Глава 1
Теяна
Опять он! Украл мой покой, ворвался в мой тихий мир, все в нем перевернул. А потом взял и оказался инквизитором. Запретный плод всегда манит того сильнее. И все же страх побеждал все несбывшиеся желания.
— Выходи, Теяна, я тебя вижу.
Инквизитор сделал несколько шагов по воде в мою сторону, и каждая мышца на его торсе играла под стекающими струйками.
— Выходит, ты не только вооруженных незнакомцев, пахнущих опасностью, пускаешь при первой встрече в свой дом, – Эшфорд покачал головой с преувеличенным укором, – но еще и за голыми мужчинами любишь подсматривать.
Он прищурился хитро.
— Ай-яй-яй. Не хорошо. Совсем не хорошо. Неужели тебя не учили, что подглядывать – дурной тон?
Жар хлынул мне в лицо, заливая щеки пунцовым румянцем. Я чувствовала, как уши горят. Гнев, острый и жгучий, смешался со смущением.
— Я вовсе не подглядывала! – выпалила, стараясь вложить в голос как можно больше негодования. – Я собирала травы и вышла к реке. Совершенно случайно!
Блэкторн рассмеялся.
— Конечно, конечно, просто шла мимо, – мужчина подмигнул. – С лукошком, полным трав, прямиком к самому живописному месту для купания. Совпадение? Не думаю, – он раскинул руки, брызги сверкнули на солнце. – Ну, если уж так интересно, что скрывают мутные воды реки, присоединяйся! Водичка шикарная. – Эшфорд плюхнулся обратно в воду, делая вид, что плывет. – Места всем хватит. Обещаю не кусаться.
Инквизитор широким жестом обвел омут. Сердце у меня бешено колотилось где-то в горле.
Идти к нему? В воду? Это было немыслимо.
— Река слишком бурная! – возразила первое, что пришло в голову, указывая на струи, огибавшие спокойную заводь и с пеной несущиеся дальше вниз по течению. – Да и недавно выяснилось, что из меня пловчиха не очень.
Эшфорд фыркнул.
— Бурная? Тут? – Он хлопнул ладонью по воде, поднимая фонтан брызг. – Да, ладно, – инквизитор выпрямился во весь рост, вода стекала по его торсу, подчеркивая каждую мышцу, – Обещаю. Я справлюсь. Если ты снова пойдешь на дно, я тебя достану.
Инквизитор подмигнул.
***
Неделями ранее
— Тея! Тея, деточка, отпирай-ка! Это я, Баба Руша! – протрубил голос, способный перекричать грозу и, возможно, даже разбудить мертвого.
И надо же было ей явиться так рано! Наверняка встала с первыми петухами и, невзирая на законы приличия и расстояния, марш-броском двинулась к моему домику на самой опушке. Слава богиням, я не забыла запереть дверь на массивный деревянный засов.
Баба Руша славилась тем, что не считала чужие пороги препятствием на своем пути.
Помнится, она как-то ввалилась к местной красавице-ткачихе Милике, когда из-за двери явственно доносились… скажем так, звуки, не оставлявшие сомнений в том, что хозяйка занята. Занята весьма приятно и отнюдь не с законным супругом, а с самым что ни на есть сынком Руши, Саймуром.
Впрочем, может, это материнское сердце подсказало ей, что ее кровиночка стонет? Правда, стон этот был явно не от боли.
Я скользнула взглядом по комнате: деревянные стены, потемневшие от времени; низкий потолок, перечеркнутый массивной балкой; повсюду – на полках, в плетеных корзинах, пучками под потолком – сушеные травы. У окошка грубый стол, заваленный ступками, весами, связками кореньев и пергаментами с рецептами. В углу медный таз для варки «лечебных» отваров. Ничего явно запретного.
Важно поддерживать образ обычной травницы. Идеальный камуфляж для ведьмы в Эдернии, где за колдовство могли и сразу на костер.
— Тея! Не копайся! – Грохот под дверью усилился.
— Сейчас! Иду! – Крикнула. Потуже затянула передник, поправила рыжие непослушные пряди и отодвинула засов.
— Здравствуйте, Баба Руша, – сказала я, открывая дверь ровно настолько, чтобы показаться, но не впустить. Опыт научил меня осторожности: прошлый визит затянулся на два мучительных часа, пока я намеками, а потом и прямым текстом не выставила гостью.
На пороге стояла Руша – женщина, чье присутствие заполняло собой все пространство крыльца. Дородная, как добротный амбар, она была облачена в цветастое платье, поверх которого накинут выцветший, но еще крепкий фартук. Лицо ее, румяное и сморщенное, как печеное яблоко, сияло утренней энергией. Глаза, маленькие и блестящие, как бусины, моментально принялись осматривать пространство за моей спиной. Из-под платка выбивались седые пряди, напоминавшие гнездо рассерженной птицы.
— Тея, деточка! – Затараторила женщина, пытаясь, подобно упрямому ледоколу, протиснуться мимо меня в сени. – Мазь-то от радикулита ты мне обещала! Старик мой опять на погоду ноет, старый пень. Да и дело у меня к тебе есть. У меня купец, у тебя товар, – добавила она, потерпев фиаско во вторжении и теперь с явным любопытством вытягивая шею, пытаясь заглянуть за мою спину вглубь жилища.
— Э-э-э… – Почувствовала, как кровь ударила в лицо. Вспомнился Саймур, ее ловелас-сынок, для которого я месяц назад варила весьма специфическое зелье от одной… деликатной проблемы. – Я, конечно, глубоко уважаю вас и знаю Саймура, но не думаю, что…
— Нет! – Решительно перебила меня Руша, махнув рукой, как будто отгоняя назойливую муху. – Не о том я! Козла твоего хочу взять. Не насовсем, – уточнила она, заметив, как мои ярко-зеленые глаза округлились от изумления. – Так… чтоб с козочками моими порезвился. Козляток потом по-честному поделим.
Мир на мгновение поплыл у меня перед глазами. Я мысленно представила Берни – моего козла, мирно щипавшего траву где-то за домом, под старым дубом - козла с необычайно умными, почти человеческими глазами. Представить его «резвящимся» с козочками Бабы Руши было… кощунством, ведь мой Берни вовсе не обычный козел.
— Не получится, – выдавила я, чувствуя, как краснею еще сильнее.
— И чего это не получится? – Голос Руши мгновенно потерял всю притворную сладость и налился металлом. Отказы она переносила даже хуже, чем запах старика Хемеса, к которому вечно таскался ее муж пропустить стаканчик.
— Мой Берни… он… козочек не любит, – пробормотала я, понимая, насколько это звучит глупо.
— А чего их любить не любить? – Фыркнула Руша, сложив руки на массивной груди. – Скотина он! Природа ему укажет. Сама разберется.
Я собрала всю свою волю. Пора заканчивать этот сюрреалистический утренний кошмар.
— Вы же за мазью пришли? – Сказала я твердо, протягивая заветную баночку. – Ее я Вам дам. А козла – нет.
Лицо бабки побагровело от еле сдерживаемых эмоций. Она недовольно протянула пару монет и фыркнула так, что задрожали мои занавески, развернулась с достоинством потревоженного бегемота и вышла. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что с полки слетела банка с сушеными ромашками.
— Ишь ты! – Донеслось из-за двери ее ворчливое бормотание. – Козлам человечьи имена дают… Совсем люди с ума посходили!
Больше бабка не стучала. Я прислонилась к двери, слушая, как ее тяжелые шаги удаляются по тропинке, и вздохнула с облегчением, смешанным с предчувствием новых хлопот. Через запотевшее стекло окошка увидела Берни. Он стоял под дубом, перестав жевать траву. Его белая, бородатая морда была повернута в сторону калитки, куда только что скрылась Руша.
«Совсем ничто не предвещало неприятностей», – горько подумала я. Очень, очень наивная мысль. Но времени на огорчения не было. Ярмарку никто не отменял. А значит никто за меня денег не заработает. Надо складывать товар на продажу и отправляться в город.
***
Летние дни – благословение для ярмарочных дел, но сегодняшний, увы, благословением не стал. Усталость тяжелым камнем лежала на плечах, а кошелек на поясе жалобно поскрипывал от пустоты. Только верная себе старая Гивельда, точная, как часы, накупила у меня всяких сушеных кореньев да цветочков для своих бесконечных чаев.
А как же мыло, что пахнет лавандой и диким медом? Мази, снимающие ломоту в костях? Амулеты, пучки зверобоя и душицы? Все это осталось невостребованным.
Так что, подходя к своему домику, что ютился на самой опушке, я уже мысленно перебирала запасы в кладовой. Картофелина поменьше, каша пожиже… В общем, предстоящая неделя сулила мне серьезную экономию. Хорошо хоть Берни кормить не надо. Он питается травой.
Берни мой бывший жених и козел по совместительству. Как это вышло? История долгая, невеселая и пахнет скорее полынью, чем розами. Скажу лишь, что смотрю я на его рогатую голову, на эти желтые глаза, и сердце сжимается от грусти. Не успела спасти.
Проклятие это. Жаль до боли, что чары так прочны, что обратной дороги к человеческому облику, нет. А еще жаль, что он… не весь здесь. То в его взгляде мелькнет старая, знакомая до дрожи искорка – умная, почти человеческая, и я замираю, надеясь: «Берни? Это ты?». А то – просто козел. Жует, блеет, бодает забор. И этот переход от почти-мужчины к просто-скотине… это, пожалуй, самое тяжелое.
Мысль о предстоящем скудном ужине в компании с Берни вдруг оборвалась, как ножом подрезанная. У калитки – пустота. Нет знакомого бело-рыжего бока, нет терпеливо ждущей фигуры. Только оборванный конец веревки болтался на колышке, обнажая перетертые волокна. Вот знала же, что надо веревку заменить! А все думала, время терпит.
«Дурья башка!» – Вырвалось у меня, и холодный ужас схватил за горло. Лес! Вечерний, пробуждающийся лес, где тени становятся длиннее и гуще, а голодные желтые волчьи глаза еще ближе. Волкам ведь все равно, что под этой козлиной шкурой два года назад билось человеческое сердце, что он умел читать стихи и смеялся так заразительно. Для них он – просто ужин. Сочный, глупый ужин, сбежавший прямо к ним в пасть.
Проклиная все на свете – свою непредусмотрительность, его козлиную глупость, злополучное проклятье – я рванула в чащу. Полчаса адской беготни. Крики «Берни!» разбивались о стволы вековых елей, эхом отдаваясь в наступающей тишине.
Я обыскала знакомые поляны, заглянула под любимые им кусты орешника, прочесала тропинку к старой заброшенной мельнице – ни следа. Сердце бешено колотилось, смешивая страх за него с гневом на него же.
Вдруг, на опушке старого букового подлеска, где сумерки сгущались раньше времени, меня пронзило острое, животное чувство. Затылок заныл под пристальным, невидимым взглядом – будто хищник замер в засаде, отслеживая мои метания.
Резко обернулась, приготовившись к опасности… и увидела лишь знакомую фигуру. Йорген, сын старого Хемеса, стоял на коленях у корней огромного вяза. Он что-то аккуратно срезал узким ножом и складывал в потертый холщовый мешочек – явно собирал травы.
«И штанов-то ему не жалко?» - мелькнуло в голове.
На мгновение, сквозь туман паники, мелькнула мысль: «Здесь? Какие травы, пользующиеся спросом у местных, могут расти в этом сыром буреломе?».
Я не припоминала тут ничего ценного – разве что ядовитый воронок да горькую полынь. Но это было лишь мимолетное недоумение, тут же смытое новой волной тревоги.
Нет зверя, нет угрозы – просто Йорген со своими травами.
Берни! Где же этот рогатый болван? Не тратя ни секунды на объяснения или вопросы, рванула дальше, вглубь чащи, крик «Берни!» сорвался с губ с новой, почти истеричной силой, заглушая шелест листьев. Этот проклятый козел должен быть где-то здесь.
И вот, вынырнув из-за зарослей ивы, я увидела реку. Летняя, полноводная, она несла отблески солнца на своих мелких волнах. И там, у самого берега, на плоском камне, сидел мужчина, склонившись к воде. Видны были лишь согнутая спина под темной тканью и мокрые от умывания руки. Вода стекала с его пальцев, серебрясь в лучах солнца. Я замерла, переводя дух, и в этот миг заметила его.
Берни. Мой бело-рыжий предатель. Он вынырнул из кустов ольхи прямо за спиной умывающегося. Его козлиная морда выражала сосредоточенную, хищную решимость. Пригнулся, тихо ступая по мокрой траве, подбираясь к ничего не подозревавшему мужчине. У меня не хватило духу крикнуть или времени. Берни собрался, отшатнулся на мгновение назад и…
БАМ! Рогами – прямо в спину.
«Уууфф», – вырвалось у мужчины. Он полетел вперед, неуклюже взмахнув руками, и шлепнулся в реку прямо с берега. Вода едва доходила ему до колен, но всплеск был оглушительным. Брызги взметнулись фонтаном, окатив и кусты, и моего рогатого диверсанта, который тут же отскочил в сторону, глупо блея от испуга или торжества.
Риск утонуть был, слава богине, нулевой. Но вот достоинство… оно явно пострадало. Мужчина, фыркая и отплевываясь, выбрался на берег. Он был промокшим, темные штаны прилипли к ногам, а на камзоле расплылись мокрые пятна. Незнакомец обернулся. И я впервые увидела его лицо.
Глава 2
Теяна
Высокий, с широкими плечами, обтянутыми мокрой тканью. Облаченный в камзол, пошитый из очень дорогой ткани. Это было заметно, несмотря на то, что сейчас она была безнадежно испачкана речным илом и тиной. Высокий воротник расстегнут, открывая сильную шею. Лицо резкое. Скулы, будто высеченные из камня, волевой подбородок. И волосы – черные, как крыло ворона, густые. Несколько прядей упали на лоб. А глаза… Они были точно грозовое облако и горели сейчас яростью. Мужчина отряхивался, сбрасывая воду с рук, и его взгляд, острый как кинжал, упал на Берни.
— Проклятая тварь! – Прогремел голос, низкий, хрипловатый от гнева. Мужчина сделал шаг к козлу, который отпрыгнул еще дальше, глупо уставившись на своего противника.
Вот тут я и ворвалась на сцену, как вихрь в тихий вечер.
— Берни! – Закричала я уже не от страха, а от бешенства и стыда. Бросилась к козлу, схватив оборванный конец веревки, все еще болтавшийся у него на шее. - Иди сюда, немедленно, тварь бессовестная.
Я дернула поводок так, что козел захрипел, и потащила виновато упирающуюся животинку прочь от реки, от промокшего господина, от этого взрыва стыда и неловкости.
— Прощения просим, господин, – бросила через плечо, не смея повернуться и встретиться с этими гневными серыми глазами. – Что взять с животного?
Я тащила Берни по тропинке в сторону дома, чувствуя, как жар стыда пылает у меня на щеках. Спина горела под тяжестью мужского взгляда.
Широкоплечий силуэт в испачканном камзоле, мокрые волосы, прилипшие ко лбу, и эти глаза, темные и опасные, как лесная пропасть в сумерках – этот образ врезался в память, ярче, чем провальная ярмарка или страх за Берни.
И пока тянула своего рогатого домой, сердце колотилось не только от бега и злости. Колотилось от чего-то нового, тревожного и щекочущего нервы. Тогда я еще не ведала, что этот человек в черном камзоле – все это неслучайно. Он был бурей, обрушившейся на мой тихий и уютный, оберегаемый ото всех посторонних мир.
— Тварь бестолковая! Лесные звери тебя на куски разорвут, а ты на людей нападаешь, – шипела, дергая за веревку. – И веревку новую теперь покупать.
Не успели мы отойти и на десяток шагов, как за спиной раздался тяжелый, быстрый шаг по траве. Я обернулась, сердце екнуло. Незнакомец догонял нас. Вода капала с его черных волос на высокие скулы.
— Стой, уважаемая! – Голос, низкий и хриплый, прозвучал как удар хлыста. Он перегородил тропинку, встав вполоборота. – Так просто не уйдешь со своим... питомцем.
Слово «питомец» мужчина произнес с таким презрительным шипением, что Берни нервно дернул головой.
