Подруги и друзья мои! Спустя столько лет книга выходит в печать, и теперь мне нужна ваша помощь!
Издательство хочет сменить название книги. Естественно, я против, но слишком много работы уже проделано (и не только мной), поэтому нужно договариваться.
Мне предложили подумать над новым названием. Для меня, конечно, Скряжническая гора навсегда останется Скряжнической горой, но вообще стало интересно обратиться к моим читателям, которые сказки уже видели.
А какое название ВЫ могли бы предложить книге? Если ваше предложение примут, я вам потом отправлю экземпляр с автографом. :)
У вас есть реальный шанс поучаствовать в издательском процессе и получить от меня подарок. И конечно, я буду вам очень благодарна! Пишите варианты названия в комментариях здесь, на Продамане, или в группе ВК: https://vk.com/abitofokit
Введение
Скробы жили у моря и были похожи на полулюдей, а больше — на полуенотов. Они выскребали норки прямо в горе и ставили у входа скрипучие дверцы. И кажется, пока не родился на свете скроб, готовый спустить свои деньги на что-нибудь новенькое. Да уж, скробы — скряги, каких поискать, мой друг!
В норках у них полно барахла: треногие стулья, диваны с клочками набивки (то тут, то там!), выцветшие игрушки, в серванте – сколотые тарелки… Только книжек у скробов нет; их не найти, даже если попытаться изо всех сил. Так повелось: неприлично знать что-то, чего не знает сосед, а если садишься читать, то непременно становишься неприличным.
Скробов никто не трогал. Жили они себе возле людей, а на их гору никогда не ходили, между собой называя её «Скряжническая».
В общем, это и был его дом — дом скроба по имени Дуб.
Лето
Если, конечно…
Дуб жил на этой горе уже сотню лет, но ещё не до конца состарился. У него по земле волочилось два толстых уса, поседевший до белизны неповоротливый хвост, а иногда — даже ноги, если Дуб утомился или вдруг приболел. А ведь когда-то и он любил совать нос в незакрытые дверцы! Но с возрастом переменился: теперь всё любопытное само нет-нет да заглядывало к нему.
Такова житейская мудрость скробов: «Не шевели понапрасну лапой». И старому Дубу оставалось лишь пить чай возле норки и ждать, когда приключения отыщут его.
Если, конечно, они отыщут…
Звали Дуба в честь того дерева, что росло прямо над входом в его нору, и чем старше Дуб становился, тем сильнее он подсыхал и покрывался морщинами, скукоживался день ото дня и всё чаще собирался отдать кому-нибудь душу.
Правда, такую мелкую никто и не брал.
Дуб выяснил это однажды, когда задремал на балконе под крики чаек и плеск невысоких волн.
Приснилась ему родная гора. Похожая на большого ежа, она нюхала море, а сосновые иглы пушила к лету. Ряд норок выходил балконами прямо на берег, и чем выше располагался балкон, тем ниже было у скроба сословие. У людей говорят: «пробиться наверх», а вот у скробов вся знать образуется, лишь скатившись.
Дуб увидел себя со стороны спящим на самом высоком балконе. Рядом на перилах примостилась ворона.
— Кыш! — попытался прогнать её Дуб.
Ворона возмущённо подняла крылья, и Дуб впервые заметил её косу. Лезвие – словно луна, а не солнце!
Ворона каркнула недовольно:
— Да уж, да уж! — и попрыгала на одном месте, как бы в раздумьях. — Что ж, что ж!.. И не забрать ничего, если есть только что-нибудь!
Затем она одной лапой ощупала Дуба с пяточек до ушей, но души не нашла.
— Кажется, она затерялась в карманце, — проворчал Дуб.
Ворона оглянулась и снова каркнула:
— На такую мелкую — не замахнусь!
В целом, она понапрасну тоже не шевелилась.
— Да уж, да уж! — полетела она от Дуба, держа в клюве свою косу. — Что ж, что ж!
И от её громкого карканья Дуб проснулся — весь в таких крупных каплях, словно море бросило в него свою просоленную волну…
* * *
С тех пор Дуб знал точно, из первых уст, что душа его ничего не стоит, а значит — жить ему ещё много лет.
Если ничего, конечно же, не изменить.
Можжи
Был у старого Дуба такой же старый знакомый: ещё со школьной скамьи. Его полное имя было чересчур длинным, потому что норка ютилась под можжевеловым кустом, и Дуб привык звать его просто, по-дружески: Можжи.
У этого скроба с некоторых пор ехала крыша: он стал читать книги. Дуб увидел его однажды в креслице возле норы, в котором он качался с учебником литературы.
— Ужас! — воскликнул Дуб. — У всех на виду!
Дуб попытался выхватить книгу, но Можжи поправил очки и сказал:
— Мой друг.
— Что?
— Я имею право свихнуться в моём-то возрасте.
— Свихнуться — это ещё мягко сказано, Можжи!
Но Можжи лишь отмахнулся от Дуба и предложил:
— Вот, послушай:
Ах, на милой луне
Будет весело мне
И порхать, и резвиться,
и петь!
О, когда бы скорей
До луны до моей,
До медовой луны
Долететь!
Дуб заткнул уши и с тех пор не пытался вразумить друга. В конце концов, Можжи был прав в одном: когда времени много, то хочется его куда-нибудь деть.
И всё же Дуб поворачивал обратно домой каждый раз, если видел Можжи в креслице у норы.
Бывало, что они выбирались на ярмарку к людям. Очень часто Можжи приносил оттуда под мышкой свёртки, но Дуб опасался спрашивать, что уж такое Можжи купил. Свёртки были прямоугольные, и Дуб, конечно, догадывался — и упорно не говорил. Пока не случилось однажды так, что друзья поругались. Можжи пришёл к Дубу на день рождения, как и все остальные, но если соседи надарили Дубу прекрасного барахла, то Можжи приволок новую книгу. Их-то он и скупал потихоньку на ярмарке.
Дуб рассвирепел:
— Даже Болотина не опустилась бы до такого! — закричал он, швыряя подарок на пол.
— Так она и без того на дне, — спокойно возразил ему Можжи.
И Дуб тут же вытолкал его из норки за дверь.
После этого — честное слово! — Дуб не разговаривал с Можжи месяц, и только тоска по дружбе свела их вместе опять. И всё равно каждый раз, когда они направлялись на ярмарку, Дуб сварливо напоминал:
— Надеюсь, сегодня мы обойдёмся без этих подарочков, Можжи!
А Можжи улыбался и говорил в ответ:
— Ну, как знать, милый друг. Как знать!
И таскал всё же в дом разные книги, полагая, что Дуб совсем не догадывается о них.
Такой уж он и был — этот мечтательный старый Можжи!
Русалки
Можжи порой выходил к морю. С собой он брал стульчик и широкополую шляпу.
— Что, опять пошёл думать? — подтрунивал над ним Дуб.
— Мечтать, — откликался Можжи. — Мечтать!
И улыбался загадочной светлой улыбкой.
«Чтение делает из него скроба, которого я не знаю», — печалился Дуб и приглядывал за Можжи с балкона, как бы чего не вышло.
— Смотри-ка! — крикнул Можжи однажды, когда солнце уже скрылось за горизонтом и выглянула луна. — Там косяк из русалок!
Дуб взял в руки бинокль и пригляделся:
— Рыба какая-то, а не русалки!
— Они почти здесь! Спустись лучше и посмотри!
Можжи помахал косяку своей шляпой, но Дуб решил не спускаться (и не шевелить понапрасну лапой).
«Даже если русалки, то и пускай — они здесь каждое лето резвятся!».
И всё же он позавидовал, когда к Можжи подплыла стайка девиц. Их волосы и хвосты сияли, словно сделанные из луны…
Русалки похихикали, подарили Можжи колье из ракушек, почесали его за ухом. Он вернулся на гору довольный и даже принёс для Дуба волшебную чешую.
— Возьми, — сказал он, — загадай что-нибудь сокровенное.
Дуб вначале артачился, но после чешуйку взял:
— Хочу что-нибудь потяжелее в карманце! — сказал он, перемалывая её в чашку.
— Душу? — спросил его Можжи.
— Вот ещё: душу! Лучше интересного барахла!
И Дуб выпил всю чашку залпом, а Можжи вздохнул огорчённо — и не узнал, что Дуб его обманул.
«Душу побольше мне и поценнее, — загадал Дуб, пока проглатывал волшебную чешую. — И чтобы блестела, как хвосты у русалок и как луна!»
Ведь Дуб не терял надежды, а значит, оставалось одно — набраться терпения и подождать!
Болотина
— Слушай, Дуб, — позвал как-то Можжи. — Ты не получал весточку от Болотины?
— Не получал с самого дня рождения!
Тут-то они и решили, что стоит сходить на болото и проверить, не засосало ли Болотину опять на дно.
Обычно они собирали корзину в дорогу (туда они клали фруктовый пирог, варенье и шоколад — всё то, что любила поесть Болотина), затем спускались с горы и шли тропинкой между берёз. Здесь, посреди маленького болотца, окружённая морошкой и голубикой, лежала Болотина. Она была вся зелёная, патлатая, и рука её упиралась в щёку — скробы решили давно, что она, пожалуй, туда вросла.
— Привет, Болотина! — махал ей Можжи издалека.
Болотина вздыхала громко в ответ.
Иногда она говорила, что ей надоело болото, что ей по душе тайм-менеджмент, оптимизм и здоровый образ жизни, но она так к нему приросла, что уже и забыла, где кончалась она, а где начиналось болото.
— Но ты не сдавайся, — утешал её Можжи по старой дружбе.
— И не шевели понапрасну лапой, — советовал Дуб.
— Хорошо, — вздыхала опять Болотина, и ряска текла у неё из носа. — Шевелиться для меня — это только быстрее сдохнуть!
И всё же Болотина опускалась на дно — с каждым годом всё чаще и чаще.
— Что там нового? — интересовался Можжи, когда они приходили.
— Только пиявки, — отвечала Болотина, заглатывая пирог.
И потом они разговаривали о пустяках, в основном — о прочитанных книгах, так что Дуб отворачивался и разглядывал небо, а Можжи и Болотина обсуждали своё.
«Это Можжи её заразил… или наоборот».
А когда наступал момент расставания, Болотина говорила уныло:
— Спасибо.
И даже:
— Приходите ещё.
Но всё же понапрасну не шевелилась — только допивала остывший чай.
Возвращаясь с пустой корзиной, Дуб зачастую грустил:
— А ведь когда-то её болото помещалось в карманчик!
Можжи вытаскивал репейник из большого хвоста:
— Все мы растём: кто-то вверх, а кто-то и вниз.
— Или вглубь.
— А может, и вглубь, мой друг.
И они шли обратно на гору, думая о своём...
Так случилось и в этот раз.
Ночь
Ночь была душной. За окном всё время гремело.
Дуб, как обычно, не мог уснуть.
«Вот непогода!» — сетовал он.
И ворочался на своей скрипучей кровати, как маленькая юла. Так было долго — и Дуб понял, что прикорнул, только когда проснулся: его разбудили крики. Он сразу обо всём догадался: попал кто-то в шторм. Дуб попытался выбежать на балкон, но там уже бесновался ветер — и грозил его унести.
«Ох, неудача!»
Дуб слышал, как кто-то кричал и плакал, и впервые за долгое время не смог поступить, как надо — и шевельнул понапрасну лапой. Более того: Дуб схватил с вешалки плащ и понёсся вниз по горе, словно какой-то мальчишка.
Он бежал, держа в каждой лапе по усу. Шевелились макушки деревьев, ухал где-то неприветливо филин. Сквозь кроны деревьев показалась луна — и она проводила Дуба до моря. Там она висела, тускло светясь, будто старый ночник в комнате Дуба. Море пенилось и сливалось с небом: не горело ни единой звезды.
И всё же Дуб разглядел на камнях человека — это плакала девочка.
— Эй! — позвал он. — Не реви!
— Кто здесь? — спросила она сквозь всхлипы. — Я уже промокла до нитки!
— Просто иди сюда!
Девочка выпрямилась, едва не соскользнула обратно в море, но смогла добраться до места, где ждал её молча Дуб.
— Здесь есть тропинка, по ней можно подняться в гору, — сказал он.
Блеснуло несколько молний, волны начали подбираться к ногам.
— Давай же скорее! — поторопил девочку Дуб.
И они еле успели забраться наверх, прежде чем их затопило и унесло. Где-то похихикали игриво русалки — им хорошо было в шторм.
«Конечно, для них это просто качели!» — подумал сварливо Дуб.
— Тебя как зовут?
— Юлька, — ответила девочка.
С неё текла морская вода, и она сама походила слегка на русалку.
— И чего ты ходишь здесь по ночам?
— Потому что я Юлька, — ответила девочка просто. — Юлька — от слова «юла».
И когда они дошли до норы, Дуб вынес фонарик, два своих одеяла (Юльке они — на плечи), термос и сказал ей смущённо:
— В гости ты ко мне не зайдёшь.
— Не влезу?
— Угу.
Юлька выпила чай залпом и немного обсохла.
— У меня лодка разбилась о камни, когда стало смеркаться. Я пошла домой по кромке воды — и вот, разыгрался шторм.
— Наверное, тебя ищут?
— Ага.
Дуб и сам не понял, когда сказал:
— Давай я тебя провожу.
«Вот ещё! Что на меня нашло?»
Но то ли ночь была такой странной, то ли у Юльки — испуганные глаза, но Дуб проводил её до деревни, несмотря на принципы скробов.
— Ты только не говори, что я тебе помог, — попросил он Юльку на прощание. — Стыдно!
Юлька наконец улыбнулась, хотя и не поняла.
Она помахала Дубу рукой и побежала по улице: в городке кто-то её искал.
А Дуб снова поднялся на гору, весь взмокший, уставший от добрых дел, лёг под оставшееся одеяло — и уснул, едва коснувшись подушки.
Проходила эта странная ночь. Шумели за окном волны.
И у Дуба что-то менялось внутри.
Утро
Можжи пришёл к Дубу на завтрак и застал его спящим в постели. Скробы любили валяться, тем более в такую погодку, так что Можжи поставил на огонь турку с кофе и ничего не подумал про это.
А потом пригляделся: Дуб спал не в пижаме, а в промокшем плаще. Что-то здесь было не так, как надо.
— Эй! — позвал Можжи. — Просыпайся, мой друг! Где это ты бегал всю ночь?
Дуб перевернулся с бока на бок.
— Я не всю ночь — всего половинку, — ответил он.
Можжи поставил чашку Дубу под нос, взял без спросу печенье и сел, как обычно, в кресло-качалку. Брызги волн долетали до той стороны окна.
Можжи пил кофе, отведя интеллигентно пальчик, и смотрел сквозь очки на Дуба.
— Ну подумаешь — прогулялся, — проворчал Дуб, проснувшись.
— Далеко?
— Просто до моря.
— А-а-а, — протянул догадливо Можжи, — мне всё снилось, будто кто-то кричал!
Дуб принялся упираться:
— Никого там и не было! Вот ещё: среди ночи…
— Да-да, точно, часа где-то в два! — подхватил Можжи.
— Около трёх, — поправил Дуб машинально и покраснел. — Не было там никого! Мне не спалось — вот и спустился на шторм поглядеть.
Они замолчали. Было понятно, что Можжи не верит в сказки (хотя и читает их).
Завывал тихо ветер, накрапывал дождик, бесилось море. Дуб сидел в кровати и пил кофе, Можжи — качался в кресле, и когда завтрак был окончен, поднялся и пошёл к двери.
— Это был человек или кто-то? — спросил на пороге Можжи.
Дуб задумался, а потом ответил смущённо:
— Это была Юлька.
Словно это многое могло объяснить.
Но Можжи всё понял.
— Ах, Юлька! — вздохнул он и раскрыл зонтик над головой, а потом — еле вылез из норки. — Я должен был и сам догадаться!
Ведь нельзя жить на горе и не знать про Юльку, так напоминающую юлу!
И Можжи ушёл, полоская свой длинный хвост в лужах. Он был очень доволен и, может быть, даже счастлив.
(Не то что смущённый и сонный Дуб).
Близкий родственник
Как-то раз Можжи отправился на пляж и уговорил Дуба пойти с собой.
Они спустили корзину с едой под балконы, разложили полотенце на плоском камне и раскрыли свой яркий зонт.
Июньский день был солнечным, море походило на шёлковую простынку.
Можжи погрузился с головой в книгу, а Дуб пережёвывал фрукты, не думая ни о чём.
Всё бы ничего, да только фрукты быстро исчезли. Дуб покосился на Можжи, но тот витал в облаках и совсем забыл о еде.
«Наверное, я сам их все съел», — решил про себя Дуб.
И принялся за конфеты.
Он брал их по одной, слушал плеск волн, пережёвывал, чуть вздыхал — и снова тянулся лапой в корзину. Но и тут вдруг ему стали попадаться фантики, а не конфеты.
Издательство хочет сменить название книги. Естественно, я против, но слишком много работы уже проделано (и не только мной), поэтому нужно договариваться.
Мне предложили подумать над новым названием. Для меня, конечно, Скряжническая гора навсегда останется Скряжнической горой, но вообще стало интересно обратиться к моим читателям, которые сказки уже видели.
А какое название ВЫ могли бы предложить книге? Если ваше предложение примут, я вам потом отправлю экземпляр с автографом. :)
У вас есть реальный шанс поучаствовать в издательском процессе и получить от меня подарок. И конечно, я буду вам очень благодарна! Пишите варианты названия в комментариях здесь, на Продамане, или в группе ВК: https://vk.com/abitofokit
Введение
Скробы жили у моря и были похожи на полулюдей, а больше — на полуенотов. Они выскребали норки прямо в горе и ставили у входа скрипучие дверцы. И кажется, пока не родился на свете скроб, готовый спустить свои деньги на что-нибудь новенькое. Да уж, скробы — скряги, каких поискать, мой друг!
В норках у них полно барахла: треногие стулья, диваны с клочками набивки (то тут, то там!), выцветшие игрушки, в серванте – сколотые тарелки… Только книжек у скробов нет; их не найти, даже если попытаться изо всех сил. Так повелось: неприлично знать что-то, чего не знает сосед, а если садишься читать, то непременно становишься неприличным.
Скробов никто не трогал. Жили они себе возле людей, а на их гору никогда не ходили, между собой называя её «Скряжническая».
В общем, это и был его дом — дом скроба по имени Дуб.
Лето
Если, конечно…
Дуб жил на этой горе уже сотню лет, но ещё не до конца состарился. У него по земле волочилось два толстых уса, поседевший до белизны неповоротливый хвост, а иногда — даже ноги, если Дуб утомился или вдруг приболел. А ведь когда-то и он любил совать нос в незакрытые дверцы! Но с возрастом переменился: теперь всё любопытное само нет-нет да заглядывало к нему.
Такова житейская мудрость скробов: «Не шевели понапрасну лапой». И старому Дубу оставалось лишь пить чай возле норки и ждать, когда приключения отыщут его.
Если, конечно, они отыщут…
Звали Дуба в честь того дерева, что росло прямо над входом в его нору, и чем старше Дуб становился, тем сильнее он подсыхал и покрывался морщинами, скукоживался день ото дня и всё чаще собирался отдать кому-нибудь душу.
Правда, такую мелкую никто и не брал.
Дуб выяснил это однажды, когда задремал на балконе под крики чаек и плеск невысоких волн.
Приснилась ему родная гора. Похожая на большого ежа, она нюхала море, а сосновые иглы пушила к лету. Ряд норок выходил балконами прямо на берег, и чем выше располагался балкон, тем ниже было у скроба сословие. У людей говорят: «пробиться наверх», а вот у скробов вся знать образуется, лишь скатившись.
Дуб увидел себя со стороны спящим на самом высоком балконе. Рядом на перилах примостилась ворона.
— Кыш! — попытался прогнать её Дуб.
Ворона возмущённо подняла крылья, и Дуб впервые заметил её косу. Лезвие – словно луна, а не солнце!
Ворона каркнула недовольно:
— Да уж, да уж! — и попрыгала на одном месте, как бы в раздумьях. — Что ж, что ж!.. И не забрать ничего, если есть только что-нибудь!
Затем она одной лапой ощупала Дуба с пяточек до ушей, но души не нашла.
— Кажется, она затерялась в карманце, — проворчал Дуб.
Ворона оглянулась и снова каркнула:
— На такую мелкую — не замахнусь!
В целом, она понапрасну тоже не шевелилась.
— Да уж, да уж! — полетела она от Дуба, держа в клюве свою косу. — Что ж, что ж!
И от её громкого карканья Дуб проснулся — весь в таких крупных каплях, словно море бросило в него свою просоленную волну…
* * *
С тех пор Дуб знал точно, из первых уст, что душа его ничего не стоит, а значит — жить ему ещё много лет.
Если ничего, конечно же, не изменить.
Можжи
Был у старого Дуба такой же старый знакомый: ещё со школьной скамьи. Его полное имя было чересчур длинным, потому что норка ютилась под можжевеловым кустом, и Дуб привык звать его просто, по-дружески: Можжи.
У этого скроба с некоторых пор ехала крыша: он стал читать книги. Дуб увидел его однажды в креслице возле норы, в котором он качался с учебником литературы.
— Ужас! — воскликнул Дуб. — У всех на виду!
Дуб попытался выхватить книгу, но Можжи поправил очки и сказал:
— Мой друг.
— Что?
— Я имею право свихнуться в моём-то возрасте.
— Свихнуться — это ещё мягко сказано, Можжи!
Но Можжи лишь отмахнулся от Дуба и предложил:
— Вот, послушай:
Ах, на милой луне
Будет весело мне
И порхать, и резвиться,
и петь!
О, когда бы скорей
До луны до моей,
До медовой луны
Долететь!
Дуб заткнул уши и с тех пор не пытался вразумить друга. В конце концов, Можжи был прав в одном: когда времени много, то хочется его куда-нибудь деть.
И всё же Дуб поворачивал обратно домой каждый раз, если видел Можжи в креслице у норы.
Бывало, что они выбирались на ярмарку к людям. Очень часто Можжи приносил оттуда под мышкой свёртки, но Дуб опасался спрашивать, что уж такое Можжи купил. Свёртки были прямоугольные, и Дуб, конечно, догадывался — и упорно не говорил. Пока не случилось однажды так, что друзья поругались. Можжи пришёл к Дубу на день рождения, как и все остальные, но если соседи надарили Дубу прекрасного барахла, то Можжи приволок новую книгу. Их-то он и скупал потихоньку на ярмарке.
Дуб рассвирепел:
— Даже Болотина не опустилась бы до такого! — закричал он, швыряя подарок на пол.
— Так она и без того на дне, — спокойно возразил ему Можжи.
И Дуб тут же вытолкал его из норки за дверь.
После этого — честное слово! — Дуб не разговаривал с Можжи месяц, и только тоска по дружбе свела их вместе опять. И всё равно каждый раз, когда они направлялись на ярмарку, Дуб сварливо напоминал:
— Надеюсь, сегодня мы обойдёмся без этих подарочков, Можжи!
А Можжи улыбался и говорил в ответ:
— Ну, как знать, милый друг. Как знать!
И таскал всё же в дом разные книги, полагая, что Дуб совсем не догадывается о них.
Такой уж он и был — этот мечтательный старый Можжи!
Русалки
Можжи порой выходил к морю. С собой он брал стульчик и широкополую шляпу.
— Что, опять пошёл думать? — подтрунивал над ним Дуб.
— Мечтать, — откликался Можжи. — Мечтать!
И улыбался загадочной светлой улыбкой.
«Чтение делает из него скроба, которого я не знаю», — печалился Дуб и приглядывал за Можжи с балкона, как бы чего не вышло.
— Смотри-ка! — крикнул Можжи однажды, когда солнце уже скрылось за горизонтом и выглянула луна. — Там косяк из русалок!
Дуб взял в руки бинокль и пригляделся:
— Рыба какая-то, а не русалки!
— Они почти здесь! Спустись лучше и посмотри!
Можжи помахал косяку своей шляпой, но Дуб решил не спускаться (и не шевелить понапрасну лапой).
«Даже если русалки, то и пускай — они здесь каждое лето резвятся!».
И всё же он позавидовал, когда к Можжи подплыла стайка девиц. Их волосы и хвосты сияли, словно сделанные из луны…
Русалки похихикали, подарили Можжи колье из ракушек, почесали его за ухом. Он вернулся на гору довольный и даже принёс для Дуба волшебную чешую.
— Возьми, — сказал он, — загадай что-нибудь сокровенное.
Дуб вначале артачился, но после чешуйку взял:
— Хочу что-нибудь потяжелее в карманце! — сказал он, перемалывая её в чашку.
— Душу? — спросил его Можжи.
— Вот ещё: душу! Лучше интересного барахла!
И Дуб выпил всю чашку залпом, а Можжи вздохнул огорчённо — и не узнал, что Дуб его обманул.
«Душу побольше мне и поценнее, — загадал Дуб, пока проглатывал волшебную чешую. — И чтобы блестела, как хвосты у русалок и как луна!»
Ведь Дуб не терял надежды, а значит, оставалось одно — набраться терпения и подождать!
Болотина
— Слушай, Дуб, — позвал как-то Можжи. — Ты не получал весточку от Болотины?
— Не получал с самого дня рождения!
Тут-то они и решили, что стоит сходить на болото и проверить, не засосало ли Болотину опять на дно.
Обычно они собирали корзину в дорогу (туда они клали фруктовый пирог, варенье и шоколад — всё то, что любила поесть Болотина), затем спускались с горы и шли тропинкой между берёз. Здесь, посреди маленького болотца, окружённая морошкой и голубикой, лежала Болотина. Она была вся зелёная, патлатая, и рука её упиралась в щёку — скробы решили давно, что она, пожалуй, туда вросла.
— Привет, Болотина! — махал ей Можжи издалека.
Болотина вздыхала громко в ответ.
Иногда она говорила, что ей надоело болото, что ей по душе тайм-менеджмент, оптимизм и здоровый образ жизни, но она так к нему приросла, что уже и забыла, где кончалась она, а где начиналось болото.
— Но ты не сдавайся, — утешал её Можжи по старой дружбе.
— И не шевели понапрасну лапой, — советовал Дуб.
— Хорошо, — вздыхала опять Болотина, и ряска текла у неё из носа. — Шевелиться для меня — это только быстрее сдохнуть!
И всё же Болотина опускалась на дно — с каждым годом всё чаще и чаще.
— Что там нового? — интересовался Можжи, когда они приходили.
— Только пиявки, — отвечала Болотина, заглатывая пирог.
И потом они разговаривали о пустяках, в основном — о прочитанных книгах, так что Дуб отворачивался и разглядывал небо, а Можжи и Болотина обсуждали своё.
«Это Можжи её заразил… или наоборот».
А когда наступал момент расставания, Болотина говорила уныло:
— Спасибо.
И даже:
— Приходите ещё.
Но всё же понапрасну не шевелилась — только допивала остывший чай.
Возвращаясь с пустой корзиной, Дуб зачастую грустил:
— А ведь когда-то её болото помещалось в карманчик!
Можжи вытаскивал репейник из большого хвоста:
— Все мы растём: кто-то вверх, а кто-то и вниз.
— Или вглубь.
— А может, и вглубь, мой друг.
И они шли обратно на гору, думая о своём...
Так случилось и в этот раз.
Ночь
Ночь была душной. За окном всё время гремело.
Дуб, как обычно, не мог уснуть.
«Вот непогода!» — сетовал он.
И ворочался на своей скрипучей кровати, как маленькая юла. Так было долго — и Дуб понял, что прикорнул, только когда проснулся: его разбудили крики. Он сразу обо всём догадался: попал кто-то в шторм. Дуб попытался выбежать на балкон, но там уже бесновался ветер — и грозил его унести.
«Ох, неудача!»
Дуб слышал, как кто-то кричал и плакал, и впервые за долгое время не смог поступить, как надо — и шевельнул понапрасну лапой. Более того: Дуб схватил с вешалки плащ и понёсся вниз по горе, словно какой-то мальчишка.
Он бежал, держа в каждой лапе по усу. Шевелились макушки деревьев, ухал где-то неприветливо филин. Сквозь кроны деревьев показалась луна — и она проводила Дуба до моря. Там она висела, тускло светясь, будто старый ночник в комнате Дуба. Море пенилось и сливалось с небом: не горело ни единой звезды.
И всё же Дуб разглядел на камнях человека — это плакала девочка.
— Эй! — позвал он. — Не реви!
— Кто здесь? — спросила она сквозь всхлипы. — Я уже промокла до нитки!
— Просто иди сюда!
Девочка выпрямилась, едва не соскользнула обратно в море, но смогла добраться до места, где ждал её молча Дуб.
— Здесь есть тропинка, по ней можно подняться в гору, — сказал он.
Блеснуло несколько молний, волны начали подбираться к ногам.
— Давай же скорее! — поторопил девочку Дуб.
И они еле успели забраться наверх, прежде чем их затопило и унесло. Где-то похихикали игриво русалки — им хорошо было в шторм.
«Конечно, для них это просто качели!» — подумал сварливо Дуб.
— Тебя как зовут?
— Юлька, — ответила девочка.
С неё текла морская вода, и она сама походила слегка на русалку.
— И чего ты ходишь здесь по ночам?
— Потому что я Юлька, — ответила девочка просто. — Юлька — от слова «юла».
И когда они дошли до норы, Дуб вынес фонарик, два своих одеяла (Юльке они — на плечи), термос и сказал ей смущённо:
— В гости ты ко мне не зайдёшь.
— Не влезу?
— Угу.
Юлька выпила чай залпом и немного обсохла.
— У меня лодка разбилась о камни, когда стало смеркаться. Я пошла домой по кромке воды — и вот, разыгрался шторм.
— Наверное, тебя ищут?
— Ага.
Дуб и сам не понял, когда сказал:
— Давай я тебя провожу.
«Вот ещё! Что на меня нашло?»
Но то ли ночь была такой странной, то ли у Юльки — испуганные глаза, но Дуб проводил её до деревни, несмотря на принципы скробов.
— Ты только не говори, что я тебе помог, — попросил он Юльку на прощание. — Стыдно!
Юлька наконец улыбнулась, хотя и не поняла.
Она помахала Дубу рукой и побежала по улице: в городке кто-то её искал.
А Дуб снова поднялся на гору, весь взмокший, уставший от добрых дел, лёг под оставшееся одеяло — и уснул, едва коснувшись подушки.
Проходила эта странная ночь. Шумели за окном волны.
И у Дуба что-то менялось внутри.
Утро
Можжи пришёл к Дубу на завтрак и застал его спящим в постели. Скробы любили валяться, тем более в такую погодку, так что Можжи поставил на огонь турку с кофе и ничего не подумал про это.
А потом пригляделся: Дуб спал не в пижаме, а в промокшем плаще. Что-то здесь было не так, как надо.
— Эй! — позвал Можжи. — Просыпайся, мой друг! Где это ты бегал всю ночь?
Дуб перевернулся с бока на бок.
— Я не всю ночь — всего половинку, — ответил он.
Можжи поставил чашку Дубу под нос, взял без спросу печенье и сел, как обычно, в кресло-качалку. Брызги волн долетали до той стороны окна.
Можжи пил кофе, отведя интеллигентно пальчик, и смотрел сквозь очки на Дуба.
— Ну подумаешь — прогулялся, — проворчал Дуб, проснувшись.
— Далеко?
— Просто до моря.
— А-а-а, — протянул догадливо Можжи, — мне всё снилось, будто кто-то кричал!
Дуб принялся упираться:
— Никого там и не было! Вот ещё: среди ночи…
— Да-да, точно, часа где-то в два! — подхватил Можжи.
— Около трёх, — поправил Дуб машинально и покраснел. — Не было там никого! Мне не спалось — вот и спустился на шторм поглядеть.
Они замолчали. Было понятно, что Можжи не верит в сказки (хотя и читает их).
Завывал тихо ветер, накрапывал дождик, бесилось море. Дуб сидел в кровати и пил кофе, Можжи — качался в кресле, и когда завтрак был окончен, поднялся и пошёл к двери.
— Это был человек или кто-то? — спросил на пороге Можжи.
Дуб задумался, а потом ответил смущённо:
— Это была Юлька.
Словно это многое могло объяснить.
Но Можжи всё понял.
— Ах, Юлька! — вздохнул он и раскрыл зонтик над головой, а потом — еле вылез из норки. — Я должен был и сам догадаться!
Ведь нельзя жить на горе и не знать про Юльку, так напоминающую юлу!
И Можжи ушёл, полоская свой длинный хвост в лужах. Он был очень доволен и, может быть, даже счастлив.
(Не то что смущённый и сонный Дуб).
Близкий родственник
Как-то раз Можжи отправился на пляж и уговорил Дуба пойти с собой.
Они спустили корзину с едой под балконы, разложили полотенце на плоском камне и раскрыли свой яркий зонт.
Июньский день был солнечным, море походило на шёлковую простынку.
Можжи погрузился с головой в книгу, а Дуб пережёвывал фрукты, не думая ни о чём.
Всё бы ничего, да только фрукты быстро исчезли. Дуб покосился на Можжи, но тот витал в облаках и совсем забыл о еде.
«Наверное, я сам их все съел», — решил про себя Дуб.
И принялся за конфеты.
Он брал их по одной, слушал плеск волн, пережёвывал, чуть вздыхал — и снова тянулся лапой в корзину. Но и тут вдруг ему стали попадаться фантики, а не конфеты.
