джиллиан позвонила?
- Нет, прислала сообщение. Прислала ещё вчера, но я… Я увидел его только сегодня и… - начал было оправдываться Джон.
- И как же так получилось? – вдруг перебил его отец.
- Что? – Джон неумышленно, скорее на уровне рефлексов, опять же, того маленького мальчика, изобразил полное непонимание.
- Ты. Твоя роль. Твои интервью.
- Вы посмотрели фильм? Я же…
- Да, чёрт возьми, - снова отец перебил его, - мы посмотрели его! А что ты думал? Тут весь город на нас смотрит как на прокажённых! Ты думал, что я сдержу слово? А ты держишь слово? – Томас сделал паузу, ожидая ответа, но Джон молчал. Ему нечего было сказать в своё оправдание. Даже если это всё технология, даже если его вынуждают делать это, говорить это, он всё равно чувствовал себя виноватым. Отец снова взорвался:
- Да и что это вообще такое? Какие-то фонды, ЛГБДТ, транс… их чёрт знает, что!!! Сплошное п… Грех! Блуд! Что это? Откуда это взялось? Откуда это в тебе? Мой сын! – снова пауза. – Что, молчишь? Ну, давай, скажи что-нибудь в своё оправдание. Ну же, я хочу услышать… Что-нибудь. Давай же!
- Я… Я пока не могу всего объяснить… Это не… Это всё… Сейчас пока не могу. Понимаешь?
- Нет, не понимаю, - снова набросился отец. – Видит Бог, я не понимаю, как так получилось. Что я сделал не так? Что мы с твоей мамой сделали не так? Мэри. Теперь ты. Ведь всё ей дали, ничуть не меньше, чем остальным. Что ей было нужно всё время? Чего не хватало? Что, сейчас всё хорошо? Теперь у Мэри всё прекрасно? Нет у неё ничего прекрасного и быть не может! И ты туда же – во все тяжкие. Ведь тебе даже Слово Божье дали. У некоторых и того нет, и они не настолько порочны. Думаешь, это тебе что-то принесёт? Станешь ещё богаче и известнее? Может, купишь яхту или личный самолёт?
- Нет, - Джон покачал головой.
- А нас? Тоже купишь? Меня, маму, Эмили, братьев? Всех купишь? – снова пауза.
- Я всегда считал, что твои увлечения… Это… Это всё от дьявола… Театр, лицедейство – порождение дьявола! Но нет же… Я просто слишком суеверен.
К сожалению, Джилл не удалось застать Мелани дома – пришлось прождать у порога несколько часов.
- Здравствуйте. Вы миссис Фёрст? – обратилась Джилл к полной женщине средних лет, которая с недоверием и даже некоторым испугом посмотрела на неё, застав у своей входной двери.
- Мисс… - немногословно ответила женщина и принялась искать ключи от своего небольшого и очень неопрятного домика. Было видно, что живёт она не богато. И это казалось странным – неужели отец не оставил ей состояния?
- А я как раз к Вам.
Но мисс Фёрст будто не слышала её и продолжала копошиться в сумке.
- Я по поводу Вашего отца – Лика Фёрста. Мне очень нужно кое-что узнать, - не отступала Джилл.
Как только женщина услышала имя отца, она явно стала действовать гораздо расторопнее. Она наконец нашла в сумочке то, что так долго искала. Трясущимися руками женщина попыталась вставить ключ в замочную скважину, но ключи очень некстати выпали.
Джилл проворно подобрала упавшую связку и, играя ею в руках, продолжила задавать неудобные вопросы. Но мисс Фёрст, казалось, была сосредоточена только на утраченном предмете. Похоже, что она была затворницей и мизантропкой. Но она же была и единственной зацепкой в этой запутанной истории, и Джиллиан не могла её так просто отпустить.
- Правда, что у Вашего отца был инсульт?
Мисс Фёрст ничего не ответила, а лишь попыталась выхватить связку из рук Джилл, но та вовремя отреагировала и отстранилась от неё.
- Ответьте, мисс Фёрст, и я Вам верну ключи и вообще отстану от Вас. Пожалуйста, мне очень важно знать, что тогда произошло с Вашим отцом.
Мелани отрицательно закачала головой, в глазах у неё появились слёзы. Джиллиан чувствовала, что мисс Фёрст что-то знает, но, видимо, очень боится об этом рассказывать. Но почему? Что могло её так напугать? Или кто...?
- Хоть что-нибудь, Мелани, пожалуйста, - Джилл заплакала, сжимая в руках ключи, как последнюю спасительную соломинку.
Видимо, жалостливый вид актрисы подействовал на женщину-затворницу, и она выдавила:
- Лицо... Оно…
- Да, мисс Фёрст, продолжайте… Прошу Вас, только не молчите! - с надежной смотрела на неё Джилл.
- Оно… Не… - мисс Фёрст стала мять лицо руками, видимо, не зная какое подобрать слово.
- Не поняла. Оно не? Что не? – продолжала Джилл.
Женщина тяжело вздохнула, опустив глаза.
- Ну, мисс Фёрст, говорите. Говорите же! – закричала Джилл.
- Пластмассовое… - вдруг произнесла Мелани. Глаза горели озарением: вероятно, слово было подобрано очень точно.
- Что? – Джилл показалось, что она ослышалась. Удивление смешалось с полным отсутствием понимания. В этот момент замешательства женщине всё-таки удалось выхватить из рук актрисы ключи. Она проворно начала открывать дверь. Больше узнать что-либо было невозможно.
Глава 69. Джиллиан возвращается в больницу
Встреча с Мелани Фёрст не внесла никакой ясности в происходящее. Наоборот, всё становилось ещё более запутанным. Не удавалось выстроить какой-то мало-мальски правдоподобной гипотезы. «Пластмассовое лицо. Что бы это вообще могло значить? Может, маска? Очень похоже на маску», - думала Джилл. Самое странное, что все эти обрывки информации удивительным образом перекликались с её снами. Если верить в историю Лика Фёрста, то ему парализовало часть лица. Его дочь говорит про какое-то «пластмассовое лицо». Джон в её сне избавляется от лица, буквально сдирая его. Это не могло быть просто случайностью или совпадением. Теперь Джиллиан начала сомневаться в том, что наблюдала в уборной приступ сумасшествия мужа. А может, имеет место и душевная болезнь и что-то ещё одновременно? Может быть, сумасшествие – лишь следствие? Побочный эффект?
От Мелани Фёрст Джилл снова отправилась в больницу к отцу. В коридоре она столкнулась с каким-то мужчиной: крепкого телосложения, брюнет, в чёрном пальто, слегка небритый. Его недобрый и очень тяжёлый взгляд упал сверху, словно бетонная плита. Словно огромный питон посмотрел на маленькую жертву. Странная способность. Обычно на Джилл такие вещи не действовали. На мгновение она остановилась. Почему-то показалось, что этот человек неслучаен здесь и стоит получше запомнить его. Она даже обернулась вслед, но человек очень быстро исчез из поля зрения. Появилось плохое предчувствие - резко, внезапно и, вроде бы, абсолютно беспричинно. Это как первобытный страх, который заставляет человека пасть ниц перед грозой или затмением, - он гонит вперёд, а тело действует на уровне рефлексов, не обращая внимания на здравый смысл и логику.
Через минуту Джиллиан, подгоняемая беспокойными ощущениями – предвестниками чего-то плохого, была в палате отца. Вокруг него уже суетились врачи и медсёстры. Сплошной монотонный звуковой сигнал кардиомонитора говорил об отсутствии сердцебиения. Врачи аккуратно попросили Джилл выйти. Спустя десять минут ей сообщили страшную новость.
В дальнейшем результаты вскрытия ничего не покажут. Специалисты разведут руками, не сообщая ничего конкретного. Внезапная остановка сердца. Причина неизвестна. А Джиллиан так и не сможет забыть того подозрительного мужчину в коридоре…
Глава 70. Джон навещает мать
На следующий день после интервью Джон проснулся прямо на полу. Вечерняя молитва успокоила его. На фоне накопившейся усталости и недосыпа его буквально придавило к полу. После такого сна некоторые части тела порядком затекли. Разбитость от предыдущих дней немного спала, но до конца не ушла. Видимо, её невозможно было вывести из организма за одну ночь: требовался продолжительный отдых. Технология пока не беспокоила. Вероятно, ему решили дать передышку – поощрение за вчерашнее интервью. Хотелось есть. Он залез в холодильник и сделал себе пару сандвичей. Заварил кофе.
Его не покидали мысли о произошедшем вчера. Состояние – похмелье. Тяжёлая расплата за вчерашнее, за последний год… Сегодня всё выглядело несколько иначе – настолько нереальными казались события прошлого дня. Джон отчаянно и неосознанно убеждал себя, что этого вообще не было. Возможно, это просто такая странная игра воображения на фоне психического расстройства? Возможно, и хэшбрейкеров не существует? Лишь часы на руке, подаренные одним из членов этой тайной организации, говорили об обратном.
Говорят, преступники всегда возвращаются на место преступления. И Джону тоже хотелось вернуться в логово борцов за свободу, чтобы убедиться в том, что это не дурацкие игры больного разума. От этого поступка его удерживал лишь страх перед тем, что это действительно окажется правдой.
Другая тема его размышлений – это вчерашнее интервью. Хозяева технологии – руководство «Дримс Пикчерз» – хотели превратить Джона в символ новой сексуальной революции, сочетающий в себе христианскую мораль и идеи полной, безграничной свободы. «Если родители видели вчерашнее интервью…» - Джону не хотелось продолжать эту мысль. Она страшила его, снова погружая в безысходность.
«В Реддинге в любом случае кто-нибудь смотрел. А значит, родители скоро всё узнают. Надо действовать. Не знаю как, но нужно, что-то делать пока не стало совсем поздно», - продолжал он рассуждать.
«Родители в случае чего, скорее всего, позвонили бы. Звонков пока не было, а значит, и беспокоиться, вроде бы, не о чем. Может, я слишком крепко спал? Или это затишье перед бурей?!»
Джон взял телефон в руки, решив проверить, нет ли пропущенных.
«Может, Джилл опять звонила?»
На экране горело одно сообщение. От Джилл. Сердце Джона тут же забилось чаще. Он поспешил его открыть:
«Не знаю, Джон, что с тобой происходит. Почему ты не хочешь просто поговорить… Обсудить всё... После твоих заявлений я не могу... Я не знаю, что происходит… И твоя мама… Она в больнице, Джон…»
«Что? Как в больнице? Что с ней? Что случилось? Почему? Мне надо ехать в Реддинг. Немедленно», - с этой мыслью Джон в спешке собрался и покинул своё убежище.
***
Путь до Реддинга составлял восемь часов, но Джон, в этот раз совершенно наплевав на правила, постоянно превышая скорость, сэкономил почти целый час времени. Он буквально вбежал в больницу и сразу же набросился на медсестёр в приёмной:
- Где она? Миссис Вайер?
- Кем Вы ей приходитесь? – спросила одна из работниц. Вероятно, для неё подобные вещи, когда кто-то на нервах врывается в больницу, были совершенно не в новинку.
- Номер… Скажите, номер палаты, - Джон совершенно не слышал, что его спрашивают. Лишь одно волновало – он хотел увидеть маму прямо сейчас.
- Кто Вы? Я же не могу пускать туда кого попало, - продолжала медсестра.
- Сын. Джон Вайер.
- А, я Вас узнала. Вы – актёр, кажется.
- Да, - недовольно ответил Джон. Сейчас меньше всего хотелось, чтобы ему напоминали о его профессии.
- Документы есть какие-нибудь с собой?
- Права.
- Оставляйте.
Джон пошарил по карманам и, отыскав документ со своей фотографией, отдал его медсестре.
- Палата №311. Это на третьем этаже. Можете на лифте или идите туда. Там направо и в конце коридора лестница.
- Хорошо. Спасибо Вам, - и Джон пустился бегом к палате.
- Назад будете возвращаться - не забудьте забрать свои права. Я пока тут всё заполню, - крикнула ему вслед сестра.
- Ты что? Ты зачем его так пустила? – спросила вторая медсестра.
- Это же Джон Вайер.
- Кто?
- Ну этот, что сыграл гомосексуалиста. Помнишь, в пятницу показывали?
- А, да, точно. Похож.
***
Возле палаты никого не было. Отец Джона уехал на обед. Джон надел белый халат и зашёл внутрь. На кровати - родной и очень близкий человек. Глаза закрыты. Тело без движения. Сигналы пульса и медленное дыхание говорят о том, что жизнь ещё теплится в нём. Как будто спит. Как будто пройдёт совсем немного времени, веки поднимутся, и мама посмотрит на сына. Она не поверит своим глазам, потом протянет к нему руки, возьмёт его за лицо и всего ощупает, чтобы убедиться, что это её мальчик, её Джонни. Она будет рада видеть его. А он в свою очередь крепко обнимет и пожалеет её. Столько тепла и заботы она подарила ему. Как теперь успеть вернуть всё это? Отплатить тем же?
Но пока ничего не происходит, пока она лежит без движения. Джон садится рядом и томительно смотрит на неё – он ещё надеется на чудо. Но чудо – это в сказках. Реальность крайне редко даёт второй шанс. Скорее всего, ему не удастся ей всё рассказать, а жаль… Так хотелось бы, чтобы она всё узнала. Ведь при всей видимой близости, они были не так близки, как кажется. С какого-то возраста мы все начинаем немного сторониться родителей, стесняться их любви и заботы, думая, что она нам больше не нужна. Возможно, так и должно быть: дети должны дать понять родителям, что выросли и не нуждаются больше в их чрезмерной опеке. Как же тяжело родителям в этот момент – осознавать, что в них больше нет такой необходимости, как раньше.
А взрослая жизнь вообще создаёт много условностей и требует от тебя совершенно определённых проявлений. И появляются стены. И даже с родителями ты уже не можешь быть до конца честным и открытым. И если возникают какие-то проблемы, то ты просто не рассказываешь о них: не хочется, чтобы родители лишний раз переживали. Отчасти это забота о них, а отчасти – всё то же стремление казаться взрослее. «А, он ещё совсем ребёнок», - никому не нравятся такие реплики в свой адрес, так ведь? Я сам всё могу. Я сам всё умею. Я сам способен решать свои проблемы. А они точно не смогут мне ничем помочь.
И сейчас Джон как никогда был прав: родители не могли ему помочь и вряд ли кто-то мог бы, поэтому особого смысла в том, чтобы каким-то образом донести до них всю правду, действительно не было. Но сейчас просто хотелось откровенности. Хватит лжи. Хватит этих внешних оболочек. Хватит тайн.
- Мама, я… Я долго думал… Знаешь, всё что со мной происходит. Я сам во всём виноват. Как-то всё… сыплется на тебя, сыплется. Думаешь, сейчас… Вот-вот… Главное – цель. Исполнение мечты. А остальное… Средства, методы... Разве это важно? Разве важно - как? Главное – дошёл. Сумел. Получил, что хотел. Разве не этому нас всех учат с самого детства? Разве не это мы впитываем с молоком матери, ещё лёжа в пелёнках? В чём моя вина?!! Что я сделал не так? Я хотел стать актёром - и стал. Я хотел славы - и получил её. Я искал то, что сделает меня ещё лучше, ещё талантливее, - и нашёл. Многие остановились бы. Сказали бы «хватит», «у меня и так всё есть». Но даже деньги и слава не могут затмить идеал, к которому стремишься… И она… Она казалась мне выходом… Чёрт возьми, неужели кто-нибудь на моём месте поступил бы иначе?! Джиллиан? Джиллиан… - Джон опустил голову и заплакал.
На секунду показалось, что мама шевельнула пальцами руки. Он тут же схватил её за руку:
- Мама? Мама?! Ты меня слышишь? Мамочка, очнись!
В этот момент дверь в палату открылась. Джон обернулся. В дверях стоял отец. С минуту они молчали, просто смотрели друг на друга, не зная, что сказать, не зная, с чего начать этот ожидаемо тяжёлый разговор. Первым заговорил отец, так как Джон точно не решился бы.
- Приехал? – спросил он, тихонько прикрыв дверь и присев на край стула возле входа.
- Да, как только узнал, - ответил Джон. Сейчас он чувствовал себя маленьким мальчиком, который очень сильно набедокурил и будет получать хорошую взбучку от родителей.
- Джиллиан позвонила?
- Нет, прислала сообщение. Прислала ещё вчера, но я… Я увидел его только сегодня и… - начал было оправдываться Джон.
- И как же так получилось? – вдруг перебил его отец.
- Что? – Джон неумышленно, скорее на уровне рефлексов, опять же, того маленького мальчика, изобразил полное непонимание.
- Ты. Твоя роль. Твои интервью.
- Вы посмотрели фильм? Я же…
- Да, чёрт возьми, - снова отец перебил его, - мы посмотрели его! А что ты думал? Тут весь город на нас смотрит как на прокажённых! Ты думал, что я сдержу слово? А ты держишь слово? – Томас сделал паузу, ожидая ответа, но Джон молчал. Ему нечего было сказать в своё оправдание. Даже если это всё технология, даже если его вынуждают делать это, говорить это, он всё равно чувствовал себя виноватым. Отец снова взорвался:
- Да и что это вообще такое? Какие-то фонды, ЛГБДТ, транс… их чёрт знает, что!!! Сплошное п… Грех! Блуд! Что это? Откуда это взялось? Откуда это в тебе? Мой сын! – снова пауза. – Что, молчишь? Ну, давай, скажи что-нибудь в своё оправдание. Ну же, я хочу услышать… Что-нибудь. Давай же!
- Я… Я пока не могу всего объяснить… Это не… Это всё… Сейчас пока не могу. Понимаешь?
- Нет, не понимаю, - снова набросился отец. – Видит Бог, я не понимаю, как так получилось. Что я сделал не так? Что мы с твоей мамой сделали не так? Мэри. Теперь ты. Ведь всё ей дали, ничуть не меньше, чем остальным. Что ей было нужно всё время? Чего не хватало? Что, сейчас всё хорошо? Теперь у Мэри всё прекрасно? Нет у неё ничего прекрасного и быть не может! И ты туда же – во все тяжкие. Ведь тебе даже Слово Божье дали. У некоторых и того нет, и они не настолько порочны. Думаешь, это тебе что-то принесёт? Станешь ещё богаче и известнее? Может, купишь яхту или личный самолёт?
- Нет, - Джон покачал головой.
- А нас? Тоже купишь? Меня, маму, Эмили, братьев? Всех купишь? – снова пауза.
- Я всегда считал, что твои увлечения… Это… Это всё от дьявола… Театр, лицедейство – порождение дьявола! Но нет же… Я просто слишком суеверен.
