Или как будто родителями их считают… Но всех главнее в той стране – и самоедов, и кумиров их – золотая баба! Из чистого злата баба – живая! Говорят, что сидит она где-то в лесу, у подножия каменных гор. А самоеды, и болваны их – они её дети. Если баба радуется – то и они радуются. Плачет – то они все вместе плачут… У меня есть ожерелье, с болванчиком ихним! Товарищи отца из тех краёв привезли. Сейчас покажу!
Она наклонилась к сундуку, который стоял здесь же, в углу тёмной комнаты. Открыв его, и пошарив внутри, Ульяна достала ожерелье.
В сарафане был вырез – на её бледной груди, меж двумя толстыми русыми косами, лежал золотой крестик, спускаясь цепочками с шеи. Он ласково приподымался при каждом вздохе.
Она аккуратно просунула свою голову в ожерелье – кружок нанизанных на нить больших бирюзовых бусин, и опустила гремящие шарики на шею. На грудь, поверх крестика, улеглась здоровая бело-желтая фигурка. На молодца глядел вытянутый костяной истукан, покрытый угловатым узорчиком – его рот, и глаза были кроваво-красными. Казалось, он улыбался.
Иван протянул к фигурке руку, и взял её пальцами, прислонив их к горячей груди. Он ощутил сильные удары – где-то внутри колотилось беспокойное сердце.
- Красиво! Резьба очень искусная, - молодец спокойно улыбнулся.
Он смотрел в её большие зелёные глаза. Она тихо смотрела в его лицо. Голубые очи Ивана были чуть завешены длинными локонами, поблёскивавшими в свете огонька. Они просидели ещё долго. Тишину ночи обрывало только их тяжкое дыхание, доносящиеся издали крики гостей, и шелест дождя за стеной терема.
Прогремел гром, свет молнии на мгновение мелькнул из окошка. В тусклом пламени свечи, в углу, виднелась икона. Архангел Михаил на тёмно-золотистом фоне угрожающе взмахнул мечом. Под его ногами валялся, сопротивляясь, когтистый чёрный дьявол. Положив голову на плечо Ивану, девушка рассказывала дальше:
- По тундре безлесой, рыщут люди мохнатые – с головами как у диких псов. Когда охотники на ночлег встают и спать ложатся, то они из тайги выбегают – и на спящих бросаются, и разгрызают их на части! Из озера Зелёного, по речке, в море идут рыбы, а у этих рыб руки растут человеческие! Когда кораблик по морю плывёт – они руками своими за края палубы цепляются – перевернуть его хотят, чтоб людей на дно отправить – и сожрать! А самоедов эти звери не трогают! Только христиан православных! Если сможешь избегнуть этих чудищ – приплывёшь в град чудесный. Он стоит на высоком холме – стеною крепкой обнесён, а оттуда крест вздымается! Святая Троица этот город злым силам не даёт в обиду. Но, говорят, ежели прогневишь златую бабу самоедскую… то погибнет город. Приведёт она всех своих чудовищ, всех сыновей своих под стены города – и православным конец настанет!
- Ульяна, Господь – всех людей, и всех тварей этого мира, и сам мир, создал. Поверь, не сможет никакая баба золотая поперёк Его воли идти, и никакие чудища не смогут. Всех чудищ Бог рассеет, если захочет! Но если обидят Его христиане – тогда предаст их в лапы недругов.
…
Иван лежал на лавке, в отведённой для него комнате усадьбы, в полной темноте. Положивши руки за голову, он опёрся затылком о бревно стены. За окном шумел ливень, раздавался грохот.
Ему было хорошо. Улыбаясь, он думал о всех случившихся моментах, от этих мыслей становилось спокойно и радостно, по всей груди разливалось приятное пламя.
Снаружи, сквозь шелест дождя, послышался какой-то стук. Кажется, по грязи стучали копыта, и колёса телеги. Неразборчиво звучала речь. Переговаривались двое, но понять что-либо из их слов молодцу было не под силу:
- …уонт ту гэт аут оф зис факин фроузн хоул!
- Энд бэк ту Йорк?
- Оф коз!
- Ту зэт… скаттиш тавэн дамзл? Фром щин-эй паб, даун зэ байю?
- Йэа… ю ноу, ай толд ю… щи сингз лайк эн эйнджел! Кисс ми хард бэфо ю го-оу… Саммэтайм са-аднэсс…
- Оу май Гад!
- Даун он зэ уэст коуст…
Голоса незнакомцев растворились в шуме ливня.
Иван закрыл глаза, но спать не хотелось – в голове роились мысли. Где-то за дверью зазвучали шаги. Дверь отворилась. Вошедший воскликнул:
- Не спишь, Ваня?
Молодец открыл глаза:
- Нет, Степан. А что?
- Поговорить с тобой хочу.
Иван поднялся с лавки. Он подошёл к столу, и зажёг свечи. Рыжебородый купец уселся рядом, возле стола:
- Я прошу тебя… записать кое-что. Ладно?
- Конечно! – улыбаясь, ответил молодец, и стал доставать бумагу из лежавшей неподалёку сумки. Наконец, он обмакнул перо в чернильницу.
Степан увлечённо рассказывал ему историю. Из-под пера молодого книжника возникала строка:
«Хождение Степана Артемьева в землю турскую, за море Хвалынское, ко граду Дербенту…»
…
Было утро, прохладное. По узкой протоке плыла лодочка. С шумом разлетались сидевшие на воде утки. Справа и слева, от заросших травой берегов реки, тянулись к небу сосенки, и ели. Небо было серое.
Ветер дул в спину. В затылок летели мелкие капельки – морось, после вчерашнего ливня. Степан усиленно налегал на вёсла, ударяя ими по мутной воде. На нём был простой серый кафтан. Лодка двигалась вперёд.
Он замер, и прислушался. Ему показалось, что где-то в чаще леса были какие-то звуки. И правда, показалось. Купец поплыл дальше…
Лодка пристала к высокому бережку. Степан влез на травянистый пригорок, и медленно пошёл по тропинке, между соснами и ёлками, напряжённо поглядывая по сторонам. Торчали разлапистые колючие ветви. Сплетаясь, они преграждали ему путь. Он отламывал их, и швырял в сторону.
- Эй! – раздался звучный окрик сзади. Оттуда кто-то шёл, шелестя по траве.
Купец тяжело вздохнул, и поднял вверх руки. Он медленно опустил сначала одно, затем другое колено на землю. Со спины подошли двое. Его шеи коснулось холодное лезвие сабли.
- Тебе чего здесь надо, проныра?! – возмущённо спросил мужик.
- Ягоды, небось, собирал! – усмехнулся другой, и воскликнул. – Или пристанища нашего доискивался!
- Я вам не враг! – сказал Степан. – Кто у вас голова? Дайте с ним поговорить!
- Ух ты! Поговорить?! Давай, пошли – поговоришь! – купца схватили за руки, и повели вперёд.
Наконец, по прошествии таёжной тропы, открылась небольшая просека. Слева стоял в зарослях двухэтажный терем, рядом несколько избушек. Издалека доносился звон клинков, и крики – будто кто-то бился на саблях.
Степана привели к нужному месту, поставив его на колени. Среди мокрых кустиков и травы, на пеньке, сидел молодой парень в белой рубахе. Он ритмично строгал ножичком брёвнышко. В стороны летели ошмётки коры – под ногами была целая куча. Парень вдруг прервался, и глянул на подошедших.
Он бросил нож и брусок на землю. Встал, и удивлённо осмотрел пленника. Потом с недоумением взглянул на мужиков:
- Это чё за рыжий хер?
- Сами не знаем! В лесу поймали!
- Я по делу тебя искал! – воскликнул купец. – Как тебя зовут?
Парень наклонился к Степану, и схватил его за бороду:
- Тебя из города прислали, местечко наше найти?!
- Нет! Я клянусь – крест готов целовать – я к тебе лично пришёл! Пришёл рассказать о том, где можно добром разжиться! Я помочь вам хочу!
Глаvарь отпустил бороду пленника, и нахмурился:
- Ну давай, рассказывай!
…
Однажды, в другой день, Софрон шёл по широкой архангельской улице. Прямо в лицо подул холодный ветер – купеческий сын заторопился быстрее попасть в тепло.
Вот, показалась изба – здешний кабак. Он шагнул на крыльцо кабака, и оказался в просторной светлой комнате, наполненной людьми, весельем и шумом.
За столиком у окошка Софрона поджидали двое мужчин. Один – кудрявый, с бородой. Другой – рыжий, и какой-то необычный. На столе стояли большие кубки.
- Здорово, Софрон! – весело крикнул кудрявый. – Я Сашка Афанасьев, если позабыл! А это Петька!
Молодой купец сел напротив них.
- Питер Йохансзоон, - товарищ Сашки учтиво кивнул головой, его рыжая бородка была небольшая и аккуратная, с завитыми усами.
- Петька – немец из Голландии, но он уж давно здесь живёт, четыре года! – кудрявый, улыбаясь, похлопал его по спине. – Он уж и в веру нашу крестился – наш человек!
- Я работаю клерк и приказчик у ван Ваалерхоф! Чтобы продать здесь сукно… вяйн из Гасконье, Лигхурье… и ещё многое. Это хорошая работа – я живу с женой, и сын, на долгое время в Архангельск. А Саша, и его отец – мои покупатели, и продавцы… и друзья.
- Ты знал, Софрон? Все вина, и мёды, и всё хмельное Архангельска – от моего отца Афанасия, и от Петькиного начальника Валерхофа! – воскликнул Сашка.
- Нет, я не знал, - удивлённо ответил Софрон.
- Ну вот! Сейчас всё и обсудим, все вместе – сколько объёму, и каких тебе напитков надобно.
- С удовольствием!
- Но сначала! – Сашка задорно улыбнулся, глянув на Петьку. – Нужно хорошенько выпить, по русскому обычаю!
Он резко встал, и закричал, посмотрев в сторону стойки:
- Э-эй! Налей нам вина крепкого!
…
- Ваши бабы – во-о-от такие! – Петька широко расставил руки, задев и чуть не уронив стоявший кубок.
- Ты чё несёшь?! – возмущённо крикнул Сашка. – Ты своих видел? Что это вообще?!
- Подождите! – воскликнул Софрон, подымая пустую чашу. – Я готов купить у вас… всё!
Вокруг стремительно проплывали яркие огни. Товарищи, сидевшие напротив, тоже куда-то уплывали, и, казалось, всё дальше и дальше… Голоса иногда звучали так громко – прямо под ухом!
- Прекра-а-асно! – раздался, вдруг, громогласный возглас. – Значит… завтра, мы с тобой встречаемся в Ярославле!
- Именно так!
Софрон чокнулся кубком с Сашкой.
- Я бы хотел стать московский царь! – сказал серьёзно Питер. – У меня был… был бы очень много ручной пляшущий медведь! Я бы подарил один для… дядя Норберт… другой? Тётя Мархрет!
Он стал дёргать руками в стороны, в такт, пытаясь изобразить танец.
- Тебя надо венчать на царство! – Сашка взял со стола чашу, поднял её вверх, перевернул над головой товарища – вино пролилось ему прямо в волосы – и поставил ему на голову.
Голландец танцевал, сидя за столом, с кубком на голове. По всему кабаку разносилось громкое бренчание гуслей. Кто-то яростно колотил в барабаны. Наконец, кубок полетел с макушки Питера вниз, и грохнулся на пол. Тот заорал, выпучив глаза:
- Ха-а-алэн! Ха-а-ал май доор! Дэ вестэн ви-инд брэнгт онс вир тайс – вэ хьювэн эт анкэр во-о дэ клайс! Тюссэн Роттердам эн Хэллевютслайс…
- Опять бесы в тебя вселились! – ошарашенно вскричал кудрявый. Он набросился на Петьку, и схватил его за шею. Они с шумом и воплями повалились на пол.
…
На улице стемнело. Трое товарищей выходили из кабака, спускаясь по крыльцу. Питер держался бодро, и шёл сам. Софрон поддерживал Сашку, они спускались вместе. Тот взволнованно говорил Софрону:
- Как хорошо! Хорошо – что есть такие, как ты… с кем можно иметь дело! Мы с отцом торговали с одним из Ярославля… так он обманул – денег не стал возвращать! Кругом ублюдки!
Сашка, вдруг, остановил товарища. Встал, опёршись рукой о стену здания – и наклонившись вниз, стал издавать страшные звуки, судорожно изливая содержимое своего желудка. Когда это прекратилось, он вздохнул, и сказал, махнув рукой:
- Идите! Меня заберут.
…
Софрон с голландцем, пошатываясь, подходили к усадьбе Никиты Зверя. На тёмно-синем небе рассыпались, словно жемчужинки, яркие звёзды. Меж ними на предутреннем небесном полотне висел толстобокий светлый месяц. Приятная прохлада, обдавая ветерком, отрезвляла голову.
- Приходи в пак гауз… на немецкий двор, - сказал Питер. – Для тебя есть особенный товар!
- И какой же?
- Узнаешь! – улыбнулся голландец. – Такого ты ещё никогда не видел!
Молодой купец простился с голландцем Петькой, и направился в свои покои.
На другой день, погода стала повеселее. По светло-голубому небу плыли облачка. В лицо светило солнышко, и грело.
Софрон, жмурясь, брёл по дощатой мостовой. Слева, время от времени, с грохотом проезжали телеги. Справа тянулся длинный ряд одинаковых квадратных изб – амбаров. Неторопливо шли двое иноземцев в плащах, и в шляпках. Каждый потягивал ртом по длинной трубке. Убирая трубку, немцы выпускали клубы дыма, уносившиеся вверх. Они что-то обсуждали:
- Дат кондэ зэ виир нит… Баренц стирф оп эт эйланд… дэ рэст зеэлдэ тэругх.
- Хэт ис тэ онмогхэлик, - ответил немец, выдыхая облако дыма.
- Йа, маар дэ энгельсен зюлле хэт пробиирэ.
- Линдси, эн зэйн Клара…
Софрон увидал вдали Питера, стоявшего у входа в бревенчатое здание. Он пошёл к голландцу. Товарищи поздоровались. Молодец вошёл в избу, и поднялся на второй этаж, вслед за Питером.
Было очень светло. Посередине, за большим столом сидел мужчина в чёрной широкополой шляпе. За его спиной светились три высоких окна. Питер уселся слева от стола, на стульчике.
Мужчина был в чёрном – его лощёный чёрный дублет весь сверкал. А шею обнимал пышный и резной белоснежный воротник. Господин с важным видом смотрел на большой бумажный лист, который держал в руках. Рядом, на столе, стояли чернильницы, откуда торчали перья. Лежали свёртки, шкатулки, стояли высокие счёты – прямоугольник с нанизанными на спицы шариками.
Софрон оглядел комнату. Слева, на стене, висела большая картина – с неё смотрела спокойным взглядом сидящая женщина, в простом зеленоватом платье. Её голова была обёрнута белым платком. Возле её ног стояло пятеро детишек – трое девочек, и двое мальчиков. «Ну и диво! Точно живые» - изумился молодой купец.
А справа – другое полотно. Лето, поля, дорожка. Вокруг – сочные зелёные деревья… и маленькая каменная хижина. В поле стояло несколько толстеньких коров. Вдалеке, у берега реки, виднелась тёмненькая мельница.
Мужчина в шляпе с шорохом положил свой лист на стол. На листе была серая картинка – ряд причудливых домиков с длинными треугольными крышами, позади них торчало несколько острых шпилей, а у подножья зданьиц вытянулся широкий водный канал. Ниже высыпали чёрненькие строчки печатного текста, доходившего до самого края бумаги.
Здравствуй, садись! – произнёс господин, взглянув на Софрона и показав рукой на стул.
Тот сел напротив него. Лицо мужчины было угловатым, морщинистым, и довольно серьёзным. Его обрамляла аккуратная белоснежная борода. На груди, на чёрном дублете, блестел большой серебристый крест.
Ян ван Ваалерхоф! – воскликнул иноземец, кивнув головой. – Питер будет толмач.
Мужчина начал оживлённо произносить слова, по-голландски. Затем, переводчик молвил:
- Кхм… Я представляю торговую компанию братьев ван Ваалерхоф! У нас есть всё, что тебе может быть нужно. Ваш государь дал… многие милости англичанам, но наше сукно – в два раза дешевле английского, и ничем не хуже по качеству и разнообразию! Мы продаём также украшения, золото, жемчуг. А ещё вино, портвейн…
Заморский купец и Софрон стали обсуждать сделку, договариваясь о ценах на товары. Питер шустро переводил их разговор.
Наконец, Ваалерхоф перестал говорить, и расслабленно откинулся на спинку стула. Немного помолчав, он задумчиво что-то произнёс.
- И ещё кое-что! – сказал Питер.
Иноземец придвинулся ближе к молодцу, смотря ему в глаза. Он начал речь – говорил неторопливо, и добродушно. По её окончании, толмач молвил:
- Я слышал, что вашему царю, не так давно, покорилась страна Сибирь – к востоку отсюда.
Она наклонилась к сундуку, который стоял здесь же, в углу тёмной комнаты. Открыв его, и пошарив внутри, Ульяна достала ожерелье.
В сарафане был вырез – на её бледной груди, меж двумя толстыми русыми косами, лежал золотой крестик, спускаясь цепочками с шеи. Он ласково приподымался при каждом вздохе.
Она аккуратно просунула свою голову в ожерелье – кружок нанизанных на нить больших бирюзовых бусин, и опустила гремящие шарики на шею. На грудь, поверх крестика, улеглась здоровая бело-желтая фигурка. На молодца глядел вытянутый костяной истукан, покрытый угловатым узорчиком – его рот, и глаза были кроваво-красными. Казалось, он улыбался.
Иван протянул к фигурке руку, и взял её пальцами, прислонив их к горячей груди. Он ощутил сильные удары – где-то внутри колотилось беспокойное сердце.
- Красиво! Резьба очень искусная, - молодец спокойно улыбнулся.
Он смотрел в её большие зелёные глаза. Она тихо смотрела в его лицо. Голубые очи Ивана были чуть завешены длинными локонами, поблёскивавшими в свете огонька. Они просидели ещё долго. Тишину ночи обрывало только их тяжкое дыхание, доносящиеся издали крики гостей, и шелест дождя за стеной терема.
Прогремел гром, свет молнии на мгновение мелькнул из окошка. В тусклом пламени свечи, в углу, виднелась икона. Архангел Михаил на тёмно-золотистом фоне угрожающе взмахнул мечом. Под его ногами валялся, сопротивляясь, когтистый чёрный дьявол. Положив голову на плечо Ивану, девушка рассказывала дальше:
- По тундре безлесой, рыщут люди мохнатые – с головами как у диких псов. Когда охотники на ночлег встают и спать ложатся, то они из тайги выбегают – и на спящих бросаются, и разгрызают их на части! Из озера Зелёного, по речке, в море идут рыбы, а у этих рыб руки растут человеческие! Когда кораблик по морю плывёт – они руками своими за края палубы цепляются – перевернуть его хотят, чтоб людей на дно отправить – и сожрать! А самоедов эти звери не трогают! Только христиан православных! Если сможешь избегнуть этих чудищ – приплывёшь в град чудесный. Он стоит на высоком холме – стеною крепкой обнесён, а оттуда крест вздымается! Святая Троица этот город злым силам не даёт в обиду. Но, говорят, ежели прогневишь златую бабу самоедскую… то погибнет город. Приведёт она всех своих чудовищ, всех сыновей своих под стены города – и православным конец настанет!
- Ульяна, Господь – всех людей, и всех тварей этого мира, и сам мир, создал. Поверь, не сможет никакая баба золотая поперёк Его воли идти, и никакие чудища не смогут. Всех чудищ Бог рассеет, если захочет! Но если обидят Его христиане – тогда предаст их в лапы недругов.
…
Иван лежал на лавке, в отведённой для него комнате усадьбы, в полной темноте. Положивши руки за голову, он опёрся затылком о бревно стены. За окном шумел ливень, раздавался грохот.
Ему было хорошо. Улыбаясь, он думал о всех случившихся моментах, от этих мыслей становилось спокойно и радостно, по всей груди разливалось приятное пламя.
Снаружи, сквозь шелест дождя, послышался какой-то стук. Кажется, по грязи стучали копыта, и колёса телеги. Неразборчиво звучала речь. Переговаривались двое, но понять что-либо из их слов молодцу было не под силу:
- …уонт ту гэт аут оф зис факин фроузн хоул!
- Энд бэк ту Йорк?
- Оф коз!
- Ту зэт… скаттиш тавэн дамзл? Фром щин-эй паб, даун зэ байю?
- Йэа… ю ноу, ай толд ю… щи сингз лайк эн эйнджел! Кисс ми хард бэфо ю го-оу… Саммэтайм са-аднэсс…
- Оу май Гад!
- Даун он зэ уэст коуст…
Голоса незнакомцев растворились в шуме ливня.
Иван закрыл глаза, но спать не хотелось – в голове роились мысли. Где-то за дверью зазвучали шаги. Дверь отворилась. Вошедший воскликнул:
- Не спишь, Ваня?
Молодец открыл глаза:
- Нет, Степан. А что?
- Поговорить с тобой хочу.
Иван поднялся с лавки. Он подошёл к столу, и зажёг свечи. Рыжебородый купец уселся рядом, возле стола:
- Я прошу тебя… записать кое-что. Ладно?
- Конечно! – улыбаясь, ответил молодец, и стал доставать бумагу из лежавшей неподалёку сумки. Наконец, он обмакнул перо в чернильницу.
Степан увлечённо рассказывал ему историю. Из-под пера молодого книжника возникала строка:
«Хождение Степана Артемьева в землю турскую, за море Хвалынское, ко граду Дербенту…»
…
Было утро, прохладное. По узкой протоке плыла лодочка. С шумом разлетались сидевшие на воде утки. Справа и слева, от заросших травой берегов реки, тянулись к небу сосенки, и ели. Небо было серое.
Ветер дул в спину. В затылок летели мелкие капельки – морось, после вчерашнего ливня. Степан усиленно налегал на вёсла, ударяя ими по мутной воде. На нём был простой серый кафтан. Лодка двигалась вперёд.
Он замер, и прислушался. Ему показалось, что где-то в чаще леса были какие-то звуки. И правда, показалось. Купец поплыл дальше…
Лодка пристала к высокому бережку. Степан влез на травянистый пригорок, и медленно пошёл по тропинке, между соснами и ёлками, напряжённо поглядывая по сторонам. Торчали разлапистые колючие ветви. Сплетаясь, они преграждали ему путь. Он отламывал их, и швырял в сторону.
- Эй! – раздался звучный окрик сзади. Оттуда кто-то шёл, шелестя по траве.
Купец тяжело вздохнул, и поднял вверх руки. Он медленно опустил сначала одно, затем другое колено на землю. Со спины подошли двое. Его шеи коснулось холодное лезвие сабли.
- Тебе чего здесь надо, проныра?! – возмущённо спросил мужик.
- Ягоды, небось, собирал! – усмехнулся другой, и воскликнул. – Или пристанища нашего доискивался!
- Я вам не враг! – сказал Степан. – Кто у вас голова? Дайте с ним поговорить!
- Ух ты! Поговорить?! Давай, пошли – поговоришь! – купца схватили за руки, и повели вперёд.
Наконец, по прошествии таёжной тропы, открылась небольшая просека. Слева стоял в зарослях двухэтажный терем, рядом несколько избушек. Издалека доносился звон клинков, и крики – будто кто-то бился на саблях.
Степана привели к нужному месту, поставив его на колени. Среди мокрых кустиков и травы, на пеньке, сидел молодой парень в белой рубахе. Он ритмично строгал ножичком брёвнышко. В стороны летели ошмётки коры – под ногами была целая куча. Парень вдруг прервался, и глянул на подошедших.
Он бросил нож и брусок на землю. Встал, и удивлённо осмотрел пленника. Потом с недоумением взглянул на мужиков:
- Это чё за рыжий хер?
- Сами не знаем! В лесу поймали!
- Я по делу тебя искал! – воскликнул купец. – Как тебя зовут?
Парень наклонился к Степану, и схватил его за бороду:
- Тебя из города прислали, местечко наше найти?!
- Нет! Я клянусь – крест готов целовать – я к тебе лично пришёл! Пришёл рассказать о том, где можно добром разжиться! Я помочь вам хочу!
Глаvарь отпустил бороду пленника, и нахмурился:
- Ну давай, рассказывай!
…
Однажды, в другой день, Софрон шёл по широкой архангельской улице. Прямо в лицо подул холодный ветер – купеческий сын заторопился быстрее попасть в тепло.
Вот, показалась изба – здешний кабак. Он шагнул на крыльцо кабака, и оказался в просторной светлой комнате, наполненной людьми, весельем и шумом.
За столиком у окошка Софрона поджидали двое мужчин. Один – кудрявый, с бородой. Другой – рыжий, и какой-то необычный. На столе стояли большие кубки.
- Здорово, Софрон! – весело крикнул кудрявый. – Я Сашка Афанасьев, если позабыл! А это Петька!
Молодой купец сел напротив них.
- Питер Йохансзоон, - товарищ Сашки учтиво кивнул головой, его рыжая бородка была небольшая и аккуратная, с завитыми усами.
- Петька – немец из Голландии, но он уж давно здесь живёт, четыре года! – кудрявый, улыбаясь, похлопал его по спине. – Он уж и в веру нашу крестился – наш человек!
- Я работаю клерк и приказчик у ван Ваалерхоф! Чтобы продать здесь сукно… вяйн из Гасконье, Лигхурье… и ещё многое. Это хорошая работа – я живу с женой, и сын, на долгое время в Архангельск. А Саша, и его отец – мои покупатели, и продавцы… и друзья.
- Ты знал, Софрон? Все вина, и мёды, и всё хмельное Архангельска – от моего отца Афанасия, и от Петькиного начальника Валерхофа! – воскликнул Сашка.
- Нет, я не знал, - удивлённо ответил Софрон.
- Ну вот! Сейчас всё и обсудим, все вместе – сколько объёму, и каких тебе напитков надобно.
- С удовольствием!
- Но сначала! – Сашка задорно улыбнулся, глянув на Петьку. – Нужно хорошенько выпить, по русскому обычаю!
Он резко встал, и закричал, посмотрев в сторону стойки:
- Э-эй! Налей нам вина крепкого!
…
- Ваши бабы – во-о-от такие! – Петька широко расставил руки, задев и чуть не уронив стоявший кубок.
- Ты чё несёшь?! – возмущённо крикнул Сашка. – Ты своих видел? Что это вообще?!
- Подождите! – воскликнул Софрон, подымая пустую чашу. – Я готов купить у вас… всё!
Вокруг стремительно проплывали яркие огни. Товарищи, сидевшие напротив, тоже куда-то уплывали, и, казалось, всё дальше и дальше… Голоса иногда звучали так громко – прямо под ухом!
- Прекра-а-асно! – раздался, вдруг, громогласный возглас. – Значит… завтра, мы с тобой встречаемся в Ярославле!
- Именно так!
Софрон чокнулся кубком с Сашкой.
- Я бы хотел стать московский царь! – сказал серьёзно Питер. – У меня был… был бы очень много ручной пляшущий медведь! Я бы подарил один для… дядя Норберт… другой? Тётя Мархрет!
Он стал дёргать руками в стороны, в такт, пытаясь изобразить танец.
- Тебя надо венчать на царство! – Сашка взял со стола чашу, поднял её вверх, перевернул над головой товарища – вино пролилось ему прямо в волосы – и поставил ему на голову.
Голландец танцевал, сидя за столом, с кубком на голове. По всему кабаку разносилось громкое бренчание гуслей. Кто-то яростно колотил в барабаны. Наконец, кубок полетел с макушки Питера вниз, и грохнулся на пол. Тот заорал, выпучив глаза:
- Ха-а-алэн! Ха-а-ал май доор! Дэ вестэн ви-инд брэнгт онс вир тайс – вэ хьювэн эт анкэр во-о дэ клайс! Тюссэн Роттердам эн Хэллевютслайс…
- Опять бесы в тебя вселились! – ошарашенно вскричал кудрявый. Он набросился на Петьку, и схватил его за шею. Они с шумом и воплями повалились на пол.
…
На улице стемнело. Трое товарищей выходили из кабака, спускаясь по крыльцу. Питер держался бодро, и шёл сам. Софрон поддерживал Сашку, они спускались вместе. Тот взволнованно говорил Софрону:
- Как хорошо! Хорошо – что есть такие, как ты… с кем можно иметь дело! Мы с отцом торговали с одним из Ярославля… так он обманул – денег не стал возвращать! Кругом ублюдки!
Сашка, вдруг, остановил товарища. Встал, опёршись рукой о стену здания – и наклонившись вниз, стал издавать страшные звуки, судорожно изливая содержимое своего желудка. Когда это прекратилось, он вздохнул, и сказал, махнув рукой:
- Идите! Меня заберут.
…
Софрон с голландцем, пошатываясь, подходили к усадьбе Никиты Зверя. На тёмно-синем небе рассыпались, словно жемчужинки, яркие звёзды. Меж ними на предутреннем небесном полотне висел толстобокий светлый месяц. Приятная прохлада, обдавая ветерком, отрезвляла голову.
- Приходи в пак гауз… на немецкий двор, - сказал Питер. – Для тебя есть особенный товар!
- И какой же?
- Узнаешь! – улыбнулся голландец. – Такого ты ещё никогда не видел!
Молодой купец простился с голландцем Петькой, и направился в свои покои.
На другой день, погода стала повеселее. По светло-голубому небу плыли облачка. В лицо светило солнышко, и грело.
Софрон, жмурясь, брёл по дощатой мостовой. Слева, время от времени, с грохотом проезжали телеги. Справа тянулся длинный ряд одинаковых квадратных изб – амбаров. Неторопливо шли двое иноземцев в плащах, и в шляпках. Каждый потягивал ртом по длинной трубке. Убирая трубку, немцы выпускали клубы дыма, уносившиеся вверх. Они что-то обсуждали:
- Дат кондэ зэ виир нит… Баренц стирф оп эт эйланд… дэ рэст зеэлдэ тэругх.
- Хэт ис тэ онмогхэлик, - ответил немец, выдыхая облако дыма.
- Йа, маар дэ энгельсен зюлле хэт пробиирэ.
- Линдси, эн зэйн Клара…
Софрон увидал вдали Питера, стоявшего у входа в бревенчатое здание. Он пошёл к голландцу. Товарищи поздоровались. Молодец вошёл в избу, и поднялся на второй этаж, вслед за Питером.
Было очень светло. Посередине, за большим столом сидел мужчина в чёрной широкополой шляпе. За его спиной светились три высоких окна. Питер уселся слева от стола, на стульчике.
Мужчина был в чёрном – его лощёный чёрный дублет весь сверкал. А шею обнимал пышный и резной белоснежный воротник. Господин с важным видом смотрел на большой бумажный лист, который держал в руках. Рядом, на столе, стояли чернильницы, откуда торчали перья. Лежали свёртки, шкатулки, стояли высокие счёты – прямоугольник с нанизанными на спицы шариками.
Софрон оглядел комнату. Слева, на стене, висела большая картина – с неё смотрела спокойным взглядом сидящая женщина, в простом зеленоватом платье. Её голова была обёрнута белым платком. Возле её ног стояло пятеро детишек – трое девочек, и двое мальчиков. «Ну и диво! Точно живые» - изумился молодой купец.
А справа – другое полотно. Лето, поля, дорожка. Вокруг – сочные зелёные деревья… и маленькая каменная хижина. В поле стояло несколько толстеньких коров. Вдалеке, у берега реки, виднелась тёмненькая мельница.
Мужчина в шляпе с шорохом положил свой лист на стол. На листе была серая картинка – ряд причудливых домиков с длинными треугольными крышами, позади них торчало несколько острых шпилей, а у подножья зданьиц вытянулся широкий водный канал. Ниже высыпали чёрненькие строчки печатного текста, доходившего до самого края бумаги.
Здравствуй, садись! – произнёс господин, взглянув на Софрона и показав рукой на стул.
Тот сел напротив него. Лицо мужчины было угловатым, морщинистым, и довольно серьёзным. Его обрамляла аккуратная белоснежная борода. На груди, на чёрном дублете, блестел большой серебристый крест.
Ян ван Ваалерхоф! – воскликнул иноземец, кивнув головой. – Питер будет толмач.
Мужчина начал оживлённо произносить слова, по-голландски. Затем, переводчик молвил:
- Кхм… Я представляю торговую компанию братьев ван Ваалерхоф! У нас есть всё, что тебе может быть нужно. Ваш государь дал… многие милости англичанам, но наше сукно – в два раза дешевле английского, и ничем не хуже по качеству и разнообразию! Мы продаём также украшения, золото, жемчуг. А ещё вино, портвейн…
Заморский купец и Софрон стали обсуждать сделку, договариваясь о ценах на товары. Питер шустро переводил их разговор.
Наконец, Ваалерхоф перестал говорить, и расслабленно откинулся на спинку стула. Немного помолчав, он задумчиво что-то произнёс.
- И ещё кое-что! – сказал Питер.
Иноземец придвинулся ближе к молодцу, смотря ему в глаза. Он начал речь – говорил неторопливо, и добродушно. По её окончании, толмач молвил:
- Я слышал, что вашему царю, не так давно, покорилась страна Сибирь – к востоку отсюда.
