Оставь себе свою славу, король, отписал ему я. Мы собрали скудный урожай в этом году, пережить бы зиму. Кончится зима — будем сеять, потом пахать. Мы тут из золотых кубков не пьем, и дело наше простое. Я тебе не помощник. Злой уехал гонец, а неделю назад явился третий. Теперь уже от лорда Эдварда, этого холеного вельможи с лицом эльфа и глазами поэта. Король Хендрик убит в бою, сообщил мне Эдвард Фэринтайн, и Клифф Рэдгар со всей своей ратью наступает на престольный город Таэрверн. Приходи, Эйран Дэйрин, и спаси нас всех. Ответь мне, Гленан, раз уж ты теперь лорд Кэбри. Вы начинаете эти войны. Почему мне их заканчивать?
— Потому что это и ваша страна тоже, милорд, — ответил Гленан тихо.
— Плохой ответ, мальчик. Вот мой замок и мой город, вот мои холмы и долины. Мои люди рождаются и умирают, ни разу в жизни не увидев башен Каэр Сиди. Отчего я должен посылать их к этим башням на бесславную смерть?
— Потому что когда башни Каэр Сиди падут — владыка Гарланда явится и сюда. Я слышал, как он обещал королю Хендрику забрать себе весь зеленый Эринланд без остатка. Клифф Рэдгар вытопчтет ваши поля, милорд, и сожжет дотла ваш город. Заберет ваше золото, убьет ваших воинов, ваших женщин угонит в рабство. Такую судьбу вы готовите своему народу, надеясь отсидеться в стороне? Это не единичный набег. Не пограничная стычка. Это вторжение. Сначала враг расправится с нами — а потом доберется и до вас.
— Ну, пусть приходит, если такой смелый. Стены мои крепки, как вы видите. Мы встанем на эти стены, и пусть ломают о них свои клыки.
— Скорее уж вы умрете в кольце этих стен, когда враг возьмет их приступом. Да простится мне моя дерзость, милорд. Но я был на Броквольском поле, и знаю, с чем мы имеем дело. Больше двадцати тысяч воинов привел Рэдгар с собой, и кто знает, сколько еще солдат может выставить Гарланд вторым эшелоном, если Рэдгар того захочет. Укрепления Таэрверна куда выше ваших — однако если падут они, то падут и эти. Сейчас не те времена, когда можно выстоять по одиночке, лорд Эйран. Одно из самых могущественных королевств Срединных Земель обрушилось на нас. Да, король Хендрик был не прав, начиная эту войну, будучи не готов к ней. Но поздно теперь рассуждать о правоте и неправоте королей, когда сама наша земля горит и стонет. Не королевский трон теперь под угрозой. Не корона и не золотые кубки. Ваши поля, ваши дома. Наш народ. Потом станем говорить о том, кто был прав и кто виноват. Сейчас нам нужно выжить, а выжить мы сможем только все вместе. Объединившись и отбросив распри. Забыв про обиды. Я прошу у вас прощения, лорд Эйран. Прошу его от имени всего королевского дома, к которому принадлежу. Да, мы допустили ошибку. Мы раззадорили врага, а потом не смогли удержать. Мы виноваты перед вами, и без вашей помощи теперь не выстоим. Поэтому я умоляю. Помогите нам, ради Эринланда. Ради ваших холмов и наших равнин.
Лорд Эйран помолчал. Пожевал губу. Посмотрел куда-то вдаль, подслеповато щурясь и будто что-то прикидывая в уме. А потом неожиданно лихим, совершенно не старческим жестом поднял левой рукой свой тяжеленный меч, закидывая его на плечо. Шагнул к Гленану и протянул ему руку:
— Это ты меня прости, сын моего друга, — сказал герцог Дэйрин, и в глазах его неожиданно проступили слезы. — Прости мне мое малодушие, если сможешь. Я просто старый трусливый дурак, желавший отсидеться в тростниковой хижине от грядущей на злых ветрах бури. Я буду вместе с вами, конечно. Под моим началом четыре тысячи воинов моего гарнизона, и еще две тысячи — тех добрых людей, что добровольно пришли к моему замку и готовы сражаться по моему приказу, куда бы я их не направил.
— Если все так, мы легко сравняем свои силы с вражескими, — кивнул Гленан. — Спасибо вам огромное, герцог, я в вас верил. Отец говорил, вы человек упрямый, но всегда в конечном счете поступаете верно. Следует, однако, спешить. Земля уже горит у защитников Таэрверна под ногами.
— Не беспокойтесь, — сказал лорд Эйран. — Выступать мы готовы хоть прямо сейчас. Так что скоро земля загорится под нашим врагом.
Этим вечером войско короля Клиффа Рэдгара вновь сделало попытку штурма — на сей раз прямо возле главных, западных ворот Таэрверна. Осаждающие стреляли из требушетов, закидывая камнями привратные укрепления — дробя венцы стен, калеча и убивая собравшихся за ними солдат. Эдвард приказал лучникам обрушить на вражеские машины подожженные стрелы — и через какое-то время атака прекратилась, когда несколько осадных орудий воспламенилось и вспыхнуло. Гарландцы тут же принялись тушить их.
Затем вновь пришла очередь осадных башен. Тяжелые и неповоротливые, они двигались к стенам Таэрверна, подобно исполинским черепахам, и воины, что стояли на их ярусах, прикрывались высокими щитами от проводимого эринландцами непрекращающегося обстрела. Лицо Кэмерон закаменело. Рывком королева опустила забрало, выпрямилась, опираясь на меч. Эдвард встал возле нее, и прочие верные престолу солдаты собрались подле них. «Она храбра, — подумал наследник Повелителей Холмов. — Вот что такое настоящая храбрость — не начать войну, а иметь твердость ее продолжать».
Когда черной саранчой, ледяным половодьем осененные знаменем Гончих Псов солдаты рванулись на стены, Эдвард и Кэмерон сделали шаг им навстречу. Свистнула, опускаясь, сталь — гремя о щиты, скрежеща о доспехи, разрывая плоть. Герцог Фэринтайн принял чужой удар на собственный круглый щит, а затем внезапно отбросил его прямо вперед, во враждебную толпу — и, схватив полуторный клинок обеими ладонями за рукоять, ворвался в неприятельские ряды, стремясь поразить, сбросить со стен всякого гарландского солдата, что взобрался на них. Ярость боя захлестнула его, и больше не отпускала до самого того мгновения, когда схватка наконец прекратилась.
— Ты верно обезумел, — сказала Кэмерон, протягивая Эдварду флягу с водой после боя. — Дрался, как настоящий берсерк. Таким я тебя не видела прежде. Таким бывал мой муж, твой брат — но только не ты.
— Кровь не вода, что бесследно впитывается в землю, — усмехнулся Эдвард, принимая флягу. — Кровь — наследие, от которого не скрыться и которое не избыть. Иногда наша кровь не дает нам спрятаться от собственной природы, как бы не норовили мы это сделать.
Герцог неожиданно осекся — и посмотрел на меч, что держал до сих пор в руке, не спрятав в ножны. Старый, верный клинок, что хранился в фамильном замке и был взят Фэринтайном из тамошней оружейни этим летом, после известия о гибели брата. Руны украшали его лезвие. Гилмор чурался этот меча, как чурался долгое время всего противоественного наследия, оставленного прежними Владыками Холмов. Был он выкован три тысячи лет назад — прежде Великой Тьмы, мастерами прежних дней по иным лекалам, из сплавов, разящих более погибельно, чем простое холодное железо. Немалой силой обладал тот, кто сражался этим мечом.
«Только подлинная сила заключена все же не в мечах, — подумал внезапно Эдвард. — Не в артефактах, амулетах и кольцах, даже не в старых механизмах Вращающегося Замка, покрытых паутиной эпох. Те, кто создали их, были такими же, как и мы сами — простыми людьми и нелюдями, полными заблуждений и надежд. Они искали, ошибались, и искали вновь — и оставили по себе наследие, что до сих пор живо. Истинное могущество — в нас самих. Мы и есть сила, которую так долго искали».
Фэринтайн помнил самые старые из легенд. Согласно ним, древние люди некогда ввергли мир в хаос — а сиды, отринув свое прежнее невмешательство, вернули земле и водам привычный облик, исцелив нанесенные земле раны. Если совладали с великой бедой его далекие предки, должен справиться с нынешними несчастьями и он сам.
— Ваше величество, — сказал Эдвард королеве, — разрешите мне на сегодня покинуть вас. У меня есть дело в цитадели, и я должен его решить. Я улажу его за несколько часов — и к утру вернусь, я надеюсь. Возглавьте, пожалуйста, командование — у вас и так это получается лучше, чем у меня.
Кэмерон посмотрела на него с сочувствием:
— Иди отдохни. Я все понимаю.
— Дело не в отдыхе, — сказал Эдвард. — Просто нашлась задача, что наконец мне по плечу. Я выполню ее — и тогда наконец перестану быть ненужным младшим сыном, потерявшим семью.
Брать с собой сопровождающих герцог не стал. Промчался на коне через весь город, вошел в скованный тревогой замок, мимоходом отвечая на обращенные к себе приветствия стражников, почти не слыша встревоженных вопросов, звучавших из уст придворных и слуг. Длинной винтовой лестницей поднялся на вершину высочайшей из башен Каэр Сиди, остановился посреди венчающей ее прямоугольной площадки, продуваемой семью ветрами. Эдвард поглядел в темнеющие небеса, где уже зажглись редкие, колючие звезды предзимья — будто глаза равнодушных духов.
После короткого колебания Фэринтайн обнажил меч, направив его острием в небо — а затем, передумав, опустил и спрятал обратно. «Не артефакты. Не амулеты. Не машины. Я сам. Если та сила, которой добивались столь многие прежде, все-таки существует, если она не сгинула в бездне прошедших времен, если могущество, применяя которое, повелители сидов уберегли Землю от обрушенной Древними тьмы, все еще живо — пусть оно даст мне ответ. Его ищет Кэран, его жаждал Гилмор, а теперь к нему обращаюсь я. Если ты слышишь меня — отвечай».
Эдвард стоял и ждал. Он вглядывался в затянутый мглой горизонт, смотрел на звезды, слушал ветра. Говорят, небеса и земля, весь мир обращается вокруг Вращающегося Замка — и сейчас последнему из Фэринтайнов казалось, будто он в самом деле слышит тяжелый, неповоротливый скрежет, как если бы поворачивалось исполинское мельничное колесо.
«Мир — колесо. Время — одряхлевший змей. Тысячи лет мы, безумные, бродим по этой земле, возводя из пепла и вновь обращая в него империи, постигаем тайны природы, чтобы затем их забыть, создаем и тут же рушим нечто великое — а мир все так же молод и глуп, как и в первые дни творения. Это все проклятая, смутная осень. Пусть придет зима. Пусть грянет метель, а потом будет Йоль, и еловые ветки, и горячий очаг, и сытный ужин для всех уцелевших. И хватит, наконец, убийств. Я устал от этой войны».
Повороты мельничного колеса на мгновение сделались быстрее, проворнее, старому механизму мироздания будто смазали шестеренки — а затем небо пришло в движение, искажаясь, наполняясь незнакомой прежде глубиной, уходя в бесконечность. Звезды, чудилось Эдварду, замерцали сильнее, живей — а потом принялись гаснуть одна за одной. Надвигалась тьма — но не та тьма, которой следовало бы опасаться. Хотя еще недавно, на протяжении всех минувших дней, небо оставалось безоблачным, таким беспросветным пустым, каким бывает оно порой на самой грани ноября с декабрем — сейчас его затягивали тучи.
Минуло, наверно, около получаса — после чего стеной начал идти снег. Наступал конец очень долгой осени.
Девять тысяч солдат набралось в итоге в армии, возглавляемой Гленаном Кэбри, троюродным братом лорда Эдварда Фэринтайна, оказавшимся после пресечения всех прочих знатных родов наследником королевского престола. И ни единой минуты не медлила больше эта армия, двинувшись на помощь осажденной врагами, окруженной огнем и смертью эринландской столице. Прошли годы, и менестрели, омочив усы в добром эле, пели об этом стремительном марше. Пели они о том, как лихо летели по ветру гордо развернутые знамена, как неудержимо неслись вскачь кони, как тряслась под их копытами земля.
Дэрри запомнил иное. Запомнил решимость в глазах друзей. Запомнил свой собственный липкий страх. Запомнил, как взял этот страх в мысленные тиски и давил, со всей силы сжимая, пока весь он не вышел без остатка. Осталась одна только решимость. Холодная, как лютый ветер предзимья, дувший прямо в лицо. Колючая, как острие клинка.
Войско вышло из Каэр Эрака на следующий день и двинулось в направлении Каэр Сиди. С затянутого серыми тучами неба повалил снег, тяжелый и мокрый. Он таял, коснувшись плащей, и тяжелыми комьями ложился на промерзшую землю. До Йоля оставалось чуть меньше трех недель. До броска в пропасть — несколько ударов бешено колотившегося сердца.
Первый гарландский отряд встретился эринландскому войску милях в тридцати к югу от Таэрверна. То были части арьергарда, выставленные поперек дороги — не больше четырех сотен человек. Нападения они не ждали, и успели, завидев приближение противника, дать лишь один залп из луков. А потом воины Каэр Лейна и Каэр Эрака обрушились на врага, разя его копьями и кромсая мечами, и обратили в бегство. Ни на миг не сбавляя хода, продолжая преследовать отступающего неприятеля, эринландцы вылетели на вершину холма — и остановили коней.
Прямо перед ними открылась окружавшая Таэрверн долина. С этой высоты прекрасно просматривались и башни Вращающегося Замка, одновременно изящные и грозные, и два кольца обступивших город высоких стен. Сейчас этому городу и впрямь угрожала опасность. Столица Эринланда оказалась со всех сторон окружена армией противника. Враг вытоптал ярмарочное поле и занял предместья. Повсюду копошились по серой земле гарландские отряды, напоминавшие с такого расстояния скопище муравьев. Дэрри видел усеявшие низину лагерные палатки, видел ползущие через поле к городу тяжелые осадные башни, видел приставные лестницы, с которых на таэрвернские укрепления карабкались, пытаясь взобраться на их парапеты, солдаты Клиффа.
— Мы вовремя подъехали, — сказал Остромир. — Гарландцы как раз атакуют, и даже не смотрят себе в тыл. Если нападем сейчас — им придется несладко.
— В самом деле, — согласился Гленан. — Тогда ходу! — Он привстал в стременах и закричал старинный девиз: — За зеленый Эринланд! За дрок и вереск, за корень и крону!
Усилился ветер, завывая злым волчьим голосом. Метель валила косой стеной. Наверно, потому хронисты и назвали это сражение впоследствии Снежной Битвой. Единым безудержным, яростным потоком собранные в Каэр Эраке и Каэр Лейне отряды низринулись с холма в низину, атакуя врагов. Стреляя на скаку из луков, выдвигая вперед копья, обнажая мечи. Противник не ждал нападения. Задние шеренги воинов Гарланда дрогнули, раздались в стороны. Кого-то затоптали насмерть кони. Кого-то поразила жадная сталь. Хриплыми, надсаженными голосами командиры неприятельской армии отдавали приказы, призывая своих солдат сплотиться перед лицом нежданной угрозы. Однако инициатива и эффект неожиданности оказались на стороне приведенного Гленаном войска, и эринландцы, решительно атакуя, прорвались глубоко в самое сердце армии врага. Им было за что сражаться, а это всегда придает сил.
В тот самый час, когда всякая надежда уже, казалось бы, оставила защитников Таэрверна, отступив перед лицом наступающей смерти, гарландские войска вдруг отхлынули от эринландской столицы, спешно перестраивая свои боевые порядки и разворачиваясь навстречу новому нежданному противнику. Опираясь рукой о крепостной зубец, стоя в окружении поверженных вражеских тел, облаченный в залитые кровью доспехи и порванный белый плащ, Эдвард Фэринтайн увидел, как пришедшие с юга войска врезаются в гарландский тыл, круша построения неприятельского арьергарда и совершенно меняя ход битвы.
Королева Кэмерон рассмеялась. Шагнула к Эдварду, заключая его в объятия. Жадно поцеловала герцога Фэринтайна прямо в губы.
— Потому что это и ваша страна тоже, милорд, — ответил Гленан тихо.
— Плохой ответ, мальчик. Вот мой замок и мой город, вот мои холмы и долины. Мои люди рождаются и умирают, ни разу в жизни не увидев башен Каэр Сиди. Отчего я должен посылать их к этим башням на бесславную смерть?
— Потому что когда башни Каэр Сиди падут — владыка Гарланда явится и сюда. Я слышал, как он обещал королю Хендрику забрать себе весь зеленый Эринланд без остатка. Клифф Рэдгар вытопчтет ваши поля, милорд, и сожжет дотла ваш город. Заберет ваше золото, убьет ваших воинов, ваших женщин угонит в рабство. Такую судьбу вы готовите своему народу, надеясь отсидеться в стороне? Это не единичный набег. Не пограничная стычка. Это вторжение. Сначала враг расправится с нами — а потом доберется и до вас.
— Ну, пусть приходит, если такой смелый. Стены мои крепки, как вы видите. Мы встанем на эти стены, и пусть ломают о них свои клыки.
— Скорее уж вы умрете в кольце этих стен, когда враг возьмет их приступом. Да простится мне моя дерзость, милорд. Но я был на Броквольском поле, и знаю, с чем мы имеем дело. Больше двадцати тысяч воинов привел Рэдгар с собой, и кто знает, сколько еще солдат может выставить Гарланд вторым эшелоном, если Рэдгар того захочет. Укрепления Таэрверна куда выше ваших — однако если падут они, то падут и эти. Сейчас не те времена, когда можно выстоять по одиночке, лорд Эйран. Одно из самых могущественных королевств Срединных Земель обрушилось на нас. Да, король Хендрик был не прав, начиная эту войну, будучи не готов к ней. Но поздно теперь рассуждать о правоте и неправоте королей, когда сама наша земля горит и стонет. Не королевский трон теперь под угрозой. Не корона и не золотые кубки. Ваши поля, ваши дома. Наш народ. Потом станем говорить о том, кто был прав и кто виноват. Сейчас нам нужно выжить, а выжить мы сможем только все вместе. Объединившись и отбросив распри. Забыв про обиды. Я прошу у вас прощения, лорд Эйран. Прошу его от имени всего королевского дома, к которому принадлежу. Да, мы допустили ошибку. Мы раззадорили врага, а потом не смогли удержать. Мы виноваты перед вами, и без вашей помощи теперь не выстоим. Поэтому я умоляю. Помогите нам, ради Эринланда. Ради ваших холмов и наших равнин.
Лорд Эйран помолчал. Пожевал губу. Посмотрел куда-то вдаль, подслеповато щурясь и будто что-то прикидывая в уме. А потом неожиданно лихим, совершенно не старческим жестом поднял левой рукой свой тяжеленный меч, закидывая его на плечо. Шагнул к Гленану и протянул ему руку:
— Это ты меня прости, сын моего друга, — сказал герцог Дэйрин, и в глазах его неожиданно проступили слезы. — Прости мне мое малодушие, если сможешь. Я просто старый трусливый дурак, желавший отсидеться в тростниковой хижине от грядущей на злых ветрах бури. Я буду вместе с вами, конечно. Под моим началом четыре тысячи воинов моего гарнизона, и еще две тысячи — тех добрых людей, что добровольно пришли к моему замку и готовы сражаться по моему приказу, куда бы я их не направил.
— Если все так, мы легко сравняем свои силы с вражескими, — кивнул Гленан. — Спасибо вам огромное, герцог, я в вас верил. Отец говорил, вы человек упрямый, но всегда в конечном счете поступаете верно. Следует, однако, спешить. Земля уже горит у защитников Таэрверна под ногами.
— Не беспокойтесь, — сказал лорд Эйран. — Выступать мы готовы хоть прямо сейчас. Так что скоро земля загорится под нашим врагом.
Этим вечером войско короля Клиффа Рэдгара вновь сделало попытку штурма — на сей раз прямо возле главных, западных ворот Таэрверна. Осаждающие стреляли из требушетов, закидывая камнями привратные укрепления — дробя венцы стен, калеча и убивая собравшихся за ними солдат. Эдвард приказал лучникам обрушить на вражеские машины подожженные стрелы — и через какое-то время атака прекратилась, когда несколько осадных орудий воспламенилось и вспыхнуло. Гарландцы тут же принялись тушить их.
Затем вновь пришла очередь осадных башен. Тяжелые и неповоротливые, они двигались к стенам Таэрверна, подобно исполинским черепахам, и воины, что стояли на их ярусах, прикрывались высокими щитами от проводимого эринландцами непрекращающегося обстрела. Лицо Кэмерон закаменело. Рывком королева опустила забрало, выпрямилась, опираясь на меч. Эдвард встал возле нее, и прочие верные престолу солдаты собрались подле них. «Она храбра, — подумал наследник Повелителей Холмов. — Вот что такое настоящая храбрость — не начать войну, а иметь твердость ее продолжать».
Когда черной саранчой, ледяным половодьем осененные знаменем Гончих Псов солдаты рванулись на стены, Эдвард и Кэмерон сделали шаг им навстречу. Свистнула, опускаясь, сталь — гремя о щиты, скрежеща о доспехи, разрывая плоть. Герцог Фэринтайн принял чужой удар на собственный круглый щит, а затем внезапно отбросил его прямо вперед, во враждебную толпу — и, схватив полуторный клинок обеими ладонями за рукоять, ворвался в неприятельские ряды, стремясь поразить, сбросить со стен всякого гарландского солдата, что взобрался на них. Ярость боя захлестнула его, и больше не отпускала до самого того мгновения, когда схватка наконец прекратилась.
— Ты верно обезумел, — сказала Кэмерон, протягивая Эдварду флягу с водой после боя. — Дрался, как настоящий берсерк. Таким я тебя не видела прежде. Таким бывал мой муж, твой брат — но только не ты.
— Кровь не вода, что бесследно впитывается в землю, — усмехнулся Эдвард, принимая флягу. — Кровь — наследие, от которого не скрыться и которое не избыть. Иногда наша кровь не дает нам спрятаться от собственной природы, как бы не норовили мы это сделать.
Герцог неожиданно осекся — и посмотрел на меч, что держал до сих пор в руке, не спрятав в ножны. Старый, верный клинок, что хранился в фамильном замке и был взят Фэринтайном из тамошней оружейни этим летом, после известия о гибели брата. Руны украшали его лезвие. Гилмор чурался этот меча, как чурался долгое время всего противоественного наследия, оставленного прежними Владыками Холмов. Был он выкован три тысячи лет назад — прежде Великой Тьмы, мастерами прежних дней по иным лекалам, из сплавов, разящих более погибельно, чем простое холодное железо. Немалой силой обладал тот, кто сражался этим мечом.
«Только подлинная сила заключена все же не в мечах, — подумал внезапно Эдвард. — Не в артефактах, амулетах и кольцах, даже не в старых механизмах Вращающегося Замка, покрытых паутиной эпох. Те, кто создали их, были такими же, как и мы сами — простыми людьми и нелюдями, полными заблуждений и надежд. Они искали, ошибались, и искали вновь — и оставили по себе наследие, что до сих пор живо. Истинное могущество — в нас самих. Мы и есть сила, которую так долго искали».
Фэринтайн помнил самые старые из легенд. Согласно ним, древние люди некогда ввергли мир в хаос — а сиды, отринув свое прежнее невмешательство, вернули земле и водам привычный облик, исцелив нанесенные земле раны. Если совладали с великой бедой его далекие предки, должен справиться с нынешними несчастьями и он сам.
— Ваше величество, — сказал Эдвард королеве, — разрешите мне на сегодня покинуть вас. У меня есть дело в цитадели, и я должен его решить. Я улажу его за несколько часов — и к утру вернусь, я надеюсь. Возглавьте, пожалуйста, командование — у вас и так это получается лучше, чем у меня.
Кэмерон посмотрела на него с сочувствием:
— Иди отдохни. Я все понимаю.
— Дело не в отдыхе, — сказал Эдвард. — Просто нашлась задача, что наконец мне по плечу. Я выполню ее — и тогда наконец перестану быть ненужным младшим сыном, потерявшим семью.
Брать с собой сопровождающих герцог не стал. Промчался на коне через весь город, вошел в скованный тревогой замок, мимоходом отвечая на обращенные к себе приветствия стражников, почти не слыша встревоженных вопросов, звучавших из уст придворных и слуг. Длинной винтовой лестницей поднялся на вершину высочайшей из башен Каэр Сиди, остановился посреди венчающей ее прямоугольной площадки, продуваемой семью ветрами. Эдвард поглядел в темнеющие небеса, где уже зажглись редкие, колючие звезды предзимья — будто глаза равнодушных духов.
После короткого колебания Фэринтайн обнажил меч, направив его острием в небо — а затем, передумав, опустил и спрятал обратно. «Не артефакты. Не амулеты. Не машины. Я сам. Если та сила, которой добивались столь многие прежде, все-таки существует, если она не сгинула в бездне прошедших времен, если могущество, применяя которое, повелители сидов уберегли Землю от обрушенной Древними тьмы, все еще живо — пусть оно даст мне ответ. Его ищет Кэран, его жаждал Гилмор, а теперь к нему обращаюсь я. Если ты слышишь меня — отвечай».
Эдвард стоял и ждал. Он вглядывался в затянутый мглой горизонт, смотрел на звезды, слушал ветра. Говорят, небеса и земля, весь мир обращается вокруг Вращающегося Замка — и сейчас последнему из Фэринтайнов казалось, будто он в самом деле слышит тяжелый, неповоротливый скрежет, как если бы поворачивалось исполинское мельничное колесо.
«Мир — колесо. Время — одряхлевший змей. Тысячи лет мы, безумные, бродим по этой земле, возводя из пепла и вновь обращая в него империи, постигаем тайны природы, чтобы затем их забыть, создаем и тут же рушим нечто великое — а мир все так же молод и глуп, как и в первые дни творения. Это все проклятая, смутная осень. Пусть придет зима. Пусть грянет метель, а потом будет Йоль, и еловые ветки, и горячий очаг, и сытный ужин для всех уцелевших. И хватит, наконец, убийств. Я устал от этой войны».
Повороты мельничного колеса на мгновение сделались быстрее, проворнее, старому механизму мироздания будто смазали шестеренки — а затем небо пришло в движение, искажаясь, наполняясь незнакомой прежде глубиной, уходя в бесконечность. Звезды, чудилось Эдварду, замерцали сильнее, живей — а потом принялись гаснуть одна за одной. Надвигалась тьма — но не та тьма, которой следовало бы опасаться. Хотя еще недавно, на протяжении всех минувших дней, небо оставалось безоблачным, таким беспросветным пустым, каким бывает оно порой на самой грани ноября с декабрем — сейчас его затягивали тучи.
Минуло, наверно, около получаса — после чего стеной начал идти снег. Наступал конец очень долгой осени.
Девять тысяч солдат набралось в итоге в армии, возглавляемой Гленаном Кэбри, троюродным братом лорда Эдварда Фэринтайна, оказавшимся после пресечения всех прочих знатных родов наследником королевского престола. И ни единой минуты не медлила больше эта армия, двинувшись на помощь осажденной врагами, окруженной огнем и смертью эринландской столице. Прошли годы, и менестрели, омочив усы в добром эле, пели об этом стремительном марше. Пели они о том, как лихо летели по ветру гордо развернутые знамена, как неудержимо неслись вскачь кони, как тряслась под их копытами земля.
Дэрри запомнил иное. Запомнил решимость в глазах друзей. Запомнил свой собственный липкий страх. Запомнил, как взял этот страх в мысленные тиски и давил, со всей силы сжимая, пока весь он не вышел без остатка. Осталась одна только решимость. Холодная, как лютый ветер предзимья, дувший прямо в лицо. Колючая, как острие клинка.
Войско вышло из Каэр Эрака на следующий день и двинулось в направлении Каэр Сиди. С затянутого серыми тучами неба повалил снег, тяжелый и мокрый. Он таял, коснувшись плащей, и тяжелыми комьями ложился на промерзшую землю. До Йоля оставалось чуть меньше трех недель. До броска в пропасть — несколько ударов бешено колотившегося сердца.
Первый гарландский отряд встретился эринландскому войску милях в тридцати к югу от Таэрверна. То были части арьергарда, выставленные поперек дороги — не больше четырех сотен человек. Нападения они не ждали, и успели, завидев приближение противника, дать лишь один залп из луков. А потом воины Каэр Лейна и Каэр Эрака обрушились на врага, разя его копьями и кромсая мечами, и обратили в бегство. Ни на миг не сбавляя хода, продолжая преследовать отступающего неприятеля, эринландцы вылетели на вершину холма — и остановили коней.
Прямо перед ними открылась окружавшая Таэрверн долина. С этой высоты прекрасно просматривались и башни Вращающегося Замка, одновременно изящные и грозные, и два кольца обступивших город высоких стен. Сейчас этому городу и впрямь угрожала опасность. Столица Эринланда оказалась со всех сторон окружена армией противника. Враг вытоптал ярмарочное поле и занял предместья. Повсюду копошились по серой земле гарландские отряды, напоминавшие с такого расстояния скопище муравьев. Дэрри видел усеявшие низину лагерные палатки, видел ползущие через поле к городу тяжелые осадные башни, видел приставные лестницы, с которых на таэрвернские укрепления карабкались, пытаясь взобраться на их парапеты, солдаты Клиффа.
— Мы вовремя подъехали, — сказал Остромир. — Гарландцы как раз атакуют, и даже не смотрят себе в тыл. Если нападем сейчас — им придется несладко.
— В самом деле, — согласился Гленан. — Тогда ходу! — Он привстал в стременах и закричал старинный девиз: — За зеленый Эринланд! За дрок и вереск, за корень и крону!
Усилился ветер, завывая злым волчьим голосом. Метель валила косой стеной. Наверно, потому хронисты и назвали это сражение впоследствии Снежной Битвой. Единым безудержным, яростным потоком собранные в Каэр Эраке и Каэр Лейне отряды низринулись с холма в низину, атакуя врагов. Стреляя на скаку из луков, выдвигая вперед копья, обнажая мечи. Противник не ждал нападения. Задние шеренги воинов Гарланда дрогнули, раздались в стороны. Кого-то затоптали насмерть кони. Кого-то поразила жадная сталь. Хриплыми, надсаженными голосами командиры неприятельской армии отдавали приказы, призывая своих солдат сплотиться перед лицом нежданной угрозы. Однако инициатива и эффект неожиданности оказались на стороне приведенного Гленаном войска, и эринландцы, решительно атакуя, прорвались глубоко в самое сердце армии врага. Им было за что сражаться, а это всегда придает сил.
В тот самый час, когда всякая надежда уже, казалось бы, оставила защитников Таэрверна, отступив перед лицом наступающей смерти, гарландские войска вдруг отхлынули от эринландской столицы, спешно перестраивая свои боевые порядки и разворачиваясь навстречу новому нежданному противнику. Опираясь рукой о крепостной зубец, стоя в окружении поверженных вражеских тел, облаченный в залитые кровью доспехи и порванный белый плащ, Эдвард Фэринтайн увидел, как пришедшие с юга войска врезаются в гарландский тыл, круша построения неприятельского арьергарда и совершенно меняя ход битвы.
Королева Кэмерон рассмеялась. Шагнула к Эдварду, заключая его в объятия. Жадно поцеловала герцога Фэринтайна прямо в губы.
