Замолчав, Яра покачала головой, а у сына её кольнуло сердце. Представил он, что бы с ним сталось, приключись такая беда с Заряной.
В этот момент лешак посмотрел на мать, та мгновенье смотрела на сына с той же скорбью на лице, а затем словно что-то поняла, и её черты отразили испуг и волнение. Она перевела взгляд на Олесю, сидевшую рядом с Яром. Девушка, находившаяся под влиянием рассказа, задумчиво поглаживала брата по руке. Едва встретившись глазами с матушкой, она поняла её чувства и сжала мужскую руку.
Яр недоумённо взглянул на маленькую ручку сестры, сжатую до белых костяшек, затем всмотрелся в девичье лицо. Губы Олеси дрожали, будто пытались сдержать крик, а слёзы хлынули из зелёных глаз. Яр растерявшись, снова посмотрел на мать. Та, прикрыв ладонями рот, часто качала головой, беззвучно отговаривая от чего-то сына. Тут Яр осознал, что мать, так хорошо знавшая его, прочла думы о Заряне. Лешак мягко отвел руку сестры, чмокнул её в макушку и встал из-за стола. В душе его кипела буря. Он понял, что что-то стряслось с Заряной.
Споро взявшись за посох, Яр ударил им о пол. В следующий миг он стоял у калитки дома Верены. В оконцах не горел свет. Перемахнув через невысокий плетень, Яр быстрым шагом направился к порогу. Тихонько постучал. Ответом ему была тишина. Он постучал громче, тогда дверь медленно отворилась, впуская в сени.
В горницу он вошёл без стука. Волхва, встрёпанная, сидела на своей лавке и куталась в серый пуховый плат. Светец на столе едва отгонял полумрак по углам. В избе было не топлено, и оттого темнота казалась сырой и промозглой. Яр ступил на ледяной пол. Он опустил глаза и осознал, что рванул сюда, позабыв обуться.
Верена не шелохнулась и не проронила ни звука. Яр подошел к очагу, разворошил кочергой золу. Достав из подпечья мелких щепок и пучок соломы, запалил растопку. Чуть подождав, когда займутся щепки, доложил дров, после подошёл к Верене и сел перед ней на корточки. Он не узнавал всегда убранную и красивую женщину – Верена сильно постарела, глубокие морщины залегли на лбу и у рта. Нечесаные космы, когда-то тёмно-русые, сейчас казались присыпанными пеплом. Поняв, что от волхвы ничего не добиться, Яр легонько подтолкнул её и та послушно легла на постель. Накрыв женщину меховым покрывалом, лешак вернулся к очагу и подбросил в топку дров.
Пылая красным огнём, очаг отогревал горницу, прогоняя темень. Яр огляделся. Вроде всё стояло на своих местах, но больше не чувствовалось ни уюта, ни тепла. Не было пряного аромата трав, запаха молока. Не осталось ничего, что так манило его, некогда маленького мальчика, проводившего тут так много времени.
Яр успел принести воды, приготовить нехитрую еду да взвар из трав и сушёных ягод, что отыскал в печурках, когда со стороны лавки раздалось кряхтение. Верена, словно дряхлая старуха, шаркая ногами и пошатываясь, дошла до стола, за которым её дожидался Яр. С тихим стоном, будто ей было невыносимо больно, она села напротив лешака. Он пододвинул к ней канопу с дымящимся настоем. Верена её обхватила дрожащими пальцами и сделала несколько глотков.
Яр еле сдерживал рвавшееся нетерпение, так хотелось кричать и трясти волхву, чтобы та, наконец, рассказала, что случилось. Молчание стало невыносимым и леший не выдержал, рыкнув:
– Где Заряна?
Верена подняла на него заплаканные тусклые глаза.
– Не уберегла я Зарянушку! Сгинула девонька, отдала свою искру, чтобы спасть деточек малых, – еле слышно бормотала волхва.
– Ничего не понимаю! – ярился лешак. – Какие дети? Кому отдала?
Верена начала свой рассказ с напоминания Яру о том вечере, когда попросила его присмотреть за Заряной. Поведала о и пропавших младенцах, и о северине, и о Змее. И о том, как поняла, что потеряла дочь навсегда, когда Микула пришёл с вестью о возвращении внука и других младенцев. Благодарил волхву за спасение невинных душ.
– Так, может, жива Заряна? – с надежной спросил Яр, пристально глядя на Верену. – Пойду к Змею, свою искру отдам, лишь бы Заряну вернул.
– Поздно, Яр! – закричала женщина. – Поздно! Раз души детские вернулись, тела их возродились, значит, Заряны уж нет ни в нашем мире, ни в Нави. Ритуалы свои я свершила, у Зари да у Вечерницы спрашивала о дочери названной, но и они мне ответили, что не горит больше её искра и не откликается на их призыв.
Яр запустил пальцы в свои волосы и, сжав до боли, замотал головой, не веря в сказанное волхвой. Он чувствовал, как в его груди разгорается яростный огонь гнева. Леший пытался решить, кто виноват, и на кого обрушить сокрушительную силу испепеляющего чувства. На волхву, не сберёгшую дочь? На собственных родителей, утаивших пропажу? Но, знай, он всё с самого начала, спас бы свою любимую?
Не взглянув на женщину, Яр встал и, прихватив посох, вышел из избы в глубокую зимнюю ночь. Он шёл по двору, не замечая плавящегося под босыми ногами снега и пробиравшего до костей злого мороза. Он шел прочь от избы, в которой жила его судьба, его счастье, та без, которой леший не видел больше смысла жить дальше. Дойдя до высокого яра, лешак бросил взгляд в чёрное звёздное небо и шагнул вниз…
Будь он обычным человеком, переломал бы себе кости, но тренированное тело и древний инстинкт сделали своё дело, не дав глупому хозяину погибнуть. В полете, Яр сгруппировался. Свалившись в сугроб, он покатился дальше, до самого берега скованной холодами Тихой. Там Яр и остался лежать на спине, упершись взглядом в беспросветную небесную тьму.
Казалось, даже звезды в этот момент скорбели вместе с ним, пригасив свой холодный свет. Грудь лешака сдавило так сильно, что стало невыносимо дышать, и тогда он во всё горло закричал, разбивая ночную морозную тишину. Из его глаз покатились слёзы, мгновенно застывавшие на ресницах и щеках. Яр, захотел бы, не вспомнил дня, когда он последний раз плакал. Да и какое ему было до этого дело! В его голове осталась лишь одна мысль: он и только он виноват во всём, что случилось с Заряной. Это он послушал отца и не открылся ей, это он напугал девчонку своей похотью и не стал просить прощения, это он слишком долго не навещал её, пока обустраивал свой быт. А значит, ему одному нести наказание за случившееся.
Яр не знал сколько времени прошло с тех пор как он упал, но очнувшись от своих дум, он едва чувствовал окоченевшее тело. Леший поднялся с трудом, опираясь на посох, представил перед глазами горницу своей избы, стукнул посохом оземь и исчез.
Звёзды снова засверкали. На небе показался серебряный рожок новорожденного месяца. Что им до лешака с его горем? И не такое они видали за свое существование! Их дело – лить холодный свет на бренную землю да зазывно мерцать, указывая путь заблудшим путникам.
Не устояв на ногах, Яр рухнул посреди горницы. Пискля, дремавший на печке, встрепенулся, услышав глухой звук. Свесив мордочку, он увидел на полу тёмную фигуру своего хозяина и стремглав соскочил вниз. Он принялся прыгать вокруг Яра, теребя его то за ухо, то за нос, то яростно тянул за длинные растрепавшиеся пряди волос, пронзительно попискивая и стрекоча, сперепугу забыв про дарованную человечью речь. Его маленькое сердечко никогда в жизни не билось так быстро и не болело так сильно, но никогда в жизни он и боялся так за друга.
Пискля вскоре выбился из сил и затих, путаясь в лешачих космах, где он всегда находил упокоение и ощущение родного гайно, где рос вместе с братьями и сестрами на радость маме. Обняв лешака за шею, на сколько мог, и жалостливо попискивая, бельчонок уснул.
Заряна всё это время находилась в шапке, что лежала на скамье. Высунув голову, она растеряно наблюдала за странными, будто ритуальным, танцами белки вокруг тела лешака. Когда грызун угомонился, змейка решила выбраться из своего теплого укрытия.
Неловко брякнувшись на пол с высоты лавки, она поползла к лешаку и белке. Скользить по тёплым доскам пола было вполне приятно, и дело шло быстро. На половике её движения замедлились, но Заряна не остановилась. Добравшись до тонкой полоске света, проложенную молодым месяцем, она вдруг почувствовала озноб во всем теле, но это не продлилось долго. Буквально в следующий миг она ощутила себя нагой и стоящей на четвереньках.
Девушка глянула в оконце, откуда лился лунный свет, а там молодой месяц жмурился, да звездочки вокруг него хороводы водили, зазывно подмигивали. Не доводилось раньше Заряне с месяцем беседы вести, а тут – словно родной, и свет его как будто душу согревал.
Душу… Спохватилась Заряна, вскочила и ринулась прочь от серебряного света, забившись в угол у очага. Руки к груди прижала – стучит сердце как прежде, и всё вроде как раньше. Она закрыла ладошками лицо и горько зарыдала – никто ей не помешал.
Наревевшись вдоволь, растерла соленую влагу по лицу, но что-то по щеке царапнуло. Глянула на руку – не видать не зги. Заряна поднялась на ноги, на цыпочках подошла к оконцу и опасливо разжала кулачок. На ладони нашлась пара чешуек чёрных, как угольки, не блестели они, а будто свет лунный поглощали. Девушка брезгливо смахнула их на пол и посмотрела на тело, что лежало посреди горницы.
Так же тихонько, на пальчиках, подкралась она к лежачему и присела рядом на корточках. Мужик. Молодой видно, борода с полтора ногтя (ноготь – 11мм), а огромный как медведь! Космы его длинные разметались по половику, но цвет в темноте не разобрать. Одежда на хозяине избы вся мокрая, а обувку он и вовсе где-то потерял.
Снова взгляд Заряны вернулся к лицу незнакомца. Она дотронулась до его лба кончиками пальцев и словно обожглась, видно началась лихорадка. Девушка потерла влажными пальцами свой лоб, вспоминая наставления Верены. Сердечко у Заряны екнуло – как там волхва без неё? Прерывисто, чуть не плача она вздохнула, но тут вспомнила, что нагая. Заряна подбежала к очагу, – в нём ещё тлели алые угольки – споро их раздула и, запалив лучину, зажгла светец на столе. Затем вернулась обратно, набросала в топку полешек, снова подула на угольки. Появившиеся язычки, учуяв поживу, с аппетитом облизнув бока деревяшек, взметнулись, освещая зёв очага.
Лучина, зажатая в рогатинке светца, осветила горницу, и Заряна впервые увидела новое обиталище своими, человеческими глазами. Заметив дверной проём, девушка распахнула льняные полотна и заглянула в клеть, что служила хозяину ложницей. Тут у стенки очага нашлась широкая постель, укрытая меховым покрывалом, и большой сундук. Закинув занавески за спинку коника (широкая мужская лавка), Заряна открыла крышку и принялась искать, что бы надеть.
По привычке начав слева, девушка вскоре нашла нательную небеленую рубаху. Накинув её, шагнула обратно в горницу. Мужская одёжка, не удержавшись на узких плечах, соскользнула, и Заряна, запутавшись в подоле, ничком упала на горячую мужскую грудь, но быстро поднялась. Она подтянула рубаху вверх и стянула завязки на вороте. Подворачивая рукава, девушка ещё раз подивилась росту мужика.
Вокруг хозяина избы пришлось долго хлопотать. В очаге томился взвар из сушёных ягод и трав, найденных в сенях, а Заряна сидела на половике рядом с хозяином избы и то и дело охлаждала тряпицу с его лба. Она уже подложила ему под голову подушку и накрыла меховым покрывалом. Хотела отцепить от его шеи белку, но ту и клещами было не отодрать. Хозяин и питомец будто впали в странное небытие и совсем не реагировали на шум, который производила Заряна.
Уже глубоко за полночь Заряну начало клонить в сон. Она в очередной раз провела ладонью по мужскому лбу. Жар потихоньку спадал, и девушка решила – долг гостеприимства выполнен. Она встала, громко зевнула и забросила в очаг ещё поленьев. Едва оказавшись на постели в соседней клети, Заряна тут же уснула.
Яр выплывал из забытья мучительно медленно. Его трясло, а вокруг нарастал давящий на уши шум. Он чувствовал себя мелкой мошкой застрявшей в меду. Отчаянно хотелось поднять руки заткнуть уши, чтобы снова исчезнуть из мира, где больше не было Заряны.
Ненадолго леший снова погрузился в тишину, а затем почувствовал, что снова падает, как давеча с яра. От этого ощущения у лешака перехватило дух и неприятно засосало под ложечкой. Он открыл глаза. Сквозь странную пелену перед глазами осмотрел свою горницу. Было светло. Рядом с ним на полу сидел отец и поддерживал его под спину.
– Прости, сын, – услышал Яр от отца, – не догадывался я, как запала тебе в душу девчонка.
Молодой леший посмотрел в отцовские глаза и понял: не держит больше на него зла. Не привык он валить с больной головы на здоровую, да и время вспять не вернуть. Умом он это понимал, но сердце болело, и каждый вдох отзывался чёрной тоской.
Яр прильнул к отцовскому плечу, будто маленький мальчик в поисках утешения и тепла, а Видар прижал его крепче ладонью к своей груди и обнял, поглаживая сыновью макушку. Так они просидели недолго. Хлопнула дверь, и в горницу ввалился Ватар, а следом за ним вошла Олеся. Они с тревожными лицами смотрели на семейную сцену, не зная, что делать.
Видар ободряюще похлопал сына по спине, встал на ноги, протянул ему руку и помог подняться. Олеся тут же бросилась к брату и, уткнувшись в его широкую грудь, расплакалась. Яр почувствовал, как пониже спины хлопнуло и чуть придавило тяжестью лукошка: сестрица так и не выпустила его из рук. Извернувшись, он отобрал корзинку у Олеси и, чмокнув её в лоб, подошел к столу. Оставив подарки и кивнув брату, который всё ещё топтался у порога с охапкой дров, он скрылся в ложнице (спальня).
В клети было тепло, просто удивительно, что за ночь не выстудило! Яр снял пропахшую потом рубаху и направился было к сундуку, но заметил на постели чистую. Она была странно сложена и немного помята.
«Наверно Пискля вытащил», – подумал Яр и попытался натянуть её на себя, но застрял в вороте. Леший тихо ругнулся, содрал с себя одёжку, чтобы рассмотреть. То, что он увидел, повергло его в ступор. Тесьма на вороте рубахи была завязана узлом с аккуратно расправленными петельками, напоминая скромный полевой цветок с четырьмя лепестками. Неизвестно сколько бы Яр пялился на чудно завязанные тесемки, но его отвлек Пискля. Бельчонок споро забрался с тылу, взгромоздился на макушку и распластался на голове, обнимая всеми лапками.
– Я чуть копыта не откинул! Думал, ты сдох, – пищал он, царапая тонкими коготками высокий лоб лешака.
– Когда ты успел копыта отрастить, коломес (говорящий вздор) хвостатый? – сердито буркнул Яр, стащив Писклю с и зажав в кулаке так, что из него торчала только головёнка и давно поломанный кончик хвоста. – Ты мне лучше поведай, когда вензеля научился на моих рубахах вязать.
Протиснувшись словно через горлышко горлача (узкогорлый кувшин для молока), Пискля выбрался из тисков хозяйских пальцев, ловко прыгнул к нему на плечо и принялся лапками ощупывать мужицкий лоб.
– Да ты, батюшка, до сих пор горишь! Какие вензеля в нашем захолустье? Давай-ка укладывайся на постель, отдохни! Я к тебе сейчас Олесю пришлю, она от матушки пирогов да каши тебе принесла.
Пискля скакнул на постель, заботливо расправил простынь, попрыгал на подушках, для верности похлопав по одной из них лапкой. Приготовив лешаку ложе, он резво умчался в горницу.
Прода от 14.11.2017, 16:29
В этот момент лешак посмотрел на мать, та мгновенье смотрела на сына с той же скорбью на лице, а затем словно что-то поняла, и её черты отразили испуг и волнение. Она перевела взгляд на Олесю, сидевшую рядом с Яром. Девушка, находившаяся под влиянием рассказа, задумчиво поглаживала брата по руке. Едва встретившись глазами с матушкой, она поняла её чувства и сжала мужскую руку.
Яр недоумённо взглянул на маленькую ручку сестры, сжатую до белых костяшек, затем всмотрелся в девичье лицо. Губы Олеси дрожали, будто пытались сдержать крик, а слёзы хлынули из зелёных глаз. Яр растерявшись, снова посмотрел на мать. Та, прикрыв ладонями рот, часто качала головой, беззвучно отговаривая от чего-то сына. Тут Яр осознал, что мать, так хорошо знавшая его, прочла думы о Заряне. Лешак мягко отвел руку сестры, чмокнул её в макушку и встал из-за стола. В душе его кипела буря. Он понял, что что-то стряслось с Заряной.
Споро взявшись за посох, Яр ударил им о пол. В следующий миг он стоял у калитки дома Верены. В оконцах не горел свет. Перемахнув через невысокий плетень, Яр быстрым шагом направился к порогу. Тихонько постучал. Ответом ему была тишина. Он постучал громче, тогда дверь медленно отворилась, впуская в сени.
В горницу он вошёл без стука. Волхва, встрёпанная, сидела на своей лавке и куталась в серый пуховый плат. Светец на столе едва отгонял полумрак по углам. В избе было не топлено, и оттого темнота казалась сырой и промозглой. Яр ступил на ледяной пол. Он опустил глаза и осознал, что рванул сюда, позабыв обуться.
Верена не шелохнулась и не проронила ни звука. Яр подошел к очагу, разворошил кочергой золу. Достав из подпечья мелких щепок и пучок соломы, запалил растопку. Чуть подождав, когда займутся щепки, доложил дров, после подошёл к Верене и сел перед ней на корточки. Он не узнавал всегда убранную и красивую женщину – Верена сильно постарела, глубокие морщины залегли на лбу и у рта. Нечесаные космы, когда-то тёмно-русые, сейчас казались присыпанными пеплом. Поняв, что от волхвы ничего не добиться, Яр легонько подтолкнул её и та послушно легла на постель. Накрыв женщину меховым покрывалом, лешак вернулся к очагу и подбросил в топку дров.
Пылая красным огнём, очаг отогревал горницу, прогоняя темень. Яр огляделся. Вроде всё стояло на своих местах, но больше не чувствовалось ни уюта, ни тепла. Не было пряного аромата трав, запаха молока. Не осталось ничего, что так манило его, некогда маленького мальчика, проводившего тут так много времени.
Яр успел принести воды, приготовить нехитрую еду да взвар из трав и сушёных ягод, что отыскал в печурках, когда со стороны лавки раздалось кряхтение. Верена, словно дряхлая старуха, шаркая ногами и пошатываясь, дошла до стола, за которым её дожидался Яр. С тихим стоном, будто ей было невыносимо больно, она села напротив лешака. Он пододвинул к ней канопу с дымящимся настоем. Верена её обхватила дрожащими пальцами и сделала несколько глотков.
Яр еле сдерживал рвавшееся нетерпение, так хотелось кричать и трясти волхву, чтобы та, наконец, рассказала, что случилось. Молчание стало невыносимым и леший не выдержал, рыкнув:
– Где Заряна?
Верена подняла на него заплаканные тусклые глаза.
– Не уберегла я Зарянушку! Сгинула девонька, отдала свою искру, чтобы спасть деточек малых, – еле слышно бормотала волхва.
– Ничего не понимаю! – ярился лешак. – Какие дети? Кому отдала?
Верена начала свой рассказ с напоминания Яру о том вечере, когда попросила его присмотреть за Заряной. Поведала о и пропавших младенцах, и о северине, и о Змее. И о том, как поняла, что потеряла дочь навсегда, когда Микула пришёл с вестью о возвращении внука и других младенцев. Благодарил волхву за спасение невинных душ.
– Так, может, жива Заряна? – с надежной спросил Яр, пристально глядя на Верену. – Пойду к Змею, свою искру отдам, лишь бы Заряну вернул.
– Поздно, Яр! – закричала женщина. – Поздно! Раз души детские вернулись, тела их возродились, значит, Заряны уж нет ни в нашем мире, ни в Нави. Ритуалы свои я свершила, у Зари да у Вечерницы спрашивала о дочери названной, но и они мне ответили, что не горит больше её искра и не откликается на их призыв.
Прода от 21.11.2017, 17:11
Яр запустил пальцы в свои волосы и, сжав до боли, замотал головой, не веря в сказанное волхвой. Он чувствовал, как в его груди разгорается яростный огонь гнева. Леший пытался решить, кто виноват, и на кого обрушить сокрушительную силу испепеляющего чувства. На волхву, не сберёгшую дочь? На собственных родителей, утаивших пропажу? Но, знай, он всё с самого начала, спас бы свою любимую?
Не взглянув на женщину, Яр встал и, прихватив посох, вышел из избы в глубокую зимнюю ночь. Он шёл по двору, не замечая плавящегося под босыми ногами снега и пробиравшего до костей злого мороза. Он шел прочь от избы, в которой жила его судьба, его счастье, та без, которой леший не видел больше смысла жить дальше. Дойдя до высокого яра, лешак бросил взгляд в чёрное звёздное небо и шагнул вниз…
Будь он обычным человеком, переломал бы себе кости, но тренированное тело и древний инстинкт сделали своё дело, не дав глупому хозяину погибнуть. В полете, Яр сгруппировался. Свалившись в сугроб, он покатился дальше, до самого берега скованной холодами Тихой. Там Яр и остался лежать на спине, упершись взглядом в беспросветную небесную тьму.
Казалось, даже звезды в этот момент скорбели вместе с ним, пригасив свой холодный свет. Грудь лешака сдавило так сильно, что стало невыносимо дышать, и тогда он во всё горло закричал, разбивая ночную морозную тишину. Из его глаз покатились слёзы, мгновенно застывавшие на ресницах и щеках. Яр, захотел бы, не вспомнил дня, когда он последний раз плакал. Да и какое ему было до этого дело! В его голове осталась лишь одна мысль: он и только он виноват во всём, что случилось с Заряной. Это он послушал отца и не открылся ей, это он напугал девчонку своей похотью и не стал просить прощения, это он слишком долго не навещал её, пока обустраивал свой быт. А значит, ему одному нести наказание за случившееся.
Яр не знал сколько времени прошло с тех пор как он упал, но очнувшись от своих дум, он едва чувствовал окоченевшее тело. Леший поднялся с трудом, опираясь на посох, представил перед глазами горницу своей избы, стукнул посохом оземь и исчез.
Звёзды снова засверкали. На небе показался серебряный рожок новорожденного месяца. Что им до лешака с его горем? И не такое они видали за свое существование! Их дело – лить холодный свет на бренную землю да зазывно мерцать, указывая путь заблудшим путникам.
***
Не устояв на ногах, Яр рухнул посреди горницы. Пискля, дремавший на печке, встрепенулся, услышав глухой звук. Свесив мордочку, он увидел на полу тёмную фигуру своего хозяина и стремглав соскочил вниз. Он принялся прыгать вокруг Яра, теребя его то за ухо, то за нос, то яростно тянул за длинные растрепавшиеся пряди волос, пронзительно попискивая и стрекоча, сперепугу забыв про дарованную человечью речь. Его маленькое сердечко никогда в жизни не билось так быстро и не болело так сильно, но никогда в жизни он и боялся так за друга.
Пискля вскоре выбился из сил и затих, путаясь в лешачих космах, где он всегда находил упокоение и ощущение родного гайно, где рос вместе с братьями и сестрами на радость маме. Обняв лешака за шею, на сколько мог, и жалостливо попискивая, бельчонок уснул.
Заряна всё это время находилась в шапке, что лежала на скамье. Высунув голову, она растеряно наблюдала за странными, будто ритуальным, танцами белки вокруг тела лешака. Когда грызун угомонился, змейка решила выбраться из своего теплого укрытия.
Неловко брякнувшись на пол с высоты лавки, она поползла к лешаку и белке. Скользить по тёплым доскам пола было вполне приятно, и дело шло быстро. На половике её движения замедлились, но Заряна не остановилась. Добравшись до тонкой полоске света, проложенную молодым месяцем, она вдруг почувствовала озноб во всем теле, но это не продлилось долго. Буквально в следующий миг она ощутила себя нагой и стоящей на четвереньках.
Прода от 23.11.2017, 18:26
Девушка глянула в оконце, откуда лился лунный свет, а там молодой месяц жмурился, да звездочки вокруг него хороводы водили, зазывно подмигивали. Не доводилось раньше Заряне с месяцем беседы вести, а тут – словно родной, и свет его как будто душу согревал.
Душу… Спохватилась Заряна, вскочила и ринулась прочь от серебряного света, забившись в угол у очага. Руки к груди прижала – стучит сердце как прежде, и всё вроде как раньше. Она закрыла ладошками лицо и горько зарыдала – никто ей не помешал.
Наревевшись вдоволь, растерла соленую влагу по лицу, но что-то по щеке царапнуло. Глянула на руку – не видать не зги. Заряна поднялась на ноги, на цыпочках подошла к оконцу и опасливо разжала кулачок. На ладони нашлась пара чешуек чёрных, как угольки, не блестели они, а будто свет лунный поглощали. Девушка брезгливо смахнула их на пол и посмотрела на тело, что лежало посреди горницы.
Так же тихонько, на пальчиках, подкралась она к лежачему и присела рядом на корточках. Мужик. Молодой видно, борода с полтора ногтя (ноготь – 11мм), а огромный как медведь! Космы его длинные разметались по половику, но цвет в темноте не разобрать. Одежда на хозяине избы вся мокрая, а обувку он и вовсе где-то потерял.
Снова взгляд Заряны вернулся к лицу незнакомца. Она дотронулась до его лба кончиками пальцев и словно обожглась, видно началась лихорадка. Девушка потерла влажными пальцами свой лоб, вспоминая наставления Верены. Сердечко у Заряны екнуло – как там волхва без неё? Прерывисто, чуть не плача она вздохнула, но тут вспомнила, что нагая. Заряна подбежала к очагу, – в нём ещё тлели алые угольки – споро их раздула и, запалив лучину, зажгла светец на столе. Затем вернулась обратно, набросала в топку полешек, снова подула на угольки. Появившиеся язычки, учуяв поживу, с аппетитом облизнув бока деревяшек, взметнулись, освещая зёв очага.
Прода от 29.11.2017, 04:27
Лучина, зажатая в рогатинке светца, осветила горницу, и Заряна впервые увидела новое обиталище своими, человеческими глазами. Заметив дверной проём, девушка распахнула льняные полотна и заглянула в клеть, что служила хозяину ложницей. Тут у стенки очага нашлась широкая постель, укрытая меховым покрывалом, и большой сундук. Закинув занавески за спинку коника (широкая мужская лавка), Заряна открыла крышку и принялась искать, что бы надеть.
По привычке начав слева, девушка вскоре нашла нательную небеленую рубаху. Накинув её, шагнула обратно в горницу. Мужская одёжка, не удержавшись на узких плечах, соскользнула, и Заряна, запутавшись в подоле, ничком упала на горячую мужскую грудь, но быстро поднялась. Она подтянула рубаху вверх и стянула завязки на вороте. Подворачивая рукава, девушка ещё раз подивилась росту мужика.
Вокруг хозяина избы пришлось долго хлопотать. В очаге томился взвар из сушёных ягод и трав, найденных в сенях, а Заряна сидела на половике рядом с хозяином избы и то и дело охлаждала тряпицу с его лба. Она уже подложила ему под голову подушку и накрыла меховым покрывалом. Хотела отцепить от его шеи белку, но ту и клещами было не отодрать. Хозяин и питомец будто впали в странное небытие и совсем не реагировали на шум, который производила Заряна.
Уже глубоко за полночь Заряну начало клонить в сон. Она в очередной раз провела ладонью по мужскому лбу. Жар потихоньку спадал, и девушка решила – долг гостеприимства выполнен. Она встала, громко зевнула и забросила в очаг ещё поленьев. Едва оказавшись на постели в соседней клети, Заряна тут же уснула.
Прода от 30.11.2017, 15:26
***
Яр выплывал из забытья мучительно медленно. Его трясло, а вокруг нарастал давящий на уши шум. Он чувствовал себя мелкой мошкой застрявшей в меду. Отчаянно хотелось поднять руки заткнуть уши, чтобы снова исчезнуть из мира, где больше не было Заряны.
Ненадолго леший снова погрузился в тишину, а затем почувствовал, что снова падает, как давеча с яра. От этого ощущения у лешака перехватило дух и неприятно засосало под ложечкой. Он открыл глаза. Сквозь странную пелену перед глазами осмотрел свою горницу. Было светло. Рядом с ним на полу сидел отец и поддерживал его под спину.
– Прости, сын, – услышал Яр от отца, – не догадывался я, как запала тебе в душу девчонка.
Молодой леший посмотрел в отцовские глаза и понял: не держит больше на него зла. Не привык он валить с больной головы на здоровую, да и время вспять не вернуть. Умом он это понимал, но сердце болело, и каждый вдох отзывался чёрной тоской.
Яр прильнул к отцовскому плечу, будто маленький мальчик в поисках утешения и тепла, а Видар прижал его крепче ладонью к своей груди и обнял, поглаживая сыновью макушку. Так они просидели недолго. Хлопнула дверь, и в горницу ввалился Ватар, а следом за ним вошла Олеся. Они с тревожными лицами смотрели на семейную сцену, не зная, что делать.
Видар ободряюще похлопал сына по спине, встал на ноги, протянул ему руку и помог подняться. Олеся тут же бросилась к брату и, уткнувшись в его широкую грудь, расплакалась. Яр почувствовал, как пониже спины хлопнуло и чуть придавило тяжестью лукошка: сестрица так и не выпустила его из рук. Извернувшись, он отобрал корзинку у Олеси и, чмокнув её в лоб, подошел к столу. Оставив подарки и кивнув брату, который всё ещё топтался у порога с охапкой дров, он скрылся в ложнице (спальня).
В клети было тепло, просто удивительно, что за ночь не выстудило! Яр снял пропахшую потом рубаху и направился было к сундуку, но заметил на постели чистую. Она была странно сложена и немного помята.
«Наверно Пискля вытащил», – подумал Яр и попытался натянуть её на себя, но застрял в вороте. Леший тихо ругнулся, содрал с себя одёжку, чтобы рассмотреть. То, что он увидел, повергло его в ступор. Тесьма на вороте рубахи была завязана узлом с аккуратно расправленными петельками, напоминая скромный полевой цветок с четырьмя лепестками. Неизвестно сколько бы Яр пялился на чудно завязанные тесемки, но его отвлек Пискля. Бельчонок споро забрался с тылу, взгромоздился на макушку и распластался на голове, обнимая всеми лапками.
– Я чуть копыта не откинул! Думал, ты сдох, – пищал он, царапая тонкими коготками высокий лоб лешака.
– Когда ты успел копыта отрастить, коломес (говорящий вздор) хвостатый? – сердито буркнул Яр, стащив Писклю с и зажав в кулаке так, что из него торчала только головёнка и давно поломанный кончик хвоста. – Ты мне лучше поведай, когда вензеля научился на моих рубахах вязать.
Протиснувшись словно через горлышко горлача (узкогорлый кувшин для молока), Пискля выбрался из тисков хозяйских пальцев, ловко прыгнул к нему на плечо и принялся лапками ощупывать мужицкий лоб.
– Да ты, батюшка, до сих пор горишь! Какие вензеля в нашем захолустье? Давай-ка укладывайся на постель, отдохни! Я к тебе сейчас Олесю пришлю, она от матушки пирогов да каши тебе принесла.
Пискля скакнул на постель, заботливо расправил простынь, попрыгал на подушках, для верности похлопав по одной из них лапкой. Приготовив лешаку ложе, он резво умчался в горницу.
