– Помер, что ли?
– Нет, – Мишка недоумённо мотнул головой. – Чего б ему…
Безопасник деловито ухватил Ельцова за запястье, прощупал пульс. Покачал головой.
– Перенервничал, небось, – буркнул он. – Ну ладно, я займусь. Ты давай туда…
Старов осторожно опустил бездыханное тело на пыльный асфальт. Это он так?.. Да нет, не может быть, он же в состоянии себя контролировать… Клятва какая-нибудь, наверное, выстрелила, или действительно не выдержало сердце. Плохо. Или, чёрт знает, хорошо, хоть путаться под ногами больше не будет… А безопасник прав, нечего тут прохлаждаться. Мишка перебрался через подоконник – руки всё ещё слегка дрожали – и сходу смазал кому-то по морде. Среди пёстрой людской мешанины мелькала полевая форма безопасников; часть группы захвата уже сюда добралась. Старов, раздавая на ходу то тумаки, то парализующие заклятия, выбрался на середину комнаты. В дверях мелькнула белобрысая макушка; Кузнецов, он же Митар, запоздало исполнял последнее указание патрона. Мишка бросился следом. Надо хоть этого взять живым…
Он на несколько драгоценных минут увяз в стихийной свалке. Когда Старову удалось выскочить в коридор, там уже никого не было. Направо тупик, значит, удирает Кузнецов в сторону главного входа. Мишка помчался по истоптанной ковровой дорожке. Как бы намекнуть безопасникам, что этого убивать нельзя! Фоторобот-то им показывали, да поди сопоставь с реальным человеком в пылу драки… Разорённый вестибюль был пуст; выбитая входная дверь валялась у стены, глянцевито блестящий пол у входа пятнала кровь. Неужели удрал? Не упустили же его ребята на перехвате?
Где-то слева раздался грохот. Мишка бездумно рванулся туда; за широко распахнутой двустворчатой дверью оказался просторный зал с украшенной драпировками сценой. Вокруг в беспорядке громоздились одинаковые стулья, словно ураганом сметённые к стенам. Кузнецов, оскальзываясь на отполированном полу, неуклюже поднимался на ноги в дальнем конце зала; Зарецкий быстро шагал туда, на ходу сплетая сеть. Нелегал недобро скалился ему в лицо.
– Ну, ты, – Кузнецов грязно выругался и засучил обтрёпанные рукава. – Офицер, твою мать… Высоко тут забрался, а? Выродок пёсий…
Ярослав молча сбросил с пальцев сеть. Кузнецов неожиданно ловко увернулся и ринулся навстречу врагу, занося кулак. Мишка сорвался с места; он никак не успевал пересечь огромный зал…
– Митар, прекрати! – голос Зарецкого отразился от высоких сводов, рассыпался затихающим эхом. – Всё уже… Он тебе больше не наставник…
– Ишь ты, – Кузнецов глухо зарычал и попытался ухватить недруга за горло. – Эк тебе живётся легко… Сам, небось, так и думал, да? Совесть-то нигде не свербит?
Мишка шумно споткнулся об опрокинутый стул; оба обернулись к нему, Кузнецов опомнился чуть раньше. Ярослав отшатнулся, прижимая ладонь к виску. Белобрысый снова занёс кулак; Старов рванулся навстречу.
– Миш, стой, не надо! – велел Зарецкий, и Мишка послушно замер. – Отойди… Не мешай…
Кузнецов издевательски заржал.
– Чего не надо-то? Не впервой ведь за чужими спинами прятаться, а? Трус поганый…
Он снова ударил – грубо, безыскусно, яростно. Зарецкий прянул в сторону, перехватил его руку. Они вновь схватились врукопашную. Кузнецов был на голову выше, хоть и явно проигрывал в ловкости, зато злости ему было не занимать. Ярослав, скорее, оборонялся, теснил нелегала к подножию сцены. Надо, наверное, вызвать безопасников… Или они тут только помешают?..
– Что, Пройда, не меняются люди, а? – зло выдохнул Кузнецов. – Какой был, такой и остался… Что бы ни было, лишь бы тебя не зацепило…
Зарецкий с неожиданной яростью сгрёб его за ворот рубашки и как следует приложил спиной о край сцены.
– В том, что я жив, – тихо проговорил он в лицо Кузнецову, – моей вины мало.
– Ой ли? – нелегал попытался дотянуться до его горла, но длинная рука лишь бессильно скребнула по плечу Зарецкого. – Как же так вышло-то, если Драган мёртв? Не того, выходит, в ученики выбрал?
– А ты, выходит, не того – в учителя, – горько сказал Ярослав. – Во что он тебя втравил? Зачем?
– Затем, чтоб на родной земле вольно жилось, – выплюнул Кузнецов. – Где ж тебе понять, тебе и тут хорошо… Силу-то как приберёг, хитрая морда, пока ноги уносил? Я вот свою… на Ерголову жизнь обменял…
Эхо его слов увяло в звенящей тишине. Медленно кружилась в солнечных лучах опадающая пыль. Где-то вдалеке загремело, зашумели мужские голоса; сюда долетали лишь отзвуки. Ярослав выпустил Кузнецова, отступил на несколько шагов, медленно, со значением, коснулся левой рукой лба, губ и груди. Нелегал мешком осел на пол, тут же подобрался, но вскакивать и бросаться в бой отчего-то не спешил.
– Уходи, – тихо проговорил Зарецкий. – Я сниму чары, тебя не поймают. Уезжай из города, ложись на дно. Живи. Ну! Чего ждёшь?
– Я не такой, как ты, – процедил Кузнецов. – Я наставника в беде не брошу… Покуда Ергол жив, я с ним буду…
– Он мёртв, – подал голос Мишка. Сам не понял, зачем.
Зарецкий рывком к нему обернулся. Старов сглотнул застрявший в горле комок, нетвёрдо шагнул вперёд. Мышцы отозвались на движение тянущей болью.
– Я видел, – сказал он, глядя на коллегу. – Наверное, что-то с сердцем, я не знаю…
Кузнецов неловко пошевелился; тихий шорох отчётливо отразился от стен. Ярослав, коротко выругавшись, рухнул рядом с ним на колени, ухватил за метнувшуюся к карману руку – уже сам понимал, что поздно. Прижал ладони к лицу, привалился плечом к пластиковой облицовке сцены. Мишка медленно подошёл, осторожно потянул неподвижного Кузнецова за локоть. В одеревеневших пальцах поблёскивал знакомый проклятый амулет.
– Вот же я идиот, – проговорил Старов. Эхо согласилось: «Идиот, идиот, идиот…» – Ярик… Ты чего?
– Ничего, – глухо сказал Зарецкий. – Всё уже…
Мишка уселся на корточки, без надежды пощупал у Кузнецова пульс. Он перестал понимать, что тут творится.
– Я думал, он тогда тебя послушается, – виновато пробормотал Старов. – Кто он такой хоть?
– Друг… детства, – через силу выговорил Ярослав. – Какая… теперь… разница…
– Он сам так решил, – сказал Мишка. Надо убрать подальше опасный амулет, ещё кто-нибудь напорется ненароком… – У него был выбор.
– У всех был, – эхом отозвался Зарецкий.
Мишка вытащил из кармана носовой платок и бережно завернул в него опасную побрякушку. Пристроил на полу рядом с телом, кое-как встал. Помог подняться другу. Ярослав оперся спиной о подмостки, небрежно вытер кровь, собравшуюся в углу рта. Он всё ещё был бледен и тяжело дышал.
– Верховского позвать? – наудачу предложил Мишка.
Зарецкий качнул головой и прикрыл глаза. Надо было бежать на подмогу к воюющим где-то Максу, Андрею и Косте, но Старов всё медлил. Отдалённый шум понемногу стихал. Поймали ли безопасники кого-нибудь из важных управских шишек? Взяли ли хоть кого-то живым? Сколько положили подвернувшихся под руку мирных?.. Время застыло. Сваленные в груды стулья целились в потолок металлическими ножками, неровными волнами морщилась ковровая дорожка, Кузнецов глядел неподвижными глазами в окно, прямо против ослепительного солнечного света. Только пыль продолжала танцевать в равнодушных лучах.
Тишину разбили торопливые шаги в коридоре. В зал бодрой поступью вошёл Викентьев с двумя бронированными молодчиками на подхвате; следом появился Верховский в сопровождении потрёпанных и мрачных подчинённых. У Макса под глазом наливался фингал, Косте оторвали рукав пиджака, Андрей выглядел целёхоньким, но в круглом лице не осталось ни кровинки. Бедняга… Придётся весь вечер отпаивать валерьянкой… Да и себя заодно – чем покрепче…
– А, коллега, – Викентьев коротко кивнул Мишке. – За тебя уже начали волноваться. Жив-здоров?
– Более-менее, – буркнул Старов. Наглая улыбочка на лице безопасника совершенно ему не нравилась.
– Рад сообщить, что операция успешно завершена, – произнёс Викентьев и покосился на прислонившегося к сцене Зарецкого. – Остаются некоторые формальности… Несущественные. Можно в целом считать, что дело мы закончили.
Ярослав мрачно взглянул на него и ничего не сказал. Мишка шагнул вперёд, прикрывая друга. Сил у него почти не осталось; наверное, у всех тут так, кроме наблюдавших с почтительного расстояния безопасников. В душе жгучей волной поднималась злость.
– Вы ж не собираетесь прямо тут… – угрожающе начал Старов, сверля Викентьева взглядом. – Евгений Валерьевич! Отзовите вы обвинения! Присяга не сработала, мало этого, что ли?
– Здесь случай вне правового поля, – безопасник с фальшивым сожалением покачал головой. – Я бы с удовольствием применил семнадцатый пункт третьей статьи, но у меня нет оснований…
– Да вы бы всю «Цепь» так и прохлопали, если б не Ярослав! – рявкнул Мишка. Подчинённые Викентьева угрожающе зашевелились. Там, конечно, хорошо, если хотя бы шестая категория, но их двое, и оба свежи и полны сил… – Александр Михайлович, вы чего молчите? Мы контроль или где? Беспредел же очевидный! Во что отдел превратится, если мы сейчас… Кто нас слушать вообще станет?
– Вот именно, – мрачно сказал Макс. Он быстрым шагом пересёк зал и встал рядом с Мишкой. – Вы, Евгений Валерьевич, извините, но фигня все ваши обвинения. Ну, ошиблись, бывает, так и не позорились бы уже…
– Что за выражения, Максим Николаевич? – процедил оторопевший Викентьев. Мимо него рысцой пробежал Андрей, втиснулся между Мишкой и Максом. – Коллеги, боюсь, вы не понимаете юридических тонкостей…
– Мы юридических тонкостей не понимаем? – ядовито уточнил Костя. Он поправил погнутые очки, важно вышел на середину зала и повернулся к Викентьеву; Мишка не видел его лица, но мог бы поклясться, что Чернов зло кривит рот и нехорошо щурится. – Коллега, вам лучше пересмотреть воззрения в пользу здравого смысла. В спорных случаях мнение контроля имеет решающее значение.
Он выразительно кивнул шефу. Викентьев тоже повернулся к Верховскому, нервно дёрнул щекой.
– Александр Михайлович, уймите, пожалуйста, подчинённых!
Верховский обвёл спокойным взглядом свою команду, встрёпанную, вымотанную и готовую сцепиться с безопасниками, окончательно нарушая зыбкое перемирие. Достал из кармана пиджака телефон, внимательно изучил экран, словно прямо сейчас не нашлось занятия поважнее. Вежливо кивнул Викентьеву.
– В самом деле, ребята, сбавьте обороты, – сказал он светским тоном, будто речь шла о мелкой склоке из-за неправильно оформленных документов. – Не будем апеллировать к авторитету, тем более, я полагаю, в нашем распоряжении есть более корректные аргументы… Да, Оксана, заходи, пожалуйста.
В распахнутых настежь дверях нарисовалась Тимофеева. Вид у неё был крайне самодовольный, хоть и слегка взъерошенный. За ней следом, поддерживая под локоть интеллигентного старичка, шла Ира; на лице у секретарши была написана мрачная решимость. На Викентьева она смотрела как на личного врага.
– Добрый день, коллеги, – звонко произнесла Оксана. – Полагаю, мы вовремя. Евгений Валерьевич, пожалуйста, отпустите из помещения всех, чей уровень допуска ниже второго… Во избежание.
Викентьев оглянулся на подчинённых и нехотя их отослал. Верховский пристально разглядывал запонки, словно на них записаны были мировые судьбы. С натужным скрипом закрылись двери; шеф небрежным щелчком пальцев заключил зал в кольцо чар тишины.
– Отлично, – Тимофеева послала безопаснику милейшую улыбку. – Ярик, прости, пожалуйста, за вторжение в личное пространство, но это ради твоего же блага. Николай Геннадьевич, прошу, по возможности коротко и по делу.
Старичок боязливо осмотрелся, задержав взгляд на Зарецком. Мишка обернулся к коллеге; на бледном бесстрастном лице не читались ни тревога, ни облегчение, ни радость узнавания. Эти двое вряд ли когда-нибудь виделись – или, по крайней мере, помнили друг друга. Кого это притащила Ксюша? Где она его откопала? Что за коробку дед судорожно тискает в руках? Оксанка победно улыбается, значит, уверена в успехе… Иру-то она зачем в это впутала…
Николай Геннадьевич откашлялся и заговорил, пугаясь звука собственного голоса. Мишка готов был поверить в любую чушь, лишь бы она помогла послать Викентьева с его придумками куда подальше, но то, что рассказывал старик, попахивало абсурдом. Поначалу. Если хоть на миг допустить, что дед не сочиняет, то слова его слишком гладко накладываются на то, что Мишка уже выяснил раньше. Кроме, пожалуй, осторожных ремарок насчёт характера Зарецкого. Сколько Старов был знаком с коллегой, он не мог себе представить человека хладнокровнее и рассудительнее. Но ведь люди меняются… Покойный Митар был неправ… Он вообще был неправ, бедняга, кругом и сплошь…
Викентьева стало почти жалко. Мишка едва ли не воочию видел, как уплывает из-под подполковничьего носа заветная звёздочка. Когда Николай Геннадьевич смолк, безопасник открыл было рот, но тут же бестолково его захлопнул. Потом собрался с мыслями, зыркнул на вежливо улыбающегося Верховского и сипло каркнул:
– Зарецкий, это правда?
Все взгляды, как по команде, обратились к Ярославу. Николай Геннадьевич волен нести любую ерунду, он-то не связан следственной присягой…
Глядя исключительно на безопасника, Зарецкий медленно кивнул.
– Да. От первого до последнего слова.
Оксана медово улыбнулась.
– Я бы квалифицировала всё это по пункту семнадцать статьи три Магсвода, – заявила она. – Непреодолимые обстоятельства налицо. У вас другое мнение, Евгений Валерьевич?
– Здесь… здесь должно быть записано то же самое, – подал голос Николай Геннадьевич, протягивая Викентьеву свою коробку. – Если удастся извлечь… Лидия говорила, чтобы открыть футляр, понадобится только ноготь и немного смекалки. Может быть, барышни помогут…
– Дайте мне посмотреть, пожалуйста, – Верховский вежливо, но решительно изъял коробку у старичка, прошёлся пальцами по резной крышке. Наверное, ощупывал цепочки защитных чар. У Мишки не было сил напрягать зрение. – О, так намного лучше… Да, действительно, здесь небольшая рукопись. Евгений Валерьевич, полагаю, вы возьмёте это на экспертизу?
– Да… Да, разумеется, – проронил Викентьев, принимая у Верховского раскрытую коробку.
– Но сейчас, опираясь на действие следственной присяги, обвинения всё же снимете?
– Да… Похоже на то…
– И сама следственная присяга, как и прочее, более не требуется?
– Да… Не требуется…
– Приступайте, пожалуйста.
Викентьев двинулся к сцене, как к эшафоту. Мишка запоздало посторонился, давая ему дорогу. Безопасник возвращал взятые клятвы долго, как будто нехотя; с ума сойти, сколько всего он потребовал в обмен на отсрочку казни… Едва закончив, Викентьев торопливо вернулся ко входу; среди контролёров ему явно было неуютно.
– Я могу получить в своё распоряжение моих сотрудников? – осведомился шеф, снисходительно улыбаясь безопаснику. – Всех моих сотрудников, без исключения.
Уставший соглашаться Викентьев только понуро кивнул. Верховский щёлкнул пальцами, снимая чары тишины, и красноречиво отступил в сторону, освобождая ему путь к дверям. Следом за Викентьевым вышел и с почестями отпущенный на волю Николай Геннадьевич; шеф выпроводил его уважительно, но напористо, препоручив заботам снующих туда-сюда безопасников. Ксюша, всё ещё триумфально улыбаясь, протиснулась мимо бестолково застывших коллег и подошла к Зарецкому.
– Я тебе задолжала либо благодарность, либо пощёчину, – сообщила она, скрестив руки на груди.
– Нет, – Мишка недоумённо мотнул головой. – Чего б ему…
Безопасник деловито ухватил Ельцова за запястье, прощупал пульс. Покачал головой.
– Перенервничал, небось, – буркнул он. – Ну ладно, я займусь. Ты давай туда…
Старов осторожно опустил бездыханное тело на пыльный асфальт. Это он так?.. Да нет, не может быть, он же в состоянии себя контролировать… Клятва какая-нибудь, наверное, выстрелила, или действительно не выдержало сердце. Плохо. Или, чёрт знает, хорошо, хоть путаться под ногами больше не будет… А безопасник прав, нечего тут прохлаждаться. Мишка перебрался через подоконник – руки всё ещё слегка дрожали – и сходу смазал кому-то по морде. Среди пёстрой людской мешанины мелькала полевая форма безопасников; часть группы захвата уже сюда добралась. Старов, раздавая на ходу то тумаки, то парализующие заклятия, выбрался на середину комнаты. В дверях мелькнула белобрысая макушка; Кузнецов, он же Митар, запоздало исполнял последнее указание патрона. Мишка бросился следом. Надо хоть этого взять живым…
Он на несколько драгоценных минут увяз в стихийной свалке. Когда Старову удалось выскочить в коридор, там уже никого не было. Направо тупик, значит, удирает Кузнецов в сторону главного входа. Мишка помчался по истоптанной ковровой дорожке. Как бы намекнуть безопасникам, что этого убивать нельзя! Фоторобот-то им показывали, да поди сопоставь с реальным человеком в пылу драки… Разорённый вестибюль был пуст; выбитая входная дверь валялась у стены, глянцевито блестящий пол у входа пятнала кровь. Неужели удрал? Не упустили же его ребята на перехвате?
Где-то слева раздался грохот. Мишка бездумно рванулся туда; за широко распахнутой двустворчатой дверью оказался просторный зал с украшенной драпировками сценой. Вокруг в беспорядке громоздились одинаковые стулья, словно ураганом сметённые к стенам. Кузнецов, оскальзываясь на отполированном полу, неуклюже поднимался на ноги в дальнем конце зала; Зарецкий быстро шагал туда, на ходу сплетая сеть. Нелегал недобро скалился ему в лицо.
– Ну, ты, – Кузнецов грязно выругался и засучил обтрёпанные рукава. – Офицер, твою мать… Высоко тут забрался, а? Выродок пёсий…
Ярослав молча сбросил с пальцев сеть. Кузнецов неожиданно ловко увернулся и ринулся навстречу врагу, занося кулак. Мишка сорвался с места; он никак не успевал пересечь огромный зал…
– Митар, прекрати! – голос Зарецкого отразился от высоких сводов, рассыпался затихающим эхом. – Всё уже… Он тебе больше не наставник…
– Ишь ты, – Кузнецов глухо зарычал и попытался ухватить недруга за горло. – Эк тебе живётся легко… Сам, небось, так и думал, да? Совесть-то нигде не свербит?
Мишка шумно споткнулся об опрокинутый стул; оба обернулись к нему, Кузнецов опомнился чуть раньше. Ярослав отшатнулся, прижимая ладонь к виску. Белобрысый снова занёс кулак; Старов рванулся навстречу.
– Миш, стой, не надо! – велел Зарецкий, и Мишка послушно замер. – Отойди… Не мешай…
Кузнецов издевательски заржал.
– Чего не надо-то? Не впервой ведь за чужими спинами прятаться, а? Трус поганый…
Он снова ударил – грубо, безыскусно, яростно. Зарецкий прянул в сторону, перехватил его руку. Они вновь схватились врукопашную. Кузнецов был на голову выше, хоть и явно проигрывал в ловкости, зато злости ему было не занимать. Ярослав, скорее, оборонялся, теснил нелегала к подножию сцены. Надо, наверное, вызвать безопасников… Или они тут только помешают?..
– Что, Пройда, не меняются люди, а? – зло выдохнул Кузнецов. – Какой был, такой и остался… Что бы ни было, лишь бы тебя не зацепило…
Зарецкий с неожиданной яростью сгрёб его за ворот рубашки и как следует приложил спиной о край сцены.
– В том, что я жив, – тихо проговорил он в лицо Кузнецову, – моей вины мало.
– Ой ли? – нелегал попытался дотянуться до его горла, но длинная рука лишь бессильно скребнула по плечу Зарецкого. – Как же так вышло-то, если Драган мёртв? Не того, выходит, в ученики выбрал?
– А ты, выходит, не того – в учителя, – горько сказал Ярослав. – Во что он тебя втравил? Зачем?
– Затем, чтоб на родной земле вольно жилось, – выплюнул Кузнецов. – Где ж тебе понять, тебе и тут хорошо… Силу-то как приберёг, хитрая морда, пока ноги уносил? Я вот свою… на Ерголову жизнь обменял…
Эхо его слов увяло в звенящей тишине. Медленно кружилась в солнечных лучах опадающая пыль. Где-то вдалеке загремело, зашумели мужские голоса; сюда долетали лишь отзвуки. Ярослав выпустил Кузнецова, отступил на несколько шагов, медленно, со значением, коснулся левой рукой лба, губ и груди. Нелегал мешком осел на пол, тут же подобрался, но вскакивать и бросаться в бой отчего-то не спешил.
– Уходи, – тихо проговорил Зарецкий. – Я сниму чары, тебя не поймают. Уезжай из города, ложись на дно. Живи. Ну! Чего ждёшь?
– Я не такой, как ты, – процедил Кузнецов. – Я наставника в беде не брошу… Покуда Ергол жив, я с ним буду…
– Он мёртв, – подал голос Мишка. Сам не понял, зачем.
Зарецкий рывком к нему обернулся. Старов сглотнул застрявший в горле комок, нетвёрдо шагнул вперёд. Мышцы отозвались на движение тянущей болью.
– Я видел, – сказал он, глядя на коллегу. – Наверное, что-то с сердцем, я не знаю…
Кузнецов неловко пошевелился; тихий шорох отчётливо отразился от стен. Ярослав, коротко выругавшись, рухнул рядом с ним на колени, ухватил за метнувшуюся к карману руку – уже сам понимал, что поздно. Прижал ладони к лицу, привалился плечом к пластиковой облицовке сцены. Мишка медленно подошёл, осторожно потянул неподвижного Кузнецова за локоть. В одеревеневших пальцах поблёскивал знакомый проклятый амулет.
– Вот же я идиот, – проговорил Старов. Эхо согласилось: «Идиот, идиот, идиот…» – Ярик… Ты чего?
– Ничего, – глухо сказал Зарецкий. – Всё уже…
Мишка уселся на корточки, без надежды пощупал у Кузнецова пульс. Он перестал понимать, что тут творится.
– Я думал, он тогда тебя послушается, – виновато пробормотал Старов. – Кто он такой хоть?
– Друг… детства, – через силу выговорил Ярослав. – Какая… теперь… разница…
– Он сам так решил, – сказал Мишка. Надо убрать подальше опасный амулет, ещё кто-нибудь напорется ненароком… – У него был выбор.
– У всех был, – эхом отозвался Зарецкий.
Мишка вытащил из кармана носовой платок и бережно завернул в него опасную побрякушку. Пристроил на полу рядом с телом, кое-как встал. Помог подняться другу. Ярослав оперся спиной о подмостки, небрежно вытер кровь, собравшуюся в углу рта. Он всё ещё был бледен и тяжело дышал.
– Верховского позвать? – наудачу предложил Мишка.
Зарецкий качнул головой и прикрыл глаза. Надо было бежать на подмогу к воюющим где-то Максу, Андрею и Косте, но Старов всё медлил. Отдалённый шум понемногу стихал. Поймали ли безопасники кого-нибудь из важных управских шишек? Взяли ли хоть кого-то живым? Сколько положили подвернувшихся под руку мирных?.. Время застыло. Сваленные в груды стулья целились в потолок металлическими ножками, неровными волнами морщилась ковровая дорожка, Кузнецов глядел неподвижными глазами в окно, прямо против ослепительного солнечного света. Только пыль продолжала танцевать в равнодушных лучах.
Тишину разбили торопливые шаги в коридоре. В зал бодрой поступью вошёл Викентьев с двумя бронированными молодчиками на подхвате; следом появился Верховский в сопровождении потрёпанных и мрачных подчинённых. У Макса под глазом наливался фингал, Косте оторвали рукав пиджака, Андрей выглядел целёхоньким, но в круглом лице не осталось ни кровинки. Бедняга… Придётся весь вечер отпаивать валерьянкой… Да и себя заодно – чем покрепче…
– А, коллега, – Викентьев коротко кивнул Мишке. – За тебя уже начали волноваться. Жив-здоров?
– Более-менее, – буркнул Старов. Наглая улыбочка на лице безопасника совершенно ему не нравилась.
– Рад сообщить, что операция успешно завершена, – произнёс Викентьев и покосился на прислонившегося к сцене Зарецкого. – Остаются некоторые формальности… Несущественные. Можно в целом считать, что дело мы закончили.
Ярослав мрачно взглянул на него и ничего не сказал. Мишка шагнул вперёд, прикрывая друга. Сил у него почти не осталось; наверное, у всех тут так, кроме наблюдавших с почтительного расстояния безопасников. В душе жгучей волной поднималась злость.
– Вы ж не собираетесь прямо тут… – угрожающе начал Старов, сверля Викентьева взглядом. – Евгений Валерьевич! Отзовите вы обвинения! Присяга не сработала, мало этого, что ли?
– Здесь случай вне правового поля, – безопасник с фальшивым сожалением покачал головой. – Я бы с удовольствием применил семнадцатый пункт третьей статьи, но у меня нет оснований…
– Да вы бы всю «Цепь» так и прохлопали, если б не Ярослав! – рявкнул Мишка. Подчинённые Викентьева угрожающе зашевелились. Там, конечно, хорошо, если хотя бы шестая категория, но их двое, и оба свежи и полны сил… – Александр Михайлович, вы чего молчите? Мы контроль или где? Беспредел же очевидный! Во что отдел превратится, если мы сейчас… Кто нас слушать вообще станет?
– Вот именно, – мрачно сказал Макс. Он быстрым шагом пересёк зал и встал рядом с Мишкой. – Вы, Евгений Валерьевич, извините, но фигня все ваши обвинения. Ну, ошиблись, бывает, так и не позорились бы уже…
– Что за выражения, Максим Николаевич? – процедил оторопевший Викентьев. Мимо него рысцой пробежал Андрей, втиснулся между Мишкой и Максом. – Коллеги, боюсь, вы не понимаете юридических тонкостей…
– Мы юридических тонкостей не понимаем? – ядовито уточнил Костя. Он поправил погнутые очки, важно вышел на середину зала и повернулся к Викентьеву; Мишка не видел его лица, но мог бы поклясться, что Чернов зло кривит рот и нехорошо щурится. – Коллега, вам лучше пересмотреть воззрения в пользу здравого смысла. В спорных случаях мнение контроля имеет решающее значение.
Он выразительно кивнул шефу. Викентьев тоже повернулся к Верховскому, нервно дёрнул щекой.
– Александр Михайлович, уймите, пожалуйста, подчинённых!
Верховский обвёл спокойным взглядом свою команду, встрёпанную, вымотанную и готовую сцепиться с безопасниками, окончательно нарушая зыбкое перемирие. Достал из кармана пиджака телефон, внимательно изучил экран, словно прямо сейчас не нашлось занятия поважнее. Вежливо кивнул Викентьеву.
– В самом деле, ребята, сбавьте обороты, – сказал он светским тоном, будто речь шла о мелкой склоке из-за неправильно оформленных документов. – Не будем апеллировать к авторитету, тем более, я полагаю, в нашем распоряжении есть более корректные аргументы… Да, Оксана, заходи, пожалуйста.
В распахнутых настежь дверях нарисовалась Тимофеева. Вид у неё был крайне самодовольный, хоть и слегка взъерошенный. За ней следом, поддерживая под локоть интеллигентного старичка, шла Ира; на лице у секретарши была написана мрачная решимость. На Викентьева она смотрела как на личного врага.
– Добрый день, коллеги, – звонко произнесла Оксана. – Полагаю, мы вовремя. Евгений Валерьевич, пожалуйста, отпустите из помещения всех, чей уровень допуска ниже второго… Во избежание.
Викентьев оглянулся на подчинённых и нехотя их отослал. Верховский пристально разглядывал запонки, словно на них записаны были мировые судьбы. С натужным скрипом закрылись двери; шеф небрежным щелчком пальцев заключил зал в кольцо чар тишины.
– Отлично, – Тимофеева послала безопаснику милейшую улыбку. – Ярик, прости, пожалуйста, за вторжение в личное пространство, но это ради твоего же блага. Николай Геннадьевич, прошу, по возможности коротко и по делу.
Старичок боязливо осмотрелся, задержав взгляд на Зарецком. Мишка обернулся к коллеге; на бледном бесстрастном лице не читались ни тревога, ни облегчение, ни радость узнавания. Эти двое вряд ли когда-нибудь виделись – или, по крайней мере, помнили друг друга. Кого это притащила Ксюша? Где она его откопала? Что за коробку дед судорожно тискает в руках? Оксанка победно улыбается, значит, уверена в успехе… Иру-то она зачем в это впутала…
Николай Геннадьевич откашлялся и заговорил, пугаясь звука собственного голоса. Мишка готов был поверить в любую чушь, лишь бы она помогла послать Викентьева с его придумками куда подальше, но то, что рассказывал старик, попахивало абсурдом. Поначалу. Если хоть на миг допустить, что дед не сочиняет, то слова его слишком гладко накладываются на то, что Мишка уже выяснил раньше. Кроме, пожалуй, осторожных ремарок насчёт характера Зарецкого. Сколько Старов был знаком с коллегой, он не мог себе представить человека хладнокровнее и рассудительнее. Но ведь люди меняются… Покойный Митар был неправ… Он вообще был неправ, бедняга, кругом и сплошь…
Викентьева стало почти жалко. Мишка едва ли не воочию видел, как уплывает из-под подполковничьего носа заветная звёздочка. Когда Николай Геннадьевич смолк, безопасник открыл было рот, но тут же бестолково его захлопнул. Потом собрался с мыслями, зыркнул на вежливо улыбающегося Верховского и сипло каркнул:
– Зарецкий, это правда?
Все взгляды, как по команде, обратились к Ярославу. Николай Геннадьевич волен нести любую ерунду, он-то не связан следственной присягой…
Глядя исключительно на безопасника, Зарецкий медленно кивнул.
– Да. От первого до последнего слова.
Оксана медово улыбнулась.
– Я бы квалифицировала всё это по пункту семнадцать статьи три Магсвода, – заявила она. – Непреодолимые обстоятельства налицо. У вас другое мнение, Евгений Валерьевич?
– Здесь… здесь должно быть записано то же самое, – подал голос Николай Геннадьевич, протягивая Викентьеву свою коробку. – Если удастся извлечь… Лидия говорила, чтобы открыть футляр, понадобится только ноготь и немного смекалки. Может быть, барышни помогут…
– Дайте мне посмотреть, пожалуйста, – Верховский вежливо, но решительно изъял коробку у старичка, прошёлся пальцами по резной крышке. Наверное, ощупывал цепочки защитных чар. У Мишки не было сил напрягать зрение. – О, так намного лучше… Да, действительно, здесь небольшая рукопись. Евгений Валерьевич, полагаю, вы возьмёте это на экспертизу?
– Да… Да, разумеется, – проронил Викентьев, принимая у Верховского раскрытую коробку.
– Но сейчас, опираясь на действие следственной присяги, обвинения всё же снимете?
– Да… Похоже на то…
– И сама следственная присяга, как и прочее, более не требуется?
– Да… Не требуется…
– Приступайте, пожалуйста.
Викентьев двинулся к сцене, как к эшафоту. Мишка запоздало посторонился, давая ему дорогу. Безопасник возвращал взятые клятвы долго, как будто нехотя; с ума сойти, сколько всего он потребовал в обмен на отсрочку казни… Едва закончив, Викентьев торопливо вернулся ко входу; среди контролёров ему явно было неуютно.
– Я могу получить в своё распоряжение моих сотрудников? – осведомился шеф, снисходительно улыбаясь безопаснику. – Всех моих сотрудников, без исключения.
Уставший соглашаться Викентьев только понуро кивнул. Верховский щёлкнул пальцами, снимая чары тишины, и красноречиво отступил в сторону, освобождая ему путь к дверям. Следом за Викентьевым вышел и с почестями отпущенный на волю Николай Геннадьевич; шеф выпроводил его уважительно, но напористо, препоручив заботам снующих туда-сюда безопасников. Ксюша, всё ещё триумфально улыбаясь, протиснулась мимо бестолково застывших коллег и подошла к Зарецкому.
– Я тебе задолжала либо благодарность, либо пощёчину, – сообщила она, скрестив руки на груди.
