Пролог. Дом с незабудками
Белый снег слепил глаза даже сквозь маленькое окошко. На деревянном столе, покрытом клеёнчатой скатертью с полустёртым рисунком, в изящной фарфоровой вазочке стоял букет незабудок. Откуда в царстве вечного снега взялись живые цветы? Грузные тёмно-зелёные ели, обступившие маленький дом на границе миров, молчали об этом. Однако каждое утро, когда она просыпалась и, выбравшись из-под пахучей овчины, заменявшей ей одеяло, шла на кухню, то всегда находила на столе букет цветов. Незабудки — свежие, нежные и юные, словно первая любовь. Казалось, это был один и тот же букет, который никогда не увядает. Но нет, незабудки пахли по-разному, и, вдыхая их тонкий аромат, она жмурилась счастливо и доверчиво.
Он уходил затемно, а возвращался под вечер. Ужин был уже готов. На скрип низкой двери она сначала неизменно вздрагивала, тревожно поводя плечами, а потом бросалась в сени, чтобы с разбегу уткнуться носом в его серый растянутый свитер с огромным воротником. Как у геологов или полярников прошлого века, думала она, улыбаясь. Он чувствовал эту улыбку, хотя не видел её, и бережно обнимал за плечи ту, чьего настоящего имени до сих пор не знал. Впрочем, своего имени он ей тоже не говорил: не потому что клятва связала его молчанием, а просто потому, что сам за прошедшие столетия уже забыл, как его звали там, на Земле.
Здесь она называла его Князем, а он её — Незабудкой. И обоим этого вполне хватало, чтобы не потерять друг друга в заснеженном мире вечности и еловых лесов.
Ужинали молча, как и всегда. И только когда она налила в гранёные стаканы крепкий чай, терпко пахнущий лимоном, он сказал:
— Завтра едешь со мной.
На эту простую фразу, сказанную совершенно будничным голосом — мягким, с приятной хрипотцой, — она взволнованно всплеснула руками. И тут же, боясь ненароком опрокинуть свой стакан, поддёрнула до локтей широкие рукава свитера. По его губам скользнула едва заметная, но очень нежная улыбка.
— Звезда сама просила за тебя, Командор не смог отказать.
В её распахнутых глазах плескалось бескрайнее небо с незабудками, русые волосы тёплым ветром разлетелись по серой шерсти его старого свитера, который она носила с удовольствием и гордостью.
— Глупая, — ласково усмехнулся он. — Ну, зачем тебе всё это?
Она залилась счастливым смехом, похожим на звон серебряных колокольчиков.
— У Вифлеемской Звезды так много Вестников! Неужели Изнанка земного мира не заслужила хотя бы одного? Пусть я не самый яркий луч, но тоже несу в себе её свет не меньше других. Во всяком случае, я стараюсь…
Последние слова она произнесла очень тихо и словно бы неуверенно, и щёки тут же заполыхали закатным румянцем. Протянув руку через стол, он благодарно сжал своей большой загрубевшей ладонью её тоненькие пальчики.
— Поезду и в самом деле не хватало проводницы, — сказал он, и в этой фразе без труда можно было угадать другую: «А мне — тебя».
Некоторое время они молча пили чай из гранёных стаканов в жестяных подстаканниках, какие обычно разносят проводники в поездах дальнего следования. За окном привычно гудела снежная буря. А потом он снова заговорил, и она вдруг поняла, как много между ними ещё осталось несказанного…
— Я слышал, ты встретила на своём пути другого Вестника?
Она беспечно пожала худенькими плечами, но незабудковые глаза всё-таки тревожно блеснули из-под длинных ресниц.
— Вся Изнанка мира уже в курсе?
— Такое событие сложно утаить: ваша встреча произошла вопреки всем законам физики и логики. Узнав об этом, я окончательно убедился, что ты — особенная.
— Он выполнил за меня одно поручение Звезды, и я теперь ему сильно обязана. — Она задумчиво помолчала, вспоминая о чём-то своём, а потом снова рассмеялась весёлым колокольчиком: — Меня направили к тебе, потому что я умирала, верно? То дело было связано с гадалкой, а я оказалась слишком слаба, чтобы пробить магическую защиту и донести Послание. Меня никто не должен был увидеть, а он почему-то смог, и тогда я просто недолго думая передала эстафету.
— Он?
— Это парень. По крайней мере, там — в том мире, который он освещает.
— Ясно.
В его твёрдом, спокойном голосе совсем не было тоскливой обречённости, похожей на завывания ветра за окном, но она вдруг вскочила и, порывисто обхватив его за шею тонкими руками, горячо зашептала на ухо срывающимся голосом:
— Ничего тебе не ясно! Если бы не он, я провалила бы своё первое задание. И что самое страшное, никогда-никогда не встретилась бы с тобой! Знаешь, сколько лучей Звезды умирает в пространстве, так и не достигнув цели? Просто исчезают, гаснут — о них даже не знает никто, их миллиарды! Я тоже была обречена, но он отразил мой свет, как зеркало. Он выполнил моё задание и направил мой путь совсем в другую сторону. Вероятно, в системе Звезды это сработало, как сложная оптика, которую Командор просто не мог не заметить. Это действительно редкое явление, почти случайное. Параллельные прямые не пересекаются. Но так вышло. И он послал за мной тебя… Тебя, Князь, а не кого-то другого! Поэтому я буду освещать твой мир. Я так решила. Я так хочу.
Он крепко обнял её, неожиданно ловким движением усадив к себе на колени. А она в ответ прижалась к нему доверчивой птичкой. Это была странная пара — седой и уставший машинист Небесного Поезда и хрупкая Вестница Элберет, луч Вифлеемской Звезды. Их судьбы тоже никогда не должны были пересечься.
Глава 1. Незабудка
Часть 1
В музей Назар обычно приходил после обеда. До полудня он по заданиям преддипломной практики вёл занятия в одной из школ города, потом ещё некоторое время проверял работы учеников и писал собственные отчёты. И только после этого шёл в музей, где теперь официально был оформлен на полставки научным сотрудником исторического отдела.
Этот день начала марта выдался особенным. Ещё поднимаясь по лестнице в мезонин старинного здания, где находился их большой кабинет, эльфёнок почуял неладное. Сверху доносился громкий женский голос, казалось, застывший на одной истерической ноте. «Опять Юлька скандалит», — решил Лас, прислушиваясь. Тихо просочившись в кабинет, он так и замер у двери: догадка оказалась верной. Даже более чем.
— …не надо давить мне на совесть, Галина Марковна! Не надо! — орала молодая сотрудница исторического отдела Юля, и её высокий голос, эхом отражаясь от стен, летел дальше по коридору — в другие отделы музея. — Я всё равно этого так не оставлю! Почему этой шалаве можно, а мне нельзя?! Кто это сказал? Любовник? Который замуж её не берёт, хотя живут вместе. Или папочка-дипломат? У которого бизнес на паях с черножопыми. Я всю вашу подноготную знаю! Поеду туда, куда захочу. И нечего мне рот затыкать!
Зрителей у скандалистки было достаточно. Пожилая Клавдия Михайловна сидела за своим столом, потирая пальцами виски так, словно у неё болела голова. Рядом, опершись одной рукой о край стола, а другую протянув вперёд в жесте то ли просительном, то ли безнадёжном, стояла бывшая начальница этого отдела, а теперь заведующая выставочным — Галина Марковна. Экскурсовод Олеся, молоденькая скромная девушка, сжалась на табурете за шкафом: на её лице был написан неподдельный ужас. И наконец, в центре комнаты, прямо напротив бушующей фурии, стоял тот, к кому и была обращена вся эта гневная речь — Ярослав, заведующий историческим отделом и непосредственный начальник Юли.
При одном взгляде на него Лас, кажется, забыл, как дышать: Итиль был белым, как простыня, его напряжённые плечи и отсутствующий взгляд, устремлённый в пол, недвусмысленно давали понять, что сейчас начальник отдела не просто зол — он в ярости, и буря неизбежна. Эльфёнок никогда не видел своего друга таким, даже в самые опасные моменты их совместных приключений. Но — удивительное дело! — все остальные, включая виновницу скандала, похоже, не замечали серьёзности положения. Ласу было трудно судить, но, наверное, со стороны Итиль выглядел просто спокойным и бесстрастным. Поэтому когда он заговорил, поймав первую же паузу в потоке брани, у всех свидетелей этой сцены от удивления расширились глаза.
— Так, ясно. — Сквозь спокойствие в голосе Ярослава сквозили сталь и холод, и у Ласа мелькнула мысль, что именно таким тоном отдаются приказы, не подлежащие обсуждению и отмене. — А теперь довожу до сведения сотрудников исторического отдела, что с завтрашнего дня здесь будут новые порядки. Поскольку к моей текущей работе добавилась должность руководителя экспедиции, у меня больше не осталось времени на то… — Лас подумал, что следующей фразой будет «чтобы прикрывать ваши задницы», но Итиль всё-таки не изменил своему самообладанию и недрогнувшим голосом продолжил: — …чтобы выполнять чужие обязанности. Теперь мы сделаем по-другому: утром я даю задания каждому, вечером принимаю под расписку. Невыполненная работа будет засчитываться как прогул. Если кто-то чувствует, что не справляется, то может передать часть своих заданий кому-то другому, также под расписку. Я считаю, что премию должны получать только те, кто в рабочее время занимается музейными делами, и уверен, Анна Валентиновна не станет возражать против небольшого производственного эксперимента в нашем отделе.
А потом Ярослав повернулся и спокойно вышел из кабинета, не позволив себе ни хлопнуть дверью, ни даже прибавить шаг. С минуту в комнате висела звенящая тишина, а потом в этой тишине вдруг раздался тихий и скорбный голос Клавдии Михайловны:
— Ох, Юля, что ж ты дура, прости господи! Всех под монастырь подвела.
Одобрительно фыркнув, Лас наконец отлепился от стены и, пройдя вглубь кабинета, сел за стол Ярослава. Своего стола у него не было, и они с другом по-прежнему работали за одним, как привыкли ещё с прошлого года, когда эльфёнок проходил в музее бесплатную стажировку.
На грубоватую реплику самой старшей сотрудницы отдела Юля не обиделась. Она только удивлённо подняла брови-стрелочки и, достав из ящика своего стола зеркальце, начала, как ни в чём не бывало, поправлять светлые локоны, выбившиеся из причёски.
— Куда он пошёл?
— К директору, — кисло усмехнулась Галина Марковна, собирая в стопку книги, за которыми, видимо, заходила сюда, не подозревая, что станет свидетельницей столь удивительной сцены.
— Значит, вы считаете, что он прав? — вскинулась было Юля, но Галина Марковна строгим голосом прервала уже готовую начаться заново истерику:
— Я считаю, что тебе надо извиниться перед Ярославом. Но сначала выпей чаю и успокойся… Пойдём, Олеся.
И она вместе с испуганной девушкой, которая всё ещё никак не могла прийти в себя, вышла из кабинета. Клавдия Михайловна, вздохнув, тоже вышла — наливать чайник. Дождавшись, когда за ней закроется дверь, Юля обратилась к Ласу:
— Он что, правда обиделся?
— А ты как думаешь? — язвительно откликнулся эльфёнок. — Мне, конечно, пофиг, а вот тебе теперь трещать. Теперь ни массажного кабинета в рабочее время, ни парикмахера, ни маникюра. Дела будешь сдавать под расписку мне или Клавдии Михайловне, мы за тебя и премию получим. Как-то так.
До Юли наконец дошло настоящее положение вещей, а также, видимо, то, что она сама виновата, и девушка разразилась совершенно искренними слезами.
— Ну, Назарчик! Ну, вы же друзья! Уговори его, пожалуйста! Я же не со зла, мне ведь тоже обидно. А ему совершенно плевать на мои чувства!
Лас на это только вздохнул:
— Балда ты, Юлька! — и тоже вышел из кабинета.
Часть 2
Весна в этом году наступила рано: хотя на газонах ещё лежали серые ошмётки основательно протаявших снеговых куч, тротуары уже очистились и высохли, шагать по ним было приятно. Назар беспечно радовался тому, что сегодня не придётся чистить джинсы от надоевших капель грязи, беспорядочно летящих из-под ног прохожих, и, улыбаясь, щурился на полоску раннего заката, придававшую небу оттенок размытой акварели. Итиль молча шёл рядом, заложив руки в карманы пальто, — спокойный и немного отрешённый, как всегда. Со стороны могло показаться, что сегодняшнее происшествие никак его не задело, но Лас прекрасно знал, что это не так.
Поэтому в конце рабочего дня эльфёнок не помчался домой сразу, как обычно, а терпеливо дождался друга, который всегда уходил одним из последних, и предложил:
— Пройдёмся? Погода отличная, а мне надо в одно место заглянуть. Составишь компанию?
Ярослав только молча кивнул. За всё время, пока они шли от музея в сторону центра, он так и не сказал ни слова. Лас не пытался его разговорить или как-то ободрить: Итиль совершенно не переносил, когда его жалели, и на любые проявления сочувствия только больше замыкался в себе. А Юля, давно влюблённая в Ярослава и объятая неистовым порывом ревности, сегодня ударила в самое больное: прилюдно оскорбила его невесту Алиэ и наговорила гадостей про её семью. Но хотя Лас считал, что хамству надо давать отпор, и решение Ярослава поставить на место зарвавшуюся сотрудницу расценил как вполне справедливое, его друг всё-таки, возможно, впервые в жизни, резко ответил девушке. И Лас прекрасно понимал, что сейчас это мучает его не меньше, чем ядовитые и несправедливые слова, сказанные вздорной блондинкой.
Занятый такими мыслями, эльфёнок бесцельно крутил головой по сторонам и вдруг остановился и воскликнул, даже не пытаясь скрыть удивления:
— Во, гляди!
Друзья проходили мимо входа в модный молодёжный клуб с весёлым названием «Жираф». С афиши, лучезарно улыбаясь и прищурив один глаз, полускрытый длинной чёлкой цвета спелой пшеницы, на них смотрел Сэм. «Группа ”Лунные цветы”» — гласило название. Афиша выглядела очень изящно: сквозь таинственные ночные тени к лицу Семёна тянули свои головки сказочные белые цветы на тонких стебельках. Надписи тоже будто являлись частью этих лунных растений, и всё вместе было сделано так красиво и гармонично, что афишей можно было любоваться, словно картиной.
— Твой дизайн? — догадался Лас.
— Угу, — кивнул Итиль, глядя в зелёные, цвета лунных трав, глаза Семёна на фото. Впервые за этот вечер на его губах мелькнула слабая улыбка.
Концерт уже начался. Хотя у друзей имелись VIP-флаеры, обеспечивающие бесплатный проход в фан-зону на любые выступления группы, всё же заходить в клуб они не стали. Семён всегда очень смущался, когда Итиль приходил на его концерты. Даже если Ярослав тактично прятался за колоннами на галёрке, менестрель каким-то звериным чутьём угадывал его присутствие и умудрялся так разволноваться, что приходилось объявлять перерыв. Сейчас Ласу очень хотелось заглянуть внутрь, но оставить Итиля одного он не мог, а сорвать первый концерт Сэма на такой дорогой и модной площадке как клуб «Жираф» было бы чистым свинством.
Ярослав, судя по всему, думал примерно в том же русле, потому что вдруг заметил со смесью восхищения и горечи:
— Далеко пойдёт. Молодчина! И на толпу фанаток у него иммунитет…
— Завидуешь? — осторожно спросил Лас.
— Сокрушаюсь, — усмехнулся Итиль и добавил уже с откровенной досадой в голосе: — Я же самый обычный, да? Хоть Сэм и говорит... Но иногда хочется, чтобы совсем… знаешь, шрам во всё лицо или ещё что-нибудь такое…
— Псих ты ненормальный, вот что, — буркнул Лас и, схватив друга под руку, настойчиво потащил прочь от афиши.
Об этом они тоже никогда не говорили вслух, но Лас прекрасно знал, что отношение Итиля к собственной внешности является столь же больным вопросом, как и его неумение резко обращаться с женщинами.
