ДОМ У РЕКИ
(Мелодрама в двух томах)
Том первый
2018 год
Автор: Владимир Загородников
Год и место написания: Кубань, г. Горячий Ключ, 2017-2018 гг.
Литературная форма: роман
Жанр: мелодрама, триллер, мистика
Места действия: г. Ростов-на-Дону, пос. Молдовановка,
г. Геленджик, пос. Джубга, г. Прага
Время действия: наши дни
Первая часть
- Знаешь, в чём моя проблема? – обратился молодой мужчина к сидевшей в кресле девушке в белом халате, который он подарил ей на восьмое марта. Она сидела в кресле и гладила собачку, в которой души не чаяла, и слушала собеседника без особого внимания - так, словно он завёл старую, заезженную пластинку. Мужчина посмотрел на неё, усмехнулся и продолжил: - Если это вообще проблема, а не что-то проблематичное… в том, что я, написав семь романов, не чувствую себя…
- Гением? – вставила она, улыбаясь и делая вид, что слышит эти слова не в первый раз.
Он посмотрел на неё серьёзным, осуждающим взглядом, в котором она уловила нотки укора за то, что перебила его. Девушка тут же извинилась.
- Писателем, - закончил он свою мысль. – Понимаешь? Даже на автограф сессиях и презентациях моих книг, в книжных магазинах или в библиотеках, когда я подписываю читателям и почитателям свои новые книги под вспышками фотоаппаратов и направленными на меня в этот момент видеокамерами, я не чувствую себя писателем. Поразительно! – подняв руки вверх и опустив их, дополнил он. – Посмотри на Ивана, Изю, Светлану Михайловну… Написали по две книги, да и назвать-то их «творения» книгами нельзя, даже с натяжкой. Вспомни, сама говорила, прочитав эти «шедевры»: «Средненько, серенько и практически ни о чём». Твои ведь слова? Но сколько гонора, высокомерия! Ставя автограф очередной жертве на книге, написанной десять лет назад, на их лицах такой умиротворённый вид – куда уж мне со своими опусами, будто они сочинили, по меньшей мере, повторю громче, чтобы ты очнулась, – «Гамлета». А на встречах с читателями сидят с высоко поднятой головой, во фраках и, медленно смакуя каждое слово, словно у них во рту чёрная икра, отвечают на вопросы читателей. Да каких там читателей, если уж на то пошло? Привезут в библиотеку школьников, а те сидят и мучаются два часа, периодически засыпая и вздыхая. Мол, когда же они наконец-то закончат это? Вот эти… чувствуют себя писателями – каждую минуту, каждый час, каждый день. Чувствуют себя писателями современности, явившими миру – ни больше ни меньше – аж по два «шедевра»! Их сюжеты напоминают мне твою стряпню: ни фабулы, ни темы, ни развития сюжета…
- Ах, вот даже как! Когда ты ешь мою стряпню, не говоришь мне таких слов!
- Из вежливости, - сморщился он.
- И после стольких лет совместной жизни ты бросаешь это… мне в лицо. Прекрасно! Только давай расставим акценты, прежде чем ты продолжишь своё самобичевание по поводу того, что не чувствуешь себя писателем - не переключайся, пожалуйста, на меня. А если это очередные вспышки твоего невроза, я тут ни причём. Господи, как же мне надоели твои разборки со своим больным тщеславием!
- Тщеславием? Откуда ему взяться, если я не чувствую своей значимости? Объясни, будь любезна.
- Буду откровенна. Так и быть. Да, живёт в тебе нечто, мешающее чувствовать себя творцом. Удивляюсь. Те, которых ты перечислил, и те, которых ты назвал, но о ком подумал, - разумеется, убедили себя в том, что они – творцы. И это, надо отдать им должное, у них отменно получается - тебе на зависть. А с выражением и с высоко поднятой головой, к твоему сведению, можно прочитать даже телевизионную программу. Выходя на сцену, они входят в роль творцов или персонажей, которых лицезрели в кинофильмах про писателей. Они не оставят следа в литературе. Написанные ими «шедевры» умрут вместе с ними. Точнее – уже умерли. Свои книги, к тому же, они выпускают за свой счёт. То есть за свои деньги, которые зарабатывают на заводах, на стройках… Тебя же, мой ненаглядный, издаёт лучшее издательство юга России! Твои книги, хотела сказать.
- Это ни о чём не говорит. Ницше издал «Так говорил Заратустра» за свой счёт. Шопенгауэр… Примеров в литературе достаточно. Дело не в этом.
- Ты высоко поднял планку внутри себя, словно флаг… Оттого и не можешь её перепрыгнуть. Или, как там говорят спортсмены, взять? К тому же, хочешь – не мечтаешь, а именно хочешь – славы: не меньшей, чем у Шекспира, Кита Марло, Джона Китса, Конан Дойля, лорда Байрона, Гоголя, Лермонтова, Вольтера, Бомарше, Шиллера, Бетховена, наконец. Можно продолжать перечислять имена великих творцов, но только от этого ты не станешь чувствовать себя, как ты говоришь, настоящим писателем. И к большинству из них слава пришла только после смерти… Как тебе такая перспектива?
- Очень смешно! Сколько раз я предлагала тебе переехать в Москву или в Санкт-Петербург. Я введу тебя в столичные литературные круги, в буквальном смысле, за руку. Никто не растёт как писатель до небес в провинции. К тому же…
- В провинции? Ростов уже стал для москвичей и питерцев провинцией? С каких пор?
- Мне лучше знать. Я часто летаю к своим друзьям в Москву и знаю, о чём они говорят в литературных кругах и в галереях. Я родилась в столице. Для московской литературной тусовки и петербургской богемы Ростов, как и Краснодар, Новосибирск, Калуга, - есть провинция, чёрт возьми! Когда в конце концов ты это осмыслишь?
- Тусовки, богемы… - повторил писатель, не чувствующий себя таковым.
- Они живут своим кругом. И всё…
- Что находится за пределами этого круга - ни что иное, как грёбаная писанина. Вздор, да и только! – раздражённо выговорил сочинитель.
- Вроде того. Милый, в столице ты почувствуешь себя писателем. Обещаю. Или тебя научат этому. Есть только одна проблема…
- То есть? – опустив взгляд на собачонку, поинтересовался он.
- Ты не пьёшь, не куришь, не имеешь вредных привычек…
- А что – надо пить? Курить? Глотать таблетки или нюхать героин, чтобы забогемиться? Ты в своём уме, ненаглядная моя?
- Времена рыцарей в литературе прошли. Проснись уже.
- Я догадываюсь, почему ты хочешь переехать в Москву к своим подружкам. Сказать?
- Сделай милость.
- Там вечеринки и приёмы проходят круглосуточно. Может, я не точно выразился, но, думаю, ты поняла.
- Блистать и наслаждаться жизнью – так это называется, милый. Жизнь – скоротечна.
- Иволгин, Холматов, Пащенко уехали в Москву, чтобы «вырасти до небес», как ты говоришь. И что? Двое – спились, третий – вернулся, не выдержав, как он мне сказал, «удушающей, нездоровой обстановки».
- Правда? Пащенко вернулся в Ростов? – удивилась она.
- И посещает заседания литобъединения. Слабых писателей и в столицах предостаточно.
- Мы с тобой общаемся на разных языках, Максим.
- Верно. Я – о литературе, а ты – о светской мишуре.
- Не пойму тебя. Чего ты хочешь? У тебя беспрерывные разборки с самим собой. Тебя издаёт лучшее издательство Юга. Книги, написанные тобой, хорошо продаются в книжных магазинах и в интернет-магазинах. В том числе и в самых престижных: «Озоне», «Rullite», «Самолите». Их рекламирует рекламное агентство «Эксмо-Пресс». Любой позавидует. Но тебе этого мало. Нужна всемирная слава… Но, извини, там и требования к текстам куда серьёзнее…
- Вот наконец ты и произнесла то, что не договаривала: «требования к текстам куда серьёзнее». Восемь лет мы вместе, а ты только сегодня заявляешь, что я – средненький писака. Спасибо за откровенность. Одним словом - неудачник! И всё! Так называют в Америке таких, как я? «И как хочется всю писанину мне поджарить в лесу на костре» - один поэт сказал. Давно нужно было сказать мне правду, Клавдия.
- О чём ты говоришь, зайчонок? – спросила, в свою очередь, Клавдия, понимая, что наговорила много лишнего.
- Знаешь, что означает слово «неудачник»? Это человек, все дела и поступки которого заканчиваются неудачей. На Западе от таких держатся на расстоянии, чтобы не заразиться… Итак, ты лгала мне все эти годы. Я правильно понял?
- Поддерживала. Так точнее.
- Врала. Так правильнее.
- Знаешь, в чём твоя проблема?
Максим глубоко вздохнул.
- Ты хочешь, чтобы у тебя брали интервью не ростовские корреспондентишки, а солидные нью-йорские газеты. И печатали твои интервью не в ростовских газетёнках, а в толстых глянцевых журналах. Я вселяла в тебя надежду, скажем так. Господи! Мы что – снова ругаемся? Поверить не могу! От этого морщины и болезни. У тебя кризис среднего возраста. Определённо. И это – самое меньшее.
- Думай, как хочешь. Говори, что взбредёт в голову. Теперь мне всё ясно.
- Полагаю, теперь ты меня презираешь?
- С чего ты взяла? Я этого не говорил.
- Так мы пойдём на приём к Синицыным?
- Мой ответ – нет! Можешь идти одна. Эти тусовки, приёмы по случаю и без, знакомства с «нужными» людьми и влиятельными чиновниками, якобы читавшими мои романы, мне опостылели. Первого июня я уеду. Вернусь из творческой командировки и уеду.
- Куда? – удивлённо спросила Клавдия. – В какие страны, в какие города?
- В сторону моря.
- Ты ведь боишься моря! «Оно меня проглотит» - твои слова?
- Остановлюсь в каком-нибудь посёлке, в котором нет связи, газа, электричества, бензина, и зароюсь на целое лето.
- В средневековье! А виновата, как всегда, я? Но на этот раз вдвойне.
- Обоснуй.
- Во-первых, потому что сказала: твои книги не дотягивают до шедевров. Заметь, именно так ты понял мои безобидные, на первый взгляд, слова, вернее – извратил…
- Извратил? Хм! – улыбнулся Максим и посмотрел на часы.
- Во-вторых, я не могу иметь детей.
- Не хочешь! Не хочешь! «Искусство требует жертв» - твои слова? Твоё заблуждение, которое придавило наше будущее, словно десятитонная плита. И корректировка текстов, к твоему сведению, пусть даже больших, не является искусством. Это – профессия, как и редактирование их, вёрстка, дизайн обложки. Не будет книг – и вы не нужны…
- О, поверь мне: книги писали, пишут и будут писать до второго потопа. И плохие, со слабым, умирающим в середине романа сюжетом; и ужасные, не имеющие ни стиля, ни формы, с отвратительными текстами, с неправильно расставленными знаками препинания, с глупыми и скучными диалогами, или утомительными авторскими разъяснениями, пояснениями, бесконечными описаниями пейзажей, ландшафтов, полей и рек… И, разумеется, хорошо написанные, с остросюжетными, захватывающими текстами. И так далее. Но писать будут! Всегда!
- Что говорит нам о том, что вы, корректоры и редакторы, сами не умеющие писать романы, бессмертны!
- К вашей великой радости. Короче, Максим, это больной разговор, неподдающийся лечению. Не желаю его продолжать. А детей заводить нам ещё рановато, милый.
- Для таких, как ты, всегда рановато. И в итоге…
- Я – светская львица. Нам дети в тягость.
- О, боже! Светская кошка, ты хотела сказать? Надо же! И кто только вас выдумал – светских львиц? Стыдись!
- Мы нужны свету. Все городские новости проходят через нас. Мы всё устраиваем, решаем: кто в городе писатель, о ком следует писать в газетах, кого продвигать, а кого, скажу прямо, - в сторону…
- Ну и ну! Какое извращённое самомнение! Надо думать, своими успехами в литературе я обязан твоей светской болтовне? Так что ли?
- Я немало сделала для того, чтобы ты…
- Вот ты и призналась. Поэтому я и не чувствую себя писателем, потому что на моём пути не было сопротивления… Ты что – ликвидатор?
- Зато были, благодаря моим связям в Питере, Москве и Ростове, отличные рецензии на твои книги в прессе. Мы живём в столице юга России…
- Ушам не верю. Десять минут назад ты объясняла, доказывала мне, что Ростов – провинция и «никто не растёт в провинции, как писатель, до небес». Значит, я тот, которого ты вывела на литературный олимп, а заодно и себя? Теперь ясно: светским львицам, чтобы появиться в обществе, на губернаторских балах, приёмах и юбилеях – нужны рядом такие, как я. Если всё тобою сказанное проанализировать, можно предположить, что я – лучший из лучших, раз ты таскаешь меня по всем тусовкам. Вот оно что! А если завтра в городе кто-то напишет роман лучше моих? Ты возникнешь рядом с ним? Таков твой план?
- Максим, мы вместе восемь лет. А это, в любом случае, что-то да значит.
- Вот именно – что-то туманное, непонятное, а именно – что-то… Всё! С меня хватит! Вернусь из Калуги – тогда и договорим.
- Ты сегодня невыносим, зайчонок. Оставайся дома, если хочешь, и съедай себя заживо. «Неудачник» - это слово Клавдия сказала шёпотом – так, на всякий случай.
- Как мне порой хочется, - продолжила она, - чтобы у тебя начался творческий кризис – года на два, на три.
- С ума сошла? Собирайся в свой зверинец и езжай, на этот раз, без меня.
- Чтобы ты вдоволь помучился. Шедевры рождаются в муках… Но нет, ты пишешь книгу за книгой. Вынуждена признать: в конечном счёте они – одна лучше другой. Поверь мне. Я – твой корректор и редактор.
- Кризис… Предательское желание, не находишь? Ну, да ладно. Отдохну от тебя целую неделю.
- Навести в Калуге своих родственников. И не забудь оставить утром рукопись вот на этом столе. Начну с ней работать – в тишине, после твоего отъезда. Может быть, в Калуге пройдёт твоя психостения.
- Собери мои вещи. В девять часов придёт такси.
Максим пошёл в ванную комнату. Клавдия начала собираться на юбилей к Синицыным.
Продолжение разговора
(О! Это уже слишком)
Примерно через час Максим вышел из ванной комнаты и, одев халат, направился в кухню. Выпив стакан воды, он пошёл в большую комнату.
Клавдия уже была готова ехать на приём к Синицыным. Она стояла у стола и что-то искала в сумочке. Увидев Максима, она подумала: «Чёрт побери, не успела смотаться. Сейчас начнёт всё заново!» Она вздохнула и произнесла:
- С лёгким паром, дорогой, - и улыбнулась – так, на всякий случай. И этот «всякий случай» не заставил себя ждать ни минуты. Они – эти «всякие случаи» - не любят ждать.
Максим посмотрел на Клавдию и воскликнул:
- О-го-го! Ни больше ни меньше – Мелани Трамп. Платье… Я его раньше не видел. Отлично выглядишь!
- Спасибо, мой хороший. Да, а кто она, эта Ме… Мелони, как её там?
- Трамп. Супруга сорок пятого президента Соединённых Штатов Америки. Новоиспечённого. Она – бывшая модель. Родилась в Словении.
- Повезло Словении, если она стала первой леди такой влиятельной страны.
- Да… Наши политики устроили по этому поводу в прошлом году, я имею в виду победу Дональда на выборах, чуть ли не народные гуляния. Теперь наверняка нашим пенсионерам прибавят пенсии, уменьшится безработица и, само собой… Именно, само собой, всё исправится, - сказал Максим не без доли сарказма, посмотрел на Клавдию и сел на диван.
Клавдия наконец нашла ключи от машины и произнесла:
- Я готова, милый, мне пора.
Клавдия хотела поцеловать Максима в щёку, но он отверг её.
Удивившись такому жесту со стороны Максима, она поинтересовалась:
- Ну, что ещё?
- Присядь, Клавдия. Садись, садись. Поговорим пару минут и поедешь в свой зверинец.
- Опять? Мы не закончили разве?
- Поставим в этом вопросе точку. Жирную.
(Мелодрама в двух томах)
Том первый
2018 год
Автор: Владимир Загородников
Год и место написания: Кубань, г. Горячий Ключ, 2017-2018 гг.
Литературная форма: роман
Жанр: мелодрама, триллер, мистика
Места действия: г. Ростов-на-Дону, пос. Молдовановка,
г. Геленджик, пос. Джубга, г. Прага
Время действия: наши дни
Первая часть
- Знаешь, в чём моя проблема? – обратился молодой мужчина к сидевшей в кресле девушке в белом халате, который он подарил ей на восьмое марта. Она сидела в кресле и гладила собачку, в которой души не чаяла, и слушала собеседника без особого внимания - так, словно он завёл старую, заезженную пластинку. Мужчина посмотрел на неё, усмехнулся и продолжил: - Если это вообще проблема, а не что-то проблематичное… в том, что я, написав семь романов, не чувствую себя…
- Гением? – вставила она, улыбаясь и делая вид, что слышит эти слова не в первый раз.
Он посмотрел на неё серьёзным, осуждающим взглядом, в котором она уловила нотки укора за то, что перебила его. Девушка тут же извинилась.
- Писателем, - закончил он свою мысль. – Понимаешь? Даже на автограф сессиях и презентациях моих книг, в книжных магазинах или в библиотеках, когда я подписываю читателям и почитателям свои новые книги под вспышками фотоаппаратов и направленными на меня в этот момент видеокамерами, я не чувствую себя писателем. Поразительно! – подняв руки вверх и опустив их, дополнил он. – Посмотри на Ивана, Изю, Светлану Михайловну… Написали по две книги, да и назвать-то их «творения» книгами нельзя, даже с натяжкой. Вспомни, сама говорила, прочитав эти «шедевры»: «Средненько, серенько и практически ни о чём». Твои ведь слова? Но сколько гонора, высокомерия! Ставя автограф очередной жертве на книге, написанной десять лет назад, на их лицах такой умиротворённый вид – куда уж мне со своими опусами, будто они сочинили, по меньшей мере, повторю громче, чтобы ты очнулась, – «Гамлета». А на встречах с читателями сидят с высоко поднятой головой, во фраках и, медленно смакуя каждое слово, словно у них во рту чёрная икра, отвечают на вопросы читателей. Да каких там читателей, если уж на то пошло? Привезут в библиотеку школьников, а те сидят и мучаются два часа, периодически засыпая и вздыхая. Мол, когда же они наконец-то закончат это? Вот эти… чувствуют себя писателями – каждую минуту, каждый час, каждый день. Чувствуют себя писателями современности, явившими миру – ни больше ни меньше – аж по два «шедевра»! Их сюжеты напоминают мне твою стряпню: ни фабулы, ни темы, ни развития сюжета…
- Ах, вот даже как! Когда ты ешь мою стряпню, не говоришь мне таких слов!
- Из вежливости, - сморщился он.
- И после стольких лет совместной жизни ты бросаешь это… мне в лицо. Прекрасно! Только давай расставим акценты, прежде чем ты продолжишь своё самобичевание по поводу того, что не чувствуешь себя писателем - не переключайся, пожалуйста, на меня. А если это очередные вспышки твоего невроза, я тут ни причём. Господи, как же мне надоели твои разборки со своим больным тщеславием!
- Тщеславием? Откуда ему взяться, если я не чувствую своей значимости? Объясни, будь любезна.
- Буду откровенна. Так и быть. Да, живёт в тебе нечто, мешающее чувствовать себя творцом. Удивляюсь. Те, которых ты перечислил, и те, которых ты назвал, но о ком подумал, - разумеется, убедили себя в том, что они – творцы. И это, надо отдать им должное, у них отменно получается - тебе на зависть. А с выражением и с высоко поднятой головой, к твоему сведению, можно прочитать даже телевизионную программу. Выходя на сцену, они входят в роль творцов или персонажей, которых лицезрели в кинофильмах про писателей. Они не оставят следа в литературе. Написанные ими «шедевры» умрут вместе с ними. Точнее – уже умерли. Свои книги, к тому же, они выпускают за свой счёт. То есть за свои деньги, которые зарабатывают на заводах, на стройках… Тебя же, мой ненаглядный, издаёт лучшее издательство юга России! Твои книги, хотела сказать.
- Это ни о чём не говорит. Ницше издал «Так говорил Заратустра» за свой счёт. Шопенгауэр… Примеров в литературе достаточно. Дело не в этом.
- Ты высоко поднял планку внутри себя, словно флаг… Оттого и не можешь её перепрыгнуть. Или, как там говорят спортсмены, взять? К тому же, хочешь – не мечтаешь, а именно хочешь – славы: не меньшей, чем у Шекспира, Кита Марло, Джона Китса, Конан Дойля, лорда Байрона, Гоголя, Лермонтова, Вольтера, Бомарше, Шиллера, Бетховена, наконец. Можно продолжать перечислять имена великих творцов, но только от этого ты не станешь чувствовать себя, как ты говоришь, настоящим писателем. И к большинству из них слава пришла только после смерти… Как тебе такая перспектива?
- Очень смешно! Сколько раз я предлагала тебе переехать в Москву или в Санкт-Петербург. Я введу тебя в столичные литературные круги, в буквальном смысле, за руку. Никто не растёт как писатель до небес в провинции. К тому же…
- В провинции? Ростов уже стал для москвичей и питерцев провинцией? С каких пор?
- Мне лучше знать. Я часто летаю к своим друзьям в Москву и знаю, о чём они говорят в литературных кругах и в галереях. Я родилась в столице. Для московской литературной тусовки и петербургской богемы Ростов, как и Краснодар, Новосибирск, Калуга, - есть провинция, чёрт возьми! Когда в конце концов ты это осмыслишь?
- Тусовки, богемы… - повторил писатель, не чувствующий себя таковым.
- Они живут своим кругом. И всё…
- Что находится за пределами этого круга - ни что иное, как грёбаная писанина. Вздор, да и только! – раздражённо выговорил сочинитель.
- Вроде того. Милый, в столице ты почувствуешь себя писателем. Обещаю. Или тебя научат этому. Есть только одна проблема…
- То есть? – опустив взгляд на собачонку, поинтересовался он.
- Ты не пьёшь, не куришь, не имеешь вредных привычек…
- А что – надо пить? Курить? Глотать таблетки или нюхать героин, чтобы забогемиться? Ты в своём уме, ненаглядная моя?
- Времена рыцарей в литературе прошли. Проснись уже.
- Я догадываюсь, почему ты хочешь переехать в Москву к своим подружкам. Сказать?
- Сделай милость.
- Там вечеринки и приёмы проходят круглосуточно. Может, я не точно выразился, но, думаю, ты поняла.
- Блистать и наслаждаться жизнью – так это называется, милый. Жизнь – скоротечна.
- Иволгин, Холматов, Пащенко уехали в Москву, чтобы «вырасти до небес», как ты говоришь. И что? Двое – спились, третий – вернулся, не выдержав, как он мне сказал, «удушающей, нездоровой обстановки».
- Правда? Пащенко вернулся в Ростов? – удивилась она.
- И посещает заседания литобъединения. Слабых писателей и в столицах предостаточно.
- Мы с тобой общаемся на разных языках, Максим.
- Верно. Я – о литературе, а ты – о светской мишуре.
- Не пойму тебя. Чего ты хочешь? У тебя беспрерывные разборки с самим собой. Тебя издаёт лучшее издательство Юга. Книги, написанные тобой, хорошо продаются в книжных магазинах и в интернет-магазинах. В том числе и в самых престижных: «Озоне», «Rullite», «Самолите». Их рекламирует рекламное агентство «Эксмо-Пресс». Любой позавидует. Но тебе этого мало. Нужна всемирная слава… Но, извини, там и требования к текстам куда серьёзнее…
- Вот наконец ты и произнесла то, что не договаривала: «требования к текстам куда серьёзнее». Восемь лет мы вместе, а ты только сегодня заявляешь, что я – средненький писака. Спасибо за откровенность. Одним словом - неудачник! И всё! Так называют в Америке таких, как я? «И как хочется всю писанину мне поджарить в лесу на костре» - один поэт сказал. Давно нужно было сказать мне правду, Клавдия.
- О чём ты говоришь, зайчонок? – спросила, в свою очередь, Клавдия, понимая, что наговорила много лишнего.
- Знаешь, что означает слово «неудачник»? Это человек, все дела и поступки которого заканчиваются неудачей. На Западе от таких держатся на расстоянии, чтобы не заразиться… Итак, ты лгала мне все эти годы. Я правильно понял?
- Поддерживала. Так точнее.
- Врала. Так правильнее.
- Знаешь, в чём твоя проблема?
Максим глубоко вздохнул.
- Ты хочешь, чтобы у тебя брали интервью не ростовские корреспондентишки, а солидные нью-йорские газеты. И печатали твои интервью не в ростовских газетёнках, а в толстых глянцевых журналах. Я вселяла в тебя надежду, скажем так. Господи! Мы что – снова ругаемся? Поверить не могу! От этого морщины и болезни. У тебя кризис среднего возраста. Определённо. И это – самое меньшее.
- Думай, как хочешь. Говори, что взбредёт в голову. Теперь мне всё ясно.
- Полагаю, теперь ты меня презираешь?
- С чего ты взяла? Я этого не говорил.
- Так мы пойдём на приём к Синицыным?
- Мой ответ – нет! Можешь идти одна. Эти тусовки, приёмы по случаю и без, знакомства с «нужными» людьми и влиятельными чиновниками, якобы читавшими мои романы, мне опостылели. Первого июня я уеду. Вернусь из творческой командировки и уеду.
- Куда? – удивлённо спросила Клавдия. – В какие страны, в какие города?
- В сторону моря.
- Ты ведь боишься моря! «Оно меня проглотит» - твои слова?
- Остановлюсь в каком-нибудь посёлке, в котором нет связи, газа, электричества, бензина, и зароюсь на целое лето.
- В средневековье! А виновата, как всегда, я? Но на этот раз вдвойне.
- Обоснуй.
- Во-первых, потому что сказала: твои книги не дотягивают до шедевров. Заметь, именно так ты понял мои безобидные, на первый взгляд, слова, вернее – извратил…
- Извратил? Хм! – улыбнулся Максим и посмотрел на часы.
- Во-вторых, я не могу иметь детей.
- Не хочешь! Не хочешь! «Искусство требует жертв» - твои слова? Твоё заблуждение, которое придавило наше будущее, словно десятитонная плита. И корректировка текстов, к твоему сведению, пусть даже больших, не является искусством. Это – профессия, как и редактирование их, вёрстка, дизайн обложки. Не будет книг – и вы не нужны…
- О, поверь мне: книги писали, пишут и будут писать до второго потопа. И плохие, со слабым, умирающим в середине романа сюжетом; и ужасные, не имеющие ни стиля, ни формы, с отвратительными текстами, с неправильно расставленными знаками препинания, с глупыми и скучными диалогами, или утомительными авторскими разъяснениями, пояснениями, бесконечными описаниями пейзажей, ландшафтов, полей и рек… И, разумеется, хорошо написанные, с остросюжетными, захватывающими текстами. И так далее. Но писать будут! Всегда!
- Что говорит нам о том, что вы, корректоры и редакторы, сами не умеющие писать романы, бессмертны!
- К вашей великой радости. Короче, Максим, это больной разговор, неподдающийся лечению. Не желаю его продолжать. А детей заводить нам ещё рановато, милый.
- Для таких, как ты, всегда рановато. И в итоге…
- Я – светская львица. Нам дети в тягость.
- О, боже! Светская кошка, ты хотела сказать? Надо же! И кто только вас выдумал – светских львиц? Стыдись!
- Мы нужны свету. Все городские новости проходят через нас. Мы всё устраиваем, решаем: кто в городе писатель, о ком следует писать в газетах, кого продвигать, а кого, скажу прямо, - в сторону…
- Ну и ну! Какое извращённое самомнение! Надо думать, своими успехами в литературе я обязан твоей светской болтовне? Так что ли?
- Я немало сделала для того, чтобы ты…
- Вот ты и призналась. Поэтому я и не чувствую себя писателем, потому что на моём пути не было сопротивления… Ты что – ликвидатор?
- Зато были, благодаря моим связям в Питере, Москве и Ростове, отличные рецензии на твои книги в прессе. Мы живём в столице юга России…
- Ушам не верю. Десять минут назад ты объясняла, доказывала мне, что Ростов – провинция и «никто не растёт в провинции, как писатель, до небес». Значит, я тот, которого ты вывела на литературный олимп, а заодно и себя? Теперь ясно: светским львицам, чтобы появиться в обществе, на губернаторских балах, приёмах и юбилеях – нужны рядом такие, как я. Если всё тобою сказанное проанализировать, можно предположить, что я – лучший из лучших, раз ты таскаешь меня по всем тусовкам. Вот оно что! А если завтра в городе кто-то напишет роман лучше моих? Ты возникнешь рядом с ним? Таков твой план?
- Максим, мы вместе восемь лет. А это, в любом случае, что-то да значит.
- Вот именно – что-то туманное, непонятное, а именно – что-то… Всё! С меня хватит! Вернусь из Калуги – тогда и договорим.
- Ты сегодня невыносим, зайчонок. Оставайся дома, если хочешь, и съедай себя заживо. «Неудачник» - это слово Клавдия сказала шёпотом – так, на всякий случай.
- Как мне порой хочется, - продолжила она, - чтобы у тебя начался творческий кризис – года на два, на три.
- С ума сошла? Собирайся в свой зверинец и езжай, на этот раз, без меня.
- Чтобы ты вдоволь помучился. Шедевры рождаются в муках… Но нет, ты пишешь книгу за книгой. Вынуждена признать: в конечном счёте они – одна лучше другой. Поверь мне. Я – твой корректор и редактор.
- Кризис… Предательское желание, не находишь? Ну, да ладно. Отдохну от тебя целую неделю.
- Навести в Калуге своих родственников. И не забудь оставить утром рукопись вот на этом столе. Начну с ней работать – в тишине, после твоего отъезда. Может быть, в Калуге пройдёт твоя психостения.
- Собери мои вещи. В девять часов придёт такси.
Максим пошёл в ванную комнату. Клавдия начала собираться на юбилей к Синицыным.
Продолжение разговора
(О! Это уже слишком)
Примерно через час Максим вышел из ванной комнаты и, одев халат, направился в кухню. Выпив стакан воды, он пошёл в большую комнату.
Клавдия уже была готова ехать на приём к Синицыным. Она стояла у стола и что-то искала в сумочке. Увидев Максима, она подумала: «Чёрт побери, не успела смотаться. Сейчас начнёт всё заново!» Она вздохнула и произнесла:
- С лёгким паром, дорогой, - и улыбнулась – так, на всякий случай. И этот «всякий случай» не заставил себя ждать ни минуты. Они – эти «всякие случаи» - не любят ждать.
Максим посмотрел на Клавдию и воскликнул:
- О-го-го! Ни больше ни меньше – Мелани Трамп. Платье… Я его раньше не видел. Отлично выглядишь!
- Спасибо, мой хороший. Да, а кто она, эта Ме… Мелони, как её там?
- Трамп. Супруга сорок пятого президента Соединённых Штатов Америки. Новоиспечённого. Она – бывшая модель. Родилась в Словении.
- Повезло Словении, если она стала первой леди такой влиятельной страны.
- Да… Наши политики устроили по этому поводу в прошлом году, я имею в виду победу Дональда на выборах, чуть ли не народные гуляния. Теперь наверняка нашим пенсионерам прибавят пенсии, уменьшится безработица и, само собой… Именно, само собой, всё исправится, - сказал Максим не без доли сарказма, посмотрел на Клавдию и сел на диван.
Клавдия наконец нашла ключи от машины и произнесла:
- Я готова, милый, мне пора.
Клавдия хотела поцеловать Максима в щёку, но он отверг её.
Удивившись такому жесту со стороны Максима, она поинтересовалась:
- Ну, что ещё?
- Присядь, Клавдия. Садись, садись. Поговорим пару минут и поедешь в свой зверинец.
- Опять? Мы не закончили разве?
- Поставим в этом вопросе точку. Жирную.
