И тут висящий над головой блин выбросил серое торнадо вниз, к людям.
Эрвин — откуда силы взялись — схватил остолбеневшую Ирину за плечо, потащил подальше отсюда. Нога запнулась о камень, он чуть не упал — но удержался на ногах. Воронка — вся в серебрянных и белых огнях, крутясь как бешеная поплыла за ними. Медленно. Пегги сорвала с плеча 'мир' и , помянув тварь большим десантным, выстрелила пару раз, как будто пуля могла что-то здесь сделать. Воронка замерла, постояла на месте мгновение, а потом повернула и резко кинулась к ней. Белая от ярости Пегги всаживала пулю за пулей в надвигающееся на нее маревою. Нога у Ирины поехала по камню, она упала. Эрвина развернуло. И тут зашелестела рация и он услышал:
'в конце концов, это моя работа' — с этими словами капеллан шагнул вперёд, прямо в серое марево. И исчез. Воронка с тихим шелестом втянулась обратно. Тарелка, стремительно набирая скорость, рванула прочь отсюда — вдаль, к горизонту.
— Твою же мать. Единственный мужик во всем, мать его, флоте. Был. — шептала Пегги, провожая взглядом исчезавшую в высоком небе серую точку.
***
В десантном отсеке челнока на Эрвина вдруг накатила безумная усталость. Усталость и какая-то опустошённость — не хотелось ни говорить, ни думать ни, тем более, двигаться. Просто сидеть и смотреть в одну точку. С пилотского кресла доносились тихие, но весьма красочные выражения— Пегги пыталась отыскать следы сбежавшей тарелки, гоняла челнок туда и сюда, ругая последними словами бессильные приборы. Потом плюнула, повернула штурвал домой — на корабль.
— Домой — это хорошо, — подумал Эрвин лениво. Глаза его невидяще смотрели на переборку.
— Вот болт торчит. — мысли его плыли лениво, как рыбки в аквариуме — Стандартный шестигранный болт земного производства. После всех этих безумных углов и чужих линий— при взгляде на него душа поёт и радуется. Всего шесть углов. И все нормальные. Как приятно смотреть — даже расцеловать хочется. Поднял глаза и еще пару минут пялился на надпись на стене — "рисовать запрещено". Строго, да. По казенным буквам, как по травке, смешно вышагивал нарисованный краской единорожек.
Эрвин улыбнулся и отвел глаза. И столкнулся взглядом с Ириной, что сидела напротив.
— Нет, лучше я Ирину расцелую. Она молодец, — подумал он было и вдруг улыбнулся. Самой дурацкой улыбкой, что можно себе представить. А потом начал старательно выгонять из головы неуместные мысли. Получалось плохо.
Эрвин вспомнил о местных, наловленных на планете. Вот им тоскливо сейчас, спелёнутым в грузовом отсеке, вдали от родной для них перекрученной геометрии.
— а эти, на тарелках — интересно, кто они? Эта планета им не родная, явно. У местных вообще ни одного угла нет, у этих на тарелках — сплошь треугольники. Тогда что они здесь делали? Судя по лихости первого налёта — то же что и мы. Недаром отец Игнатий поминал какого-то коллегу. Наверно такого же эксперта по контактам, как и капеллан. Только с чужой стороны. Ой, они сейчас наконтактируют — мало не покажется никому. Хотя, судя по тому, что мы здесь, а они сматываются — капеллан наш повыше классом будет.
— Чего-то ты парень совсем сомлел — окрикнула его Пегги со своего места. — на, хлебни.
И сунула ему фляжку. Эрвин открутил крышку. На приборной панели тревожно завыл какой-то счётчик. Содержимое оказалось ядрёным, но мозги прочистило хорошо. А там замигали огни и полозья челнока стукнулись о рампу посадочного ангара. Они прилетели домой. Прямо под ясные очи господина главного комиссионера, вежливо поинтересовавшегося у них причинами провала столь важной операции.
Ирина открыла было рот, что бы возмутится. Эрвин аккуратно оттёр её плечом и бодро — Пеггина бурда сказывалась — доложил, что все распоряжения руководства экспедицией они выполняли в точности.
— Какие распоряжения, позвольте уточнить?
— У нас было одно распоряжение. Под ногами не путаться. А приказа ловить за руки непосредственного начальника не поступало.
Десантники сзади, как будто случайно, уронили какой-то бак, подняв в воздух облако едкой пыли. Кто-то чихнул.
Господин главный комиссионер секунду — другую мерил компанию холодным, непроницаемым взглядом. Эрвин смотрел в ответ — тоже в глаза. Потом комиссионер медленно сказал:
— Хорошо, молодые люди. — и удалился. Ни одна пылинка на его костюм так и не села.
Пегги, наблюдавшая все это со стороны, усмехнулась и пробормотала.
— А, похоже, тогда, на челноке я немного ошиблась. Надо будет сказать девке при случае. — отвернула колпачок фляжки и сделала хороший глоток. Потом другой.
— Когда — нибудь потом.
Ремонтная бригада, молча и деловито, начала затягивать десантный челнок в ангар. Мастера натягивали чехлы на покрытые окалиной штурмовые пушки. Устало сложил крылья нарисованный на коке дракон. Мирная миссия закончилась. Пегги закрутила флягу и пошла прочь, в штаб — ей ещё за расход боеприпасов отчитываться.
***
— Человек. Подожди, человек. — свистящий, механический голос пригвоздил Эрвина к полу служебного корридора. Он обернулся — перед ним стоял птицеголовый чужак. Тот самый, из парадного зала. Стоял неподвижно, только перья крыльев чуть шевелились, разбрасывая по стенам блики красного, жёлтого и кровавого цвета.
Они были в коридоре одни. В том самом коридоре. Но сейчас чужак подстерёг Эрвина. Рука парня машинально метнулась вниз, к поясу, где висел флотский нож. Пальцы почти коснулись рукояти. И, повинуясь категорическому приказу владельца прошли мимо. Эрвин сцепил руки за спиной, подальше от оружия. Чужак пришёл говорить. И, по правде говоря, у Эрвина тоже были к нему вопросы.
— Расскажи, человек. Расскажи, что с ним стало... — чужак явно хотел знать, что стало с пропавшим капелланом. И, похоже, имел полное право знать.
И Эрвин рассказывал. Как было, не подбирая слов. Чужак стоял — пугающе неподвижно, как и тогда. Тогда Эрвина это испугало. Сейчас — сейчас его взгляд метался по застывшей фигуре выискивая следы эмоций. Должны же они быть. Вроде... перья на загривке колыхались по определённому ритму. Всякий раз, когда Эрвин поминал капеллана — они пригибались. Интересно, это скорбь или радость ?
Наконец, рассказ закончился.
Чужак поклонился — коротким, неуловимым движением.
— Подожди, — позвал его Эрвин, боясь что райская птица опять растает в темноте коридоров.
— Что ты хочешь ?
— Перья у тебя на загривке — когда они колеблются, это что значит ?
— Скорбь, радость, гнев... Обычно люди их ищут на лице, и, не найдя, пугаются. Мы тоже пугаемся — ведь ваши люди носят шапки.
Эрвин вспомнил, как пару дней назад хватался за нож и усмехнулся.
— Да. Когда я упоминал капеллана — они пригибались . Это радость или скорбь ?
— Сказал бы — смешанное чувство. Он был ублюдок. И я рад, что он прошёл по той дороге, по которой прогнал меня в своё время. Но без него мир стал беднее.
— Простите ?
— То, во что ты попал, было первым и вторым шагом стандартной процедуры.
— Но зачем?
— Федерации нужны переводчики. А моему народу нужен мир.
— И что теперь будет? — вообще-то чужак был последним, кого нужно было об этом спрашивать. Но вопрос вырвался машинально. А вот ответ был неожиданным.
— С капелланом? C ним всё будет в порядке. Я уверен. А вот с теми, кто его захватил — думаю, с ними станется то же, что и со мной.
— Что? — спросил совсем оторопевший Эрвин.
Чужак не ответил. Просто его рука взметнулась вверх, закрывая лицо ворохом блестящих перьев. Острые когти коснулись лба, на секунду застыли. Потом метнулись вниз. Потом к плечам — вначале к правому, потом левому. Россыпь бликов ударила Эрвину в глаза, парень на секунду мигнул, ослепленный. Когда он открыл глаза — сверкающей райской птицы в коридоре уже не было. Только ярко-алое перо сверкало и переливалось на сером полу.
— Подарю Ирке, пойдёт к её волосам, — подумал Эрвин аккуратно подбирая находку.
