— Да ты запугала всех. Никто никогда никому не скажет. Даже вот у меня язык без костей, а я молчу.
Тело у Веры, словно её в деревянной ступе вырастили, — прямое и плоское. Ни круглых бёдер, ни выступа на груди, в одежде может быть кем угодно, хоть девушкой, хоть парнем. А раны, как кометы на звёздном небе. И так же, одни исчезали — новые появлялись. А некоторые навсегда, как созвездия. Как сам Хеган.
Погнутой кружкой Бедвир зачерпнул воду из ванной. Волосы от воды были темнее, тяжелее, достигали почти до носа. Такую чистюлю, как Веру, ещё поискать. Сначала Бедвир шутил о том, что светлые волосы и белое тело требуют постоянной стирки. Потом, что Хегана преследует запах крови убитых им. Потом, что Хеган готовится стать графом.
А потом, когда узнал, за всё это было невозможно стыдно. Город с мертвецами очень плохо повлиял на Веру. Охотник и раньше много пил, но там напился так, словно на утро не нужно было сражаться. И Бедвир бы понял, если бы Вера в него пустыми бутылками кидалась, пинками из своей комнаты гнала, осиновыми колами к стене прибивала, это было бы больше на неё похоже и не так жутко. Но пьяный Охотник, может и не соображая толком, кто перед ним, подозвал почти ласковым: «Иди сюда», — а потом уткнулся куда-то в ключицу и так сидел, не шелохнувшись. Дышал тяжело, шумно, и рубашка у его лица нагревалась, мокла.
Вера ничего не рассказывала внятно, обдуманно. Только пьяные жалобы, угрозы кому-то в прошлом, обещания найти и ещё раз расчленить, заверения в том, что с Бедвиром то же самое сделает, если он кому-то скажет.
А Бедвир ужасался и млел. Сидел, боясь шелохнуться или сказать хоть слово, в то время как его разрывало от жалости, нежности, от нереальности того, какой может быть легенда. И Хеган переставал быть сказками, которые слышал и Бедвир, хотя был на год старше. Хеган становился живым человеком, который убивал не для того, чтобы всех спасти, а для того, чтобы заглушить в себе прошлое.
— С отцом вообще было жестоко… Про тебя, конечно, все говорят, что ты мудак, да и я убеждался пару раз, но вот это был третий.
— Я не виноват, что Глейн не такой, как я. Я думал… он сможет отомстить. Что ему захочется показать этому человеку: «Смотри, какой я. Ты меня бросил, а я всё равно вырос достойным».
Бедвир и сам не понимал тогда, к чему идёт. Когда Хеган взялся подливать заезжему менестрелю — это уже казалось подозрительным, и Бедвир ждал, что вот-вот симпатичную мордашку певца Охотник расквасит об стол. Особенно когда менестрель хвастался, что тоже не промах, сколько женщин были сражены его красотой и музыкой.
— А что, музыкант, — шёпотом обратился Хеган, и от замершего у губ стакана казалось, что Охотник улыбается. Если бы он умел улыбаться, — дети-то от твоих приключений наверняка остались?
Тот тронул струны, кивнул с ухмылкой:
— Да пожалуй, что и в каждой второй деревеньке, которую я навещал, бегает мелкая, или не очень, моя рыбёшка. Если, конечно, матери не вытравили их.
Когда долго ждёшь чего-то жуткого, приходит облегчение, когда оно случается наконец. Это и почувствовал Бедвир, когда Хеган схватил менестреля за шкирку и потащил к выходу, бросив трактирщику несколько монет и даже не взглянув на него. Бедвиру приказал только: «Найди мне Глейна».
— Серьёзно, Хеган, — мрачно произнёс Бедвир, глядя перед собой. — Тебе пора учиться общаться с людьми. А то они думают, что ты им назло всё делаешь. Мог бы спросить у меня. Конечно, Глейн не обрадовался. Если бы ему нужен был папа, он ходил бы по деревням с вопросом, не видели ли там эту наглую рожу. А Глейн сказал в детстве, что у него никого нет, и очень надеялся, что от него отстанут.
Вера словно и не слышала, откинула голову назад, мокрой макушкой прислонилась к плечу Бедвира. И его, как зверька, Бедвир боялся спугнуть.
— Уходите сейчас же.
От того, как изменилось настроение хозяина дома, едва он увидел татуировку, Глейна и самого продрало холодом. Вроде договорились об одной ночёвке, обсудили плату, всех всё устраивало, пока Глейн не снял шарф. Даже снежинки на пальто ещё не успели растаять. Были такие люди, которым платила или защищала нечисть, они предпочитали не связываться с Охотниками, но с таким резким отказом Глейн ещё не сталкивался.
— Э, мы ж договаривались, — начал Кэйсар, но Луц удержал его за плечо, поспешно шепнул:
— Хозяин всегда прав. Если он просит уйти, то мы не можем злоупотреблять.
Глейн молча снова закутался в шарф.
— Так вы и не сказали, что с Охотником. Вот один такой Охотник белобрысый в прошлом месяце попросился на двор к знатному господину. Утром Охотника след простыл, а господин на люстре повешен с выпущенными кишками.
— Но это был не Глейн… — на этот раз вступился Луц, пока сам Охотник уже выходил в дверь. — Глейн бы никогда так не поступил…
Темнело, крепчал ветер. Кроме этого дома только крестьянские избушки чернели вдалеке.
— Глейн, ты только скажи… — расхрабрился догнавший его Кэйсар, но Охотник оборвал спокойным:
— Я думаю, крестьяне не откажут.
— Как же страшная история про Охотника-убийцу? — переспросил Кэйсар удивлённо. Из ворот вывалился к ним гремя латами Луц.
— Даже если они боятся, они не откажут священнику. А в лесу ночевать — нас к утру до сугроба занесёт, — Глейн первым спустился под гору, к крестьянским маленьким домикам. Казалось, если его подтолкнуть в спину, то под гору скатится уже снежный ком. Зимой он мёрз больше всех в их компании, кутался как можно плотнее, превращаясь в большой шар из тёплой одежды.
В сенях уже стемнело, у вышедшей на стук девочки валил пар изо рта, и при виде трёх мужчин она сначала отступила назад.
— Нет-нет! — тут же попытался успокоить её улыбкой Луц. — Это Глейн, он Охотник. Я Луц, я благородный рыцарь. А это Кэйсар, и он… с нами…
— Где старшие? — спросил более наблюдательный Глейн.
Ребёнок опустил глаза:
— В лес ушли. За хворостом.
— Когда должны были вернуться?
— Позавчера.
— Да чтоб вас, — сквозь зубы выругался Кэйсар. — Слушай, снег идёт. Я сейчас никакого следа не возьму. Темнеет, ты тоже следа не возьмёшь. Снега в лесу столько, что даже наш рыцарь завязнет, так что… дорогая девочка, пусти переночевать, а утром Охотник найдёт твоих родителей.
— Кэйсар, — зло оборвал Глейн, ещё раз посмотрел на ребёнка и, не сказав ничего — развернулся к темнеющему лесу.
— Тц, так и знал, — Кэйсар нахмурился, но потрусил следом, позади тяжело ступал Луц, которому было вроде и совсем плевать — ночевать в тепле или в тёмном лесу искать потерявшихся людей. — Ладно, Глейн, не злись, видишь, я с тобой иду. Сейчас дальше отойдём — попробую след взять.
— Он не на это злится, — мягко пояснил Луц. — Мы как-то были в одной деревне…
— Просто не надо ничего обещать, — развернулся Глейн. — Я делаю то, что могу. Но я очень часто появляюсь после беды, когда есть жертвы. Девочка там второй день сидит, ждёт, когда вернутся мама с папой. Слабая и беспомощная. И тут у её ворот появляется Охотник, который, по её мнению, папу с мамой из пасти дракона вытащить должен. А я не могу людей с того света вернуть. Но она теперь будет надеяться.
— Так если они мёртвые, то могли бы переждать ночь у девочки, ей бы не так страшно было, — легкомысленно отозвался Кэйсар, начал раздеваться. — И вообще, мне-то так теплее, я за тебя переживаю.
— А мне тоже не холодно, когда я делом занят, — возразил Глейн. Кэйсар, издеваясь, замотал свой шарф на его голове, остался в рубашке и штанах и выскользнул из них большой собакой. Луц, вздохнув, начал собирать его одежду со снега в мешок. Кэйсар сначала забавно, слишком активно для ищейки, обнюхался, но замер, поднял голову, глядя вглубь леса. Желание шутить у пса пропало, и на Глейна он посмотрел выразительно, немного виновато. Глейн кивнул, снял с себя шарф, расстегнул ворот.
— Всё плохо? — понял Луц. Кэйсар не бросился в лес, он трусил без спешки, ожидая, когда его спутники догонят. И всё же Глейн прибавил шагу, словно там, впереди, кому-то ещё нужна была помощь.
Когда Кэйсар привёл их к определённому месту в чаще, уже окончательно стемнело. Испугался Луц, когда что-то в лесу всхрапнуло, зашевелилось, но успокоился, различив в этом привязанную лошадь. Кэйсар рыл снег, без собачьего огонька, с ленцой, Глейн стоял напротив дерева, и Луц не сразу разобрал, что внизу на сосне не нарост, а привалившийся спиной человек с опущенной головой. Человек сожжённый, чёрный. Кэйсар рыл прямо напротив него и из-под снега начали появляться тряпки, белая кожа, смёрзшиеся всклокоченные волосы.
— Не похоже, чтобы их волки загрызли, — приметил Луц, осторожно коснулся обгоревшего тела. Осыпались обуглившиеся верёвки, что вели к стволу дерева. Закончив раскапывать, Кэйсар подлез к нему под руку, и Луц догадался, накинул на него пальто, чтобы он мог превратиться обратно.
— Всё, — произнёс Кэйсар, стуча зубами, — все мертвы, пойдём переночуем, потом поищем, кто это сделал.
— Можешь возвращаться, если хочешь, — Глейн мрачнел на глазах. Зарядил пистолет, удобнее устроил нож в кожухе.
— Да куда ты собрался? — вздохнул оборотень. Он словно замерзал на глазах, но оставался в человеческом облике, ещё надеясь отговорить Глейна. — Кто их убил? Монстр что ли? Я вот монстров тут не чую. Это дело людей, они сами разберутся.
— Женщину убили не сразу. Не хватает руки, лицо обезображено, живот вспорот. Мужа заставляли смотреть. Они крестьяне, брать нечего, лошадь тут. И ты не прав, Кэйсар… Их убили именно монстры. Во всяком случае, люди, совершившие такое, по нашим правилам приравниваются к монстрам.
— Вот это отлично, — поддержал Луц, тоже сдвинул пластины лат, приготовился к сражению. У Кэйсара краснели от холода уши и нос, он фыркнул по-звериному, снова обернулся псом, оставил одежду валяться на снегу.
— Луц, — негромко окликнул Глейн, пока Кэйсар обнюхивал снег, — надень пальто на себя.
— Зачем?
— Спрятать латы. Снег не стряхивай, держись позади, — пока Глейн это произносил, он плотнее закутывал шею.
Кэйсар вывел их к небольшому домику уже ближе к утру. Такие обычно использовали как перевалочные пункты для охоты или просто ночёвки в лесу. Из трубы шёл дымок, внутри горел свет.
— Не превращайся, — скомандовал Глейн негромко, потрепав Кэйсара по загривку. — Жди тут, делай вид, что привязан.
Кэйсар зашёлся хриплым лаем, и в нём слышалось не только что-то наигранное, собачье, но и обида за то, что его оставляли на улице под снегопадом, когда внутри будет самое интересное.
Глейн постучался, потом осторожно открыл дверь. Луц держался позади, ссутулился, как учил когда-то Охотник, вперёд не лез.
— Простите, — осторожно и жалко начал Глейн. — Мы сбились с дороги и боимся, что окончательно потеряемся в темноте и в этом снегопаде. Можно ли остаться с моим слугой на ночь?
Двое, молодые, младше Глейна года на три. На лавочке были сложены меховые накидки. У них одинаковые лица, и Глейн второй раз в жизни видел настолько похожих близнецов. Прошлые были среди Охотников, всего на год младше Глейна, и последние пару лет на собраниях их не было.
Его осматривали заинтересованно — один брат снизу вверх, в то время как другой от головы до ног. Словно связанные между собой мысленно, они улыбнулись почти одновременно. Они даже не пытались выглядеть безобидными.
— Конечно, проходи, — начал один из братьев.
— Тепло. Места много. Кто там лает?
— Моя собака.
— Она крепко привязана?
— Да, — кивнул Глейн, проплыл внутрь — усталый, разморённый теплом. Он только слегка ослабил шарф. Когда следом за ним зашёл Луц, с лиц близнецов сползли улыбки, теперь они смотрели исподлобья. Рыцарь должен был понимать, что атаковать его будут первым как более опасного. Когда Глейн сел на лавочку, он прикинул, что братья ростом с него. Конечно, то, что Кэйсар привёл их сюда, ещё не доказательство вины именно этих двоих, но проглядывалось что-то хищное в их поведении, заинтересованное. И Глейн ощутил себя куском мяса, брошенным перед собаками. Наверное, стоило оставить Луца в деревне, тогда всё быстрее бы подтвердилось. Рыцарь мрачной горой сел в углу у двери, небрежно смахнул снег и остаётся там оттаивать. Из-за одежды, накинутой на латы, он казался ещё больше и внушительнее, старше.
— Что ты делаешь тут? — ласково начал один из братьев. — Мы вот с братом ушли в лес, но началась метель, и мы не успели вернуться.
— Я направлялся к отцу в Беринг.
Город совсем в другой стороне, то, что нужно для заблудившегося. Свернул не туда, ушёл в сторону, никто и не найдёт, куда он пропал, если его тут же закопают. А чей труп весной всплыл — кто знает?
Глейн грел замёрзшие руки у огня, он старался держаться от незнакомцев дальше, потому что даже обычному путнику они бы не внушали доверия.
— Как твоё имя? Сколько тебе лет? — ласково продолжил ближайший из братьев.
— Глейн, семнадцать, — отозвался Охотник и очень натурально вздрогнул, когда с другого конца лавки подсел второй близнец, перекрыв ему ходы к отступлению.
— Наш ровесник.
Завозился в своём углу Луц, заволновался, приподнялся, но сел обратно. С надеждой Глейн посмотрел в его сторону, но его внимание снова перетянули на себя братья.
— И? Зачем же тебя отец в такую даль посылал?
— К деду по материнской линии.
— Ты прямо как в той сказке, — засмеялся близнец, — волк тебя не сожрал? Или ты взял его с собой?
Глейн приподнялся, начал извиняться и собирался отсесть, но другой брат оборвал:
— Дрова почти догорели. Эй, медведь. Принеси хвороста, а то твой хозяин замёрзнет.
— Никуда я не пойду, — проворчал насупленный Луц, и отправить его подальше отсюда Глейн не мог — потому что слишком выдавали себя эти двое. Один из близнецов, что сидел к выходу ближе, встал, направился в угол к рыцарю, полностью закрыв от того брата и Охотника.
— Ты что, ослушаться решил? В сугробе спать будешь.
— Мне хозяин ничего не приказывал, — пропыхтел Луц и сгорбился настолько, что того и гляди в круг скатается. — Вот ежели бы он приказал, я бы и пошёл.
— Разве тебе не холодно? — спросил брат, всё ещё сидящий рядом с Глейном. Охотник постепенно погружался в ледяное озеро жути. Вот он, купеческий сын, толком ничего дальше своего двора не видевший, отправлен в соседний город отцом. С ним слуга и верный пёс, но ночью в лесной сторожке они натыкаются на двоих, от которых и безо всяких трупов в лесу мурашки по коже. И кажется, уж лучше под открытым небом остался бы ночевать. Да что там, упыря бы в избушке нашёл, не так испугался.
Дрожь от холода и страха прорвалась наружу, и голос вздрогнул, когда он попросил:
— Нет, не оставляй меня.
Секунда, чтобы растворился напуганный сын купца, вернулся Охотник. Глейн успел достать нож, резанув плотную ткань рясы в спешке. Скрипнул металл о металл — это попытались зарезать Луца, но наткнулись на латы. Глейн ногой сошвырнул с лавки второго брата, тот нелепо взмахнул руками, в одной из которых был зажат мелкий нож, повалился на пол. Уже оттуда зло спросил:
— Так ты борзый? — и замолк при виде ножа. Ружьё стояло, прислонённое к стене. Когда противник потянулся к нему, Глейн рубанул по его запястью, как по куску мяса, только после этого он вспомнил, что у женщины в лесу тоже не было руки.
После всех чудовищ, с которыми Глейну доводилось драться, люди казались неповоротливыми, медленными и непозволительно слабыми.
Тело у Веры, словно её в деревянной ступе вырастили, — прямое и плоское. Ни круглых бёдер, ни выступа на груди, в одежде может быть кем угодно, хоть девушкой, хоть парнем. А раны, как кометы на звёздном небе. И так же, одни исчезали — новые появлялись. А некоторые навсегда, как созвездия. Как сам Хеган.
Погнутой кружкой Бедвир зачерпнул воду из ванной. Волосы от воды были темнее, тяжелее, достигали почти до носа. Такую чистюлю, как Веру, ещё поискать. Сначала Бедвир шутил о том, что светлые волосы и белое тело требуют постоянной стирки. Потом, что Хегана преследует запах крови убитых им. Потом, что Хеган готовится стать графом.
А потом, когда узнал, за всё это было невозможно стыдно. Город с мертвецами очень плохо повлиял на Веру. Охотник и раньше много пил, но там напился так, словно на утро не нужно было сражаться. И Бедвир бы понял, если бы Вера в него пустыми бутылками кидалась, пинками из своей комнаты гнала, осиновыми колами к стене прибивала, это было бы больше на неё похоже и не так жутко. Но пьяный Охотник, может и не соображая толком, кто перед ним, подозвал почти ласковым: «Иди сюда», — а потом уткнулся куда-то в ключицу и так сидел, не шелохнувшись. Дышал тяжело, шумно, и рубашка у его лица нагревалась, мокла.
Вера ничего не рассказывала внятно, обдуманно. Только пьяные жалобы, угрозы кому-то в прошлом, обещания найти и ещё раз расчленить, заверения в том, что с Бедвиром то же самое сделает, если он кому-то скажет.
А Бедвир ужасался и млел. Сидел, боясь шелохнуться или сказать хоть слово, в то время как его разрывало от жалости, нежности, от нереальности того, какой может быть легенда. И Хеган переставал быть сказками, которые слышал и Бедвир, хотя был на год старше. Хеган становился живым человеком, который убивал не для того, чтобы всех спасти, а для того, чтобы заглушить в себе прошлое.
— С отцом вообще было жестоко… Про тебя, конечно, все говорят, что ты мудак, да и я убеждался пару раз, но вот это был третий.
— Я не виноват, что Глейн не такой, как я. Я думал… он сможет отомстить. Что ему захочется показать этому человеку: «Смотри, какой я. Ты меня бросил, а я всё равно вырос достойным».
Бедвир и сам не понимал тогда, к чему идёт. Когда Хеган взялся подливать заезжему менестрелю — это уже казалось подозрительным, и Бедвир ждал, что вот-вот симпатичную мордашку певца Охотник расквасит об стол. Особенно когда менестрель хвастался, что тоже не промах, сколько женщин были сражены его красотой и музыкой.
— А что, музыкант, — шёпотом обратился Хеган, и от замершего у губ стакана казалось, что Охотник улыбается. Если бы он умел улыбаться, — дети-то от твоих приключений наверняка остались?
Тот тронул струны, кивнул с ухмылкой:
— Да пожалуй, что и в каждой второй деревеньке, которую я навещал, бегает мелкая, или не очень, моя рыбёшка. Если, конечно, матери не вытравили их.
Когда долго ждёшь чего-то жуткого, приходит облегчение, когда оно случается наконец. Это и почувствовал Бедвир, когда Хеган схватил менестреля за шкирку и потащил к выходу, бросив трактирщику несколько монет и даже не взглянув на него. Бедвиру приказал только: «Найди мне Глейна».
— Серьёзно, Хеган, — мрачно произнёс Бедвир, глядя перед собой. — Тебе пора учиться общаться с людьми. А то они думают, что ты им назло всё делаешь. Мог бы спросить у меня. Конечно, Глейн не обрадовался. Если бы ему нужен был папа, он ходил бы по деревням с вопросом, не видели ли там эту наглую рожу. А Глейн сказал в детстве, что у него никого нет, и очень надеялся, что от него отстанут.
Вера словно и не слышала, откинула голову назад, мокрой макушкой прислонилась к плечу Бедвира. И его, как зверька, Бедвир боялся спугнуть.
***
— Уходите сейчас же.
От того, как изменилось настроение хозяина дома, едва он увидел татуировку, Глейна и самого продрало холодом. Вроде договорились об одной ночёвке, обсудили плату, всех всё устраивало, пока Глейн не снял шарф. Даже снежинки на пальто ещё не успели растаять. Были такие люди, которым платила или защищала нечисть, они предпочитали не связываться с Охотниками, но с таким резким отказом Глейн ещё не сталкивался.
— Э, мы ж договаривались, — начал Кэйсар, но Луц удержал его за плечо, поспешно шепнул:
— Хозяин всегда прав. Если он просит уйти, то мы не можем злоупотреблять.
Глейн молча снова закутался в шарф.
— Так вы и не сказали, что с Охотником. Вот один такой Охотник белобрысый в прошлом месяце попросился на двор к знатному господину. Утром Охотника след простыл, а господин на люстре повешен с выпущенными кишками.
— Но это был не Глейн… — на этот раз вступился Луц, пока сам Охотник уже выходил в дверь. — Глейн бы никогда так не поступил…
Темнело, крепчал ветер. Кроме этого дома только крестьянские избушки чернели вдалеке.
— Глейн, ты только скажи… — расхрабрился догнавший его Кэйсар, но Охотник оборвал спокойным:
— Я думаю, крестьяне не откажут.
— Как же страшная история про Охотника-убийцу? — переспросил Кэйсар удивлённо. Из ворот вывалился к ним гремя латами Луц.
— Даже если они боятся, они не откажут священнику. А в лесу ночевать — нас к утру до сугроба занесёт, — Глейн первым спустился под гору, к крестьянским маленьким домикам. Казалось, если его подтолкнуть в спину, то под гору скатится уже снежный ком. Зимой он мёрз больше всех в их компании, кутался как можно плотнее, превращаясь в большой шар из тёплой одежды.
В сенях уже стемнело, у вышедшей на стук девочки валил пар изо рта, и при виде трёх мужчин она сначала отступила назад.
— Нет-нет! — тут же попытался успокоить её улыбкой Луц. — Это Глейн, он Охотник. Я Луц, я благородный рыцарь. А это Кэйсар, и он… с нами…
— Где старшие? — спросил более наблюдательный Глейн.
Ребёнок опустил глаза:
— В лес ушли. За хворостом.
— Когда должны были вернуться?
— Позавчера.
— Да чтоб вас, — сквозь зубы выругался Кэйсар. — Слушай, снег идёт. Я сейчас никакого следа не возьму. Темнеет, ты тоже следа не возьмёшь. Снега в лесу столько, что даже наш рыцарь завязнет, так что… дорогая девочка, пусти переночевать, а утром Охотник найдёт твоих родителей.
— Кэйсар, — зло оборвал Глейн, ещё раз посмотрел на ребёнка и, не сказав ничего — развернулся к темнеющему лесу.
— Тц, так и знал, — Кэйсар нахмурился, но потрусил следом, позади тяжело ступал Луц, которому было вроде и совсем плевать — ночевать в тепле или в тёмном лесу искать потерявшихся людей. — Ладно, Глейн, не злись, видишь, я с тобой иду. Сейчас дальше отойдём — попробую след взять.
— Он не на это злится, — мягко пояснил Луц. — Мы как-то были в одной деревне…
— Просто не надо ничего обещать, — развернулся Глейн. — Я делаю то, что могу. Но я очень часто появляюсь после беды, когда есть жертвы. Девочка там второй день сидит, ждёт, когда вернутся мама с папой. Слабая и беспомощная. И тут у её ворот появляется Охотник, который, по её мнению, папу с мамой из пасти дракона вытащить должен. А я не могу людей с того света вернуть. Но она теперь будет надеяться.
— Так если они мёртвые, то могли бы переждать ночь у девочки, ей бы не так страшно было, — легкомысленно отозвался Кэйсар, начал раздеваться. — И вообще, мне-то так теплее, я за тебя переживаю.
— А мне тоже не холодно, когда я делом занят, — возразил Глейн. Кэйсар, издеваясь, замотал свой шарф на его голове, остался в рубашке и штанах и выскользнул из них большой собакой. Луц, вздохнув, начал собирать его одежду со снега в мешок. Кэйсар сначала забавно, слишком активно для ищейки, обнюхался, но замер, поднял голову, глядя вглубь леса. Желание шутить у пса пропало, и на Глейна он посмотрел выразительно, немного виновато. Глейн кивнул, снял с себя шарф, расстегнул ворот.
— Всё плохо? — понял Луц. Кэйсар не бросился в лес, он трусил без спешки, ожидая, когда его спутники догонят. И всё же Глейн прибавил шагу, словно там, впереди, кому-то ещё нужна была помощь.
Когда Кэйсар привёл их к определённому месту в чаще, уже окончательно стемнело. Испугался Луц, когда что-то в лесу всхрапнуло, зашевелилось, но успокоился, различив в этом привязанную лошадь. Кэйсар рыл снег, без собачьего огонька, с ленцой, Глейн стоял напротив дерева, и Луц не сразу разобрал, что внизу на сосне не нарост, а привалившийся спиной человек с опущенной головой. Человек сожжённый, чёрный. Кэйсар рыл прямо напротив него и из-под снега начали появляться тряпки, белая кожа, смёрзшиеся всклокоченные волосы.
— Не похоже, чтобы их волки загрызли, — приметил Луц, осторожно коснулся обгоревшего тела. Осыпались обуглившиеся верёвки, что вели к стволу дерева. Закончив раскапывать, Кэйсар подлез к нему под руку, и Луц догадался, накинул на него пальто, чтобы он мог превратиться обратно.
— Всё, — произнёс Кэйсар, стуча зубами, — все мертвы, пойдём переночуем, потом поищем, кто это сделал.
— Можешь возвращаться, если хочешь, — Глейн мрачнел на глазах. Зарядил пистолет, удобнее устроил нож в кожухе.
— Да куда ты собрался? — вздохнул оборотень. Он словно замерзал на глазах, но оставался в человеческом облике, ещё надеясь отговорить Глейна. — Кто их убил? Монстр что ли? Я вот монстров тут не чую. Это дело людей, они сами разберутся.
— Женщину убили не сразу. Не хватает руки, лицо обезображено, живот вспорот. Мужа заставляли смотреть. Они крестьяне, брать нечего, лошадь тут. И ты не прав, Кэйсар… Их убили именно монстры. Во всяком случае, люди, совершившие такое, по нашим правилам приравниваются к монстрам.
— Вот это отлично, — поддержал Луц, тоже сдвинул пластины лат, приготовился к сражению. У Кэйсара краснели от холода уши и нос, он фыркнул по-звериному, снова обернулся псом, оставил одежду валяться на снегу.
— Луц, — негромко окликнул Глейн, пока Кэйсар обнюхивал снег, — надень пальто на себя.
— Зачем?
— Спрятать латы. Снег не стряхивай, держись позади, — пока Глейн это произносил, он плотнее закутывал шею.
Кэйсар вывел их к небольшому домику уже ближе к утру. Такие обычно использовали как перевалочные пункты для охоты или просто ночёвки в лесу. Из трубы шёл дымок, внутри горел свет.
— Не превращайся, — скомандовал Глейн негромко, потрепав Кэйсара по загривку. — Жди тут, делай вид, что привязан.
Кэйсар зашёлся хриплым лаем, и в нём слышалось не только что-то наигранное, собачье, но и обида за то, что его оставляли на улице под снегопадом, когда внутри будет самое интересное.
Глейн постучался, потом осторожно открыл дверь. Луц держался позади, ссутулился, как учил когда-то Охотник, вперёд не лез.
— Простите, — осторожно и жалко начал Глейн. — Мы сбились с дороги и боимся, что окончательно потеряемся в темноте и в этом снегопаде. Можно ли остаться с моим слугой на ночь?
Двое, молодые, младше Глейна года на три. На лавочке были сложены меховые накидки. У них одинаковые лица, и Глейн второй раз в жизни видел настолько похожих близнецов. Прошлые были среди Охотников, всего на год младше Глейна, и последние пару лет на собраниях их не было.
Его осматривали заинтересованно — один брат снизу вверх, в то время как другой от головы до ног. Словно связанные между собой мысленно, они улыбнулись почти одновременно. Они даже не пытались выглядеть безобидными.
— Конечно, проходи, — начал один из братьев.
— Тепло. Места много. Кто там лает?
— Моя собака.
— Она крепко привязана?
— Да, — кивнул Глейн, проплыл внутрь — усталый, разморённый теплом. Он только слегка ослабил шарф. Когда следом за ним зашёл Луц, с лиц близнецов сползли улыбки, теперь они смотрели исподлобья. Рыцарь должен был понимать, что атаковать его будут первым как более опасного. Когда Глейн сел на лавочку, он прикинул, что братья ростом с него. Конечно, то, что Кэйсар привёл их сюда, ещё не доказательство вины именно этих двоих, но проглядывалось что-то хищное в их поведении, заинтересованное. И Глейн ощутил себя куском мяса, брошенным перед собаками. Наверное, стоило оставить Луца в деревне, тогда всё быстрее бы подтвердилось. Рыцарь мрачной горой сел в углу у двери, небрежно смахнул снег и остаётся там оттаивать. Из-за одежды, накинутой на латы, он казался ещё больше и внушительнее, старше.
— Что ты делаешь тут? — ласково начал один из братьев. — Мы вот с братом ушли в лес, но началась метель, и мы не успели вернуться.
— Я направлялся к отцу в Беринг.
Город совсем в другой стороне, то, что нужно для заблудившегося. Свернул не туда, ушёл в сторону, никто и не найдёт, куда он пропал, если его тут же закопают. А чей труп весной всплыл — кто знает?
Глейн грел замёрзшие руки у огня, он старался держаться от незнакомцев дальше, потому что даже обычному путнику они бы не внушали доверия.
— Как твоё имя? Сколько тебе лет? — ласково продолжил ближайший из братьев.
— Глейн, семнадцать, — отозвался Охотник и очень натурально вздрогнул, когда с другого конца лавки подсел второй близнец, перекрыв ему ходы к отступлению.
— Наш ровесник.
Завозился в своём углу Луц, заволновался, приподнялся, но сел обратно. С надеждой Глейн посмотрел в его сторону, но его внимание снова перетянули на себя братья.
— И? Зачем же тебя отец в такую даль посылал?
— К деду по материнской линии.
— Ты прямо как в той сказке, — засмеялся близнец, — волк тебя не сожрал? Или ты взял его с собой?
Глейн приподнялся, начал извиняться и собирался отсесть, но другой брат оборвал:
— Дрова почти догорели. Эй, медведь. Принеси хвороста, а то твой хозяин замёрзнет.
— Никуда я не пойду, — проворчал насупленный Луц, и отправить его подальше отсюда Глейн не мог — потому что слишком выдавали себя эти двое. Один из близнецов, что сидел к выходу ближе, встал, направился в угол к рыцарю, полностью закрыв от того брата и Охотника.
— Ты что, ослушаться решил? В сугробе спать будешь.
— Мне хозяин ничего не приказывал, — пропыхтел Луц и сгорбился настолько, что того и гляди в круг скатается. — Вот ежели бы он приказал, я бы и пошёл.
— Разве тебе не холодно? — спросил брат, всё ещё сидящий рядом с Глейном. Охотник постепенно погружался в ледяное озеро жути. Вот он, купеческий сын, толком ничего дальше своего двора не видевший, отправлен в соседний город отцом. С ним слуга и верный пёс, но ночью в лесной сторожке они натыкаются на двоих, от которых и безо всяких трупов в лесу мурашки по коже. И кажется, уж лучше под открытым небом остался бы ночевать. Да что там, упыря бы в избушке нашёл, не так испугался.
Дрожь от холода и страха прорвалась наружу, и голос вздрогнул, когда он попросил:
— Нет, не оставляй меня.
Секунда, чтобы растворился напуганный сын купца, вернулся Охотник. Глейн успел достать нож, резанув плотную ткань рясы в спешке. Скрипнул металл о металл — это попытались зарезать Луца, но наткнулись на латы. Глейн ногой сошвырнул с лавки второго брата, тот нелепо взмахнул руками, в одной из которых был зажат мелкий нож, повалился на пол. Уже оттуда зло спросил:
— Так ты борзый? — и замолк при виде ножа. Ружьё стояло, прислонённое к стене. Когда противник потянулся к нему, Глейн рубанул по его запястью, как по куску мяса, только после этого он вспомнил, что у женщины в лесу тоже не было руки.
После всех чудовищ, с которыми Глейну доводилось драться, люди казались неповоротливыми, медленными и непозволительно слабыми.
