— Пошёл ты.
— А я говорил, что девушку тебе надо. Смотри, до чего одиночество доводит.
Антон вырвался из захвата и залез в кабину, нарочно громко хлопнув дверью. Затем неожиданно для себя улыбнулся. Пусть веселится, морда лошадиная. Рыцарь так рыцарь. Всё лучше, чем намертво приклеившееся ещё в кадетском корпусе "Псих".
Cлева заскрипели пружины, Стас забрался на место водителя.
— Ну что, готов? Поехали?
— Поехали. Только давай домой, а?
— Обязательно. Но сначала в больничку. Ты, может, и оглох, а я нет, приказ товарища генерала слышал чётко. Фиг я тебя теперь одного оставлю, уж извини.
— Не люблю больницы, — сказал Антон и отвернулся к окну.
Но время шло, а они всё не трогались с места. Антон покосился на напарника. Тот глядел перед собой, пальцы выбивали по баранке нервную дробь. Ключ с самодельным брелоком из трубочек от капельницы торчал в замке зажигания. Наконец, Стас каким-то странным голосом произнёс:
— Нет, серьёзно. Извини. Я должен был быть там.
— Да ладно тебе, брось. Кто же знал.
— Нет, — слышать серьёзный тон от Стаса было совсем непривычно. — Я-то тебя, балбеса, отлично знаю. Вдвоём бы за пять минут управились. Сейчас тебе надо в больницу, а мог поехать на кладбище. Скажи, что один больше никуда не полезешь.
— Честное пионерское. Помирать — так в компании.
— Вот и славно, — плечи Стаса немного расслабились, он завёл машину и пару раз придавил педаль газа, распугивая из-под колёс голубей. — Карета подана, сэр Ланселот! Когда коновалы тебя отпустят, рванём в таверну. Сегодня с меня пиво.
— По рукам.
Растерянный охранник телецентра проводил взглядом буханку с жёлтой полосой вдоль борта, когда она вылетела из ворот и понеслась по Шаболовке, вынуждая других водителей прижиматься к обочине. Когда звук её сирены затих вдали, потревоженные голуби слетелись на прежнее место и стали драться за рассыпанные по асфальту крошки.
***
— Что видите на этой карточке? — в который уже раз спросил мужчина в халате и с бородкой такого насыщенного чёрного цвета, что и ежу было понятно: подкрашивает.
— Дерево, — послушно ответил Антон.
— Так, на этой?
— Цыплёнка.
— А тут?
— Зеркало.
— Славно. Тут?
— Крокодила. Красного, — подал с кушетки голос заскучавший Стас.
— Молодой человек, не мешайте, пожалуйста, — с раздражением повернулся к нему врач. — Вас здесь вообще быть не должно.
— Ничего не могу поделать, генеральский приказ. Много у вас ещё этих карточек?
Антона уже покрутили в процедурной так и этак, закапали чем-то в уши, заткнули их ватой и запретили вынимать. Велели явиться для осмотра и закрытия больничного листа через неделю. Теперь оставалось пройти стандартный когнитивный тест, через который гоняли всех, побывавших под воздействием феномена, и можно было отправляться на все четыре стороны. Что в их случае означало — в пивную.
Врач вздохнул с видом очень уставшего человека, отложил стопку карточек и пододвинул к Антону лист бумаги.
— Нарисуйте циферблат часов, показывающих четверть шестого, и можете быть свободны.
Антон быстро нацарапал требуемое, распрощался и потащил Стаса за дверь. Оказавшись на крыльце больницы, вынул из ушей ватные пробки, проигнорировав протестующее “э” друга.
— Отстань, я и без них-то еле чего слышу.
— Шут с тобой. Ну что, теперь по пиву?
— Переодеться бы.
Оба всё ещё были в спецовках.
— Да брось, под стену же едем, там все свои.
— Тоже верно. Тогда вперёд, а то темнеет уже.
Пивная “Под стеной” не имела официального названия, а неофициальное получила потому, что вход в кирпичный подвал находился посреди глухой стены одного из цехов завода “Компрессор”. По крайней мере, такова была легенда для пришлых. Но собирались там, в основном, действительно свои, министерские, и в этом свете название пивняка начинало звучать куда мрачнее.
Стена… Антон только на картинках в учебнике видел чертежи колоссальных размеров бетонной Стены вокруг Семитопольской зоны, первого места на территории страны, где возник очаг феномена Керштейна. Тогда у него, разумеется, ещё не было своего имени. Никто не понимал ни что происходит, ни как с этим бороться. Пока разбирались, прошёл месяц. К тому времени была утрачена огромная территория за Уралом. И, конечно, сам Семитополь.
Уже тридцать лет Стена служила зловещим напоминанием, для чего все они делают свою работу. Катастрофа унесла не меньше миллиона жизней: местных жителей, не успевших эвакуироваться, и первых ликвидаторов, которые ротами шли в пекло, не имея почти никаких средств защиты. Большинство пропало без вести, а точного числа жертв не знал никто — как и того, что с ними случилось в городе, поглощённом ожившим фантазмом. Поэтому первый круг в пивной по традиции пили, не чокаясь.
Ещё одной особенностью места было то, что в его уютном полумраке за деревянным столиком, сделанным из катушки от кабеля, можно было повстречать кого угодно: от курсанта до генерала, от ректора Института до младшего научного сотрудника, чьей основной работой было мыть пробирки. Кстати, помяни чёрта…
— Какие лю-юди! — навстречу им, чуть не опрокинув табуретку, поднялся Максим из научного, уже основательно поддавший. Он оккупировал угловой столик вместе с парой столь же “хороших” приятелей, по виду явных студентов.
— Здорово, Макс. Смотрю, веселье в разгаре.
Обменявшись рукопожатиями, они подтащили к столу ещё пару табуреток и заказали на всех светлого и сухариков с чесноком. Стас закатил глаза, но покорно раскошелился, и следующая минута прошла в молчании, прерываемая только стуком кружек о столешницу.
— Ну что, у кого как день прошёл? — спросил Стас и, не дожидаясь ответа, продолжил сам. — Антоха вот вступил в близкие отношения с паранормальной сущностью. Почти коньки отбросил, причём буквально.
— С-сущностью? — Максим поднял взгляд от кружки и с некоторым усилием сфокусировал его на Антоне. Студенты тоже с интересом на него посмотрели.
— С проекцией, — буркнул тот.
— Ага, — подхватил Стас, — знаешь, есть такая телеведущая, Арина Шарапова? Вот с ней. Ну, как бы. Так что ты теперь погромче говори, у него от счастья уши заложило.
— Проекции не п-паранормальны, — сказал Макс. Его язык слегка заплетался, но привычка умничать никуда не делась. — Понимаешь, когерентные ожидания значительного числа индивидов вызывают эффект ноцебо у человека в состоянии г-гипервнушаемости, это…
— Да, да, ты мне лекцию-то не читай, — Стас отхлебнул светлого и вытер с губы пену. — Какая разница, как это работает, если по факту имеем призрак.
— Разница есть, — возразил Антон. — Надо понимать, с чем связался. Проблема в том, что мы не понимаем.
— Ну почему. Это в программе было, да, Жека? — подал голос тот из студентов, что был потрезвее, обращаясь к приятелю. — Есть шестнадцать классов явлений… Или восемнадцать? Короче. Бывают стабильные информационные структуры, они же архетипы, или вот наведённые ещё…
— Не путайте человека, Сергей, — раздался позади них хриплый голос. — Кстати, возможно ли, что вам уже хватит? Завтра у нас с вами первая пара, когнитивистика пограничных состояний. Жду вас свежим и полным сил.
К их столику незаметно подошёл седой человек в коричневом пиджаке со следами мела на рукавах и чертами лица такими острыми, что можно было порезаться. Оба студента, пробормотав нечто уважительное, растворились по направлению к выходу, даже не допив.
Глава 3
— Что празднуем, молодые люди?
— Чудесное спасение нашего коллеги! — Стас хлопнул Антона по спине и пододвинул гостю одну из освободившихся табуреток. — Выбрался из переделки целым и почти невредимым. Мозг, конечно, пострадал, но ему не привыкать.
— В самом деле? — мужчина пристально посмотрел на виновника торжества поверх очков. Сегодня Антону вообще доставалось больше внимания, чем хотелось бы. — Что ж, за такое действительно следует выпить. Максим, вы не представите меня своим друзьям?
— Конечно, Леонид Викторович! — Макс зачем-то вскочил с места. — Это, э-э, Леонид Викторович Юдин, декан нашей к-кафедры и мой научный руководитель. Вот. Это Антон Сомов и Стас… Прости, забыл.
— Можно просто Стас.
— Ага, х-хорошо. Они техники со станции реагирования. Которая у нас тут, на Авиамоторной.
— И только что с задания, я полагаю. Да вы садитесь, Максим, садитесь. В ногах правды нет.
Все расселись, и Стас заказал по новой.
— Я невольно подслушал беседу. Вас, Антон, мне кажется, печалит неполнота человеческих знаний об известном явлении природы?
— Печалит не то слово.
— Возможно, я смог бы немного прояснить картину? В меру своих возможностей, безусловно. И насколько это позволяет неофициальная обстановка.
— Вот уж не уверен… — Антон осёкся, увидев расширившиеся глаза Макса. — Извините, я не сомневаюсь в вашей компетенции. Просто мне начинает казаться, что наука тут в принципе бессильна. Может, надо уже смириться, что мы обречены закончить свои дни в темноте и неведении. Как новорождённые котята, которых несут к пруду в мешке.
— Это не вполне так, — Леонид Викторович нисколько не смутился бестактностью, — да и метафора у вас вышла чересчур мрачной. Данная, хм, область знания действительно очень молода. Новая истина о природе мира открылась нам сравнительно недавно по историческим меркам. И более чем шокирующим способом.
Официант принёс приборы, тарелки с запечённой скумбрией и забрал полупустые кружки. Профессор дождался, когда тот отойдёт, после чего продолжил.
— Мы заплатили за невежество высокую цену, и всё ещё продолжаем платить, — он прикоснулся к простому золотому кольцу на безымянном пальце, похоже, сам того не заметив. — Но я убеждён, что рано или поздно мы проникнем в природу вещей достаточно глубоко, чтобы вновь обрести уверенность в себе. У человечества есть для этого все инструменты, и мы доказали, что умеем ими пользоваться. Н-да… Иногда я и сам чувствую, как блуждаю впотьмах, уподобляясь котёнку. Чаще, чем вы могли бы подумать. Но если что-то способно поднять человека из состояния перепуганной жертвы и вернуть на законное место на троне, это именно научный метод.
Антон без особого аппетита ковырнул рыбу вилкой и поднял глаза на собеседника.
— Вы сказали, что Керш… Что мы говорим про явление природы. Но природа так себя не ведёт, у неё есть законы. Они могут быть сложными, но в конечном счёте у события всегда есть причина. А какая причина у того, что спичечный коробок вдруг начинает плакать в кармане детским голосом? Реальный случай, между прочим, Стас не даст соврать. Мы по инструкции сдали его в хранилище. Говорят, он плачет там до сих пор. Как бы это сказать… В науке из А следует Б. Случается, что и В. Кажется, это называется детерминизм. Но не бывает такого, что иногда из А следует Б, а иногда — фиолетовый закат. Предсказуемость и повторяемость — основа научного метода, так ведь?
— Вижу, вы много об этом думаете.
— Приходится, работа такая.
— На самом деле, всё несколько сложнее. Взять, к примеру, квантовую физику. Уверяю вас, в том, что мы называем природой, хватает и тайн, и неопределённости. По одной из маргинальных теорий процессы мышления тоже зависят от происходящих в мозге квантовых событий. Но я понимаю, вы сомневаетесь в принципиальной познаваемости феномена, потому что своими глазами наблюдали бесконечное разнообразие его манифестаций.
— Дело не только в разнообразии. Один знакомый рассказывал, как на пару часов заблудился в подобии лабиринта. Поворачивая за угол, он каждый раз видел впереди собственную спину, исчезающую за следующим поворотом. Сообразив рисовать на стенах отметки, он нацарапал стрелку, а потом заметил рядом сотни таких стрелок, сделанных его же рукой. Мужик провёл там почти месяц. Узнал об этом, только когда выбрался. Как это возможно биологически?
— Хм. Кажется, об этом случае я даже где-то читал. Есть различные версии на этот счёт. Данные телеметрии, к сожалению, не дают полной картины.
Макс собрался было что-то добавить, но Стас, с интересом переводивший взгляд с одного спорщика на другого, пнул научника под столом и пододвинул к нему следующую кружку.
— Вот вам ещё случай. Видите? — Антон задрал рукав спецовки и продемонстрировал наручные часы, похожие на “Командирские”, только крупнее и толще. — Их мне хотел подарить на Новый год отец, ваш коллега. Собирал их сам, на вырост, сидел по вечерам добрые полгода. Талантливый был механик и электронщик, но в основном преподавал.
— Красивые. Но, кажется, они не ходят?
— Да, он не успел закончить. И вручить тоже не успел. Был поглощён вашим явлением природы, когда мне стукнуло одиннадцать. Угадаете, когда я их всё же получил?
— Не уверен, что понимаю…
— Два года назад во время выезда. Мы дежурили тридцать первого. Кто-то ведь должен, и я вызвался как бессемейный. Знаете, я услышал в ту ночь голос отца, он сказал, что я очень вырос, поздравил с праздником. В виде эха, надо полагать. То есть, простите, в виде проявления акустического перцептивного мнемофеномена пятого класса, как говорил тот студент.
— То есть это что, артефакт? — Максим наклонился, чтобы рассмотреть часы получше. — И ты н-не сдал его в хранилище?
— Ну, донеси на меня. Я не знаю, что это, — Антон постучал часами о стол (звук получился самый обыкновенный) и опустил рукав. — Выглядят как настоящие, правда? Эти штуки всегда так выглядят. Вот объясните, пожалуйста, Леонид Викторович. Если феномен просто дурит нам мозги, если всё это, по большому счёту, очень убедительные галлюцинации… То как же так получается, что для тех, кто их видит, они становятся единственной правдой, даже более реальной, чем сама реальность? И почему, чёрт возьми, мои часы до сих пор не исчезли?
Леонид Викторович собирался что-то ответить, но Антон ещё не закончил.
— Почему и для вас, и для меня они выглядят одинаково, вплоть до царапины на стекле? Где хранится их подробный чертёж, в коллективном бессознательном? Для бессознательного как-то слишком конкретно, не находите? Мы все видим сны и знаем, на что они похожи. Это, — он снова постучал браслетом о доски, — не сон.
После этой тирады в их углу подвала наступила неловкая тишина. “Под стеной” жил обычной вечерней жизнью: бегали из кухни к столам и обратно официанты, звенели кружки, гоготала компания незнакомых ребят, явно не собиравшихся наутро идти к первой паре. Всё это происходило как бы вдалеке, за стенкой прозрачного пузыря.
Антон подумал, что сболтнул лишнего. Выпитое было тому виной или просто тяжёлый, ужасно затянувшийся день, но всё же не стоило вываливать на профессора свои проблемы. В конце концов, старик просто предложил помочь.
— Простите… — начал Антон, но Леонид Викторович, который всё это время внимательно изучал нового знакомого, остановил его.
— Вам не за что извиняться, мой друг. Если существуют вопросы, которые обязательно следует задавать, это именно они. Жаль, мы не встретились на моих лекциях. Стремление к познанию я уважаю в своих студентах превыше всего прочего.
— Другая специальность, — пожал плечами Антон, — теорию нам давали в сокращённом виде.
— Он навёрстывал в библиотеке, — вставил Стас, — в общагу приходил только спать.
