Я бы хотел… установить торговые отношения с этой землёй. Мне нужен хотя бы один московский корабль – или несколько таких кораблей. Ещё, мне нужен опытный проводник из московитов, которому хорошо известен путь по морю, до устья реки Обь. Я готов щедро заплатить за эту услугу!
- Ну, я таковых проводников не знаю, - незадачливо отвечал Софрон. – И кораблей морских у меня нет… Так что, подсобить с этим делом не смогу, увы! А торговать с тобою, сударь Валерхоф, готов с большой радостью!
Питер перевёл слова русского купца иноземцу. Прищурившись, тот въедливо смотрел молодцу в глаза. Наконец, он что-то сказал по-голландски. Толмач воскликнул:
- Хорошо! Я был рад знакомству с тобой, Софрон Савельев!
…
Софрон с Петькой спустились по лестнице.
- И что же это за товар, которого я никогда не видал? – спросил молодой купец.
- Пойдём за мной!
Они вышли на улицу, направились к другому зданию, и зашли туда.
Здесь было довольно темно. На горы бочонков, ящиков и сундуков падал из маленького окошка тонкий лучик света. Питер подошёл к сундучку, стоявшему в дальнем углу, и аккуратно открыл его. Пошарив в нём, он достал, из-под каких-то мешков, продолговатый предмет – ребристую трубу, блестевшую красноватым медным покрытием. Один её конец был толще другого.
Выходя из здания, товарищи щурились от яркого солнышка.
- Пошли вон к той башенке! – показал рукой голландец.
Они подымались вверх по крутой кольцевой лесенке, что была внутри тесной деревянной башни. И, наконец, очутились высоко над раскинувшейся местностью – на крыше.
Софрон глянул вокруг себя – в ярком дневном свете лежали все окрестности: речная гладь с иноземными кораблями, десятки домов посада, верхушки храмов, и огромная бревенчатая крепость.
- Держи, – Петька протянул молодому купцу медную трубу.
- Что это?
- Мой двоюродный брат, Гаспар из Антверпена – умнейший человек из всех, кого я знаю. Когда, пятнадцать лет назад, испанцы захватили город – ему пришлось бросить схоол, и уехать куда-нибудь подальше. Потом, он попытался поступить на униферситет Ляйден, но его не приняли! Но… это не помешало Гаспару делать собственный чертёж – а на его основе, делать разные чудесные вещи! То, что я дал тебе, есть только в пять экзэмплаар!
- О чём ты говоришь? – недоумевал молодец. – Это что ль какая-то ваша свирелька немецкая?
- Нет, Софрон. Это труба для далёкого зрения! Только повернись на север – нельзя смотреть через неё на солнце.
Софрон развернулся. Перед взором предстало бескрайнее зелёное море таёжного леса. Тайгу пронизывали длинные тёмно-синие рукава, окаймлявшие острова речного устья.
- Что ты там видишь? – спросил Питер, указывая рукой вперёд.
- Один лес вижу! И холмик небольшой.
Голландец помог товарищу подставить подзорную трубу к правому глазу.
- Закрой другой глаз!
Софрон зажмурил левое око. И увидал мутную зеленовато-серую мглу – всё было расплывчато.
- Какая-то каша, не видать ничего! – возмутился он.
- Возьми трубу левой рукой, а правой – крути её!
Молодец покрутил.
И показались – словно были совсем близко – огромные ели! Среди них – хижина, с крестом. Софрон подвинул объектив вправо – и увидал здорового мужика в чёрной мантии с капюшоном, покрытой белыми надписями и крестами, из капюшона торчала длиннющая белая борода. Чуть склонившись, монах держал топор. Размахнувшись, он со всей силы саданул по полену – оно разлетелось на куски. Затем, инок взял другое брёвнышко из кучи, лежавшей в траве.
Софрон повёл трубу вниз. Поплыли верхушки елей, сосен, берёз… сплошь был лес. Вдруг, появилась вырубка – небольшое поле. Двое мужчин с двузубыми вилами таскали пучки сена, складывая их в большой стог. Молодец двинул взор влево – и показалась дорога. По ней скакали всадники – двое в одну, один в другую сторону. Софрон стал опускать объектив. И наконец, увидал чей-то двор, и – прямо перед собой – девушку, стоявшую у колодца. Она вовсю крутила ручку – в итоге, вытянула оттуда ведро с водой.
Молодец направил взор ещё ниже – всплыла какая-то тёмная крыша, и закрыла собой весь вид. Перед взором встали доски. Он убрал подзорную трубу в сторону. Впереди опять появилось всё то же море леса – в его нижней части извивалась тоненькой чёрной лентой дорожка.
- Ну и ну! – Софрон, улыбаясь, изумлённо посмотрел на Питера. – Замечательная вещица!
- Готов продать, но цена будет немалая!
- Как скажешь, Петька, называй цену.
…Была ночь. Ясная и лунная. Софрон не спал. Он сидел во дворе усадьбы, а в руках держал подзорную трубу, которую купил у голландца – никак не мог нарадоваться.
Молодец встал со скамьи, и пошёл прогуляться. Пройдя пару построек – заметил избу, в её окошке теплился свет. Оттуда был слышен знакомый голос – голос его друга, и голос Ульяны.
Дальше показалась повалуша – высокая башенка, он зашёл туда. Минуя тёмные этажи, стал подыматься вверх – и наконец поднялся на верхний этаж.
Здесь было окошко – пустое, без стёклышка. Софрон распахнул ставни. Выглянув в окно, он увидел ночной посад – десятки крыш, деревца… Кое-где были огоньки. Поднеся к глазу подзорную трубу, он стал водить от одного огонька, к другому. На стенах, иной раз, виднелись зажжённые факела. Вдруг, где-то далеко, он увидал пламя, причём большое. Что-то горело. Кажется, горел высокий терем. Он пытался рассмотреть получше.
Молодой купец убрал трубу, нахмурившись. Его ум окутали мрачные, тревожные мысли…
На ночном небе висела полная луна. Вереница лошадей, и повозок двигалась по широкой лесной тропе. С обеих сторон шли тёмные и глухие ряды деревьев. Слева от дорожки, немного внизу, тянулся ручеёк, а за ним – заросли.
Кони топали по траве. Всадники были в пёстрых, дорогих одеждах. Повозки, тянувшиеся следом – подпрыгивали на кочках, тихонько громыхая. Там сидели люди, державшие в руках колчаны с луком, и со стрелами. Они весело болтали:
- Уток-то сколько настреляли!
- А больше и ничего.
- Ну, это да!
Один из всадников, вытянув руку вперёд, удивлённо сказал другому: «Смотри! Стоит посреди дороги!».
Вдали показалось яркое белое пятнышко, человек в белой рубахе. Он встал, широко расставив ноги, громко крича всадникам:
- Стойте! Остановитесь!
- Что?! – крикнул ему в недоумении один из крайних наездников. – Ты кто такой?!
- Дальше не уедешь! – задиристо воскликнул незнакомец. – Придётся встать – и отдать мне всё, что у тебя есть!
«Что за пёс, мать его!» - подумал всадник, и хлестнул поводьями лошадь. Та поскакала шустрее.
Вдруг, раздался гулкий взрыв – выстрел. Ещё один. Подстреленные кони с диким воплем повалились вниз. Наездники полетели следом. Одного растоптала лошадь, другой пополз куда-то в сторону.
Из лесу, с неистовым шумом, побежали к дороге десятки людей, размахивая саблями и дубинами. Свалившийся судорожно полз к ручью. Над ним взметнулась острая сабля.
- Не надо! – жалобно завопил он.
Разбойник отрубил ему голову, воткнув остриё в землю. Голова покатилась вниз, и плюхнулась в воду, поток покраснел от хлещущей крови.
Охотники, спрыгнув с повозок, яростно отбивались. Звенели клинки. Грабителей было слишком много – они навалились разом, проламывая противникам черепа шипастыми палицами, одному за другим.
Один из всадников, что было сил, рванул вперёд. Он мчался безумно быстро, пригнувшись. Грохнул выстрел. Ездок с силой подстегнул лошадь, она понеслась ещё быстрее. Глянув назад, он увидал двоих – за ним гнались. Раздался взрыв. Конь вздрогнул, и свалился вниз с очумелым ржанием. Всадник влетел лицом в грязь и траву, и покатился по склону.
Кое-как поднявшись с земли, он понёсся к лесу. Мужчина на вид был уже немолодой. Он был кудрявый, с длинной бородой, чуть седоватый. Пробежал по ручью. Сзади раздались шлепки по воде – двое мчались следом. Впереди – дремучие заросли елей. Почти добежав, он споткнулся, и рухнул на землю.
Его схватили за воротник, и грубо подняли за волосы:
- Этого убивать не надо! – сказал один грабитель второму.
Другой разбойник заломал ему руки, и начал обвязывать толстой верёвкой. Кудрявый стал сопротивляться, и закричал. Ему врезали ногой по затылку.
Пленника уложили в седло, и привязали к нему. Разбойничья лошадка помчалась вперёд.
…
Из-за леса выглянула большая усадьба. Высокий забор – ворота распахнуты настежь. Пленник, лежавший животом поперёк седла, открыл глаза, и воскликнул:
- Господи! На мой же собственный двор везут!
Лошадь въехала в ворота.
Спрыгнув на землю, разбойник тотчас стащил с седла хозяина усадьбы. Вокруг них, по темноте, туда-сюда ходили люди с пылающими факелами. Иные суетились. Слышались возмущённые, и пугливые возгласы. Доносилась ругань.
Подошёл человек. Они потащили узника вдвоём – к крыльцу высокого роскошного терема.
Вдруг, оттуда выбежала женщина, в платье и шёлковом платке, покрытых серебристыми узорами и жемчугом. Рухнув на колени перед разбойниками, она истошно заорала, рыдая и надрывая голос:
- Не убивайте его! – лицо несчастной покраснело.
- Заткнись, шлюха! – разбойник с силой ударил её сапогом в зубы. Женщина упала спиной в грязь. Кто-то подошёл, схватил, и поволок её – она вопила во всю глотку.
Хозяин усадьбы кричал, и вырывался. Но его держали крепко.
Пройдя сени, мужчину потащили на второй этаж. Наконец, подняв его наверх – бросили на пол и ушли.
Огромную и просторную горницу освещал огонь печи, стоявшей посередине. Печь была в изразцах, красиво расписанная. На стенах были полочки, поставцы… Из красного угла глядели иконы, обрамлённые золотом, на золотой цепочке висела лампадка.
Возле печи, посреди комнаты, сидел Степан. Широко расставив ноги, он крутил в руках свой нож. Он торжествующе воскликнул:
- Вот ты и попался, Афанасий!
Купец встал, подошёл к стоявшему на коленях пленнику, и грозно крикнул:
- Когда мои хоромы сжёг и моих людишек перебил, думал – я тебя не найду?!
- Что ты теперь, Степан… атаман разбойничий? – угрюмо буркнул Афанасий.
- Нет, мой друг! Я через одного знакомого приятельство с лиходеями завёл. Как-то так.
Степан напряжённо ходил по комнате. Потом вновь подошёл к Афанасию, и наклонился к его лицу, подняв нож. И молвил:
- Я тебя освобожу, Афоня! Чего ради твою никчёмную душу губить? Но тебе всё равно деваться некуда! Даже не думай! Мои новые товарищи решат, куда тебя пристроить.
- Спасибо, - пленник тяжело нахмурился, - гибнуть мне не хочется… сделаю всё, что скажешь.
Степан стал резать ножом верёвки на руках пленника.
Когда он закончил, Афанасий с размаху вломил лбом по лбу рыжебородого купца. Степана отбросило к полу, нож куда-то вылетел.
Пленник накинулся на лежащего, и врезал ему по лицу, и плюнул в него, с криком:
- Когда в аду огненном встретимся – я тебе и там в морду плюну, собака! – и врезал ещё раз. – Денег моих, от корчмы, не прислал – уплыл за море к бусурманам! Всё ты заслужил!
Степан опомнился, и мощно пнул его ногами. Афанасий отпрянул, и скорчился.
- Проклятый жидовин! – рявкнул купец, и быстро поднял нож с пола.
- А ты вместо креста Куран целуешь! – в бешенстве соперник набросился на Степана, пытаясь вырвать из рук клинок.
- Замолчи, гнида! – купец ударил кудрявого так, что тот с криком повалился вниз.
Степан замахнулся, и со всей силы воткнул лезвие в ладонь Афанасия. Он заорал. Кровь хлынула из ладони струёй.
Лысый купец подошёл к иконам – и закрыл их красной занавеской, спрятав горницу от взгляда святых. Потом, подбежал к одной из полочек, и взял оттуда толстый железный прут. Обернув один конец платком, он засунул другой в жерло печи.
- Ты сдохнешь! – решительно воскликнул Степан.
Немного погодя, он вынул раскалённый прут из печки. Быстро подойдя к лежащему, купец засадил калёную железяку прямо в глаз. Раздался оглушительный вопль! Мясо зашипело – кипящая кровь струилась из жуткой раны. Казалось, от этого крика лопнут окна. Степан сильней надавил на прут – в голове Афанасия что-то хрустнуло. Наконец, вопль закончился. Тишина.
…
Рыжебородый купец весело спускался по крыльцу, держа в руке блестящий золотой кубок с изумрудами. Он повертел его в руке, и подумал: «Какой красивый!».
Он спустился на землю. Справа послышался топот копыт. Через ворота прискакала лошадь. С неё спрыгнул молодой парень, кудрявый. Сашка Афанасьев тотчас бросился к купцу, и неистово заорал, достав из ножен сверкающий клинок сабли:
- Что ты натворил?! Где отец и мать?!
Подлетев к Степану, он замахнулся острой саблей. Купец выронил кубок.
Прогремел выстрел. От головы Сашки с брызгами отлетели алые куски. Его труп свалился на землю, у ног Степана. С правой стороны подошёл Фёдор с ружьём в руках.
Степан наклонился, поднял золотую чашу, и взглянул на мёртвое тело.
- Эх, ты! Добрый молодец. За делишки отца своего поплатился! – печально промолвил купец. – Федька, скажи, чтоб запалили здесь всё, как следует!
- Скажу, не волнуйся, - хмуро ответил товарищ.
Степан направился к человеку с факелом. Подойдя, сказал ему:
- Пошли за мною!
Они зашагали в сторону маленькой полуземлянки.
Зашли в неё – и оказались в темноте. Мрак разгоняло лишь дребезжащее пламя факела. Стали спускаться, топая по каменным ступеням. Раздавалось эхо.
Спустившись, побрели по каменистому полу. Было очень прохладно, и тихо.
- Дай-ка мне! – Степан взял у напарника светоч. Он чуть отошёл, и посветил – в свете огня показалась бочка. Ещё одна. И ещё бочонки.
- Какой у него погреб огромный! – восхитился разбойник.
- А то!
Степан вскрыл бочку – и окунул голову в душистое заморское вино, хлебнув побольше.
- Райское зелье! – весело воскликнул купец. Он набрал вина в дорогой кубок. Издали послышались шаги, шло несколько человек. – Собирай всех – напьётесь от души. Говорил я, какое это местечко обильное!
- Говорил, сударь – так оно и есть! – напарник тоже испил из бочонка. Степан направился к выходу.
…
Огромный терем охватило пламя, заливая тёплым алым сиянием округу. Его острые языки танцевали и взмывали вверх, к далёкому ночному небу. Раздавался треск. Стреляли искорки – обломки брёвен с гулом отскакивали, и падали на землю.
Лица Степана и Фёдора были освещены огнём. Товарищи стояли у пожарища. Жар обдавал их щедро, чуть не обжигая кожу.
Степан хлебнул вина из драгоценной золотой чаши.
- Какой же грех большой! – угрюмо воскликнул Фёдор, и перекрестился. – Прости, Господи…
Купец молчал, со спокойной улыбкой глядя на гигантское трескучее зарево огня.
- На, попробуй! – Степан дал кубок товарищу.
Фёдор осушил чашу, и швырнул её в сторону. Друзья пошли к воротам.
Забравшись на своих коней – они поскакали прочь, рассекая ночную тишину. За их спинами стоял пылающий терем.
Денёк был пасмурный. Софрон брёл по людному торжищу. Он вёл разговор со здешним посадским жителем.
- Ходят слухи, - говорил тот, - что сегодня ночью лихие люди убили гостя Афанасия Васильева. И двор его пограбили, и сожгли!
- Я ж его сына знаю, Сашку! – взволнованно отвечал Софрон.
- Вот как! Тогда будем надеяться, что, Божией милостью, живым остался. Как бы то ни было, теперь староста со служилыми за душегубцев хорошенько возьмутся! Этот гость, Афанасий, был человек именитый, и повинностей никаких, говорят, не нёс.
- Ну, я таковых проводников не знаю, - незадачливо отвечал Софрон. – И кораблей морских у меня нет… Так что, подсобить с этим делом не смогу, увы! А торговать с тобою, сударь Валерхоф, готов с большой радостью!
Питер перевёл слова русского купца иноземцу. Прищурившись, тот въедливо смотрел молодцу в глаза. Наконец, он что-то сказал по-голландски. Толмач воскликнул:
- Хорошо! Я был рад знакомству с тобой, Софрон Савельев!
…
Софрон с Петькой спустились по лестнице.
- И что же это за товар, которого я никогда не видал? – спросил молодой купец.
- Пойдём за мной!
Они вышли на улицу, направились к другому зданию, и зашли туда.
Здесь было довольно темно. На горы бочонков, ящиков и сундуков падал из маленького окошка тонкий лучик света. Питер подошёл к сундучку, стоявшему в дальнем углу, и аккуратно открыл его. Пошарив в нём, он достал, из-под каких-то мешков, продолговатый предмет – ребристую трубу, блестевшую красноватым медным покрытием. Один её конец был толще другого.
Выходя из здания, товарищи щурились от яркого солнышка.
- Пошли вон к той башенке! – показал рукой голландец.
Они подымались вверх по крутой кольцевой лесенке, что была внутри тесной деревянной башни. И, наконец, очутились высоко над раскинувшейся местностью – на крыше.
Софрон глянул вокруг себя – в ярком дневном свете лежали все окрестности: речная гладь с иноземными кораблями, десятки домов посада, верхушки храмов, и огромная бревенчатая крепость.
- Держи, – Петька протянул молодому купцу медную трубу.
- Что это?
- Мой двоюродный брат, Гаспар из Антверпена – умнейший человек из всех, кого я знаю. Когда, пятнадцать лет назад, испанцы захватили город – ему пришлось бросить схоол, и уехать куда-нибудь подальше. Потом, он попытался поступить на униферситет Ляйден, но его не приняли! Но… это не помешало Гаспару делать собственный чертёж – а на его основе, делать разные чудесные вещи! То, что я дал тебе, есть только в пять экзэмплаар!
- О чём ты говоришь? – недоумевал молодец. – Это что ль какая-то ваша свирелька немецкая?
- Нет, Софрон. Это труба для далёкого зрения! Только повернись на север – нельзя смотреть через неё на солнце.
Софрон развернулся. Перед взором предстало бескрайнее зелёное море таёжного леса. Тайгу пронизывали длинные тёмно-синие рукава, окаймлявшие острова речного устья.
- Что ты там видишь? – спросил Питер, указывая рукой вперёд.
- Один лес вижу! И холмик небольшой.
Голландец помог товарищу подставить подзорную трубу к правому глазу.
- Закрой другой глаз!
Софрон зажмурил левое око. И увидал мутную зеленовато-серую мглу – всё было расплывчато.
- Какая-то каша, не видать ничего! – возмутился он.
- Возьми трубу левой рукой, а правой – крути её!
Молодец покрутил.
И показались – словно были совсем близко – огромные ели! Среди них – хижина, с крестом. Софрон подвинул объектив вправо – и увидал здорового мужика в чёрной мантии с капюшоном, покрытой белыми надписями и крестами, из капюшона торчала длиннющая белая борода. Чуть склонившись, монах держал топор. Размахнувшись, он со всей силы саданул по полену – оно разлетелось на куски. Затем, инок взял другое брёвнышко из кучи, лежавшей в траве.
Софрон повёл трубу вниз. Поплыли верхушки елей, сосен, берёз… сплошь был лес. Вдруг, появилась вырубка – небольшое поле. Двое мужчин с двузубыми вилами таскали пучки сена, складывая их в большой стог. Молодец двинул взор влево – и показалась дорога. По ней скакали всадники – двое в одну, один в другую сторону. Софрон стал опускать объектив. И наконец, увидал чей-то двор, и – прямо перед собой – девушку, стоявшую у колодца. Она вовсю крутила ручку – в итоге, вытянула оттуда ведро с водой.
Молодец направил взор ещё ниже – всплыла какая-то тёмная крыша, и закрыла собой весь вид. Перед взором встали доски. Он убрал подзорную трубу в сторону. Впереди опять появилось всё то же море леса – в его нижней части извивалась тоненькой чёрной лентой дорожка.
- Ну и ну! – Софрон, улыбаясь, изумлённо посмотрел на Питера. – Замечательная вещица!
- Готов продать, но цена будет немалая!
- Как скажешь, Петька, называй цену.
…Была ночь. Ясная и лунная. Софрон не спал. Он сидел во дворе усадьбы, а в руках держал подзорную трубу, которую купил у голландца – никак не мог нарадоваться.
Молодец встал со скамьи, и пошёл прогуляться. Пройдя пару построек – заметил избу, в её окошке теплился свет. Оттуда был слышен знакомый голос – голос его друга, и голос Ульяны.
Дальше показалась повалуша – высокая башенка, он зашёл туда. Минуя тёмные этажи, стал подыматься вверх – и наконец поднялся на верхний этаж.
Здесь было окошко – пустое, без стёклышка. Софрон распахнул ставни. Выглянув в окно, он увидел ночной посад – десятки крыш, деревца… Кое-где были огоньки. Поднеся к глазу подзорную трубу, он стал водить от одного огонька, к другому. На стенах, иной раз, виднелись зажжённые факела. Вдруг, где-то далеко, он увидал пламя, причём большое. Что-то горело. Кажется, горел высокий терем. Он пытался рассмотреть получше.
Молодой купец убрал трубу, нахмурившись. Его ум окутали мрачные, тревожные мысли…
***
На ночном небе висела полная луна. Вереница лошадей, и повозок двигалась по широкой лесной тропе. С обеих сторон шли тёмные и глухие ряды деревьев. Слева от дорожки, немного внизу, тянулся ручеёк, а за ним – заросли.
Кони топали по траве. Всадники были в пёстрых, дорогих одеждах. Повозки, тянувшиеся следом – подпрыгивали на кочках, тихонько громыхая. Там сидели люди, державшие в руках колчаны с луком, и со стрелами. Они весело болтали:
- Уток-то сколько настреляли!
- А больше и ничего.
- Ну, это да!
Один из всадников, вытянув руку вперёд, удивлённо сказал другому: «Смотри! Стоит посреди дороги!».
Вдали показалось яркое белое пятнышко, человек в белой рубахе. Он встал, широко расставив ноги, громко крича всадникам:
- Стойте! Остановитесь!
- Что?! – крикнул ему в недоумении один из крайних наездников. – Ты кто такой?!
- Дальше не уедешь! – задиристо воскликнул незнакомец. – Придётся встать – и отдать мне всё, что у тебя есть!
«Что за пёс, мать его!» - подумал всадник, и хлестнул поводьями лошадь. Та поскакала шустрее.
Вдруг, раздался гулкий взрыв – выстрел. Ещё один. Подстреленные кони с диким воплем повалились вниз. Наездники полетели следом. Одного растоптала лошадь, другой пополз куда-то в сторону.
Из лесу, с неистовым шумом, побежали к дороге десятки людей, размахивая саблями и дубинами. Свалившийся судорожно полз к ручью. Над ним взметнулась острая сабля.
- Не надо! – жалобно завопил он.
Разбойник отрубил ему голову, воткнув остриё в землю. Голова покатилась вниз, и плюхнулась в воду, поток покраснел от хлещущей крови.
Охотники, спрыгнув с повозок, яростно отбивались. Звенели клинки. Грабителей было слишком много – они навалились разом, проламывая противникам черепа шипастыми палицами, одному за другим.
Один из всадников, что было сил, рванул вперёд. Он мчался безумно быстро, пригнувшись. Грохнул выстрел. Ездок с силой подстегнул лошадь, она понеслась ещё быстрее. Глянув назад, он увидал двоих – за ним гнались. Раздался взрыв. Конь вздрогнул, и свалился вниз с очумелым ржанием. Всадник влетел лицом в грязь и траву, и покатился по склону.
Кое-как поднявшись с земли, он понёсся к лесу. Мужчина на вид был уже немолодой. Он был кудрявый, с длинной бородой, чуть седоватый. Пробежал по ручью. Сзади раздались шлепки по воде – двое мчались следом. Впереди – дремучие заросли елей. Почти добежав, он споткнулся, и рухнул на землю.
Его схватили за воротник, и грубо подняли за волосы:
- Этого убивать не надо! – сказал один грабитель второму.
Другой разбойник заломал ему руки, и начал обвязывать толстой верёвкой. Кудрявый стал сопротивляться, и закричал. Ему врезали ногой по затылку.
Пленника уложили в седло, и привязали к нему. Разбойничья лошадка помчалась вперёд.
…
Из-за леса выглянула большая усадьба. Высокий забор – ворота распахнуты настежь. Пленник, лежавший животом поперёк седла, открыл глаза, и воскликнул:
- Господи! На мой же собственный двор везут!
Лошадь въехала в ворота.
Спрыгнув на землю, разбойник тотчас стащил с седла хозяина усадьбы. Вокруг них, по темноте, туда-сюда ходили люди с пылающими факелами. Иные суетились. Слышались возмущённые, и пугливые возгласы. Доносилась ругань.
Подошёл человек. Они потащили узника вдвоём – к крыльцу высокого роскошного терема.
Вдруг, оттуда выбежала женщина, в платье и шёлковом платке, покрытых серебристыми узорами и жемчугом. Рухнув на колени перед разбойниками, она истошно заорала, рыдая и надрывая голос:
- Не убивайте его! – лицо несчастной покраснело.
- Заткнись, шлюха! – разбойник с силой ударил её сапогом в зубы. Женщина упала спиной в грязь. Кто-то подошёл, схватил, и поволок её – она вопила во всю глотку.
Хозяин усадьбы кричал, и вырывался. Но его держали крепко.
Пройдя сени, мужчину потащили на второй этаж. Наконец, подняв его наверх – бросили на пол и ушли.
Огромную и просторную горницу освещал огонь печи, стоявшей посередине. Печь была в изразцах, красиво расписанная. На стенах были полочки, поставцы… Из красного угла глядели иконы, обрамлённые золотом, на золотой цепочке висела лампадка.
Возле печи, посреди комнаты, сидел Степан. Широко расставив ноги, он крутил в руках свой нож. Он торжествующе воскликнул:
- Вот ты и попался, Афанасий!
Купец встал, подошёл к стоявшему на коленях пленнику, и грозно крикнул:
- Когда мои хоромы сжёг и моих людишек перебил, думал – я тебя не найду?!
- Что ты теперь, Степан… атаман разбойничий? – угрюмо буркнул Афанасий.
- Нет, мой друг! Я через одного знакомого приятельство с лиходеями завёл. Как-то так.
Степан напряжённо ходил по комнате. Потом вновь подошёл к Афанасию, и наклонился к его лицу, подняв нож. И молвил:
- Я тебя освобожу, Афоня! Чего ради твою никчёмную душу губить? Но тебе всё равно деваться некуда! Даже не думай! Мои новые товарищи решат, куда тебя пристроить.
- Спасибо, - пленник тяжело нахмурился, - гибнуть мне не хочется… сделаю всё, что скажешь.
Степан стал резать ножом верёвки на руках пленника.
Когда он закончил, Афанасий с размаху вломил лбом по лбу рыжебородого купца. Степана отбросило к полу, нож куда-то вылетел.
Пленник накинулся на лежащего, и врезал ему по лицу, и плюнул в него, с криком:
- Когда в аду огненном встретимся – я тебе и там в морду плюну, собака! – и врезал ещё раз. – Денег моих, от корчмы, не прислал – уплыл за море к бусурманам! Всё ты заслужил!
Степан опомнился, и мощно пнул его ногами. Афанасий отпрянул, и скорчился.
- Проклятый жидовин! – рявкнул купец, и быстро поднял нож с пола.
- А ты вместо креста Куран целуешь! – в бешенстве соперник набросился на Степана, пытаясь вырвать из рук клинок.
- Замолчи, гнида! – купец ударил кудрявого так, что тот с криком повалился вниз.
Степан замахнулся, и со всей силы воткнул лезвие в ладонь Афанасия. Он заорал. Кровь хлынула из ладони струёй.
Лысый купец подошёл к иконам – и закрыл их красной занавеской, спрятав горницу от взгляда святых. Потом, подбежал к одной из полочек, и взял оттуда толстый железный прут. Обернув один конец платком, он засунул другой в жерло печи.
- Ты сдохнешь! – решительно воскликнул Степан.
Немного погодя, он вынул раскалённый прут из печки. Быстро подойдя к лежащему, купец засадил калёную железяку прямо в глаз. Раздался оглушительный вопль! Мясо зашипело – кипящая кровь струилась из жуткой раны. Казалось, от этого крика лопнут окна. Степан сильней надавил на прут – в голове Афанасия что-то хрустнуло. Наконец, вопль закончился. Тишина.
…
Рыжебородый купец весело спускался по крыльцу, держа в руке блестящий золотой кубок с изумрудами. Он повертел его в руке, и подумал: «Какой красивый!».
Он спустился на землю. Справа послышался топот копыт. Через ворота прискакала лошадь. С неё спрыгнул молодой парень, кудрявый. Сашка Афанасьев тотчас бросился к купцу, и неистово заорал, достав из ножен сверкающий клинок сабли:
- Что ты натворил?! Где отец и мать?!
Подлетев к Степану, он замахнулся острой саблей. Купец выронил кубок.
Прогремел выстрел. От головы Сашки с брызгами отлетели алые куски. Его труп свалился на землю, у ног Степана. С правой стороны подошёл Фёдор с ружьём в руках.
Степан наклонился, поднял золотую чашу, и взглянул на мёртвое тело.
- Эх, ты! Добрый молодец. За делишки отца своего поплатился! – печально промолвил купец. – Федька, скажи, чтоб запалили здесь всё, как следует!
- Скажу, не волнуйся, - хмуро ответил товарищ.
Степан направился к человеку с факелом. Подойдя, сказал ему:
- Пошли за мною!
Они зашагали в сторону маленькой полуземлянки.
Зашли в неё – и оказались в темноте. Мрак разгоняло лишь дребезжащее пламя факела. Стали спускаться, топая по каменным ступеням. Раздавалось эхо.
Спустившись, побрели по каменистому полу. Было очень прохладно, и тихо.
- Дай-ка мне! – Степан взял у напарника светоч. Он чуть отошёл, и посветил – в свете огня показалась бочка. Ещё одна. И ещё бочонки.
- Какой у него погреб огромный! – восхитился разбойник.
- А то!
Степан вскрыл бочку – и окунул голову в душистое заморское вино, хлебнув побольше.
- Райское зелье! – весело воскликнул купец. Он набрал вина в дорогой кубок. Издали послышались шаги, шло несколько человек. – Собирай всех – напьётесь от души. Говорил я, какое это местечко обильное!
- Говорил, сударь – так оно и есть! – напарник тоже испил из бочонка. Степан направился к выходу.
…
Огромный терем охватило пламя, заливая тёплым алым сиянием округу. Его острые языки танцевали и взмывали вверх, к далёкому ночному небу. Раздавался треск. Стреляли искорки – обломки брёвен с гулом отскакивали, и падали на землю.
Лица Степана и Фёдора были освещены огнём. Товарищи стояли у пожарища. Жар обдавал их щедро, чуть не обжигая кожу.
Степан хлебнул вина из драгоценной золотой чаши.
- Какой же грех большой! – угрюмо воскликнул Фёдор, и перекрестился. – Прости, Господи…
Купец молчал, со спокойной улыбкой глядя на гигантское трескучее зарево огня.
- На, попробуй! – Степан дал кубок товарищу.
Фёдор осушил чашу, и швырнул её в сторону. Друзья пошли к воротам.
Забравшись на своих коней – они поскакали прочь, рассекая ночную тишину. За их спинами стоял пылающий терем.
***
Денёк был пасмурный. Софрон брёл по людному торжищу. Он вёл разговор со здешним посадским жителем.
- Ходят слухи, - говорил тот, - что сегодня ночью лихие люди убили гостя Афанасия Васильева. И двор его пограбили, и сожгли!
- Я ж его сына знаю, Сашку! – взволнованно отвечал Софрон.
- Вот как! Тогда будем надеяться, что, Божией милостью, живым остался. Как бы то ни было, теперь староста со служилыми за душегубцев хорошенько возьмутся! Этот гость, Афанасий, был человек именитый, и повинностей никаких, говорят, не нёс.
