Не задремывает в обед. Он вообще необычайно собран и в то же время будто где-то не тут. Даже посторонние с работы спрашивают, не случилось ли у него чего-то, но Руслан улыбается и отрицательно качает головой. Он заперт внутри себя и никому не может рассказать.
Дома отец устраивает скандал, обнаружив, что Руслан брал его машину без спроса. Взять машину не так страшно, как нанести в нее грязь — в салоне земля. «Картошку копал, что ли?!» — кричит отец. Руслан так же отрешенно просит прощения и уходит в комнату. Там, не переодеваясь, ложится в кровать, пока за дверью ругаются родители. Мать — на его стороне, отец — на стороне своей поруганной машины.
Руслан заворачивается в одеяло и зовет Аида с его мягкой постелью и черной водой, но вокруг пустыня. Он не может уснуть, он не достоин даже этого.
У него ощущение, будто он не Лену вчера обратно возвращал, а что-то жуткое. Он верил той Лене, которую трясло, когда ей пришлось из самозащиты убить человека. И не верил этой, рассудительно-спокойной, воспринимающей убийство как норму. Лену не волновало даже то, что их могут поймать. Словно прошлой Лены не было больше.
Если ее мама права, то болезнь, передавшаяся ей от отца, отнимала теперь у Руслана его чистую, богоподобную Лену. Полностью подменила ее на что-то отталкивающее, от которого был холодок по коже.
Наверняка ее отец, тот сумасшедший монстр, обрадовался бы, обнаружив, что дочь все-таки его, иначе откуда взяться болезни. А впрочем, Руслан ничего в этом не понимает и уже почти верит, что и в тот, первый раз Лене просто нужна была машина, и она разыграла свой испуг. Выпав из реальности после ночного звонка, Руслан так и не вернулся в нее. Ему кажется, что и он сам сходит с ума. И это было бы неплохо, если бы в этом безумии он смог остаться с Леной, на ее стороне, верить в ее святое предназначение избавлять мир от мрази. Но Руслан не мог, он достиг той точки, в которой оказывался достоин Лены, и обнаружил, что она уже пала, уже не достойна самой себя прошлой.
Черная вода сна захлестывает его как благословение, с головой.
+++
Уже в конце недели, когда Руслан возвращается с работы, отец, сидящий перед телевизором на кухне, кричит ему:
— Подруга твоя снова заходила.
— Которая? — без интереса спрашивает Руслан. Не то чтобы у него было много девушек, но все, кто знает его адрес, для отца вроде как уже друзья сына.
— Которая беспардонная. Я ей говорю, что тебя нет дома, а она прется к тебе в комнату! В уличной обуви! Она как, нормальна? Надеюсь, она не беременна от тебя?
Руслан не бежит искать Лену, но и в комнату не идет. Даже обувь не снимает, не зная, что ему делать сейчас.
— Давно заходила? — пытаясь казаться спокойным, спрашивает Руслан. На упоминание о Лене он реагирует так, будто конкретно она ему сделала плохо. Руслан чувствует, как трясутся руки, как покрывается испариной лоб.
— Да не то чтобы… С час назад.
Вместо того, чтобы позвонить, чтобы в конце концов разуться и пройти куда угодно — к компьютеру или к холодильнику, чтобы просто забить на этот визит, Руслан, не отпускавший ручку входной двери, поворачивает ее, открывая. Ему кажется, что он сам себя выталкивает на улицу, потому что он не хочет туда идти и искать кого-то. Но в то же время он не представляет, что будет делать, если останется тут, в квартире. Он не спрячется, если завернется в одеяло и закроется на ключ.
Еще только пятый час дня, и на улице светло. Руслан чувствует даже некоторое удовольствие от того, что именно нашел Лену. Не спрашивал, где искать или куда та ушла, а просто прошел два соседних двора в направлении ее района, по той дороге, которой та обычно ходила, и нашел Лену на качелях в третьем дворе.
Людей тут практически нет, и все же она не сразу осознает, что перед ней стоит кто-то. И когда она поднимает взгляд, Руслану снова кажется, что все это — игра в раскаянье для него, и вовсе подруге не стыдно смотреть ему в глаза.
— Ну что?! — первым не выдерживает Руслан. Лена делает попытку качнуться, движением от собеседника, но качели неприятно скрипят, и она снова использует их вместо лавочки, сцепив руки на коленях в замок и глядя на кроссовки Руслана, только не в глаза.
— Чего тебе еще от меня надо? Если ты хочешь сказать, что раскаиваешься или что больше такое не повторится — я же тебе не поверю, понимаешь?
— Я хотела сказать, что не буду больше звонить, — говорит кроссовкам Лена, снова покачивается, вызвав пронзительный противный скрип, похожий на вскрик. — Я вижу, что для тебя это тяжело, и я лучше останусь с тобой друзьями, чем буду заставлять делать то, что тебе неприятно.
«Если нас послушать, то можно принять за пару», — с раздражением думает Руслан, пока растирает виски.
— И как ты сама будешь с этим справляться? Без машины.
— Попрошу Мишу.
Честная Лена, которая не обещает больше никого не убивать, потому что знает себя, потому что обрела смысл жизни в этом. Наверное, это другой уровень после помощи бездомным животным. Эдакий настоящий супергерой, которого в следующий раз просто прирежут или найдут менты по горячим следам. Да что там — Мишка слабовольная тряпка, который к Лене относится просто как к другу, и сдаст ее при первом же трупе. Нет, не поможет закопать в лесу, а потом придет с повинной, просто не думая позвонит в полицию и скажет, где его ждет Лена. И Мишке будет совершенно плевать, что будут делать с Леной в полиции, а потом и в тюрьме, потому что для него нет разложения преступления по спектру, и убийство — из самозащиты или прихоти, или потому что у Лены с головой неладно — просто убийство.
— Не гони. Мишка тебя сдаст, — вздыхает Руслан, надвигается, чтобы Лена оторвалась наконец от кроссовок и смотрела ему в глаза.
— Что мне тогда делать? — все еще не поднимая головы, но глядя уже куда-то в колени ему, спрашивает Лена.
— Ничего не делать. Сидеть ночами дома. Сидеть вечерами в пятницу дома. Не ходить безлюдными переулками в поисках приключений. Прожить спокойную и размеренную жизнь.
Как объяснить Лене, что никто не оценит ее жертвы? Что всему этому миру плевать, если Лена даже убила тех, кто того заслуживал. Что мир назовет ее убийцей и посадит. Что мир начнет рассуждать о ценности человеческой жизни. Мир скажет Лене, что она не имела права. А Руслан дал слабину, тоже поверил вдруг, что Лена — не права. Но если его не будет рядом, то кто же будет с ней? Кто ее поддержит? Не трус Миша и не ее мать, которая уже на грани того, чтобы обратиться к психиатру.
Но как дать понять Лене, что вот есть Руслан, который, конечно, будет за нее и не предаст, но который все равно не может одобрять того, что делает Лена? Что всему миру, которому Лена хочет сделать одолжение, она не нужна, а Руслану, от которого она пытается отречься своими действиями, она как воздух. Потому что Руслан готов был бы всю жизнь быть рядом, и следить, чтобы Лена не запачкалась. Чтобы Лена оставалась светлой и богоподобной для него, для его серого и грязного мира. И что уже поздно, что мир уже не оценил, а Руслан уже не считает ее такой чистой, как прежде. Что теперь Руслану, чтобы быть наравне, нужно, наоборот, опуститься и следовать за Леной по кустам, помогая добивать тех, кто пытается на нее напасть. Он знает, что не сможет так. И все же он не мог доверить Лену кому-то еще.
— А что мне делать тогда?
— Жить, — пожимает плечами Руслан. — Понимаешь… Я всегда буду на твоей стороне, даже если ты не права. Но мне проще быть на твоей стороне, когда ты права… Вот такой я эгоист.
Снова в скрипе качелей ему слышится пронзительный крик. Где-то там, под пластами этой новой личности похоронена его Лена, до которой больше не достучаться. Но пока есть иллюзия того, что Лена жива, — Руслан готов оставаться рядом. Но при одном условии. И, протянув руку вперед, он, и сам не зная, просит или требует, произносит:
— Отдай нож.
+++
Руслан знал Библию больше по мультфильмам и рассказам покойной бабки. Для него Бог, убивший всех первенцев в Египте, и император, убивший всех новорожденных в поисках младенца Христа, были равны. И тот и другой убили, ни того ни другого Руслан для себя оправдать не мог. Все, что он понял — Богу позволено убивать, и он будет оставаться Богом. Но с ним получалось по-другому, и, убив, Лена, наоборот, теряла свой статус.
Именно поэтому Руслан и не верил в Бога из Библии, потому что тот был похож на родителя, который курит и пьет, но надеется, что ребенок его не возьмет с него пример и не пойдет по его стопам. Так же и Бог убивал, чтобы показать величие свое, но сделал убийство первой же заповедью.
И Руслан был уверен: Лена простит ему сорванный с женской шеи крест, потому что крестом тогда все и ограничилось и девушку даже не ударили. Незачем, ведь и так было ясно, кто из них сильнее.
Руслан начинал верить в рок. Его не нагоняли друзья или родственники избитых или ограбленных им людей. Но он познакомился с Леной, полюбил ее, а потом наблюдал, как ту затягивает в мир, из которого Руслан с такой гордостью выбрался.
И все же его трясет всякий раз, когда Лена звонит, и, принимая вызов, он отшучивается, не всегда удачно, только чтобы скрыть эту нервозность. Отец не спрашивает уже ни о чем, он всерьез думает, что Руслан или его сумасшедшая подруга попали на деньги, и надеется только, что Руслан не попробует продать квартиру, чтобы выбраться из этих долгов.
Мать и вовсе непонятно о чем думает, она молчит даже в те моменты, когда обычно с ним заговаривала.
+++
+++
Дверь открывает Лена, хотя Руслан и привык уже к встречам с ее матерью на пороге. Настолько, что перестал пугаться и сейчас готовился уже выпалить, вытянувшись по струнке: «Добрый вечер, Галина Николаевна». Но при виде Лены, которая даже улыбается такому непривычному для нее и официальному Руслану, расслабляется, запустив руки в карманы толстовки.
— Проходи, — зовет Лена, открыв дверь шире. Руслан заходит настороженно, стреляет взглядом в сторону темной кухни и закрытой комнаты Галины Николаевны. — Мама не дома.
— М? Так время-то уже к ночи. Не волнуешься за нее? Пора уже быть дома.
— Нет, не волнуюсь. Я думаю, что мама достаточно взрослая и еще не такая уж старая, чтобы иногда ночевать не дома.
— А, — только и может ответить осознавший Руслан и тут же принимается снимать обувь. Получается, Лена знала, что дома никого не будет и что время достаточно позднее, можно и предложить другу переночевать у нее, чтобы не нарваться на неприятности возвращаясь.
Время не то чтобы лекарь, но прекрасная замазка. Нереальное, жуткое сделало в Руслане трещину, которая останется навсегда, но Лена словно бы вернулась после того разговора. Возможно, стоило просто дать ей понять, что миру она одолжения не сделает, а вот Руслану она очень нужна и важна. Первую неделю затишья Руслан еще дергался от ее звонков и сообщений, даже если это было в час дня. Потом начал успокаиваться, к тому же Лена теперь давала знать о себе чаще, чем раньше. Казалось, что после всего случившегося они стали ближе. Если раньше просто дружили, то теперь была дружба, проверенная самым жутким способом.
Лена доверилась полностью. Она могла пожаловаться на то, что чувствует себя исключенной из общества. Говорила, что, когда засыпает, ей тоже кажется, что на нее обрушились своей тяжестью все верхние этажи, и она под их обломками ворочается, задыхается и не может выбраться. Как проснувшись ночью обнаруживает, что тянется вверх, в попытке коснуться потолка, а от того, что не находит его над собой в этой темноте паникует еще больше.
Ничего этого Лена не рассказывала матери, потому что та смотрела с подозрением и узнавала, сколько будет стоить прием психолога. Из человека, спасшего когда-то Лену, дав ей любящую семью, она тоже почти стала предателем.
И в образовавшемся вокруг Лены вакууме отчуждения был только она и Руслан. Потому что он не лицемерил, не врал ей и не притворялся, что все в порядке. И потому что Руслан все равно не отрекся.
Забылись снова и зарытые котята, и прочие грехи. Когда ужас коснулся жизни Руслана, казалось, что замазка времени слетела с тех воспоминаний и трещины эти стали шириться, но стоило оставить их в покое — и снова пришло время с шпателем и ведерком цемента.
— А вернется она когда? Утром или днем? — продолжает Руслан, входя в комнату. Лена сворачивает окна на экране компьютера, задергивает шторы. Они живут на третьем этаже, и от середины комнаты уже видно улицу внизу. Руслан знает, что иногда Лене кажется, будто снизу из темноты кто-то наблюдает за ней.
— Она не предупреждала. Да и какая разница?
— М. Думал, что раз ее нет… — Руслан улыбается своей победной улыбкой, но вспоминает, что Лена — не те девочки, с которыми можно спать. Что Лена — должна оставаться неприкосновенной и чистой, даже от него. Даже ценой чужих жизней. И, смутившись тому, что хотел намекнуть на секс, смеется неловко и искусственно, не закончив фразу. Но Лена, будто одобряя его мысли, садится на кровать у подоконника.
— Боялся, что я снова уйду бродить по городу ночами? Искать неприятности? — предполагает серьезно Лена, но обиды нет. Она похожа сейчас на алкоголика, которого застали трезвым, и теперь она может спокойно спросить: «А ты думал, что я тут пью?». В вопросе этом некая даже гордость за себя, и Руслан понимает, что ей кажется — она выкарабкалась. Настолько, чтобы стать ближе к нему. Стать достойной Руслана. Они поменялись ролями.
Он уже и сам забывает, почему для него секс с ней был табу. Потому что Лена была богоподобна? Так ведь была, сейчас это казалось только личной бредовой фантазией. Потому что Лена должна была оставаться чистой? Да Руслан ей трупы закапывать помогал, какая уж тут чистота. К тому же он уверен, что после всего случившегося он более чем достоин того, чтобы осквернить свою же святыню.
И Руслан, пока как бы примеряясь, подсаживается на кровать рядом, почти вплотную к девушке.
— Значит, могу тобой гордиться? Или без ножа охота не идет?
Лена уже не настроена шутить, и Руслан, влезший в ее личное пространство, видимо, напрягает ее. Это раздражает, потому что, в конце концов, когда Руслан предложил прийти поздним вечером, Лена согласилась. Хотя знала, что матери дома не будет, что они будут одни. И повела не на кухню к чаю, хотя и это уже можно было считать будущим приглашением в кровать, а в свою комнату. И села не на стул. Для полноценного приглашения не хватало только оставить кровать незаправленной.
— Знаешь, — с улыбкой продолжает Руслан, кладет руку ближе к колену девушки, — после всего, что я сделал, на что я ради тебя пошел… Очень глупо от меня шарахаться, Лен. Я же всегда на твоей стороне, так?
Лена кивает. Ей некуда отступать — сзади только спинка кровати и закрытые шторы подоконника. Руслан думает, что все еще можно свести к шутке, даже то, что следующим движением он кладет руку на ее плечо, притягивая ближе к себе.
— Вот видишь. Значит, плохого я тебе не желаю. Только хорошего. И я думаю, что я достаточно хороший, ведь так?
Лена уже не кивает, но ее ответ ничего и не изменил бы теперь. Руслан переходит ту черту, за которой можно было все выдать за шутку — наваливается сверху, придавив ее к кровати, ожидая даже сопротивления, но его нет.
Дома отец устраивает скандал, обнаружив, что Руслан брал его машину без спроса. Взять машину не так страшно, как нанести в нее грязь — в салоне земля. «Картошку копал, что ли?!» — кричит отец. Руслан так же отрешенно просит прощения и уходит в комнату. Там, не переодеваясь, ложится в кровать, пока за дверью ругаются родители. Мать — на его стороне, отец — на стороне своей поруганной машины.
Руслан заворачивается в одеяло и зовет Аида с его мягкой постелью и черной водой, но вокруг пустыня. Он не может уснуть, он не достоин даже этого.
У него ощущение, будто он не Лену вчера обратно возвращал, а что-то жуткое. Он верил той Лене, которую трясло, когда ей пришлось из самозащиты убить человека. И не верил этой, рассудительно-спокойной, воспринимающей убийство как норму. Лену не волновало даже то, что их могут поймать. Словно прошлой Лены не было больше.
Если ее мама права, то болезнь, передавшаяся ей от отца, отнимала теперь у Руслана его чистую, богоподобную Лену. Полностью подменила ее на что-то отталкивающее, от которого был холодок по коже.
Наверняка ее отец, тот сумасшедший монстр, обрадовался бы, обнаружив, что дочь все-таки его, иначе откуда взяться болезни. А впрочем, Руслан ничего в этом не понимает и уже почти верит, что и в тот, первый раз Лене просто нужна была машина, и она разыграла свой испуг. Выпав из реальности после ночного звонка, Руслан так и не вернулся в нее. Ему кажется, что и он сам сходит с ума. И это было бы неплохо, если бы в этом безумии он смог остаться с Леной, на ее стороне, верить в ее святое предназначение избавлять мир от мрази. Но Руслан не мог, он достиг той точки, в которой оказывался достоин Лены, и обнаружил, что она уже пала, уже не достойна самой себя прошлой.
Черная вода сна захлестывает его как благословение, с головой.
+++
Уже в конце недели, когда Руслан возвращается с работы, отец, сидящий перед телевизором на кухне, кричит ему:
— Подруга твоя снова заходила.
— Которая? — без интереса спрашивает Руслан. Не то чтобы у него было много девушек, но все, кто знает его адрес, для отца вроде как уже друзья сына.
— Которая беспардонная. Я ей говорю, что тебя нет дома, а она прется к тебе в комнату! В уличной обуви! Она как, нормальна? Надеюсь, она не беременна от тебя?
Руслан не бежит искать Лену, но и в комнату не идет. Даже обувь не снимает, не зная, что ему делать сейчас.
— Давно заходила? — пытаясь казаться спокойным, спрашивает Руслан. На упоминание о Лене он реагирует так, будто конкретно она ему сделала плохо. Руслан чувствует, как трясутся руки, как покрывается испариной лоб.
— Да не то чтобы… С час назад.
Вместо того, чтобы позвонить, чтобы в конце концов разуться и пройти куда угодно — к компьютеру или к холодильнику, чтобы просто забить на этот визит, Руслан, не отпускавший ручку входной двери, поворачивает ее, открывая. Ему кажется, что он сам себя выталкивает на улицу, потому что он не хочет туда идти и искать кого-то. Но в то же время он не представляет, что будет делать, если останется тут, в квартире. Он не спрячется, если завернется в одеяло и закроется на ключ.
Еще только пятый час дня, и на улице светло. Руслан чувствует даже некоторое удовольствие от того, что именно нашел Лену. Не спрашивал, где искать или куда та ушла, а просто прошел два соседних двора в направлении ее района, по той дороге, которой та обычно ходила, и нашел Лену на качелях в третьем дворе.
Людей тут практически нет, и все же она не сразу осознает, что перед ней стоит кто-то. И когда она поднимает взгляд, Руслану снова кажется, что все это — игра в раскаянье для него, и вовсе подруге не стыдно смотреть ему в глаза.
— Ну что?! — первым не выдерживает Руслан. Лена делает попытку качнуться, движением от собеседника, но качели неприятно скрипят, и она снова использует их вместо лавочки, сцепив руки на коленях в замок и глядя на кроссовки Руслана, только не в глаза.
— Чего тебе еще от меня надо? Если ты хочешь сказать, что раскаиваешься или что больше такое не повторится — я же тебе не поверю, понимаешь?
— Я хотела сказать, что не буду больше звонить, — говорит кроссовкам Лена, снова покачивается, вызвав пронзительный противный скрип, похожий на вскрик. — Я вижу, что для тебя это тяжело, и я лучше останусь с тобой друзьями, чем буду заставлять делать то, что тебе неприятно.
«Если нас послушать, то можно принять за пару», — с раздражением думает Руслан, пока растирает виски.
— И как ты сама будешь с этим справляться? Без машины.
— Попрошу Мишу.
Честная Лена, которая не обещает больше никого не убивать, потому что знает себя, потому что обрела смысл жизни в этом. Наверное, это другой уровень после помощи бездомным животным. Эдакий настоящий супергерой, которого в следующий раз просто прирежут или найдут менты по горячим следам. Да что там — Мишка слабовольная тряпка, который к Лене относится просто как к другу, и сдаст ее при первом же трупе. Нет, не поможет закопать в лесу, а потом придет с повинной, просто не думая позвонит в полицию и скажет, где его ждет Лена. И Мишке будет совершенно плевать, что будут делать с Леной в полиции, а потом и в тюрьме, потому что для него нет разложения преступления по спектру, и убийство — из самозащиты или прихоти, или потому что у Лены с головой неладно — просто убийство.
— Не гони. Мишка тебя сдаст, — вздыхает Руслан, надвигается, чтобы Лена оторвалась наконец от кроссовок и смотрела ему в глаза.
— Что мне тогда делать? — все еще не поднимая головы, но глядя уже куда-то в колени ему, спрашивает Лена.
— Ничего не делать. Сидеть ночами дома. Сидеть вечерами в пятницу дома. Не ходить безлюдными переулками в поисках приключений. Прожить спокойную и размеренную жизнь.
Как объяснить Лене, что никто не оценит ее жертвы? Что всему этому миру плевать, если Лена даже убила тех, кто того заслуживал. Что мир назовет ее убийцей и посадит. Что мир начнет рассуждать о ценности человеческой жизни. Мир скажет Лене, что она не имела права. А Руслан дал слабину, тоже поверил вдруг, что Лена — не права. Но если его не будет рядом, то кто же будет с ней? Кто ее поддержит? Не трус Миша и не ее мать, которая уже на грани того, чтобы обратиться к психиатру.
Но как дать понять Лене, что вот есть Руслан, который, конечно, будет за нее и не предаст, но который все равно не может одобрять того, что делает Лена? Что всему миру, которому Лена хочет сделать одолжение, она не нужна, а Руслану, от которого она пытается отречься своими действиями, она как воздух. Потому что Руслан готов был бы всю жизнь быть рядом, и следить, чтобы Лена не запачкалась. Чтобы Лена оставалась светлой и богоподобной для него, для его серого и грязного мира. И что уже поздно, что мир уже не оценил, а Руслан уже не считает ее такой чистой, как прежде. Что теперь Руслану, чтобы быть наравне, нужно, наоборот, опуститься и следовать за Леной по кустам, помогая добивать тех, кто пытается на нее напасть. Он знает, что не сможет так. И все же он не мог доверить Лену кому-то еще.
— А что мне делать тогда?
— Жить, — пожимает плечами Руслан. — Понимаешь… Я всегда буду на твоей стороне, даже если ты не права. Но мне проще быть на твоей стороне, когда ты права… Вот такой я эгоист.
Снова в скрипе качелей ему слышится пронзительный крик. Где-то там, под пластами этой новой личности похоронена его Лена, до которой больше не достучаться. Но пока есть иллюзия того, что Лена жива, — Руслан готов оставаться рядом. Но при одном условии. И, протянув руку вперед, он, и сам не зная, просит или требует, произносит:
— Отдай нож.
+++
Руслан знал Библию больше по мультфильмам и рассказам покойной бабки. Для него Бог, убивший всех первенцев в Египте, и император, убивший всех новорожденных в поисках младенца Христа, были равны. И тот и другой убили, ни того ни другого Руслан для себя оправдать не мог. Все, что он понял — Богу позволено убивать, и он будет оставаться Богом. Но с ним получалось по-другому, и, убив, Лена, наоборот, теряла свой статус.
Именно поэтому Руслан и не верил в Бога из Библии, потому что тот был похож на родителя, который курит и пьет, но надеется, что ребенок его не возьмет с него пример и не пойдет по его стопам. Так же и Бог убивал, чтобы показать величие свое, но сделал убийство первой же заповедью.
И Руслан был уверен: Лена простит ему сорванный с женской шеи крест, потому что крестом тогда все и ограничилось и девушку даже не ударили. Незачем, ведь и так было ясно, кто из них сильнее.
Руслан начинал верить в рок. Его не нагоняли друзья или родственники избитых или ограбленных им людей. Но он познакомился с Леной, полюбил ее, а потом наблюдал, как ту затягивает в мир, из которого Руслан с такой гордостью выбрался.
И все же его трясет всякий раз, когда Лена звонит, и, принимая вызов, он отшучивается, не всегда удачно, только чтобы скрыть эту нервозность. Отец не спрашивает уже ни о чем, он всерьез думает, что Руслан или его сумасшедшая подруга попали на деньги, и надеется только, что Руслан не попробует продать квартиру, чтобы выбраться из этих долгов.
Мать и вовсе непонятно о чем думает, она молчит даже в те моменты, когда обычно с ним заговаривала.
+++
+++
Дверь открывает Лена, хотя Руслан и привык уже к встречам с ее матерью на пороге. Настолько, что перестал пугаться и сейчас готовился уже выпалить, вытянувшись по струнке: «Добрый вечер, Галина Николаевна». Но при виде Лены, которая даже улыбается такому непривычному для нее и официальному Руслану, расслабляется, запустив руки в карманы толстовки.
— Проходи, — зовет Лена, открыв дверь шире. Руслан заходит настороженно, стреляет взглядом в сторону темной кухни и закрытой комнаты Галины Николаевны. — Мама не дома.
— М? Так время-то уже к ночи. Не волнуешься за нее? Пора уже быть дома.
— Нет, не волнуюсь. Я думаю, что мама достаточно взрослая и еще не такая уж старая, чтобы иногда ночевать не дома.
— А, — только и может ответить осознавший Руслан и тут же принимается снимать обувь. Получается, Лена знала, что дома никого не будет и что время достаточно позднее, можно и предложить другу переночевать у нее, чтобы не нарваться на неприятности возвращаясь.
Время не то чтобы лекарь, но прекрасная замазка. Нереальное, жуткое сделало в Руслане трещину, которая останется навсегда, но Лена словно бы вернулась после того разговора. Возможно, стоило просто дать ей понять, что миру она одолжения не сделает, а вот Руслану она очень нужна и важна. Первую неделю затишья Руслан еще дергался от ее звонков и сообщений, даже если это было в час дня. Потом начал успокаиваться, к тому же Лена теперь давала знать о себе чаще, чем раньше. Казалось, что после всего случившегося они стали ближе. Если раньше просто дружили, то теперь была дружба, проверенная самым жутким способом.
Лена доверилась полностью. Она могла пожаловаться на то, что чувствует себя исключенной из общества. Говорила, что, когда засыпает, ей тоже кажется, что на нее обрушились своей тяжестью все верхние этажи, и она под их обломками ворочается, задыхается и не может выбраться. Как проснувшись ночью обнаруживает, что тянется вверх, в попытке коснуться потолка, а от того, что не находит его над собой в этой темноте паникует еще больше.
Ничего этого Лена не рассказывала матери, потому что та смотрела с подозрением и узнавала, сколько будет стоить прием психолога. Из человека, спасшего когда-то Лену, дав ей любящую семью, она тоже почти стала предателем.
И в образовавшемся вокруг Лены вакууме отчуждения был только она и Руслан. Потому что он не лицемерил, не врал ей и не притворялся, что все в порядке. И потому что Руслан все равно не отрекся.
Забылись снова и зарытые котята, и прочие грехи. Когда ужас коснулся жизни Руслана, казалось, что замазка времени слетела с тех воспоминаний и трещины эти стали шириться, но стоило оставить их в покое — и снова пришло время с шпателем и ведерком цемента.
— А вернется она когда? Утром или днем? — продолжает Руслан, входя в комнату. Лена сворачивает окна на экране компьютера, задергивает шторы. Они живут на третьем этаже, и от середины комнаты уже видно улицу внизу. Руслан знает, что иногда Лене кажется, будто снизу из темноты кто-то наблюдает за ней.
— Она не предупреждала. Да и какая разница?
— М. Думал, что раз ее нет… — Руслан улыбается своей победной улыбкой, но вспоминает, что Лена — не те девочки, с которыми можно спать. Что Лена — должна оставаться неприкосновенной и чистой, даже от него. Даже ценой чужих жизней. И, смутившись тому, что хотел намекнуть на секс, смеется неловко и искусственно, не закончив фразу. Но Лена, будто одобряя его мысли, садится на кровать у подоконника.
— Боялся, что я снова уйду бродить по городу ночами? Искать неприятности? — предполагает серьезно Лена, но обиды нет. Она похожа сейчас на алкоголика, которого застали трезвым, и теперь она может спокойно спросить: «А ты думал, что я тут пью?». В вопросе этом некая даже гордость за себя, и Руслан понимает, что ей кажется — она выкарабкалась. Настолько, чтобы стать ближе к нему. Стать достойной Руслана. Они поменялись ролями.
Он уже и сам забывает, почему для него секс с ней был табу. Потому что Лена была богоподобна? Так ведь была, сейчас это казалось только личной бредовой фантазией. Потому что Лена должна была оставаться чистой? Да Руслан ей трупы закапывать помогал, какая уж тут чистота. К тому же он уверен, что после всего случившегося он более чем достоин того, чтобы осквернить свою же святыню.
И Руслан, пока как бы примеряясь, подсаживается на кровать рядом, почти вплотную к девушке.
— Значит, могу тобой гордиться? Или без ножа охота не идет?
Лена уже не настроена шутить, и Руслан, влезший в ее личное пространство, видимо, напрягает ее. Это раздражает, потому что, в конце концов, когда Руслан предложил прийти поздним вечером, Лена согласилась. Хотя знала, что матери дома не будет, что они будут одни. И повела не на кухню к чаю, хотя и это уже можно было считать будущим приглашением в кровать, а в свою комнату. И села не на стул. Для полноценного приглашения не хватало только оставить кровать незаправленной.
— Знаешь, — с улыбкой продолжает Руслан, кладет руку ближе к колену девушки, — после всего, что я сделал, на что я ради тебя пошел… Очень глупо от меня шарахаться, Лен. Я же всегда на твоей стороне, так?
Лена кивает. Ей некуда отступать — сзади только спинка кровати и закрытые шторы подоконника. Руслан думает, что все еще можно свести к шутке, даже то, что следующим движением он кладет руку на ее плечо, притягивая ближе к себе.
— Вот видишь. Значит, плохого я тебе не желаю. Только хорошего. И я думаю, что я достаточно хороший, ведь так?
Лена уже не кивает, но ее ответ ничего и не изменил бы теперь. Руслан переходит ту черту, за которой можно было все выдать за шутку — наваливается сверху, придавив ее к кровати, ожидая даже сопротивления, но его нет.
