Она осторожно прикоснулась к его длинной, заросшей волосом шее – тот даже не пошевелился. Осмелев, Тая хлестнула его по голове мокрой тряпкой. Голодранио завозился, но снова впал в беспробудный сон.
- Действует! – торжествуя, воскликнула Тая. – Зелье действует, да еще как!
Она распахнула дверь и выглянула во двор, окутанный ночной темнотой. Из-за поварни раздавались приглушенные голоса: трактирщик отчаянно спорил о чем-то с оставшимся приезжим, и Тая решила, что прижимистый Чумаданио Хрюнкель, наверное, пытается получить за свой товар слишком большую цену.
Трактирщик вернулся в зал взъерошенный, раздосадованный и разозленный. По его виду можно было сказать, что торг кончился не в его пользу. Окинув взглядом трактир, он убедился, что рыцари не спускались, и вздохнул с облегчением. Вот только дрыхнущий возница привел его в недоумение.
- Голодранио, поднимайся! – бесцеремонно принялся трясти гостя трактирщик. – Пора ехать, бочки погружены. Его высочество ждет медовуху, ты слышишь? Вставай, я кому говорю!
Однако Куксель только храпел и пускал слюни.
- Да что же ты будешь делать? – принялся суетиться вокруг него Чумаданио. – Нельзя задерживаться, как ты этого не поймешь?
Взгляд трактирщика остановился на Тае.
- Почему у тебя глазки такие хитрые? – внезапно спросил он.
Игрунья развела руки в стороны, давая понять, что она не при чем.
- Не юли! Еще четверть часа назад у этого бугая сна ни в одном глазу не было.
- Почем я знаю? Может, это твое пиво его так разморило, - предположила она.
Чумаданио взял со стола опустевшую кружку, сунул в нее свой длинный, мясистый нос, и шумно втянул воздух ноздрями.
- Приятно пахнет, - сообщил он. – Какими-то травками. Аромат, как у знахаря на чердаке. Ты что-то ему подлила?
- Вот еще! – лицо Таи изобразило оскорбленную невинность.
- Он выпил всего одну кружку, - сделал к ней шаг Чумаданио. – Знаешь, что бывает с одной кружки пива?
- Что?
- Через полчаса тянет в сортир, вот что. И ничего больше. А этот биндюжник дрыхнет без задних ног, и это при его-то комплекции! Видишь? Он в полной отключке. Пивом тут дело не обошлось. Говори по-хорошему: чем ты его опоила?
Тая отодвинулась подальше, но трактирщик ее не оставил.
- Во дворце нынче большие события, - не унимался Чумаданио. – Его высочество Леммонт Ярн дает пир. Угощенье он заказал у меня – за ним Голодранио и приехал. Ему нужно вставать и везти бочки в город, а он храпит, уронив голову в лужу. Пойми, детка, для трактирщика знакомство с будущим королем – редкая удача. Если я упущу свой шанс, то мне никто уже не поможет. Поэтому либо ты скажешь, отчего этот бугай уснул, либо я иду к твоему достопочтенному деду и подаю жалобу по всей форме. Ты ведь не этого добиваешься, правда?
Поросячьи глазки трактирщика так и буравили Таю. Игрунье пришло на ум, что если адмирал узнает о ее проделке, то не только отругает ее и запрет дома, но и категорически запретит любые выходки, отчего ее план по освобождению родителей с помощью зелья сорвется.
- Может, обойдемся без жалоб? – несмело предложила она.
- Так-то лучше, - заговорщицки подмигнул ей трактирщик. – Мы ничего никому не скажем. И это дельце останется нашим секретиком. Но придется вылить ту гадость, которую ты добавила в пиво.
- Я согласна! Сейчас прямо и вылью, - пообещала Тая.
- Нет, голубушка, я поверю кому угодно, только не тебе. Для того, кто говорит правду, у тебя слишком честное выражение лица. Отдавай зелье – я сам от него избавлюсь.
- Нет! Не надо! Не отнимайте! – испугалась игрунья. – Я его никому больше не дам, честно-честно!
- Разумеется, не дашь. Потому что я сам его выплесну. Прямо сейчас. Ну, где оно?
Тая мялась с ноги на ногу и не знала, что делать.
- Или мне пойти к его сиятельству и рассказать, чем занимается его внучка?
Тая едва не расплакалась, но деваться ей было некуда. Пришлось выдать трактирщику последнюю бутылку с сонным зельем. Чумаданио пересек двор и исчез в темноте. Тая тихонько пожелала, чтобы он свалился с обрыва в бездну, но тут же услышала звук льющейся струи и поняла, что с такими стараниями приготовленный отвар уничтожается самым безжалостным образом.
Трактирщик еще повозился во тьме, походил по дворовым постройкам, будто нарочно, чтобы позлить ее, но в конце возвратился и поставил пустую бутылку на стол.
- Вы ведь не скажете, правда? – заискивающе заглянула в его глаза Тая.
- Не скажу, - смилостивился Чумаданио. – Но и ты не забудь про мою доброту, когда придет нужда.
- Не забуду, - пообещала Тая и поторопилась убраться подальше, пока этот толстый боров не передумал.
Пока Чумаданио грохотал бочками за амбаром и грузил на телегу бесчувственное тело Кукселя, рыцари с адмиралом предусмотрительно не показывались на глаза. Тая затихла, стараясь, чтобы о ней лишний раз не вспоминали. Оборванный грузчик натянул вожжи, и паук повлек телегу по дороге, ведущей в столицу. Слабые лучики призрачных лун проводили приезжих, чьи неясные силуэты колыхались во тьме. Вскоре стук колес перестал доноситься, и рыцари спустились в обеденный зал, чтобы проверить, все ли в порядке.
- Если еще раз заявятся посторонние – выпроваживай, и даже на двор не пускай, - велел трактирщику Дили Драй.
Чумаданио с облегчением вытер взопревшее лицо краем фартука и кивнул.
- Пират должен приплыть на воздушном судне. Он прибудет со стороны гавани, - напомнил адмирал Тар.
Тая не поднимала на трактирщика глаз, но тот держал слово и не вспоминал о ее проделке. Оставшись без зелья, игрунья не знала, что делать дальше. Ее планы рушились, и оставалось одно – наброситься на пирата и заставить во всем признаться, а там будь что будет.
Как назло, Барабулья не появлялся полночи. Час тянулся за часом, и уже целых пять лун тихо катились по бархатному небосводу, наполняя ночь мягким сиянием.
- Не доверяю я этому Хрюнкелю, - шепнул на ухо Тае дед. – Приглядывай за ним повнимательнее. Как бы он не подвел!
Тая кивнула и заговорщицки подмигнула. Трактирщик не мог усидеть на месте: он поминутно вскакивал, подбегал к распахнутому окну и вглядывался в темноту. Набежавшие тучи скрыли звезды с рассыпанными по небу лунами. Темень сделалась непроглядной, и без фонаря не удавалось разглядеть даже нижние ступеньки крыльца.
- Слышите? Это он! – подскочил Чумаданио так, будто его подтолкнула пружина.
Тая прислушалась, но уловила лишь завывание ветра, усилившегося после полуночи. Дили Драй схватил со стола шлем и принялся натягивать его на свою рыжую гриву. Его подручные затаились у входа, а адмирал затих и стал неподвижным, как статуя.
Вращая глазами, Чумаданио поднес толстый палец к жирным губам, призывая хранить тишину.
- Живо на пристань! Встречай гостей! – сдавленно прошептал из-под шлема начальник охраны.
Чумаданио сорвался с места, сбежал по ступеням и ринулся к гавани, рассеивая тьму масляным фонарем. Тая задула свечу, разом погрузив зал во мрак, и высунулась из окна.
Ночные ветра на Туманной Дымке отличались от дневных – они становились холодными, колкими, штормовыми. Порыв взметнул волосы Таи, приоткрыв ее левый висок, похожий на выкошенную поляну. Она непроизвольно схватилась за него рукой, чтобы скрыть изъян, который до сих пор не давал ей покоя. Но, оглянувшись, заметила, что никто на нее не смотрит. Да и кому было дело до вертлявой девчонки в минуту, когда добыча вот-вот должна попасть в ловушку?
Тяжелая туча сползла в сторону и приоткрыла одну из лун. Призрачные лучи залили поднебесье, и Тая разглядела над гаванью серебристую полоску горизонтального паруса, трепещущего на ветру. Парус нес утлую лодочку, подвешенную к нему на канатах, но заметить само судно едва удавалось – лишь изредка на его бортах поблескивали плоскости маневровых крыльев.
- По местам! – шепотом скомандовал адмирал, и рыцари на цыпочках потянулись к выходу из зала, чтобы спрятаться в верхних комнатах.
Парус лодки, сшитый из двух разноцветных полотнищ, и сам походил на широкое крыло. Он отбросил призрачную тень на старую пристань, сооруженную на самом краю обрыва. Длинные дорожки причалов, поддерживаемые косыми сваями, уходили в темную пустоту и обрывались над бездной, отчего казалось, что это неведомый исполин вытянул в ночь ладонь с растопыренными пальцами, по которым скользят струйки света.
Чумаданио побежал по одной из дорожек, суматошно размахивая фонарем. Лодка отреагировала на огонек: парус качнулся и накренился, закладывая вираж. Темный силуэт перегнулся через борт и крикнул:
- Держи конец!
Трактирщик поймал кончик каната с ловкостью, неожиданной для его комплекции, и принялся наматывать его на толстый столб, называвшийся причальной пушкой. Лодка зависла на миг над причалом, а затем скользнула вниз с изяществом легкой пушинки. Однако грохот от столкновения ее днища с дощатым настилом подсказал Тае, что лодка далеко не такая невесомая, какой кажется.
Едва судно встало на специальные полозья, приделанные к нему снизу, как двое лодочников принялись спускать и сматывать парус, рвущийся ввысь. Справившись, они взялись перебрасывать через борт мешки и тюки с грузом – Чумаданио едва успевал принимать их и складывать на настил.
До слуха Таи донеслись возбужденные голоса – один из них грохотал басом, второй отдавал молодым баритоном. Взвалив груз на плечи, компания двинулась к постоялому двору через поле, залитое лунным светом.
Тая отпрянула от окна. Ей пришло в голову, что она до сих пор не готова к встрече. Она бросилась расставлять подсвечники на столах и зажигать фитили. К тому моменту, когда пришельцы ввалились в двери, зал сиял так, будто тут намечался пир.
- А это у нас кто такая? – удивленно спросил грузный чернобородый игрун лет сорока с лишним.
- Это моя служанка, - залебезил перед ним Чумаданио. – Она новенькая.
Вслед за капитаном в двери протиснулся его невысокий и щуплый спутник, на одном плече которого колыхался рулон дорогой парчи, а на другом – тюк с чем-то тяжелым. Сгрузив поклажу в угол, он распрямился и вытер пот. В отличие от хозяина лодки, он был молод, и одет в домотканную холстину, какую носило простонародье.
- Это Атасио Рыльц, - представил его капитан. – Он со мной только два дня, но уже успел надоесть хуже горькой редьки. То принимается уверять, что наша лодка вот-вот рухнет в бездну, то ноет, что зря бросил насиженное гнездо и пустился в вольное плаванье. Эх, где вы, мои старые времена, где корабельные команды, бесстрашно рвущиеся за горизонт?
Бледный, как выстиранная рубаха, Чумаданио усадил гостей за стол и бросил Тае:
- Чего смотришь? Быстро неси закуски!
- Нет, закусками дело не обойдется! – взревел капитан и грохнул кулаком по столешнице. – Тащи выпивку, да покрепче! И мяса! Отрезай больше, и не вздумай скупиться!
- Мяса жареного или копченого? – с притворной покорностью спросила Тая.
- Того и другого! – рявкнул пират.
- А соляночки не желаете? – встрял трактирщик.
- Еще как желаем! Пожирнее, да погорячее!
Атасио принялся распаковывать тюки. Чумаданио с подозрением осмотрел пушистые беличьи шкурки и лисьи хвосты, которых оказалось так много, что для того, чтобы разложить их, понадобилось два стола. Тая заметила, как трактирщик с вожделением протянул ладонь, чтобы погладить их, но вспомнил о чем-то, испуганно бросил взгляд в сторону лестницы, и тут же одернул руку.
- Ты не стесняйся, пощупай, - грохотал Бармут, опустошая кружку с ромом. – Товар знатный, самого лучшего качества. Жаль, в этот раз мало взяли.
- А чего так? – проявил интерес Чумаданио.
- Налетел я на поместье одного богатенького барончика, - принялся повествовать Бармут, с удовольствием закусывая копченой бужениной, которую Тая поставила перед ним на большом блюде. – Селяне сами дали знать, что склад остался без охраны – хозяина вызвали в город по срочным делам. Сами меня проводили, и помогли сбить замок с двери – уж больно их закрепостил вотчинник. Жаловались, что житья от него не стало, последнее отнимает, вот и решили с ним поквитаться моими руками.
Пират энергично взмахнул ладонью, давая Тае команду наполнить его кружку.
- Ворвался я на склад. Гляжу: а там добра – завались! И меха, и дорогие ткани, и вина, не говоря уже о сукне и шерсти. У меня аж глаза разбежались. Только принялся я все это грузить в свою лодочку, как сел мне на шею вот этот вот остолоп (Бармут ткнул пальцем в Атасио) и принялся ныть: забери мол, меня с собой, иначе хозяин поймает и шкуру спустит. Что поделать? Пришлось взять и его, и невесту этого прощелыги в придачу. Хорошо хоть, что та оказалась знатной швеей – смотри, какой жилет мне сшила!
Бармут раздвинул полы длинного кафтана и показал изящный жилет из парчи, расшитой золотой нитью. Под жилетом была надета рубаха из небесно-голубого шелка, под цвет глаз самого пирата. Рубаху перехватывал широкий кушак, завязанный на животе, а голову прикрывала красная бандана.
- Вот и взял я этих бедняков вместо добычи, - продолжал изливать душу пират, прикладываясь к кружке. – А товар пришлось выгрузить – летучая лодка большой тяжести не поднимет. Парочка пассажиров – и все, иначе парус не тянет. А товар я раздал деревенщине. Видел бы ты, как расхватывала его толпа!
Бармут подмигнул Тае и расхохотался.
- Так и дрались за каждую шкурку, так и тянули руки! Я, признаться, так разошелся, что остановиться уже не мог. Ах ты, думаю, баронская морда, довел свой народец до полного обнищания, а сам с жиру бесишься? Взял факел, да начал палить все, до чего руки не дотянулись. Ну, амбар и сгорел. Тут дымка не было видно?
- Как же! Дым над поместьем Виртис стоял коромыслом. Но это от нас далеко, я внимания не обратил.
- Я тебя, шельмеца, знаю, ты на все обращаешь внимание, - хлопнул его по плечу Бармут. – Скажи лучше: почем возьмешь лисиц и летягу?
- После поговорим, - отвел взгляд Чумаданио.
- И то верно. Сначала как следует попируем! – согласился пират.
Тая старалась держаться подальше от его загребущих лап, так и мелькающих над блюдами со свининой и овощами. Голубые глаза Бармута весело поблескивали из-под густых бровей. Все лицо его заросло густым черным волосом, и только мясистый и чувственный нос выдавался вперед. Широкие ноздри раздувались, то ли стремясь втянуть запахи рома и ветчины, то ли стараясь почуять опасность. В ухе пирата колыхалась серьга с ярким рубином, а на груди болталась серебряная цепочка с золотой монетой вместо кулона.
Чумаданио ходил вокруг шкурок, как кот вокруг сметаны, но притронуться к ним не решался.
- Погладь их, погладь, - принялся соблазнять Бармут. – Проведи по меху ладошкой. Чувствуешь, какой мягкий? Любая дамочка будет довольна. Эй, красотка! – обратился он к Тае. – Помоги-ка хозяину.
Тая приблизилась к лисьим шкуркам, разложенным на столе. Бармут выбрал огненно-рыжую, с белым пятном, водрузил Тае на плечи и расправил пушистый хвост, свисающий чуть ли не до самого пола.
- Ну, как тебе? – спросил он с затаенным блеском в глазах.
Тае мех показался колючим и жестким, но она не решилась вслух противоречить пирату, распаленному жадностью. Бармут по-своему понял ее нерешительность и заявил:
- Перед таким мехом ни одна барышня не устоит. Но у меня есть кое-что и получше. Гляди!
И он выудил из тюка жесткую, грязновато-белую шкуру, свернутую в рулон. Едва Чумаданио взял ее в руки, как ахнул от удивления и восторга.
- Действует! – торжествуя, воскликнула Тая. – Зелье действует, да еще как!
Она распахнула дверь и выглянула во двор, окутанный ночной темнотой. Из-за поварни раздавались приглушенные голоса: трактирщик отчаянно спорил о чем-то с оставшимся приезжим, и Тая решила, что прижимистый Чумаданио Хрюнкель, наверное, пытается получить за свой товар слишком большую цену.
Трактирщик вернулся в зал взъерошенный, раздосадованный и разозленный. По его виду можно было сказать, что торг кончился не в его пользу. Окинув взглядом трактир, он убедился, что рыцари не спускались, и вздохнул с облегчением. Вот только дрыхнущий возница привел его в недоумение.
- Голодранио, поднимайся! – бесцеремонно принялся трясти гостя трактирщик. – Пора ехать, бочки погружены. Его высочество ждет медовуху, ты слышишь? Вставай, я кому говорю!
Однако Куксель только храпел и пускал слюни.
- Да что же ты будешь делать? – принялся суетиться вокруг него Чумаданио. – Нельзя задерживаться, как ты этого не поймешь?
Взгляд трактирщика остановился на Тае.
- Почему у тебя глазки такие хитрые? – внезапно спросил он.
Игрунья развела руки в стороны, давая понять, что она не при чем.
- Не юли! Еще четверть часа назад у этого бугая сна ни в одном глазу не было.
- Почем я знаю? Может, это твое пиво его так разморило, - предположила она.
Чумаданио взял со стола опустевшую кружку, сунул в нее свой длинный, мясистый нос, и шумно втянул воздух ноздрями.
- Приятно пахнет, - сообщил он. – Какими-то травками. Аромат, как у знахаря на чердаке. Ты что-то ему подлила?
- Вот еще! – лицо Таи изобразило оскорбленную невинность.
- Он выпил всего одну кружку, - сделал к ней шаг Чумаданио. – Знаешь, что бывает с одной кружки пива?
- Что?
- Через полчаса тянет в сортир, вот что. И ничего больше. А этот биндюжник дрыхнет без задних ног, и это при его-то комплекции! Видишь? Он в полной отключке. Пивом тут дело не обошлось. Говори по-хорошему: чем ты его опоила?
Тая отодвинулась подальше, но трактирщик ее не оставил.
- Во дворце нынче большие события, - не унимался Чумаданио. – Его высочество Леммонт Ярн дает пир. Угощенье он заказал у меня – за ним Голодранио и приехал. Ему нужно вставать и везти бочки в город, а он храпит, уронив голову в лужу. Пойми, детка, для трактирщика знакомство с будущим королем – редкая удача. Если я упущу свой шанс, то мне никто уже не поможет. Поэтому либо ты скажешь, отчего этот бугай уснул, либо я иду к твоему достопочтенному деду и подаю жалобу по всей форме. Ты ведь не этого добиваешься, правда?
Поросячьи глазки трактирщика так и буравили Таю. Игрунье пришло на ум, что если адмирал узнает о ее проделке, то не только отругает ее и запрет дома, но и категорически запретит любые выходки, отчего ее план по освобождению родителей с помощью зелья сорвется.
- Может, обойдемся без жалоб? – несмело предложила она.
- Так-то лучше, - заговорщицки подмигнул ей трактирщик. – Мы ничего никому не скажем. И это дельце останется нашим секретиком. Но придется вылить ту гадость, которую ты добавила в пиво.
- Я согласна! Сейчас прямо и вылью, - пообещала Тая.
- Нет, голубушка, я поверю кому угодно, только не тебе. Для того, кто говорит правду, у тебя слишком честное выражение лица. Отдавай зелье – я сам от него избавлюсь.
- Нет! Не надо! Не отнимайте! – испугалась игрунья. – Я его никому больше не дам, честно-честно!
- Разумеется, не дашь. Потому что я сам его выплесну. Прямо сейчас. Ну, где оно?
Тая мялась с ноги на ногу и не знала, что делать.
- Или мне пойти к его сиятельству и рассказать, чем занимается его внучка?
Тая едва не расплакалась, но деваться ей было некуда. Пришлось выдать трактирщику последнюю бутылку с сонным зельем. Чумаданио пересек двор и исчез в темноте. Тая тихонько пожелала, чтобы он свалился с обрыва в бездну, но тут же услышала звук льющейся струи и поняла, что с такими стараниями приготовленный отвар уничтожается самым безжалостным образом.
Трактирщик еще повозился во тьме, походил по дворовым постройкам, будто нарочно, чтобы позлить ее, но в конце возвратился и поставил пустую бутылку на стол.
- Вы ведь не скажете, правда? – заискивающе заглянула в его глаза Тая.
- Не скажу, - смилостивился Чумаданио. – Но и ты не забудь про мою доброту, когда придет нужда.
- Не забуду, - пообещала Тая и поторопилась убраться подальше, пока этот толстый боров не передумал.
Пока Чумаданио грохотал бочками за амбаром и грузил на телегу бесчувственное тело Кукселя, рыцари с адмиралом предусмотрительно не показывались на глаза. Тая затихла, стараясь, чтобы о ней лишний раз не вспоминали. Оборванный грузчик натянул вожжи, и паук повлек телегу по дороге, ведущей в столицу. Слабые лучики призрачных лун проводили приезжих, чьи неясные силуэты колыхались во тьме. Вскоре стук колес перестал доноситься, и рыцари спустились в обеденный зал, чтобы проверить, все ли в порядке.
- Если еще раз заявятся посторонние – выпроваживай, и даже на двор не пускай, - велел трактирщику Дили Драй.
Чумаданио с облегчением вытер взопревшее лицо краем фартука и кивнул.
- Пират должен приплыть на воздушном судне. Он прибудет со стороны гавани, - напомнил адмирал Тар.
Тая не поднимала на трактирщика глаз, но тот держал слово и не вспоминал о ее проделке. Оставшись без зелья, игрунья не знала, что делать дальше. Ее планы рушились, и оставалось одно – наброситься на пирата и заставить во всем признаться, а там будь что будет.
Как назло, Барабулья не появлялся полночи. Час тянулся за часом, и уже целых пять лун тихо катились по бархатному небосводу, наполняя ночь мягким сиянием.
- Не доверяю я этому Хрюнкелю, - шепнул на ухо Тае дед. – Приглядывай за ним повнимательнее. Как бы он не подвел!
Тая кивнула и заговорщицки подмигнула. Трактирщик не мог усидеть на месте: он поминутно вскакивал, подбегал к распахнутому окну и вглядывался в темноту. Набежавшие тучи скрыли звезды с рассыпанными по небу лунами. Темень сделалась непроглядной, и без фонаря не удавалось разглядеть даже нижние ступеньки крыльца.
- Слышите? Это он! – подскочил Чумаданио так, будто его подтолкнула пружина.
Тая прислушалась, но уловила лишь завывание ветра, усилившегося после полуночи. Дили Драй схватил со стола шлем и принялся натягивать его на свою рыжую гриву. Его подручные затаились у входа, а адмирал затих и стал неподвижным, как статуя.
Вращая глазами, Чумаданио поднес толстый палец к жирным губам, призывая хранить тишину.
- Живо на пристань! Встречай гостей! – сдавленно прошептал из-под шлема начальник охраны.
Чумаданио сорвался с места, сбежал по ступеням и ринулся к гавани, рассеивая тьму масляным фонарем. Тая задула свечу, разом погрузив зал во мрак, и высунулась из окна.
Ночные ветра на Туманной Дымке отличались от дневных – они становились холодными, колкими, штормовыми. Порыв взметнул волосы Таи, приоткрыв ее левый висок, похожий на выкошенную поляну. Она непроизвольно схватилась за него рукой, чтобы скрыть изъян, который до сих пор не давал ей покоя. Но, оглянувшись, заметила, что никто на нее не смотрит. Да и кому было дело до вертлявой девчонки в минуту, когда добыча вот-вот должна попасть в ловушку?
Тяжелая туча сползла в сторону и приоткрыла одну из лун. Призрачные лучи залили поднебесье, и Тая разглядела над гаванью серебристую полоску горизонтального паруса, трепещущего на ветру. Парус нес утлую лодочку, подвешенную к нему на канатах, но заметить само судно едва удавалось – лишь изредка на его бортах поблескивали плоскости маневровых крыльев.
- По местам! – шепотом скомандовал адмирал, и рыцари на цыпочках потянулись к выходу из зала, чтобы спрятаться в верхних комнатах.
Парус лодки, сшитый из двух разноцветных полотнищ, и сам походил на широкое крыло. Он отбросил призрачную тень на старую пристань, сооруженную на самом краю обрыва. Длинные дорожки причалов, поддерживаемые косыми сваями, уходили в темную пустоту и обрывались над бездной, отчего казалось, что это неведомый исполин вытянул в ночь ладонь с растопыренными пальцами, по которым скользят струйки света.
Чумаданио побежал по одной из дорожек, суматошно размахивая фонарем. Лодка отреагировала на огонек: парус качнулся и накренился, закладывая вираж. Темный силуэт перегнулся через борт и крикнул:
- Держи конец!
Трактирщик поймал кончик каната с ловкостью, неожиданной для его комплекции, и принялся наматывать его на толстый столб, называвшийся причальной пушкой. Лодка зависла на миг над причалом, а затем скользнула вниз с изяществом легкой пушинки. Однако грохот от столкновения ее днища с дощатым настилом подсказал Тае, что лодка далеко не такая невесомая, какой кажется.
Едва судно встало на специальные полозья, приделанные к нему снизу, как двое лодочников принялись спускать и сматывать парус, рвущийся ввысь. Справившись, они взялись перебрасывать через борт мешки и тюки с грузом – Чумаданио едва успевал принимать их и складывать на настил.
До слуха Таи донеслись возбужденные голоса – один из них грохотал басом, второй отдавал молодым баритоном. Взвалив груз на плечи, компания двинулась к постоялому двору через поле, залитое лунным светом.
Тая отпрянула от окна. Ей пришло в голову, что она до сих пор не готова к встрече. Она бросилась расставлять подсвечники на столах и зажигать фитили. К тому моменту, когда пришельцы ввалились в двери, зал сиял так, будто тут намечался пир.
- А это у нас кто такая? – удивленно спросил грузный чернобородый игрун лет сорока с лишним.
- Это моя служанка, - залебезил перед ним Чумаданио. – Она новенькая.
Вслед за капитаном в двери протиснулся его невысокий и щуплый спутник, на одном плече которого колыхался рулон дорогой парчи, а на другом – тюк с чем-то тяжелым. Сгрузив поклажу в угол, он распрямился и вытер пот. В отличие от хозяина лодки, он был молод, и одет в домотканную холстину, какую носило простонародье.
- Это Атасио Рыльц, - представил его капитан. – Он со мной только два дня, но уже успел надоесть хуже горькой редьки. То принимается уверять, что наша лодка вот-вот рухнет в бездну, то ноет, что зря бросил насиженное гнездо и пустился в вольное плаванье. Эх, где вы, мои старые времена, где корабельные команды, бесстрашно рвущиеся за горизонт?
Бледный, как выстиранная рубаха, Чумаданио усадил гостей за стол и бросил Тае:
- Чего смотришь? Быстро неси закуски!
- Нет, закусками дело не обойдется! – взревел капитан и грохнул кулаком по столешнице. – Тащи выпивку, да покрепче! И мяса! Отрезай больше, и не вздумай скупиться!
- Мяса жареного или копченого? – с притворной покорностью спросила Тая.
- Того и другого! – рявкнул пират.
- А соляночки не желаете? – встрял трактирщик.
- Еще как желаем! Пожирнее, да погорячее!
Атасио принялся распаковывать тюки. Чумаданио с подозрением осмотрел пушистые беличьи шкурки и лисьи хвосты, которых оказалось так много, что для того, чтобы разложить их, понадобилось два стола. Тая заметила, как трактирщик с вожделением протянул ладонь, чтобы погладить их, но вспомнил о чем-то, испуганно бросил взгляд в сторону лестницы, и тут же одернул руку.
- Ты не стесняйся, пощупай, - грохотал Бармут, опустошая кружку с ромом. – Товар знатный, самого лучшего качества. Жаль, в этот раз мало взяли.
- А чего так? – проявил интерес Чумаданио.
- Налетел я на поместье одного богатенького барончика, - принялся повествовать Бармут, с удовольствием закусывая копченой бужениной, которую Тая поставила перед ним на большом блюде. – Селяне сами дали знать, что склад остался без охраны – хозяина вызвали в город по срочным делам. Сами меня проводили, и помогли сбить замок с двери – уж больно их закрепостил вотчинник. Жаловались, что житья от него не стало, последнее отнимает, вот и решили с ним поквитаться моими руками.
Пират энергично взмахнул ладонью, давая Тае команду наполнить его кружку.
- Ворвался я на склад. Гляжу: а там добра – завались! И меха, и дорогие ткани, и вина, не говоря уже о сукне и шерсти. У меня аж глаза разбежались. Только принялся я все это грузить в свою лодочку, как сел мне на шею вот этот вот остолоп (Бармут ткнул пальцем в Атасио) и принялся ныть: забери мол, меня с собой, иначе хозяин поймает и шкуру спустит. Что поделать? Пришлось взять и его, и невесту этого прощелыги в придачу. Хорошо хоть, что та оказалась знатной швеей – смотри, какой жилет мне сшила!
Бармут раздвинул полы длинного кафтана и показал изящный жилет из парчи, расшитой золотой нитью. Под жилетом была надета рубаха из небесно-голубого шелка, под цвет глаз самого пирата. Рубаху перехватывал широкий кушак, завязанный на животе, а голову прикрывала красная бандана.
- Вот и взял я этих бедняков вместо добычи, - продолжал изливать душу пират, прикладываясь к кружке. – А товар пришлось выгрузить – летучая лодка большой тяжести не поднимет. Парочка пассажиров – и все, иначе парус не тянет. А товар я раздал деревенщине. Видел бы ты, как расхватывала его толпа!
Бармут подмигнул Тае и расхохотался.
- Так и дрались за каждую шкурку, так и тянули руки! Я, признаться, так разошелся, что остановиться уже не мог. Ах ты, думаю, баронская морда, довел свой народец до полного обнищания, а сам с жиру бесишься? Взял факел, да начал палить все, до чего руки не дотянулись. Ну, амбар и сгорел. Тут дымка не было видно?
- Как же! Дым над поместьем Виртис стоял коромыслом. Но это от нас далеко, я внимания не обратил.
- Я тебя, шельмеца, знаю, ты на все обращаешь внимание, - хлопнул его по плечу Бармут. – Скажи лучше: почем возьмешь лисиц и летягу?
- После поговорим, - отвел взгляд Чумаданио.
- И то верно. Сначала как следует попируем! – согласился пират.
Тая старалась держаться подальше от его загребущих лап, так и мелькающих над блюдами со свининой и овощами. Голубые глаза Бармута весело поблескивали из-под густых бровей. Все лицо его заросло густым черным волосом, и только мясистый и чувственный нос выдавался вперед. Широкие ноздри раздувались, то ли стремясь втянуть запахи рома и ветчины, то ли стараясь почуять опасность. В ухе пирата колыхалась серьга с ярким рубином, а на груди болталась серебряная цепочка с золотой монетой вместо кулона.
Чумаданио ходил вокруг шкурок, как кот вокруг сметаны, но притронуться к ним не решался.
- Погладь их, погладь, - принялся соблазнять Бармут. – Проведи по меху ладошкой. Чувствуешь, какой мягкий? Любая дамочка будет довольна. Эй, красотка! – обратился он к Тае. – Помоги-ка хозяину.
Тая приблизилась к лисьим шкуркам, разложенным на столе. Бармут выбрал огненно-рыжую, с белым пятном, водрузил Тае на плечи и расправил пушистый хвост, свисающий чуть ли не до самого пола.
- Ну, как тебе? – спросил он с затаенным блеском в глазах.
Тае мех показался колючим и жестким, но она не решилась вслух противоречить пирату, распаленному жадностью. Бармут по-своему понял ее нерешительность и заявил:
- Перед таким мехом ни одна барышня не устоит. Но у меня есть кое-что и получше. Гляди!
И он выудил из тюка жесткую, грязновато-белую шкуру, свернутую в рулон. Едва Чумаданио взял ее в руки, как ахнул от удивления и восторга.
