* * *
Стены, покрытые старым белым кафелем. Холодный свет люминесцентных ламп. Под потолком металлические направляющие с крючьями. У входа ностальгический пожелтевший плакат «Схема разруба говядины. ГОСТ 7595-79». Рядом с ним двое. Валерий Семёнович со своей извечной улыбочкой и руками в карманах белого халата. Второй — человек в сером деловом костюме с вкрадчивым голосом. Он кажется знакомым, но как его зовут, я не знаю.
Из-за плотного целлофана, закрывающего погрузочный проём, появляется работник в комбинезоне и противогазе. Выкатывает на середину здоровенную коровью тушу, подвешенную на крюке, и быстро скрывается. Это какая-то бойня. И я пока не понимаю, зачем меня сюда привели.
«Ну-с, больной… Давайте. Проявите себя»,— произносит Валерий Семёнович.
«Что?»— оборачиваюсь я на доктора.
«Ешьте,— спокойно отвечает он, но видит непонимание в моём взгляде и поясняется.— Как недавно в столовой. У вас же получилось».
Я киваю. Делаю несколько неспешных шагов к туше. Ноги в больничной пижаме почему-то не слушаются. Шоркают по полу. В ушах, наверное, от волнения нарастает гул. Сквозь него слышны негромкие реплики.
«Он правда её съест? Прямо сырой?»
«Это не важно. Он не чувствует вкус. Только голод и сытость на простейшем сигнальном уровне. В активном потреблении веществ участвуют все клетки тела. Теоретически сейчас ему даже не нужен желудочно-кишечный тракт…».
Я понимаю, что они хотят увидеть. То же, что позавчера произошло с бутербродом... Я протягиваю руку. Провожу пальцами по холодному чуть влажному мясу. И практически сразу ощущаю сопротивление, словно просовываешь голову в узкий ворот свитера, цепляешься отросшей щетиной. Сквозь кожу наружу лезут чёрные и острые, как иглы, волоски. Они удлиняются, крепко впиваются в плоть, уже не позволяя оторвать руку. Под кожей извиваются и пульсируют их продолжения, похожие на корни или фрагменты грибницы. Эта структура, продолжая увеличиваться разрастаться, вскоре полностью скрывает говяжью тушу, теперь больше похожую на клубок длинных червей. Они активно лезут в предложенное мясо. Растаскивают его на волокна. Переваривают и поглощают, продолжая увеличиваться в длине. Оставляют после себя лишь кости, с которых же больше нечего снять.
Ужасно осознавать, что это не что-то чужеродное. Теперь это часть меня. Это моё новое тело. Это я сам. И сейчас я чувствую, как насыщаюсь и с каждой секундой становлюсь сильнее.
«Потрясающе»,— сдерживая эмоции, вполголоса отмечает неизвестный в сером костюме.
И я с ним полностью согласен. Да, это потрясающе!
Картина меркнет. Всё делается блеклым. Белый кафель расплывается в стороны, куда-то улетает. Остаётся полумрак и тяжёлые бордовые гардины. Такие плотные, что непонятно день сейчас или ночь. Только свет лампы. Массивный стол. Такая же массивная фигура в зелёном кителе. Жёлтые блики на золотых звёздах. Я не знаю, присутствую ли я при разговоре. Но вижу человека в сером со спины. Снова узнаю его. Вернее, его мягкий вкрадчивый голос.
«Согласование действий будет в общих интересах…»
«Мне с вами действия согласовывать?»— возмущается генерал. Я уже не вижу погон, но почему-то мысленно называю говорящего именно так.
«Именно,— усмехается человек в сером.— На других условиях мы всё равно работать не сможем. Обозначаете варианты районов и боевых задач, обеспечиваете безопасные маршруты, транспорт наш, исполнение — тоже. Мы заходим и делаем всю работу. Все аудиовизуальные материалы, созданные в процессе являются объектом авторского права Холдинга до момента их публикации нашей медиасетью. Их вы не касаетесь. Это, как говорится, наш эксклюзив».
«А про военную тайну и цензуру вы ничего, не слышали? Коммерсанты, мать вашу…»
«Не вижу никаких проблем. Ну, да… Вам придётся поменять некоторые правила. Но я ещё раз напоминаю, что по самым осторожным оценкам благодаря применению нашей технологии вы сможете сократить потери личного состава минимум в десять раз».
«Слышал я! Слышал!— раздражённо отмахивается генерал.— Старая песня! Человеческие жизни… Думаете, мне на жизни людей плевать?! А десять раз… Это всё ещё проверить надо!»
«Вот и проверите. Согласитесь, провести операцию, не рискуя ни одной человеческой жизнью — это отличная возможность. Дорогого стоит».
«Ни одной жизнью? А как же моя?— неожиданно для самого себя мысленно спрашиваю я и сам же отвечаю.— Ну, да… Я ведь уже не в счёт».
Генерал мрачно сопит, но кивает. Человек в сером с довольным видом протягивает руку через стол для рукопожатия.
Снова всё крутится. Чёрное ночное небо рассекают пристрелочные трассеры. Подо мной трясётся броня. Модернизированный Т-80 ревёт своим авиационным движком. Взлетает на кочках. Поднимая клубы пыли, несётся на прорыв.
По металлу стрекочут пули. Кто-то с прибором ночного видения, уже заметил меня. Пытается сковырнуть. Секунды через три прилетает ПТУР. Срабатывает динамическая защита. Я пригибаюсь, скрывшись за башней от обсыпающихся горячих осколков. Но мехвод уже добрался до условленной точки. Закладывает крутой поворот. Собирается ретироваться вдоль посадки, по-за деревьями. Я кубарем скатываюсь вниз. Прямо в темноту.
Звук мотора удаляется. Я пытаюсь сообразить, откуда ведётся стрельба. Ага… Вот она траншея. Извивается чёрной змеёй, теряется в ночи. Спрыгиваю вниз. Бегу по мягкому сыпучему грунту. Прямо на автоматные щелчки. Первый солдатик не успевает меня увидеть. Когда он оборачивается, то кажется удивлённым. Я тоже пока не знаю, что с ним делать — просто наваливаюсь всем телом. Что-то внутри меня пробуждается. Само принимает свои инстинктивные решения. Пока я изо всех сил держу сопротивляющегося человека, из-под одежды на него струится чёрная жижа. Она оформляется в тонкие щупальца, лезет под кожу, разрывает плоть. Вояка орёт, даёт очередь куда-то мимо. На помощь по траншее спешат его «побратымы», но помогать уже некому. В лучах тактических фонарей я поднимаюсь с бездыханного тела. Вся брюшина и часть торса у него полностью выедена до костей. Кто-то кричит. Из-за слепящего светодиодного света не видно кто. В меня летит очередь. Я чувствую, как в грудь погружаются раскалённые кусочки металла. Обжигают, проходят рядом с сердцем, пробивают лёгкие. Разросшиеся длинные нитевидные отростки трепещут от боли, а через мгновение стремительно выстреливают навстречу свинцу. Обхватывают чей-то автомат, чью-то руку, тащат к себе, вгрызаются в человеческое мясо, опутывают извивающуюся в агонии фигуру. Несмотря на раны, я ощущаю прилив сил. Перешагиваю через очередного противника, ставшего моей едой, и иду вперёд… Кто на новенького? По возгласам и беспорядочному мельтешению лучей света, я понимаю, что в траншее началась паника. Разросшемуся телу тесно между земляных стен. Нетерпеливые щупальца уже ползут вперёд в поисках следующей порции легкодоступных белков. Я ещё не вижу, но уже чувствую, как кого-то хватают за ногу, волокут в разные стороны, раздирают напополам. Редкие пули всё ещё попадают в меня, но я не обращаю на них внимания — то, что живёт внутри, сразу восстанавливает все повреждения.
Я добираюсь до блиндажа. Внутри ещё кто-то барахтается. Еда заползла внутрь. Я протискиваюсь следом. Сам уже не похожий на человека. К обезумевшему от ужаса вояке со всех сторон тянутся червеобразные отростки. Он подтягивает к себе связку гранат. Отчаянно дёргает чеку… Взрыв разносит на части нас обоих. Боль. Тишина и…
Свет. Я не вижу, а как бы ощущаю его. Настал новый день. Удивительно, но я ещё жив. Разбросанный на отдельные куски, я каким-то неописуемым образом всё ещё осознаю себя. Мыслю, следовательно, существую… Я чувствую утреннюю прохладу. Слышу спокойные голоса и неторопливые шаги.
«Потихоньку, Серёг… Потихоньку!»
«Всё чисто!»
«Ребят, пропустите…»— звучит приглушённый голос.
«А вы кто?»
«Не видишь? Медицинская служба…»
«А противогаз зачем?»
Открыв окровавленный глаз, сквозь розовую пелену я впервые вижу руку со странным шевроном. Кажется, микроскоп… Меня хватает пятерня в плотной резиновой перчатке. По кускам сваливает в эмалированное ведро. Так я и поеду куда-то… Темнота. Жара. Запах собственной крови. Снова холод. И уже знакомый белый кафель на стенах. Свет люминесцентных ламп. Меня вываливают на какой-то большой металлический поддон. Улыбающееся лицо Валерия Семёновича.
«Ну, что же вы? Снова помирать собрались что ли? Я же говорил… Смерть — это последнее, чего вам теперь нужно бояться…»
Я молчу. У меня нет рта…
«Ну, так и что же у нас тут? Регенерировать кто будет? Ленимся, да?— продолжает добрый доктор.— Ничего… Будем учиться».
Да уж… Размазня. Надо уже как-то собраться. Я вожу единственным целым глазом. Вот и «Схема разруба говядины. ГОСТ 7595-79» на стене. А вот и сама говядина. Любезно подвешена на крюке. Бойня…
* * *
«Слышишь?»— толкает меня Агния. Я открываю глаза.
«А?»
«Шум какой-то…»— шепчет она.
Из коридора и правда слышится звук. Непохожий на шаги. Странный негромкий скрип. А ещё похрустывающий шорох, словно кто-то медленно катит по крошкам велосипедное колесо. Агния тоже его слышит. Мы оба замолкаем, ожидая, кто появится из дверного проёма. Ну точно… Вот тебе и скрип, и резиновые колёса. В комнату осторожно вкатывается мальчик на инвалидной коляске. Он удивлённо оглядывается на разбросанные вокруг объедки тел, потом вопросительно смотрит на нас. Видно, хочет что-то спросить, но не решается.
«Ты что тут делаешь?»— первым спрашиваю я.
«Я тут… живу».
«Один?»
Пацан кивает. Ещё раз насторожено смотрит, на нас и на трупы.
«А их… Вы убили? Да?»
«Я в основном,— откликается Агния и сразу же добавляет.— Но ты не бойся. Мы тебя не тронем».
«Я и не боюсь. Я вас в интернете видел…».
Словно в подтверждение своих слов, паренёк ещё раз толкает колёса своей коляски и подъезжает ближе. Жалкое зрелище. Весь грязный. С содранными коленями. Худой.
«А где все-то? Как так вышло-то, что ты тут один остался?»— с заботой спрашивает девчонка.
Пацан вздыхает.
«Кого-то из наших детдомовцев увезли. Кто-то сам сбежал. А я… Вот».
«Ясно…— я вытаскиваю из-под мёртвого солдата вещмешок, за дужку вырываю крышку из банки консервов, протягиваю мальчишке вместе с ложкой.— Вот. Поешь пока… Не жрёшь тут поди нихрена».
Он принимается выгребать и ломать куски мяса.
«У меня так-то был запас… Недавно всё кончилось. Дня три…»
«Рассказывай давай… Шо тут было?»— не унимается любопытная Агния. Я замечаю, как она включает запись на смартфоне. Даже сейчас хочет заполучить контент. Вот уж кто усвоил «корпоративную культуру» в полном объёме. Медиа-сапиенс…
«Да чо рассказывать… Сначала в город колонной вошли сеп…— пацан неловко замолкает, смотрит внимательно, с подозрением.— Ваши, в общем».
«Ну, говори, что хотел сказать»,— строго подталкиваю я, хотя эти человеческие названия меня никогда не задевали.
«Сепаром быть не стыдно, когда отделяешься от чего-то плохого… Тебе могли всякое говорить, но мы ничего плохого не делаем»,— мягко поясняет Агния. Пацан снова понимающе кивает, уплетает тушёнку, продолжает с набитым ртом.
«А они хорошие и оказались. Никого не трогали. Гуманитарку выдавали. Я две банки взял…»
«Ну ты запасливый жук»,— смеётся девчонка.
«Потом сказали, что надо уезжать, потому что скоро опасно будет… Мы стали собираться. Самых мелких в автобус погрузили. И в машину ещё… Военные дали. Меня тоже хотели забрать. Но я медленно собираюсь… И вообще чего я… Маленький что ли? Я со старшими. И потом должны были ещё за нами приехать. С нами Надежда Николаевна оставалась… А вскоре обстрел начался, и мы все спустились в подвал… И автобус больше не приехал. Его взорвали, наверное… И другие военные пришли…»
«Эти что ли?»— кивает Агния в сторону каски на обглоданной черепушке.
«Угу… Начали нас из подвала силком тягать. Надежда Николаевна стала возражать, назвала их фашистами. Её и застрелили. Два пацана повзрослее пытались убежать, по ним тоже стрельнули… Не увидел сразу убили или нет. Девочек старших тоже стали хватать и вытягивать…»
«А ты как же?»
«Испугался… Струсил,— паренёк стыдливо отводит глаза в пол.— На пол лёг и под трубу дальнюю заполз. Я худой же… Протиснулся в щель. Меня в темноте и не увидели… Пацаны эти старшие меня вдвоём в подвал за руки вели. А я… Как крыса…»
«Да ты чего? Всё ты правильно сделал…»— пытается приободрить мальчишку Агния, но тот продолжает, глядя вниз. Я замечаю, как дрожат его губы и блестят выступившие слёзы.
«Их всех потом назад в подвал кинули… Мёртвых. И пацанов старших… Их застрелили. В спину. И девочек всех наших… Одежда порванная… И в крови все…»
«Вот, суки…»
Агния откладывает смартфон, подползает к ребёнку на своём гигантском змеином хвосте и, обхватив человеческими руками, крепко прижимает к себе.
«Ну ты шо… Всё в порядке…»
«Когда сверху всё стихло, я решил выползать… Пришлось по их телам прямо… А потом по лестнице наверх… Где коляска моя осталась… Я бы лучше ещё пять этажей пополз… Чем по мёртвым… А потом услышал голоса… И женский голос… И подумал, что всё…»
«Ну, конечно… Теперь всё… Всё хорошо будет»,— продолжает она успокаивать мальчишку, ероша рукой его волосы, которые от цементной пыли кажутся седыми. Врёт, конечно. Какое, к чертям собачьим, хорошо? Ему и так-то по жизни не повезло, а теперь и подавно… И сколько здесь таких? Кто-то, как однокашники его, по подвалам и ямам уже свалены. Кто в лесополосе прикопан. Так, что и не найдут уже никогда. Кто выжил, как говорится, могут позавидовать мёртвым. Всех не пережалеешь… И не сделаешь уже ничего.
Я беру оставленный Агнией мобильник. Сохраняю геолокацию с пометкой «Подвал детдома». Пусть потом отправит Кирюше. Или как его… Войдут наши войска, вытащат тела, зафиксируют факт военного преступления. Холдинг первым осветит факт в своих трансляциях. Потом прибегут журналисты. Уполномоченные по правам человека выразят озабоченность. Политики сделают ряд громких заявлений. Пошумят соцсети. Расходящаяся информационная волна принесёт монетизацию за первичный и вторичный контент. Ну… Вот и всё.
«Пойдёшь с нами?— вдруг предлагает девчонка.— Мы тебя отведём в безопасное место».
«Да куда мне? Я же инвалид…»
«Подумаешь! Видишь, у меня вообще ног нет... И ничего… А знаешь…— Агния на мгновение задумывается.— Давай-ка я тебе помогу! Только не бойся».
Я не сразу понимаю, что она задумала. Забравшись под футболку, её рука скользит по спине паренька. По змеиной коже пробегает еле заметная дрожь. Внутри приходят в движение тонкие ниточки ризомы. Чёрными каплями, просочившись сквозь поры на девичьей ладони, биомасса устремляется к новому неизведанному организму. Тонкими иглами вкручивается под кожу, протискивается в ткани.
Мальчишка вскрикивает от боли, но Агния держит его мёртвой хваткой. Сейчас они с ней практически один организм.
«Терпи. Терпи!»
Биомасса протягивается вдоль позвоночника. Проникает в спинной мозг. Найдя проблемное место, запускает деление стволовых клеток. Формирует новую нервную ткань. Сращивает аксоны. Тонкая работа. Но всё-таки это быстрее, чем регенерировать оторванные ноги.
Девушка отпускает пацанёнка.
«Всё. Теперь вставай и иди».
Тот смотрит удивлённо, ещё не понимая, что с ним сотворили.
«Ну! Попробуй!»— настаивает Агния.
Придерживаясь за подлокотники, мальчишка пробует опустить ногу на пол. Она слушается. Ещё бы… Устроив стопу на полу, он опирается на неё, приподнимается, следом за первой переносит вторую ногу… Встаёт.
