- Пусти на корабль, умоляю! – жалобно закричал мужчина в потрёпанной белой рубахе. – Нас побили и ограбили!
Вереница людей, раздетых до рубашек, потянулась на борт дощаника. Лишь на одном был рваный вишнёвый кафтан. Степан с Фёдором помогли двум другим взошедшим вытянуть с лодки мужчину без сознания. Его понесли на руках. На белой рубахе, на груди, у него чернело кровавое пятно. Потом его уложили на доски. Один человек сказал купцам, ступая на борт:
- Поворачивайте назад. Мы сами на таком же корабле шли. Там такая ватага – все до зубов вооружены. У них и пищали 5 есть с боевым запасом, и сабли. Отняли наш корабль, а нас на лодку посадили. И мы не сопротивлялись, только Никитка лаять стал на них, они его палицей пришибли. Да вроде живой, дышит.
Степан держал факел, его мерцающий огонь освещал лица стоявших друг возле друга людей:
- Черти поганые! Где здешний староста? Отчего не порубили до сих пор разбойников на кусочки?!
- Кто ж его знает.
- Что ж! Биться будем, значит?! – громогласно крикнул купец, обращаясь к своим товарищам. Несколько стоявших рядом ярыг покрепче взялись за тяжёлые ружья. Держа в руках пищаль, подошёл к товарищам Фёдор.
- Постойте, у меня другая мысль! – промолвил Софрон. – Давайте возле здешней деревеньки остановимся. Скоро уже светать начнёт, повременим немножко – и засветло отправимся!
…
Так и сделали. Корабль пристал к берегу. Товарищи остановились около деревни, на опушке леса.
Ещё была ночь. Среди деревьев, на лужайке, зажгли костёр. В его пламени потрескивали горящие дрова и веточки. Луна потухла, а с неба моросили мелкие капельки. Костёр обдавал жаром и освещал сидящих в траве, вокруг него, людей.
- Мы купцы тотемские, везли в Архангельск лисиц красных на продажу, - говорил один из ограбленных, глядя на прыгающие языки пламени.
- Жаль вас, какая ж беда! – с тоской ответил Иван. – Только одна радость, что живы остались – и Никитка очнулся!
- А логово-то их где, не знаете? – спрашивал Степан, закутываясь в меховое одеяло.
- Да где… - ограбленный купец подумал, и сказал. – Дальше по реке будут острова. И между ними протоки узкие. Там, на каком-нибудь острове, в лесах, и гнездятся.
…
Наутро корабль отчалил. Посветлело, но небо скрылось за тучами. Судно гнал вперёд холодный ветер.
Корабль плыл несколько часов, огибая заросшие лесом островки двинской дельты. Его команда ждала нападения. Все были готовы принять бой. Наконец, острова остались позади, и спереди раскинулась речная гладь. У бортов стояли люди с оружием в руках. Степан подошёл к носу корабля, в левой руке он держал ружьё. Вдруг, он медленно опустил его вниз:
- Слава Богу! Миновали лихо! – купец перекрестился.
К нему подошли Софрон и Иван.
Слева, по берегу тянулась изумрудная полоса тайги. А справа, на песчаной отмели, возвышались, словно скелеты огромных китов, остовы строившихся кочей 6 – искусных русских кораблей, которые, упрямо и ловко пробираясь сквозь плавучие льды студёного моря, достигают желанных земель и островов. Среди дощатых скелетов ходили плотники-поморы. Свистели, и стучали топоры – процесс постройки шёл полным ходом.
Впереди, на речной глади, зарябил лес мачт – на воде стояло два десятка английских и голландских галеонов со спущенными парусами. Справа от них показалась протяжённая крепостная стена. Оттуда вздымались шатры церквей Михаило-Архангельского монастыря. Под стеной рассыпались избы: большие, маленькие, и только строившиеся.
Молодой купец стоял на носу корабля. Слева стоял Степан, положа руку ему на плечо, Иван был справа. Софрон приложил ладонь ко лбу, вглядываясь в даль:
- Архангельск!
1 Колымага – закрытый возок, карета
2 Ясак – налог пушниной
3 Бечева – толстая верёвка, с помощью которой бурлаки тянули суда
4 Фряги – иностранцы из Южной Европы
5 Пищаль – ружьё
6 Коч – русский парусно-гребной корабль, применявшийся в арктическом мореходстве
Глава 3. Люди в плащах и шляпах.
Под хмурым Архангельским небом, у подножия высокой крепостной стены, раскинулся оживлённый рынок. Дул сильный, холодный ветер. Далеко-далеко протянулся ряд срубленных из дерева прилавков и зданьиц – вдоль них бродило море людей…
Среди этого пёстрого моря шли Михаил и Софрон, и болтали. Ряд лавок прервался, уступая широкой наезженной дороге, уходившей сквозь распахнутые ворота толстой бревенчатой башни прямо внутрь крепости. По дороге проехали несколько всадников, и повозка.
- Нам туда надобно потом, пошлину заплатить! – громко воскликнул Михаил, пытаясь перекричать шум людного торжища, и махнул рукой в сторону ворот.
Торговый ряд продолжился вновь. Мимо купцов проезжали телеги, гружёные бочками, ящиками, связками пушнины и горами нарубленных рыжих брёвен. Подстёгивая лошадей, ими правили возничие, обёрнутые в диковинные тёмные плащи и шляпы.
Среди толпы выделялись русские купцы в ярких разноцветных кафтанах со свисающими до земли рукавами. Возле прилавков мелькали чёрные робы и шапки монахов. Ходили стрельцы, опоясанные ремнём с деревянными колбами, по несколько человек, медленно и важно, зыркая по сторонам, и неся в руках по ружью – они следили за порядком.
Михаил держал за плечо Софрона:
- Там вон, сзади, ихняя слобода! – он показал рукой назад, они обернулись. – Туда стрельцов и пушкарей подселили, чтоб защищали крепость, если немцы к ней удумают с боем подступать!
Иноземцы выглядели причудливо. Хотя некоторые жившие тут давно и оделись по-русски – в кафтаны, и шубы, и свыклись уже со здешними обычаями, в основном же они носили дублеты с белыми кружевными воротниками, шляпы и плащи, ходили в здоровых мешковатых плундрах 1, чулках и туфлях.
Возле прилавка шла парочка. Мужчина в расписном красно-чёрном дублете с выпуклыми рукавами, в сплюснутой шапке с белым и красным перьями, и в плаще. Слева, за руку его держала леди в пышном тёмно-зелёном платье с белым резным воротником. Немец наклонился к фруктам, разложенным на прилавке:
- Уэлл… ю тэлл ми ай маст бай э хаус ин Хэмптон?
- Нат нау! Мэйби уэн Оливэ эгриз ту сэлл ю зэ боут стэйшн! - воскликнула леди. – Энд… юлл нид ту би найс ту хим!
- Найс? Афтэ айв тэйкен тэн пэундз, энд хи статид демандин сёти пэсент фо эвери дэй?!
Парочка ушла вперёд. Купцы оглядели лежавшие фрукты: апельсины, бананы, инжир, всякие лесные ягоды и много чего ещё. Посередине торчал ананас с оттопыренной зелёной ботвой.
- Гляди, репа с шипами! – Софрон удивлённо показал пальцем на серо-жёлтый фрукт. – А сверху скоморошья шапка!
- Да уж! – засмеялся Михаил. – Я пробовал, такая кислая!
В следующей лавке висели куски суконных тканей самых разных цветов. Лежали платки, вышитые золотом, и серебром, и усеянные жемчугом. Михаил и Софрон с жарким интересом обсуждали с лавочником цены на товар, перебирая и рассматривая ткани.
Потом они ушли к реке. Ветер подхлёстывал небольшие волны, кромка воды тихонько волновалась. По бледной песчаной отмели уходили вдаль, рассекая зыбкую речную гладь, чёрные дощатые причалы. По этим чёрным линиями брели в ту, и в эту сторону люди. Высоко, под серым небом, с криками летали чайки.
Вдалеке, весь горизонт был уставлен огромными кораблями, кверху торчали леса длинных мачт и рей. Над ними вились флаги: чаще всего мелькали оранжево-бело-голубые триколоры, и красные кресты на белом фоне. Между заморскими галеонами и берегом сновали небольшие шлюпы и баркасы, и мелкие лодочки. На берегу моряки, разгружая лодки, таскали на плечах толстые бочки. Они клали эти бочки в телеги, и те уезжали.
- Там гостиный двор немецкий, - Михаил показал туда, куда уезжали нагруженные подводы. Он развернулся в другую сторону, - а там наших торговых людей амбары! За ними – слобода жилецкая, там мой товарищ, Никита Зверь, живёт. Мы у него остановимся. К вечеру подъедем, на пир званый!
- Я помню. Поехали в жилецкую, к купцам.
- Пойдём.
Софрон и Михаил пошли в сторону крепости.
…
Хоть было и светло, но день уже близился к концу. Снаружи, в конюшне, слуга ухаживал за лошадьми. Гости уже собрались на пир, в доме у Никиты Зверя.
Пылали свечи. Было светло. Бородатые промышленники в тёмных меховых накидках рассаживались за столом. Занимали свои места Михаил, Фёдор, Степан и Софрон. В самом начале стола, на стене висела огромная голова медведя с разъярённой мордой и широко раскрытой пастью.
Холопы Никиты приносили блюда: супы, отвары, и рыбу, кубки с вином, и квасом.
- Я разузнал у здешних купцов, - говорил Софрон сидящему рядом Степану, - что есть некий Афанасий Васильев… у него где-то в лесу есть заимка! Он на ней варит мёд, и пиво, и вино. А потом продаёт разным людям, и в кабак продаёт. А заморское вино, романею, тоже продаёт, но это он её у немцев закупает. Вот! Если что, то это у немецких людей из первых рук нужно брать.
- Спасибо, друг! – улыбнулся Степан, и похлопал его по плечу. – Ежели тебе чего понадобится – проси, не стесняйся, всё сделаю!
- А, и вот ещё – Афанасьев-то сын, Сашка, меня в кабак зовёт выпить…
Возле стола прошла, поприветствовав гостей, и поклонившись, молодая высокая девушка. Она ушла на крыльцо, во двор.
- Моя младшая дочь, Ульянка! – гордо воскликнул Никита, он стоял в конце стола – высокий, в огромном меховом плаще. Из его вытянутого морщинистого лица выступал орлиный нос, внизу торчала бородка. Чрез правое око проходил глубокий шрам, и глаз был слегка прикрыт.
…
Ульяна сидела на широком крылечке, приклонив голову к резному деревянному столбцу. На ней был синий сарафан, с белоснежными широкими рукавами. Длинные русые косы лежали на груди, спускаясь концами к дощатым ступеням. Сверху, из горницы, доносился смех, и громкие крики.
Уже темнело. Тучи сильно сгустились. По двору носился ветер, с неба посыпались капли. Кто-то ходил по конюшне, был шелест. Где-то вдали скрипнули ворота, там звучали голоса. Девушка закрыла глаза, думая о чём-то хорошем и приятном, под шум хлынувшего дождя.
Раздался плеск мокрой грязи. Кто-то шагал к крыльцу.
Она открыла глаза. Под навес, на крылечко, ступил незнакомец в коричневом кафтане, с мешком за спиной. К его лицу прилипли длинные вымокшие пряди светлых волос:
- Здравствуй! Куда надобно идти на трапезу? Тут ваш человек был, а потом убежал куда-то!
- Ты кто?
- Я? Иван.
- Ты из товарищей Михаила Иванова?
- Ну да.
- Все уж давно пируют! – с укором воскликнула Ульяна, подняв голову от столбца, и серьёзно посмотрев Ивану в глаза. – А ты где гулял?
- Как где… - молодец нахмурился. – Я не гулял! Я на торжище был, и задержался.
- А что купил? – спросила вдруг Никитина дочь.
- Бумаги много.
- Бумаги?! – улыбаясь, говорила она.
- Да. Перьев, чернил взял, и книжиц разных немецких, и ещё пару вещиц диковинных.
Ульяна поднялась, и сказала Ивану:
- Пошли со мной.
Они стали болтать.
Снаружи лил дождь. Они медленно брели под навесом, по крытой галерее, проходя одну за другой бочковатые резные колонны.
- Я сюда и не думал ехать, - говорил молодец, - мне Софрон предложил, и я решил – вот же, дал Бог случай на край света отправиться!
- Какой край света? Торговое местечко у нас обычное!
- Ну нет! – улыбнулся Иван. – Два месяца досюда добирались, по рекам и по лесам. Меня пару раз чуть не убили!
- Да хватит! – она ударила его по плечу. – Тебе бы только рассказы из книжек читать, о далёких землях! Бывает – целая ватага людей помрёт с голоду, или от чумы какой, или в море заблудится! Понимаешь?!
- Понимаю, конечно.
- Меня отец с собой в плаванья не берёт! – Ульяна тоскливо вздохнула. А потом воскликнула. – Мой отец – самый храбрый! Ходит за моржовым зубом, и за соболями охотится, и соколов ловит! А один раз убил медведя голыми руками!
- А… ничего нам с тобой не будет? Что я с его дочкой незамужней тут разговариваю?
- Нет. Отец меня любит! И свободы у меня не отнимает. Он добрый человек.
…
- Я б их всех собрал на острове – и сжёг! – грозно рявкнул Никита, с размаху вонзив нож в сочного жирного окуня. – Петухи ряженые!
Гости с шумом хлебали вино из серебряных кубков, и поедали кусочки приправленных мясных и рыбных угощений, разложенных по всему столу.
- Да брось, - сказал кто-то из охотников. – Немцы – хорошие люди! Нашим часто помогают, сам знаю. И сколько всякого добра привозят!
- И что?! Припахали мужиков, чтоб лес для них рубили, и здесь же для их кораблей щоглы строили, и верёвки вили, и доски смолили! А в ихних церквах образов никаких нет! Слыхал – скоро эти ихние бесовские церкви и у нас будут ставить, и на Москве!
- Эй, Зверь! – воскликнул один молодой парень. – Скоро в поход!
- Смотрите – вот он! – весело ответил Никита, показывая на парня с короткими светлыми волосами. – Знатец морского пути, Истома! В прошлом году ходил в Мангазею с товарищами. А в этом – и мы пойдём. Расскажи!
- Что рассказывать, - отвечал Истома, - отсюда два с лишком месяца идти к востоку до Мутной реки… Дальше кочи перетаскивать надобно до другой речки, Зелёной. По ней идти к губе, и по губе – в реку Таз. А там уже и град Мангазейский! Мы к нему пошли соболей наловить, и с местной самоядью поторговать.
- Что за град Мангазейский? – спросил Степан. – Не слыхал о таком.
- Потому, братец, не слыхал, - промолвил Никита Зверь, - что этот град от русской земли – очень далеко находится. За морем студёным – и за поясом каменным! Не каждому туда попасть удаётся. Истомка-то не сказал, как важно поспеть до той поры, когда льды в море нагрянут!
- А как туда воеводы со своими служилыми добираются?
- Никак они не добираются. Это вольное поселение – торговых, и промышленных людей.
Вольное? – удивился купец.
…
Ульяна и Иван сидели в небольшой тёмной комнатке, возле угла, на лавке. Впереди, отбрасывая тусклый свет на их лица, мерцал огонёк свечки, стоявшей на столике.
Она прижалась к нему сбоку. На её круглом лице был небольшой вздёрнутый нос, и большие глаза. Иногда поворачиваясь, и поглядывая на него, она взволнованно говорила:
- Отец в детстве рассказывал… что за морем студёным, есть огромная страна – где снега и льды почти весь год лежат, а бывает, всю летнюю пору! Там собаки живут белые. И медведи – белые. По морю – рыба-белуха плавает, три сажени в длину – белая, как снег! И лесу в той стране нет – только голое поле, и камни. А по тому полю бродят дикие коровы. Но не простые коровы, а огромные – выше городской стены, и мохнатые, и с зубами толстыми и длинными, в несколько саженей!
- Ничего себе…
- Да! Той страны жители, самоеды, пасут этих коров. И оленей пасут, и в санки запрягают! Живут в юртах кожаных, носят шубы, а ещё – друг друга едят!
- А веры нашей не знают?
- Не знают! Они в свои кумиры верят, и кудесников своих слушают! Про эту ледяную страну Господь забыл – он почти не глядит туда! И ангелы туда не ходят, - Ульяна посмотрела наверх, в уголок, где в сумраке стояли иконы, чуть подсвеченные блёклым и тёплым пламенем. – По всей земле… там стоят высокие деревянные столбы, с человечьими лицами! И они живые! Самоеды им рыбу, да мясо, да еду всякую приносят, и разные жертвы – почитают их, как старших сестёр и братьев.
