— Новый наместник Тульба, — проглотил он недожёванный кусок, — городской гарнизон ни в грош не ставит. Говорит, мол содержат у нас один разленившийся сброд, на который в случае серьёзной заварушки нельзя и надеяться. «Городские когорты больше верны городу, чем мне!» — так он заявил. И перво–наперво приступил к набору собственной личной гвардии, по примеру королевской. Совсем распускать наши когорты не стали — Магистрат нас отстоял, мол давние традиции негоже рушить — однако жалованье всем урезали…
— Сколько теперь тебе платят–то? — беззастенчиво перебил Жведень, заливая в глотку хмельной напиток.
Услышав ответ, он едва не поперхнулся. Либо другим знаменосцам он такого вопроса не задавал, либо жалованье Ренхарта оказалось ниже всех.
— Гарнизон, к тому же, сокращали всё это время, — пожаловался Ренхарт. — Знаешь, сколько у меня теперь людей в Сенной когорте?… Семеро. Кроме меня. Тоже мне, когорта!
Он попытался рассмеяться, но вышло это довольно натужно. Жведень такой смех не поддержал.
— А что остальные из твоих солдат? Которых выгнали?
— Кого выгнали… А кто и сам ушёл. Уж не знаю, где они все теперь. Кто–то сумел наняться в новую гвардию наместника, только вот взяли туда не всех. По договору с Тульбой, Посланник Вион и его Чтецы проводили отбор кандидатов — мол, чтобы отобрать лучших из лучших. Они умеют как–то узнавать, что человек из себя представляет на самом деле. Мол, Чтецы видят человеческую душу насквозь, со всеми её изъянами, подобно драгоценному камню. Только не понимал я никогда, как это работает…
Тут Ренхарт запнулся. Он всегда удивлялся, когда в гвардию наместника принимали менее годного — как он думал — кандидата, а лучшим как раз давали от ворот поворот. Может, он просто не понимал, по каким качествам их отбирали?
— Эх… — вздохнул Ренхарт, запив жжение во рту. — Ты хотел услышать, что я скажу? Так вот что: с тех пор, как король–регент назначил к нам этого Тульбу, от городской стражи былых лет остались одни воспоминания. Печально всё это, дружище.
В полумраке лавки наступило молчание. Только Жведень слегка крякнул, и с негромким стуком поставил кружку на стол.
— А кто у тебя остался, в Сенной когорте? Они…
— Они самые стойкие, — усмехнулся Ренхарт. — По большому счёту, я из–за них и не ушёл из гарнизона сам. Они решили служить под моим началом до конца, а значит и мне должно на посту оставаться. Так вот и живём.
Жведень ничего не ответил, но нахмурился, задумчиво затеребив бороду. Ренхарт тоже утомился говорить, и оттого лавка вновь наполнилась тишиной. Лишь снаружи доносился приглушённый рыночный гам.
— А что… — медленно начал Жведень, — если в будущем… может даже, довольно скором будущем, появится шанс всё изменить?
Ренхарт поднял недоуменный взор. Слова, обронённые бывшим капитаном гарнизона, прозвучали для него как–то странно. Обнадёживающе, но в то же время тревожно.
Он внимательно слушал, что ему выкладывал Жведень. А говорил тот осторожно, когда прямо, а когда лишь намёками, опасаясь сказать слишком многое слишком рано. Когда же смысл Жведневых идей стал окончателен, мысли замельтешили в голове Ренхарта беспорядочным роем. Восстание, заговор? Бунт и захват власти? И всё это предлагает его бывший военачальник, сам верный солдат со стажем, к тому же друг, с которым они вместе проливали кровь на Войне кузенов?
Ренхарт просто не знал, как пропустить всё это через себя. Если прежде его снедала подспудная тревога, то теперь он перестал понимать, что чувствует. Должно быть, именно это называют смятением? За всю свою жизнь Ренхарт никогда не пребывал в смятении, потому оно казалось ему в диковинку.
— С тебя же потребуется только одно, — завершал Жведень. — В день, когда от меня поступит весточка, ты со своей когортой станешь на нужную сторону. На нашу.
Ренхарт медленно поднялся из–за стола, сохраняя каменное лицо.
— Я же не первый из наших командиров, с кем ты говорил? Сколько уже согласились?
— Не так мало, как ты полагаешь. Пойми, всё пока останется по–прежнему. Я ведь не прошу тебя начать для меня шпионить или что–то подобное. Я только хочу знать, со мной ты будешь или нет, когда наступит судьбоносный час. Ну?
Жведень ожидал ответа, а Ренхарт всё никак не мог понять, как ему теперь реагировать.
— Нет, — просто сказал он. — Я в этом не участвую.
Помешкав секунду, он не нашёл, что ещё добавить, и растерянно развернулся к двери.
— Почему же? — остановил его Жведень.
Ренхарт обернулся. Он вдруг почуял, как кровь приливает к лицу, будто его натёрли самыми ядрёными никкерскими специями. Смятение оборачивалось в итоге гневом.
— Ещё спрашиваешь?! — шагнул он ко Жведню. — Мне до сих пор всё равно было, что ты в бегах! Подумаешь, покрывал своего алхимика… и сестре его бежать помог. Но то, что ты предлагаешь теперь, это совсем другое! Заговор и мятеж. Измена! Не знаю — и знать не хочу — что с тобою сталось за эти годы, где ты бывал и с кем водился, но всё, что вы затеваете, приведёт только к одному!…
Ренхарт осёкся, заметив, как быстро мрачнеет бородатое лицо прежнего капитана. И какой смысл его переубеждать? Уж точно не теперь.
— Да губи себя сам, как знаешь! — бросил он в сердцах. — По памяти о нашей дружбе я не скажу об этом разговоре никому. И что видел тебя в городе, тоже не доложу. Но больше не подставляй меня, не то Сенную когорту расформируют. И поверенных своих ко мне не посылай. Не явлюсь и не отвечу.
— Как скажешь, — пробурчал Жведень. — Только вот дружбу хоронить не спеши. Ты многого не знаешь. Пробьёт час, и…
Тут дверь гулко захлопнулась. Жведень остался сидеть с мешками пряностей наедине.
— …и судьба заставит тебя выбирать… — вздохнул он.
— Многие так говорят, командующий. Людей на Площадь цветов собрали с Конюшенных тупиков… большей частью. А зачем — никто толком не знает. Мол, народ надо приободрить, потому актёров обязали дать представление… Как же это… Благотворительное, вот! То есть за бесплатно. Актёры те самые, которые наместника Тульбу боровом тогда на сцене представили. Мол, это им теперь в наказание за оскорбление достоинства. А по слухам, коли сыграют плохо и народ останется недоволен — не сносить лицедеям головы. Только странно всё это, скажу я… Что думаете, командир? Что там на деле затевают?
Ренхарт лишь кисло поморщился.
— Я не бабка–гадалка, знать кто что затеял. Но твоя правда, странновато… В Конюшенных тупиках ведь много недовольных. И ересь эта новая, что Шамины никакой дескать нет, а Чтецы её сами придумали, она как раз там в ходу. Теперь этих людей нагнали на Площадь цветов ради какого–то представления…
Они выехали на очередной перекрёсток, и с боковой улочки низкое солнце тотчас ударило по глазам. Ренхарт на миг ослеп.
— Сливаю!! — раздалось вдруг из окна сверху.
Ренхарт задрал голову, и увидел расписной чан, содержимое которого грозило вот–вот опрокинуться. Он машинально вонзил шпоры в конское брюхо — и очень вовремя, иначе бы чьи–то ночные помои вылились ему на макушку.
— Ты что творишь, хрычовка! — взревел его помощник. — Едва с головы до ног не окатила!
— Ой, служивый, прости! — сконфузилась женщина в окне. — Не видела… Но я же крикнула! Али глухой?
— Кричать положено трижды! — воскликнул Ренхарт, чудом спасшийся от посрамления.
— Виновата, командир! — ответила та. — Но обошлось же!
Ренхарт только вздохнул, махнув на неё рукой.
— Тревожно мне от всего этого, — продолжал он прерванный разговор, прикрываясь ладонью от слепящих лучей. — Не знаю, что там задумали Тульба с Вионом, но чую, что–то после представления готовится. И нам тоже должно быть готовыми.
— К чему, командующий?
— Ко всему, — хмыкнул тот.
И пришпорил коня.
Впереди уже маячила рыночная площадь, куда Ренхарт намеревался явиться с инспекцией. В последние дни там участились драки и стычки, чем не брезговали пользоваться карманники и прочее ворьё. Это только усугубляло атмосферу всеобщей нервозности, народ становился злее и всё сильнее роптал.
Вот и сейчас, подъезжая к площади, он уже видел там какое–то столпотворение. Беспорядки следовало пресекать на корню, чтобы они не разрослись до опасных размеров.
— Вон они, тоже солдатня! — фыркнули с обочины. — Псины паршивые!
Ренхарт резко осадил коня и обернулся на голос. В той стороне стояла кучка ничем не примечательных горожан.
— Кто это сказал? — рявкнул он. — Шаг вперед! Я Ренхарт Гуинн, знаменосец Сенной когорты!
— Да щас! — донесся грубый ответ, уже с другой стороны. — Как подкуёмся, да как поскачем!
— Чего с ними, кровопивцами, сделаешь? — сокрушался уже женский голос. — С головы до ног в железе!
— Имеешь доспех — имеешь успех…
Ренхарт вертел головой туда и сюда, но определить наглецов было трудно. Людей вокруг, тем временем, собирались всё больше.
— А ну, расступись! — приказал его помощник, доставая хлыст. — Прочь с дороги!
Толпа послушалась. Никто, похоже, не собирался нападать, а кажущуюся массовость сборищу придали местные зеваки — они собирались вокруг сутолоки, сами не зная, зачем.
Тут внимание Ренхарта привлекла заварушка у одной из рыночных лавок. Именно её он и заметил ещё издали.
— Да заплатила я всё! — плакалась пожилая торговка. — Чего вам ещё надо?!
— Ты, старуха, пургу в морские глубины направь, — отвечал грубый голос. — С зимы не платила, вот и выкладывай теперь штраф на бочку! За задержку!
Подле торговки стояло двое вооружённых людей в обмундировании. Слепящее солнце не давало Ренхарту распознать их принадлежность.
— Узнаёшь этих двоих?… — спросил он у подчинённого.
Солдат мотнул головой.
— Не из нашей когорты. Точно.
— Недоброе у меня предчувствие… Ступай–ка и собери остальных, кто на патруле. Кого успеешь найти. Пускай все сюда явятся.
Скандал на площади, тем временем, разгорался.
— Псы бесстыжие! — вопила старуха. — Не могла я одна платить! Муж умер, а ваши моего сына зимой ещё схватили! Якобы он с еретиками знается, но это всё ложь! Его оболгали!
— Коли ложь, — усмехнулся неизвестный, — то его оправдают. Наместник никого без вины не вешает! Так ведь?
В две глотки с сослуживцем они мерзко загоготали. Возмущённая толпа зашумела.
— Кто такие? — разнёсся над головами оклик Ренхарта. — Вы не из Сенной когорты! Что делаете на Рыночном взвозе?
Один из вооружённой парочки недовольно обернулся на голос, но лицо его тут же просветлело, едва он увидел Ренхарта.
— Спокойно, командир, — ухмыльнулся он щербатым ртом. — Мы гвардейцы наместника.
Только теперь, когда неизвестный повернулся корпусом, Ренхарт увидел на его груди родовой символ наместника Тульбы: двух сражающихся серебряных кабанов с изящной короной над ними. Эти двое находились под защитой его герба.
— И что? — холодно отвечал Ренхарт. — Вы не сборщики податей! Какого лешего?
Гвардеец самодовольно усмехнулся.
— Всё в ажуре, командир, не бухти. Сборщики не хотят к вам на Рыночный взвоз соваться.
— С тех пор, как местные их резать начали! — поддакнул второй гвардеец, его напарник.
— Ага, — кивнул первый, едко усмехнувшись. — На городские когорты уж давно нет надёжи. Попустили тут бандитизм, вот наместник Тульба и поручил эту работёнку нам! Мы ж в броне!
Он звонко постучал по стальной пластине на предплечье.
Ренхарта коробило от развязного тона этого гвардейца, который больше подходил члену воровской шайки. Но многолетняя служба в Атрийском гарнизоне научила держать себя в руках.
— Бумага есть? — спросил Ренхарт, куда более надменно, чем хотел. — Каждый сборщик обязан носить верификацию. Если у вас нет — убирайтесь с Рыночного взвоза. Немедля.
Примолкшая было толпа вновь загалдела, теперь уже одобрительно. Послышались возгласы «Убирайтесь!»
Первый гвардеец, однако, николи не смутился, а быстро достал туго свёрнутую бумагу, и протянул её Ренхарту.
— Сколько недоимок принесём, таким и жалованье наше будет, — сообщил он. — Так что работу свою доделаем, и уйдём восвояси. А ты не мешай, командир!
— Новобранцы мы, сир, — примирительно пояснил второй, которому вдруг стало стыдно за тон сослуживца. — А это нам как начальная подготовка, вроде того. К другим заданиям нас пока не допускают.
Ренхарт принял верификацию, не слезая с коня. К документу с печатью самого Тульбы было не придраться — он удостоверял полномочия сборщика, как положено.
Щербатый гвардеец обернулся к позабытой было торговке.
— А ну, бабка, гони давай штраф за просрочку! С зимы — четыре галарина!
— Да откуда у ней столько! — забурчали из толпы. — Рехнулся, что ли!
— Четыре?! — взвизгнула старуха, устрашающе выкатив глаза. — Я тебе вон чего вместо штрафа вгоню! Долой налоги!
В её руке вдруг обнаружился большой мясницкий нож, а толпа угрожающе загудела, подхватив «Долой налоги!»
Ренхарт машинально потянулся пальцами к рукояти меча. В последние недели клич «Долой налоги!» никому не предвещал ничего хорошего.
— Фюю! — насмешливо протянул гвардеец, расставляя руки в стороны. — Ну давай, карга, коли, куда хошь! Есть доспех — есть успех!
— А тыкву тебе не размозжить? — крикнул кто–то. — От обуха твой доспех поможет?!
— Псина вонючая!
— Аатставить! — заорал Ренхарт.
Дело быстро шло к худу. Высокие налоги давно стали болезненной темой, от которой народ только озлоблялся. А нагловатый тон гвардейца и его развязные повадки лишь подливали масла в огонь.
— Эта женщина сказала, — заговорил Ренхарт во всеуслышанье, — что лишена кормильца, потому и не могла платить вовремя. Однако теперь она погасила всю сумму. У неё была уважительная причина для задержек. Оставь её.
Толпа одобрительно загудела, кто–то даже захлопал в ладоши. Затем вновь послышались крики «Убирайтесь!» и «Псы!» Щербатый гвардеец заозирался по сторонам, а его спутник схватился за рукоять оружия.
В тот миг Ренхарт заметил в их глазах что–то странное, будто бы не вполне человеческое. То был вовсе не страх, не тревога, а скорее безумие и одержимость. Гвардейцы не думали отступать.
— Ты мне не указ, командир, — отвечал первый. — Я служу среброродному Тульбе, Государеву стражу Востока, и подчиняюсь только его приказам! Наместник приказал собрать недоимки на Рыночном взвозе, и мы соберём, клянусь самим Синодом! Со всех и каждого!
Он ловким движением перехватил седую торговку за предплечье и заломил его так, что та охнула от боли, а нож её выпал из разжавшейся руки.
— Оставь её! — загудела возмущённая толпа.
— Не трожь Люцинду!
— Вали, пока цел!
— Собачьё в доспехах!… Кровопивец!
— Да будь ты проклят вместе с Тульбой своим и Синодом!
Однако хамоватого гвардейца эти крики не останавливали. Напротив, огонь безумия в его глазах разгорался только пуще.
— Гони штраф, карга! — взрычал он, резко стиснув торговке руку.
— Аай!… — взвизгнула та. — Пусти! Пусти!!
— Четыре галарина на прилавок!! — бесился гвардеец, брызгая слюной. — Не то возьмём за подстрекательство к бунту! Как раз за решёткой с сынком и увидишься!
Ренхарт быстро соскочил с коня.
— Отставить рукоприкладство! — рявкнул он. — Я за неё заплачу!
На самом деле такой суммы у него не было — по крайней мере, не при себе — но творящееся требовалось остановить немедля.
Только Ренхарт опоздал. Старуха вдруг надтреснуто вскрикнула, каким–то особенно тонким голосом, а глаза её дико выпучились.
Через мгновение она рухнула наземь. Бездыханная.
— Сколько теперь тебе платят–то? — беззастенчиво перебил Жведень, заливая в глотку хмельной напиток.
Услышав ответ, он едва не поперхнулся. Либо другим знаменосцам он такого вопроса не задавал, либо жалованье Ренхарта оказалось ниже всех.
— Гарнизон, к тому же, сокращали всё это время, — пожаловался Ренхарт. — Знаешь, сколько у меня теперь людей в Сенной когорте?… Семеро. Кроме меня. Тоже мне, когорта!
Он попытался рассмеяться, но вышло это довольно натужно. Жведень такой смех не поддержал.
— А что остальные из твоих солдат? Которых выгнали?
— Кого выгнали… А кто и сам ушёл. Уж не знаю, где они все теперь. Кто–то сумел наняться в новую гвардию наместника, только вот взяли туда не всех. По договору с Тульбой, Посланник Вион и его Чтецы проводили отбор кандидатов — мол, чтобы отобрать лучших из лучших. Они умеют как–то узнавать, что человек из себя представляет на самом деле. Мол, Чтецы видят человеческую душу насквозь, со всеми её изъянами, подобно драгоценному камню. Только не понимал я никогда, как это работает…
Тут Ренхарт запнулся. Он всегда удивлялся, когда в гвардию наместника принимали менее годного — как он думал — кандидата, а лучшим как раз давали от ворот поворот. Может, он просто не понимал, по каким качествам их отбирали?
— Эх… — вздохнул Ренхарт, запив жжение во рту. — Ты хотел услышать, что я скажу? Так вот что: с тех пор, как король–регент назначил к нам этого Тульбу, от городской стражи былых лет остались одни воспоминания. Печально всё это, дружище.
В полумраке лавки наступило молчание. Только Жведень слегка крякнул, и с негромким стуком поставил кружку на стол.
— А кто у тебя остался, в Сенной когорте? Они…
— Они самые стойкие, — усмехнулся Ренхарт. — По большому счёту, я из–за них и не ушёл из гарнизона сам. Они решили служить под моим началом до конца, а значит и мне должно на посту оставаться. Так вот и живём.
Жведень ничего не ответил, но нахмурился, задумчиво затеребив бороду. Ренхарт тоже утомился говорить, и оттого лавка вновь наполнилась тишиной. Лишь снаружи доносился приглушённый рыночный гам.
— А что… — медленно начал Жведень, — если в будущем… может даже, довольно скором будущем, появится шанс всё изменить?
Ренхарт поднял недоуменный взор. Слова, обронённые бывшим капитаном гарнизона, прозвучали для него как–то странно. Обнадёживающе, но в то же время тревожно.
Он внимательно слушал, что ему выкладывал Жведень. А говорил тот осторожно, когда прямо, а когда лишь намёками, опасаясь сказать слишком многое слишком рано. Когда же смысл Жведневых идей стал окончателен, мысли замельтешили в голове Ренхарта беспорядочным роем. Восстание, заговор? Бунт и захват власти? И всё это предлагает его бывший военачальник, сам верный солдат со стажем, к тому же друг, с которым они вместе проливали кровь на Войне кузенов?
Ренхарт просто не знал, как пропустить всё это через себя. Если прежде его снедала подспудная тревога, то теперь он перестал понимать, что чувствует. Должно быть, именно это называют смятением? За всю свою жизнь Ренхарт никогда не пребывал в смятении, потому оно казалось ему в диковинку.
— С тебя же потребуется только одно, — завершал Жведень. — В день, когда от меня поступит весточка, ты со своей когортой станешь на нужную сторону. На нашу.
Ренхарт медленно поднялся из–за стола, сохраняя каменное лицо.
— Я же не первый из наших командиров, с кем ты говорил? Сколько уже согласились?
— Не так мало, как ты полагаешь. Пойми, всё пока останется по–прежнему. Я ведь не прошу тебя начать для меня шпионить или что–то подобное. Я только хочу знать, со мной ты будешь или нет, когда наступит судьбоносный час. Ну?
Жведень ожидал ответа, а Ренхарт всё никак не мог понять, как ему теперь реагировать.
— Нет, — просто сказал он. — Я в этом не участвую.
Помешкав секунду, он не нашёл, что ещё добавить, и растерянно развернулся к двери.
— Почему же? — остановил его Жведень.
Ренхарт обернулся. Он вдруг почуял, как кровь приливает к лицу, будто его натёрли самыми ядрёными никкерскими специями. Смятение оборачивалось в итоге гневом.
— Ещё спрашиваешь?! — шагнул он ко Жведню. — Мне до сих пор всё равно было, что ты в бегах! Подумаешь, покрывал своего алхимика… и сестре его бежать помог. Но то, что ты предлагаешь теперь, это совсем другое! Заговор и мятеж. Измена! Не знаю — и знать не хочу — что с тобою сталось за эти годы, где ты бывал и с кем водился, но всё, что вы затеваете, приведёт только к одному!…
Ренхарт осёкся, заметив, как быстро мрачнеет бородатое лицо прежнего капитана. И какой смысл его переубеждать? Уж точно не теперь.
— Да губи себя сам, как знаешь! — бросил он в сердцах. — По памяти о нашей дружбе я не скажу об этом разговоре никому. И что видел тебя в городе, тоже не доложу. Но больше не подставляй меня, не то Сенную когорту расформируют. И поверенных своих ко мне не посылай. Не явлюсь и не отвечу.
— Как скажешь, — пробурчал Жведень. — Только вот дружбу хоронить не спеши. Ты многого не знаешь. Пробьёт час, и…
Тут дверь гулко захлопнулась. Жведень остался сидеть с мешками пряностей наедине.
— …и судьба заставит тебя выбирать… — вздохнул он.
***
— Многие так говорят, командующий. Людей на Площадь цветов собрали с Конюшенных тупиков… большей частью. А зачем — никто толком не знает. Мол, народ надо приободрить, потому актёров обязали дать представление… Как же это… Благотворительное, вот! То есть за бесплатно. Актёры те самые, которые наместника Тульбу боровом тогда на сцене представили. Мол, это им теперь в наказание за оскорбление достоинства. А по слухам, коли сыграют плохо и народ останется недоволен — не сносить лицедеям головы. Только странно всё это, скажу я… Что думаете, командир? Что там на деле затевают?
Ренхарт лишь кисло поморщился.
— Я не бабка–гадалка, знать кто что затеял. Но твоя правда, странновато… В Конюшенных тупиках ведь много недовольных. И ересь эта новая, что Шамины никакой дескать нет, а Чтецы её сами придумали, она как раз там в ходу. Теперь этих людей нагнали на Площадь цветов ради какого–то представления…
Они выехали на очередной перекрёсток, и с боковой улочки низкое солнце тотчас ударило по глазам. Ренхарт на миг ослеп.
— Сливаю!! — раздалось вдруг из окна сверху.
Ренхарт задрал голову, и увидел расписной чан, содержимое которого грозило вот–вот опрокинуться. Он машинально вонзил шпоры в конское брюхо — и очень вовремя, иначе бы чьи–то ночные помои вылились ему на макушку.
— Ты что творишь, хрычовка! — взревел его помощник. — Едва с головы до ног не окатила!
— Ой, служивый, прости! — сконфузилась женщина в окне. — Не видела… Но я же крикнула! Али глухой?
— Кричать положено трижды! — воскликнул Ренхарт, чудом спасшийся от посрамления.
— Виновата, командир! — ответила та. — Но обошлось же!
Ренхарт только вздохнул, махнув на неё рукой.
— Тревожно мне от всего этого, — продолжал он прерванный разговор, прикрываясь ладонью от слепящих лучей. — Не знаю, что там задумали Тульба с Вионом, но чую, что–то после представления готовится. И нам тоже должно быть готовыми.
— К чему, командующий?
— Ко всему, — хмыкнул тот.
И пришпорил коня.
Впереди уже маячила рыночная площадь, куда Ренхарт намеревался явиться с инспекцией. В последние дни там участились драки и стычки, чем не брезговали пользоваться карманники и прочее ворьё. Это только усугубляло атмосферу всеобщей нервозности, народ становился злее и всё сильнее роптал.
Вот и сейчас, подъезжая к площади, он уже видел там какое–то столпотворение. Беспорядки следовало пресекать на корню, чтобы они не разрослись до опасных размеров.
— Вон они, тоже солдатня! — фыркнули с обочины. — Псины паршивые!
Ренхарт резко осадил коня и обернулся на голос. В той стороне стояла кучка ничем не примечательных горожан.
— Кто это сказал? — рявкнул он. — Шаг вперед! Я Ренхарт Гуинн, знаменосец Сенной когорты!
— Да щас! — донесся грубый ответ, уже с другой стороны. — Как подкуёмся, да как поскачем!
— Чего с ними, кровопивцами, сделаешь? — сокрушался уже женский голос. — С головы до ног в железе!
— Имеешь доспех — имеешь успех…
Ренхарт вертел головой туда и сюда, но определить наглецов было трудно. Людей вокруг, тем временем, собирались всё больше.
— А ну, расступись! — приказал его помощник, доставая хлыст. — Прочь с дороги!
Толпа послушалась. Никто, похоже, не собирался нападать, а кажущуюся массовость сборищу придали местные зеваки — они собирались вокруг сутолоки, сами не зная, зачем.
Тут внимание Ренхарта привлекла заварушка у одной из рыночных лавок. Именно её он и заметил ещё издали.
— Да заплатила я всё! — плакалась пожилая торговка. — Чего вам ещё надо?!
— Ты, старуха, пургу в морские глубины направь, — отвечал грубый голос. — С зимы не платила, вот и выкладывай теперь штраф на бочку! За задержку!
Подле торговки стояло двое вооружённых людей в обмундировании. Слепящее солнце не давало Ренхарту распознать их принадлежность.
— Узнаёшь этих двоих?… — спросил он у подчинённого.
Солдат мотнул головой.
— Не из нашей когорты. Точно.
— Недоброе у меня предчувствие… Ступай–ка и собери остальных, кто на патруле. Кого успеешь найти. Пускай все сюда явятся.
Скандал на площади, тем временем, разгорался.
— Псы бесстыжие! — вопила старуха. — Не могла я одна платить! Муж умер, а ваши моего сына зимой ещё схватили! Якобы он с еретиками знается, но это всё ложь! Его оболгали!
— Коли ложь, — усмехнулся неизвестный, — то его оправдают. Наместник никого без вины не вешает! Так ведь?
В две глотки с сослуживцем они мерзко загоготали. Возмущённая толпа зашумела.
— Кто такие? — разнёсся над головами оклик Ренхарта. — Вы не из Сенной когорты! Что делаете на Рыночном взвозе?
Один из вооружённой парочки недовольно обернулся на голос, но лицо его тут же просветлело, едва он увидел Ренхарта.
— Спокойно, командир, — ухмыльнулся он щербатым ртом. — Мы гвардейцы наместника.
Только теперь, когда неизвестный повернулся корпусом, Ренхарт увидел на его груди родовой символ наместника Тульбы: двух сражающихся серебряных кабанов с изящной короной над ними. Эти двое находились под защитой его герба.
— И что? — холодно отвечал Ренхарт. — Вы не сборщики податей! Какого лешего?
Гвардеец самодовольно усмехнулся.
— Всё в ажуре, командир, не бухти. Сборщики не хотят к вам на Рыночный взвоз соваться.
— С тех пор, как местные их резать начали! — поддакнул второй гвардеец, его напарник.
— Ага, — кивнул первый, едко усмехнувшись. — На городские когорты уж давно нет надёжи. Попустили тут бандитизм, вот наместник Тульба и поручил эту работёнку нам! Мы ж в броне!
Он звонко постучал по стальной пластине на предплечье.
Ренхарта коробило от развязного тона этого гвардейца, который больше подходил члену воровской шайки. Но многолетняя служба в Атрийском гарнизоне научила держать себя в руках.
— Бумага есть? — спросил Ренхарт, куда более надменно, чем хотел. — Каждый сборщик обязан носить верификацию. Если у вас нет — убирайтесь с Рыночного взвоза. Немедля.
Примолкшая было толпа вновь загалдела, теперь уже одобрительно. Послышались возгласы «Убирайтесь!»
Первый гвардеец, однако, николи не смутился, а быстро достал туго свёрнутую бумагу, и протянул её Ренхарту.
— Сколько недоимок принесём, таким и жалованье наше будет, — сообщил он. — Так что работу свою доделаем, и уйдём восвояси. А ты не мешай, командир!
— Новобранцы мы, сир, — примирительно пояснил второй, которому вдруг стало стыдно за тон сослуживца. — А это нам как начальная подготовка, вроде того. К другим заданиям нас пока не допускают.
Ренхарт принял верификацию, не слезая с коня. К документу с печатью самого Тульбы было не придраться — он удостоверял полномочия сборщика, как положено.
Щербатый гвардеец обернулся к позабытой было торговке.
— А ну, бабка, гони давай штраф за просрочку! С зимы — четыре галарина!
— Да откуда у ней столько! — забурчали из толпы. — Рехнулся, что ли!
— Четыре?! — взвизгнула старуха, устрашающе выкатив глаза. — Я тебе вон чего вместо штрафа вгоню! Долой налоги!
В её руке вдруг обнаружился большой мясницкий нож, а толпа угрожающе загудела, подхватив «Долой налоги!»
Ренхарт машинально потянулся пальцами к рукояти меча. В последние недели клич «Долой налоги!» никому не предвещал ничего хорошего.
— Фюю! — насмешливо протянул гвардеец, расставляя руки в стороны. — Ну давай, карга, коли, куда хошь! Есть доспех — есть успех!
— А тыкву тебе не размозжить? — крикнул кто–то. — От обуха твой доспех поможет?!
— Псина вонючая!
— Аатставить! — заорал Ренхарт.
Дело быстро шло к худу. Высокие налоги давно стали болезненной темой, от которой народ только озлоблялся. А нагловатый тон гвардейца и его развязные повадки лишь подливали масла в огонь.
— Эта женщина сказала, — заговорил Ренхарт во всеуслышанье, — что лишена кормильца, потому и не могла платить вовремя. Однако теперь она погасила всю сумму. У неё была уважительная причина для задержек. Оставь её.
Толпа одобрительно загудела, кто–то даже захлопал в ладоши. Затем вновь послышались крики «Убирайтесь!» и «Псы!» Щербатый гвардеец заозирался по сторонам, а его спутник схватился за рукоять оружия.
В тот миг Ренхарт заметил в их глазах что–то странное, будто бы не вполне человеческое. То был вовсе не страх, не тревога, а скорее безумие и одержимость. Гвардейцы не думали отступать.
— Ты мне не указ, командир, — отвечал первый. — Я служу среброродному Тульбе, Государеву стражу Востока, и подчиняюсь только его приказам! Наместник приказал собрать недоимки на Рыночном взвозе, и мы соберём, клянусь самим Синодом! Со всех и каждого!
Он ловким движением перехватил седую торговку за предплечье и заломил его так, что та охнула от боли, а нож её выпал из разжавшейся руки.
— Оставь её! — загудела возмущённая толпа.
— Не трожь Люцинду!
— Вали, пока цел!
— Собачьё в доспехах!… Кровопивец!
— Да будь ты проклят вместе с Тульбой своим и Синодом!
Однако хамоватого гвардейца эти крики не останавливали. Напротив, огонь безумия в его глазах разгорался только пуще.
— Гони штраф, карга! — взрычал он, резко стиснув торговке руку.
— Аай!… — взвизгнула та. — Пусти! Пусти!!
— Четыре галарина на прилавок!! — бесился гвардеец, брызгая слюной. — Не то возьмём за подстрекательство к бунту! Как раз за решёткой с сынком и увидишься!
Ренхарт быстро соскочил с коня.
— Отставить рукоприкладство! — рявкнул он. — Я за неё заплачу!
На самом деле такой суммы у него не было — по крайней мере, не при себе — но творящееся требовалось остановить немедля.
Только Ренхарт опоздал. Старуха вдруг надтреснуто вскрикнула, каким–то особенно тонким голосом, а глаза её дико выпучились.
Через мгновение она рухнула наземь. Бездыханная.
