Здесь главный — Гимри. Не нравится, — она указала на тёмную громадину Вязкого леса вдали, — дорогу назад ты знаешь.
Ухмылка сползла с лица Хугара, и он с омерзением сплюнул в сторону Мираны.
— Предводитель! — раздался вдруг голос Атвира, и сам дружинник бегом спустился к речке, сжимая в руке топор.
Но драться уже никто не собирался. Атвир подошёл к Гимри, с подозрением глядя на княжеского воеводу и его людей:
— Что стряслось?
— Хугару скучно, — процедил предводитель.
Мирана же присела перед перепуганной девушкой:
— Как тебя зовут?
— Одра.
— Одра... — повторила Мирана мягко, — воины из моего отряда поступили ужасно. Ни я, ни предводитель не знали об этом. Я прошу тебя простить нас. Мы с Гимри проводим тебя домой и дадим тебе денег. Взамен, — она умолкла, вслушиваясь в ночь: нет, из деревни до сих пор сюда никто не спешит, — взамен я прошу тебя никому ничего не говорить о случившемся, пока мы не покинем ваши края.
Девушка колебалась, и Мирана с неохотой добавила:
— Мои воины закалены в битвах, и мечи их очень остры. Я не сомневаюсь, что в вашей деревне живут такие же сильные мужчины, — Хугар за её спиной вновь сплюнул, — но, в конце концов, будет много жертв и крови. Я хочу избежать этого. Пусть останутся живы и мои люди, и твои близкие. Договорились, Одра?
Девушка, наконец, разлепила пересохшие губы:
— Ты добрая, — слабо улыбнулась она. — Мне сразу так показалось, как я увидела тебя... А у нас всегда говорили, что лисьепадские — точно дикие звери. Только и могут, что убивать.
Мирана благодарно сжала её руку и помогла подняться. Гимри стоял рядом и задумчиво глядел на высокие языки сторожевого костра, видные даже под холмом:
— Одра, — обратился он к девушке, — ты можешь провести нас мимо вашего дозора? Чтобы не вызывать лишних вопросов, — и Одра согласно кивнула.
Гимри велел Хугару и четверым его дружинникам взять лошадей и подниматься к сеновалу.
— Если ты всё ещё хочешь драки с местными, — сказал Гимри воеводе, — то хорошенько подумай, кто первый попадётся им под руку, — он кивнул на Мирану, уже уходящую вслед за Одрой во тьму у реки. Атвир, не спускай с них глаз!
— И не подумаю, — отозвался тот, и крепче перехватил топор.
Хугар ответом не удостоил. Гимри провожал его взглядом какое-то время, пока окутанные лунным светом фигуры людей и лошадей не скрылись за вершиной холма. А затем зашагал вдоль берега, обходя деревню по дуге.
Земля, густо поросшая травой, влажно чавкала. Над головами шуршали листьями невысокие ивы, скрывавшие путников в своей тени. Тонкие лунные нити пронизывали кроны, то тут, то там падая под ноги. Озарялась тогда синевато-молочным светом узкая тропа, и мелькали в этом свете сапоги Мираны, идущей впереди. Гимри обеспокоенно вслушивался во тьму, подступавшую со всех сторон: во тьму, застывшую над рекой, во тьму, поднимавшуюся на холм, за которым спала деревня, во тьму, где остался отряд и склочный княжеский воевода... Если деревенские и слышали крики и драку, то, верно, решили не вмешиваться в разборки лисьепадских воинов. И то хорошо...
Гимри попытался припомнить, сколько мужчин он увидел, едва только спешился в деревне, но отчего-то не мог. Всех затмевала громадная фигура Удвинга, хмуро сдвинувшего брови, да большой, воткнутый в пень топор — оружие под стать мощной руке.
Тропа начала подниматься вверх, и Одра шепнула:
— Сюда, мы почти пришли.
Она вдруг пропала в густых зарослях, но спустя несколько шагов кусты сами собой расступились, и Гимри увидел низкий покосившийся дом, на крыльце которого стоял старик. Лицо его, освещённое бледным лунным светом, показалось вначале лицом мертвеца, но тут жизнь озарила его:
— Одра! — встрепенулся он. — Я уж собирался будить Удвинга...
И он неуклюже сошёл по ступенькам и протянул к девушке трясущиеся руки.
— Всё хорошо, дедушка. Всё хорошо, — но старик с тревогой сжал её плечи. От его взгляда не укрылась ни растрёпанная коса, ни порванное платье, ни пришедшие с Одрой люди.
— Что вам нужно? — спросил он, пытаясь загородить собой внучку.
— Дедушка, они... выручили меня из беды, — Одра взяла его за руку и со вздохом добавила: — Я ходила к лесу, узнать вернётся ли Одган...
— Дура ты, — посетовал старик, но без злобы. — И чего тебя сегодня понесло?
— Так сон мне приснился, — оправдывалась девушка. — Не могла я ждать, дедушка, ну правда. Надо было знать.
— И что же? Встала звезда над лесом?
Одра потупилась:
— Я не успела увидеть, — и быстро обернувшись к Миране и Гимри, пояснила: — У нас есть поверье: если кто-то долго не возвращается, сходи к Вязкому лесу после ясного дня, дождись ночи и погляди, встанет ли над кронами яркая звезда Аганара, которая ведёт по земле всех путников. Если встанет, значит, жив ещё человек и вернётся к тебе. Но если небо застелют тёмные облака... — голос Одры оборвался, но спустя мгновение она продолжила: — Вот я и ходила сегодня: хотела знать, дождусь ли любимого.
Все помолчали, и Гимри, кашлянув, промолвил:
— Ну, Одра, мы тебя проводили... — больше им тут делать нечего, и он потянулся к висевшему на поясе кошелю, помня, что Мирана обещала дать девушке денег.
— Зайдите к нам, — вдруг предложила Одра. — Я накормлю вас. Ну или с собой дам что-нибудь. У вас ведь долгий путь впереди...
— Спасибо, мы с радостью, — улыбнулась Мирана и легко последовала за хозяевами в ветхий домишко.
Гимри покачал головой: ну что за женщина... Как можно быть такой беспечной?! Мало ли кто там прячется? Но внутри оказалось пусто, лишь кошка в страхе шмыгнула в угол, испугавшись гостей. Дом состоял из одной большой комнаты, в центре её чуть теплился огонь в очаге. Одра наклонилась над ним, раздувая пламя, и поставила греться воду в котле.
— Одган обещал, что когда вернётся, мы станем жить вместе, и он построит большую глиняную печь в нашем доме, — поделилась она. — В деревне ни у кого нет печей, но, говорят, это очень удобно... И куда теплее зимой, чем вот так топить. Но у нас нет мастеров, которые умеют делать печи. Кто-то пробовал сам, да плохо вышло: целый дом угорел... Вот Одган и сказал, что заработает денег да уговорит хорошего печника прийти к нам. Ну и не только печника... Хочется ведь, чтоб здесь жизнь кипела!
— А куда отправился твой жених? — спросила Мирана.
— За соболиными шкурами. Здесь у нас нет соболей, а там, — Одра махнула рукой на запад, — там много.
— В Живолесье? — поразилась Мирана.
— Да, — кивнула девушка. — Страшные места... Сколько людей оттуда не возвращается! Но сколько там зверья — обогатиться можно на всю жизнь! Только надо потом в Ерилль-град идти торговать. Ну или в Лисью Падь, но туда у нас редко кто ходит, сами понимаете... В Живолесье соболей много! Их шкуры ведь дороги-и-ие. Краси-и-ивые. За одну такую можно было бы целую корову купить, наверное. У нас так-то много людей ушло, не только Одган, уж с зимы их нету. Потому все так и переполошились, когда вас увидели: деревню защищать один Удвинг, считай, и остался.
— Одра, не болтала бы ты лишнего, — вздохнул старик.
— Ну а что такого, дедушка? Они и сами всё понимают, — она ткнула пальцем в Мирану и Гимри. — Ты их видел? Посмотри, какой меч! — она скользнула взглядом по оружию в ножнах. — Какие кулаки! Сам Гумгвар, отец всех воинов, верно, незримо шагает с их отрядом! Наш Удвинг, конечно, молодец — кто ж спорит? Но он один, а их вон как много.
— А почему Удвинг не пошёл за соболями? — спросила Мирана, желая сменить тему.
— Да на что они ему? — удивилась Одра, но тут же опомнилась: — А, да вы ж не знаете... У нас говорят, будто Удвинг — сын Вязкого леса.
— Да мамка его там просто бросила, — вставил старик.
— А я в это не верю! — горячо возразила девушка. — Какая мать бросит своё дитя?! Родился он там, и лес его выкормил. К нам он вышел мальчишкой, зим двух от роду. Говорил, будто его нашёл в лесу колдун в зелёном плаще и проводил до деревни...
— Ишь навыдумывал! — вновь вмешался старик. — Колдун! В зелёном плаще...
— Он ещё и на чёрном коне был! — сердито вставила Одра. — И спрашивал, не помнит ли Удвинг, как попал в лес... Но Удвинг не мог вспомнить. Так он и стал жить в нашей деревне. И вырос таким сильным, что никто с ним не может сравниться. К нам однажды явились разбойники из Лисьей Пади... Дьяр их знает, как они прошли через Вязкий лес! Да только они наткнулись на Удвинга: он в тот час в поле работал. И знаете, что? Он их сначала отмутузил, а потом заставил землю пахать! И они пахали как миленькие! Не знали, как восвояси убраться...
Одра засмеялась, вспоминая. И добавила уже серьёзнее:
— Удвинг никогда не покидает этих земель. Он прям стал нашим хранителем. И знаете, он говорит, что однажды тот колдун ещё явится сюда, — Одра пристально посмотрела на Мирану. — Вот ты идёшь за колдуном... Может, и правда найдёшь его. Попроси его тогда прийти к нам! Попроси! Ладно? В деревне многие болеют. Травы порой гниют прям на полях. Дичи — мало. Прошлой зимой наша корова померла: видите, ни молока, ни масла для каши... А ведь когда-то — дедушка рассказывал мне! — когда-то тут были такие урожаи! Земля полнилась!
— Полнилась, — кивнул старик. — Да сам я этого тоже не застал. То было ещё в те времена, когда Инг Серебряный жил в Диких горах. Тогда он частенько спускался, чтобы помочь людям и нашептать что-то полям... Да с тех пор, как Инга не стало, из нашей деревни даже Диких гор не видно. Пропали они.
Мирана нахмурилась:
— Что значит — пропали?
— Да там они, — отмахнулся старик. — Просто теперь на них всегда облака лежат. С нашей стороны не видать. Говорят, если смотреть из других мест, то можно увидеть высокие пики, покрытые льдами. Далеко блестят они... — старик чуть подался вперёд, и лицо его в свете огня сделалось зловещим, а глаза колюче вцепились в гостей. — Далеко дуют ветра, летящие с гор. Несут они холодный колкий снег, который никогда не тает. И кого настигнет тот снег, тот навеки обратится в пыль!
— Дедушка, да будет тебе... — испуганно промолвила Одра. Она как раз сыпала крупу в закипевшую воду, но рука её дрогнула, и часть овса полетела в огонь.
— Будет не будет, а пусть они знают, что их ждёт, — отрезал старик. — Помрёте вы все, ясно?
— Дедушка! — умоляюще воскликнула Одра.
Старик отвернулся, и Мирана с изумлением заметила слезу, покатившуюся по его дряблой щеке: она блеснула в свете пламени, да пропала как не было. Как Дикие горы пропали для жителей этих мест.
— У нас считают, будто лес — дело рук Инга, — заговорила Одра. — Был обычный лес, стал Вязкий — Инг наложил на него колдовство, чтобы защитить нас от лисьепадских князей.
— Да себя он просто защищал, — проворчал старик.
— Может, и себя, — согласилась Одра. — Да и нас заодно: лишь из наших деревень люди могут сквозь него ходить и не бояться... Да что я всё — деревень, деревень... — одёрнула себя девушка. — Была ещё одна деревня на востоке, да мы уж зим пять никого из неё не видели. Теперь, наверно, только мы и остались.
— А всё из-за ваших князей...
— А лес-то наш и правда колдовской, — повысив голос, продолжала Одра. — Он что-то сотворил с нашими закатами. Вы, верно, тоже заметили? Они всегда такие багряные... Нигде больше таких закатов нет. Хотя я сама и не бывала нигде больше, но люди так говорят. Оттого-то наша деревня и зовётся Алая Стынь. Алая — из-за закатов. Стынь — из-за студёных зим. Снега здесь наваливает иной раз по самую крышу. Вышел поутру, к вечеру, может, откопаешься...
Одра помешала кашу в котле и постучала ложкой о край, чтобы стряхнуть налипший овёс. Пламя в очаге заискрило и занялось сильнее и ярче.
— Но из-за леса мы теперь отрезаны от всего мира, — грустно поделилась Одра. — Раньше тут много людей жило, да где они все теперь? А ещё раньше, говорят, Гадур-град стоял... Вот бы посмотреть на такое диво! Целая крепость близ Диких гор! И на дороге, верно, было не протолкнуться от торговых обозов... — она невесело усмехнулась. — Теперь-то такая глушь кругом! Зимой иногда выйдешь из дому, крикнешь, и будто один на всём белом свете... И нигде больше никого нет.
Она замолчала, и Миране подумалось, что и сейчас в мире такая тишь, словно не явился в Алую Стынь небольшой отряд воинов и не навёл страху.
— Последняя зима у нас больно голодная выдалась, — продолжила Одра и вновь умоляюще воззрилась на Мирану: — Приведите к нам колдуна, если найдёте его! Приведите, прошу!
— Многие пытались отыскать Инга, — хрипло промолвил старик, покачав головой. — Говорят, в Диких горах живёт и другой колдун — да его отродясь не видели. Мы давно потеряли надежду. Сколько людей ушло туда и не вернулось! А всё из-за ваших лисьепадских князей! — он ткнул пальцем в Мирану и резко обернулся к внучке: — Никого они не найдут, Одра! Слышишь? Никого! Одним богам ведомо, чего ради они рыскают снова по нашим землям! Может, чуму нам принести решили! Ехали бы лучше восвояси: меньше бед будет.
Мирана утомлённо прикрыла глаза: сколько боли, верно, причинил род Рована этим людям... Но у неё самой уже не осталось сил для сочувствия. Это оказалось слишком трудно: выслушивать всех, пытаться примирить, искать решение, которое... Которое бы что? Чего она хотела на самом деле? Вылечить дочь? Остановить Белую смерть? Положить конец древней вражде, о которой мало что знала? Да возможно ли это? Мирана чувствовала, что Мьямир умалчивает об истинных причинах разлада князей и колдунов. А как мирить стороны, если не знаешь, из-за чего они в самом деле поссорились? Будто издалека услышала Мирана Гимри:
— Прости, добрый хозяин, что так тебя беспокоим. Если хочешь, мы сейчас же уйдём.
Старик обернулся к нему:
— Сдурел что ли? Каша почти готова, куда ты собрался?
— Как скажешь, — кивнул Гимри, но в голосе его зазвучала усталость и злость: — Тогда оставь свои обиды, пока мы здесь. Ни я, ни госпожа Мирана не сделали тебе ничего дурного. А, может, мы даже сделаем для вас добро, если отыщем колдуна и уговорим прийти и к вам тоже.
Старик поглядел на него, сощурившись, но промолчал. Одра разложила кашу по деревянным плошкам: самые лучшие протянула гостям, а себе оставила с выщербинкой.
— Дура, — нахмурился дед, отбирая у неё миску и отдавая ей свою. — Кто ж из треснувшей ест? Тебе ещё Одгана своего ждать! Будто забыла: кто из битой посуды обедает, тому и жизнь будет битая.
— А ты сам, дедушка?..
— А я потом поем, — и старик решительно отставил миску и поднялся. Не оборачиваясь, он бросил через плечо гостям: — Ешьте и уходите. А то увидеть вас могут, переполох поднимется. Никто у нас лисьепадских не любит.
Он уже вышел за дверь, и с порога вновь послышался его голос:
— Спасибо. Что помогли Одре.
Скрип, скрип, скрип, — сошёл старик по ступенькам, не дожидаясь ответа, и заковылял прочь по ночной прохладе. Сел на старую лавочку неподалёку от дома да глянул в небо, в котором еле-еле различал самые яркие звёзды — зрение уж давно подводило его. Где-то над Вязким лесом, должно быть, горит сейчас Аганара, светит в спины всем бредущим по миру... Хоть бы Одра дождалась своего Одгана: а то на кого девку оставить? Ведь помирать уже пора, помирать...
И старик с тяжёлым вздохом сгорбился на лавочке. Луна тихо раздвинула листья и невесомо коснулась его усталых плеч, но он не шелохнулся. Лишь едва слышалось его тихое тяжёлое дыхание. И бледный свет вскоре соскользнул прочь и пятнами пополз по земле дальше: не сегодня забирать с собой эту душу. Не сегодня...
Ухмылка сползла с лица Хугара, и он с омерзением сплюнул в сторону Мираны.
— Предводитель! — раздался вдруг голос Атвира, и сам дружинник бегом спустился к речке, сжимая в руке топор.
Но драться уже никто не собирался. Атвир подошёл к Гимри, с подозрением глядя на княжеского воеводу и его людей:
— Что стряслось?
— Хугару скучно, — процедил предводитель.
Мирана же присела перед перепуганной девушкой:
— Как тебя зовут?
— Одра.
— Одра... — повторила Мирана мягко, — воины из моего отряда поступили ужасно. Ни я, ни предводитель не знали об этом. Я прошу тебя простить нас. Мы с Гимри проводим тебя домой и дадим тебе денег. Взамен, — она умолкла, вслушиваясь в ночь: нет, из деревни до сих пор сюда никто не спешит, — взамен я прошу тебя никому ничего не говорить о случившемся, пока мы не покинем ваши края.
Девушка колебалась, и Мирана с неохотой добавила:
— Мои воины закалены в битвах, и мечи их очень остры. Я не сомневаюсь, что в вашей деревне живут такие же сильные мужчины, — Хугар за её спиной вновь сплюнул, — но, в конце концов, будет много жертв и крови. Я хочу избежать этого. Пусть останутся живы и мои люди, и твои близкие. Договорились, Одра?
Девушка, наконец, разлепила пересохшие губы:
— Ты добрая, — слабо улыбнулась она. — Мне сразу так показалось, как я увидела тебя... А у нас всегда говорили, что лисьепадские — точно дикие звери. Только и могут, что убивать.
Мирана благодарно сжала её руку и помогла подняться. Гимри стоял рядом и задумчиво глядел на высокие языки сторожевого костра, видные даже под холмом:
— Одра, — обратился он к девушке, — ты можешь провести нас мимо вашего дозора? Чтобы не вызывать лишних вопросов, — и Одра согласно кивнула.
Гимри велел Хугару и четверым его дружинникам взять лошадей и подниматься к сеновалу.
— Если ты всё ещё хочешь драки с местными, — сказал Гимри воеводе, — то хорошенько подумай, кто первый попадётся им под руку, — он кивнул на Мирану, уже уходящую вслед за Одрой во тьму у реки. Атвир, не спускай с них глаз!
— И не подумаю, — отозвался тот, и крепче перехватил топор.
Хугар ответом не удостоил. Гимри провожал его взглядом какое-то время, пока окутанные лунным светом фигуры людей и лошадей не скрылись за вершиной холма. А затем зашагал вдоль берега, обходя деревню по дуге.
Земля, густо поросшая травой, влажно чавкала. Над головами шуршали листьями невысокие ивы, скрывавшие путников в своей тени. Тонкие лунные нити пронизывали кроны, то тут, то там падая под ноги. Озарялась тогда синевато-молочным светом узкая тропа, и мелькали в этом свете сапоги Мираны, идущей впереди. Гимри обеспокоенно вслушивался во тьму, подступавшую со всех сторон: во тьму, застывшую над рекой, во тьму, поднимавшуюся на холм, за которым спала деревня, во тьму, где остался отряд и склочный княжеский воевода... Если деревенские и слышали крики и драку, то, верно, решили не вмешиваться в разборки лисьепадских воинов. И то хорошо...
Гимри попытался припомнить, сколько мужчин он увидел, едва только спешился в деревне, но отчего-то не мог. Всех затмевала громадная фигура Удвинга, хмуро сдвинувшего брови, да большой, воткнутый в пень топор — оружие под стать мощной руке.
Тропа начала подниматься вверх, и Одра шепнула:
— Сюда, мы почти пришли.
Она вдруг пропала в густых зарослях, но спустя несколько шагов кусты сами собой расступились, и Гимри увидел низкий покосившийся дом, на крыльце которого стоял старик. Лицо его, освещённое бледным лунным светом, показалось вначале лицом мертвеца, но тут жизнь озарила его:
— Одра! — встрепенулся он. — Я уж собирался будить Удвинга...
И он неуклюже сошёл по ступенькам и протянул к девушке трясущиеся руки.
— Всё хорошо, дедушка. Всё хорошо, — но старик с тревогой сжал её плечи. От его взгляда не укрылась ни растрёпанная коса, ни порванное платье, ни пришедшие с Одрой люди.
— Что вам нужно? — спросил он, пытаясь загородить собой внучку.
— Дедушка, они... выручили меня из беды, — Одра взяла его за руку и со вздохом добавила: — Я ходила к лесу, узнать вернётся ли Одган...
— Дура ты, — посетовал старик, но без злобы. — И чего тебя сегодня понесло?
— Так сон мне приснился, — оправдывалась девушка. — Не могла я ждать, дедушка, ну правда. Надо было знать.
— И что же? Встала звезда над лесом?
Одра потупилась:
— Я не успела увидеть, — и быстро обернувшись к Миране и Гимри, пояснила: — У нас есть поверье: если кто-то долго не возвращается, сходи к Вязкому лесу после ясного дня, дождись ночи и погляди, встанет ли над кронами яркая звезда Аганара, которая ведёт по земле всех путников. Если встанет, значит, жив ещё человек и вернётся к тебе. Но если небо застелют тёмные облака... — голос Одры оборвался, но спустя мгновение она продолжила: — Вот я и ходила сегодня: хотела знать, дождусь ли любимого.
Все помолчали, и Гимри, кашлянув, промолвил:
— Ну, Одра, мы тебя проводили... — больше им тут делать нечего, и он потянулся к висевшему на поясе кошелю, помня, что Мирана обещала дать девушке денег.
— Зайдите к нам, — вдруг предложила Одра. — Я накормлю вас. Ну или с собой дам что-нибудь. У вас ведь долгий путь впереди...
— Спасибо, мы с радостью, — улыбнулась Мирана и легко последовала за хозяевами в ветхий домишко.
Гимри покачал головой: ну что за женщина... Как можно быть такой беспечной?! Мало ли кто там прячется? Но внутри оказалось пусто, лишь кошка в страхе шмыгнула в угол, испугавшись гостей. Дом состоял из одной большой комнаты, в центре её чуть теплился огонь в очаге. Одра наклонилась над ним, раздувая пламя, и поставила греться воду в котле.
— Одган обещал, что когда вернётся, мы станем жить вместе, и он построит большую глиняную печь в нашем доме, — поделилась она. — В деревне ни у кого нет печей, но, говорят, это очень удобно... И куда теплее зимой, чем вот так топить. Но у нас нет мастеров, которые умеют делать печи. Кто-то пробовал сам, да плохо вышло: целый дом угорел... Вот Одган и сказал, что заработает денег да уговорит хорошего печника прийти к нам. Ну и не только печника... Хочется ведь, чтоб здесь жизнь кипела!
— А куда отправился твой жених? — спросила Мирана.
— За соболиными шкурами. Здесь у нас нет соболей, а там, — Одра махнула рукой на запад, — там много.
— В Живолесье? — поразилась Мирана.
— Да, — кивнула девушка. — Страшные места... Сколько людей оттуда не возвращается! Но сколько там зверья — обогатиться можно на всю жизнь! Только надо потом в Ерилль-град идти торговать. Ну или в Лисью Падь, но туда у нас редко кто ходит, сами понимаете... В Живолесье соболей много! Их шкуры ведь дороги-и-ие. Краси-и-ивые. За одну такую можно было бы целую корову купить, наверное. У нас так-то много людей ушло, не только Одган, уж с зимы их нету. Потому все так и переполошились, когда вас увидели: деревню защищать один Удвинг, считай, и остался.
— Одра, не болтала бы ты лишнего, — вздохнул старик.
— Ну а что такого, дедушка? Они и сами всё понимают, — она ткнула пальцем в Мирану и Гимри. — Ты их видел? Посмотри, какой меч! — она скользнула взглядом по оружию в ножнах. — Какие кулаки! Сам Гумгвар, отец всех воинов, верно, незримо шагает с их отрядом! Наш Удвинг, конечно, молодец — кто ж спорит? Но он один, а их вон как много.
— А почему Удвинг не пошёл за соболями? — спросила Мирана, желая сменить тему.
— Да на что они ему? — удивилась Одра, но тут же опомнилась: — А, да вы ж не знаете... У нас говорят, будто Удвинг — сын Вязкого леса.
— Да мамка его там просто бросила, — вставил старик.
— А я в это не верю! — горячо возразила девушка. — Какая мать бросит своё дитя?! Родился он там, и лес его выкормил. К нам он вышел мальчишкой, зим двух от роду. Говорил, будто его нашёл в лесу колдун в зелёном плаще и проводил до деревни...
— Ишь навыдумывал! — вновь вмешался старик. — Колдун! В зелёном плаще...
— Он ещё и на чёрном коне был! — сердито вставила Одра. — И спрашивал, не помнит ли Удвинг, как попал в лес... Но Удвинг не мог вспомнить. Так он и стал жить в нашей деревне. И вырос таким сильным, что никто с ним не может сравниться. К нам однажды явились разбойники из Лисьей Пади... Дьяр их знает, как они прошли через Вязкий лес! Да только они наткнулись на Удвинга: он в тот час в поле работал. И знаете, что? Он их сначала отмутузил, а потом заставил землю пахать! И они пахали как миленькие! Не знали, как восвояси убраться...
Одра засмеялась, вспоминая. И добавила уже серьёзнее:
— Удвинг никогда не покидает этих земель. Он прям стал нашим хранителем. И знаете, он говорит, что однажды тот колдун ещё явится сюда, — Одра пристально посмотрела на Мирану. — Вот ты идёшь за колдуном... Может, и правда найдёшь его. Попроси его тогда прийти к нам! Попроси! Ладно? В деревне многие болеют. Травы порой гниют прям на полях. Дичи — мало. Прошлой зимой наша корова померла: видите, ни молока, ни масла для каши... А ведь когда-то — дедушка рассказывал мне! — когда-то тут были такие урожаи! Земля полнилась!
— Полнилась, — кивнул старик. — Да сам я этого тоже не застал. То было ещё в те времена, когда Инг Серебряный жил в Диких горах. Тогда он частенько спускался, чтобы помочь людям и нашептать что-то полям... Да с тех пор, как Инга не стало, из нашей деревни даже Диких гор не видно. Пропали они.
Мирана нахмурилась:
— Что значит — пропали?
— Да там они, — отмахнулся старик. — Просто теперь на них всегда облака лежат. С нашей стороны не видать. Говорят, если смотреть из других мест, то можно увидеть высокие пики, покрытые льдами. Далеко блестят они... — старик чуть подался вперёд, и лицо его в свете огня сделалось зловещим, а глаза колюче вцепились в гостей. — Далеко дуют ветра, летящие с гор. Несут они холодный колкий снег, который никогда не тает. И кого настигнет тот снег, тот навеки обратится в пыль!
— Дедушка, да будет тебе... — испуганно промолвила Одра. Она как раз сыпала крупу в закипевшую воду, но рука её дрогнула, и часть овса полетела в огонь.
— Будет не будет, а пусть они знают, что их ждёт, — отрезал старик. — Помрёте вы все, ясно?
— Дедушка! — умоляюще воскликнула Одра.
Старик отвернулся, и Мирана с изумлением заметила слезу, покатившуюся по его дряблой щеке: она блеснула в свете пламени, да пропала как не было. Как Дикие горы пропали для жителей этих мест.
— У нас считают, будто лес — дело рук Инга, — заговорила Одра. — Был обычный лес, стал Вязкий — Инг наложил на него колдовство, чтобы защитить нас от лисьепадских князей.
— Да себя он просто защищал, — проворчал старик.
— Может, и себя, — согласилась Одра. — Да и нас заодно: лишь из наших деревень люди могут сквозь него ходить и не бояться... Да что я всё — деревень, деревень... — одёрнула себя девушка. — Была ещё одна деревня на востоке, да мы уж зим пять никого из неё не видели. Теперь, наверно, только мы и остались.
— А всё из-за ваших князей...
— А лес-то наш и правда колдовской, — повысив голос, продолжала Одра. — Он что-то сотворил с нашими закатами. Вы, верно, тоже заметили? Они всегда такие багряные... Нигде больше таких закатов нет. Хотя я сама и не бывала нигде больше, но люди так говорят. Оттого-то наша деревня и зовётся Алая Стынь. Алая — из-за закатов. Стынь — из-за студёных зим. Снега здесь наваливает иной раз по самую крышу. Вышел поутру, к вечеру, может, откопаешься...
Одра помешала кашу в котле и постучала ложкой о край, чтобы стряхнуть налипший овёс. Пламя в очаге заискрило и занялось сильнее и ярче.
— Но из-за леса мы теперь отрезаны от всего мира, — грустно поделилась Одра. — Раньше тут много людей жило, да где они все теперь? А ещё раньше, говорят, Гадур-град стоял... Вот бы посмотреть на такое диво! Целая крепость близ Диких гор! И на дороге, верно, было не протолкнуться от торговых обозов... — она невесело усмехнулась. — Теперь-то такая глушь кругом! Зимой иногда выйдешь из дому, крикнешь, и будто один на всём белом свете... И нигде больше никого нет.
Она замолчала, и Миране подумалось, что и сейчас в мире такая тишь, словно не явился в Алую Стынь небольшой отряд воинов и не навёл страху.
— Последняя зима у нас больно голодная выдалась, — продолжила Одра и вновь умоляюще воззрилась на Мирану: — Приведите к нам колдуна, если найдёте его! Приведите, прошу!
— Многие пытались отыскать Инга, — хрипло промолвил старик, покачав головой. — Говорят, в Диких горах живёт и другой колдун — да его отродясь не видели. Мы давно потеряли надежду. Сколько людей ушло туда и не вернулось! А всё из-за ваших лисьепадских князей! — он ткнул пальцем в Мирану и резко обернулся к внучке: — Никого они не найдут, Одра! Слышишь? Никого! Одним богам ведомо, чего ради они рыскают снова по нашим землям! Может, чуму нам принести решили! Ехали бы лучше восвояси: меньше бед будет.
Мирана утомлённо прикрыла глаза: сколько боли, верно, причинил род Рована этим людям... Но у неё самой уже не осталось сил для сочувствия. Это оказалось слишком трудно: выслушивать всех, пытаться примирить, искать решение, которое... Которое бы что? Чего она хотела на самом деле? Вылечить дочь? Остановить Белую смерть? Положить конец древней вражде, о которой мало что знала? Да возможно ли это? Мирана чувствовала, что Мьямир умалчивает об истинных причинах разлада князей и колдунов. А как мирить стороны, если не знаешь, из-за чего они в самом деле поссорились? Будто издалека услышала Мирана Гимри:
— Прости, добрый хозяин, что так тебя беспокоим. Если хочешь, мы сейчас же уйдём.
Старик обернулся к нему:
— Сдурел что ли? Каша почти готова, куда ты собрался?
— Как скажешь, — кивнул Гимри, но в голосе его зазвучала усталость и злость: — Тогда оставь свои обиды, пока мы здесь. Ни я, ни госпожа Мирана не сделали тебе ничего дурного. А, может, мы даже сделаем для вас добро, если отыщем колдуна и уговорим прийти и к вам тоже.
Старик поглядел на него, сощурившись, но промолчал. Одра разложила кашу по деревянным плошкам: самые лучшие протянула гостям, а себе оставила с выщербинкой.
— Дура, — нахмурился дед, отбирая у неё миску и отдавая ей свою. — Кто ж из треснувшей ест? Тебе ещё Одгана своего ждать! Будто забыла: кто из битой посуды обедает, тому и жизнь будет битая.
— А ты сам, дедушка?..
— А я потом поем, — и старик решительно отставил миску и поднялся. Не оборачиваясь, он бросил через плечо гостям: — Ешьте и уходите. А то увидеть вас могут, переполох поднимется. Никто у нас лисьепадских не любит.
Он уже вышел за дверь, и с порога вновь послышался его голос:
— Спасибо. Что помогли Одре.
Скрип, скрип, скрип, — сошёл старик по ступенькам, не дожидаясь ответа, и заковылял прочь по ночной прохладе. Сел на старую лавочку неподалёку от дома да глянул в небо, в котором еле-еле различал самые яркие звёзды — зрение уж давно подводило его. Где-то над Вязким лесом, должно быть, горит сейчас Аганара, светит в спины всем бредущим по миру... Хоть бы Одра дождалась своего Одгана: а то на кого девку оставить? Ведь помирать уже пора, помирать...
И старик с тяжёлым вздохом сгорбился на лавочке. Луна тихо раздвинула листья и невесомо коснулась его усталых плеч, но он не шелохнулся. Лишь едва слышалось его тихое тяжёлое дыхание. И бледный свет вскоре соскользнул прочь и пятнами пополз по земле дальше: не сегодня забирать с собой эту душу. Не сегодня...
