— Кстати, — подал голос Штайн, — твое распоряжение выполнено. Билеты на дирижабль доставили в «Магнат» и передали Джарвису лично в руки. Рейс Аркадия-Ранкона, первый класс.
— Я в тебе не сомневался, Тоби. У тебя есть какие-то важные планы на сегодняшний вечер?
— Пока ничего не планировал, — пожал плечами Тобиас.
— Замечательно. Тогда я жду тебя на ужин. Праздничное меню уже составлено, но я его разглашать не буду — Дженкинс мне этого не простит. Единственно могу заверить, что готовится нечто волшебное.
— Я так понимаю, — задумчиво произнес Штайн, — ты приглашаешь тех, с кем пережил Майердол? Этих ольтенских магов?
— И еще кое-кого из Аркадии. Да ты и сам их знаешь — племянника Карла и одного репортера из «Дня».
— Секундочку, — Тоби поставил пустой бокал на стол. — Случайно, не Андрэ Бенара? — Герент кивнул. Штайн задумчиво потер переносицу. — Боюсь, вряд ли этот молодой человек сумеет оценить мастерство твоего камердинера. Разве что ему доставят…хм…образцы в Раштатт.
Пауль повернулся к другу.
— Объяснись, — потребовал он. — Что он делает в Раштатте?
— Сидит. Ждет суда. Его вчера арестовали.
Хозяин молча подошел к бару и достал початую бутылку коньяка.
— Вопрос, — ровно сказал он. — Точнее, два вопроса. Первый — какого дьявола Андрэ Бенар арестован, ведь я уладил все вопросы с этим молокососом Долини. Второй — почему мне не доложили?
— Отвечаю, — в тон ему ответил Тоби. — Долини здесь ни при чем. Бенар был арестован за кражу со взломом, умыкнул из редакции какое-то ценное оборудование. — Пауль вздохнул, припоминая громадный чемодан и камеру, которая, конечно же, не могла быть по карману простому репортеру. — По второму вопросу — ну так я сейчас и докладываю.
Герент ударил кулаком по столу — письменный прибор, звякнув, подпрыгнул в воздух.
— Дженкинс! — рявкнул он. Камердинер появился в мгновение ока, с табуретом в руках, и, оценив настроение хозяина, вытянулся по струнке, ожидая распоряжений. — Подать мой экипаж. Я еду в Раштатт, Тоби, ты со мной. — Помощник кивнул. — Готовься к ужину, — это уже Дженкинсу.
— Слушаюсь, господин Герент, — ответили хором оба.
* * *
Аркадия. Тюрьма Раштатт
Ключ поворачивался со скрежетом и заедал на последней четверти оборота. У замка явно имелось свое мнение: вы подумайте-ка получше, точно ли нужно двери открывать — сюда ведь попадают не за членство в Обществе любителей средневековой архитектуры… Надзиратель, ругнувшись вполголоса, пошевелил ключом в скважине, что-то щелкнуло и замок с неохотой уступил. Тяжелая дверь так же неторопливо открылась, впуская в камеру посетителя. Лежавший на узкой койке у стены единственный заключенный приветливо помахал ему рукой.
— Рад тебя видеть, Руди. Проходи, гостем будешь.
…Андрэ Бенара арестовали прямо на железнодорожном вокзале после прибытия из Майердола. Любой сказке рано или поздно приходит конец и, увы, далеко не все волшебные истории завершаются фразой «и жили они долго и счастливо». Эти несколько дней слились в один прекрасный сон, в котором нашлось место и магии, и любви, и совершенно безумным ночным посиделкам в проклятом поместье, но неизбежно наступал рассвет и пробуждение. Еще когда их сонная из-за раннего пробуждения компания садилась в вагон на станции у Красной горки, Андрэ уже это понимал. И усмехнулся горько, заметив на перроне сержанта Рудольфа Синоваца в форменной одежде. Ваша сказка окончена, господин репортер.
За что репортер был благодарен приятелю от всей души — это за то, что тот не стал арестовывать его при попутчиках. Оба прекрасно понимали, что никуда он не сбежит. Руди позволил ему попрощаться с остальными, а сам Андрэ умудрился даже увильнуть от совершенно невинных на первый взгляд вопросов Пауля Герента, явно что-то заподозрившего — отделался какой-то байкой о срочных делах в редакции, из-за которых вынужден немедленно туда и ехать…нет-нет, господин Герент, не стоит беспокойства, доберусь сам…но спасибо за приглашение. Проводив удаляющийся экипаж, он нашел в себе улыбнуться приятелю: «Доброе утро, Руди. Ты сегодня рано».
Потом наручники на запястьях, поездка в участок, несколько допросов подряд, он успел еще порадоваться, что историю с террористом не затронули, хотя, все могло быть впереди. А с другой стороны, и предъявленного обвинения в краже с взломом хватало за глаза. Он даже не пытался отпираться, сразу признав свою вину. И закономерный финал истории — тюрьма, в которой предстояло ожидать суда. Почти новелла с моралью.
В Страгат он не попал — в знаменитой королевской тюрьме не принимали обыкновенных воров. Зато у репортера Андрэ Бенара появилась великолепная возможность рассмотреть изнутри новенькую, всего три года как построенную тюрьму Раштатт. Когда-то он даже выполнял репортерский долг на её открытии, весьма пышном и торжественном. Оркестр играл что-то бравурное, а господин бургомистр Бернард К. Бернард произнес проникновенную речь о человеколюбии и помощи заблудшим душам. Начальник новой тюрьмы, которому также предоставили слово, пошутил, что Раштатт столь комфортабелен, что преступники сами не захотят его покидать, и публика с готовностью поддержала его смехом и аплодисментами…
— Ты присаживайся, Руди. Извини, что ничем не угощаю, нас тут не балуют…
Четыре шага в ширину, пять в длину, белые стены, под самым потолком — окно, зарешеченное изнутри толстыми железными прутьями, под окном — крохотный столик с табуретом. Еще самая обычная койка с тощим матрацем, покрытым серым одеялом. Настоящий дворец, если сравнивать с общими камерами в старых тюрьмах.
— Стихи пишешь? — Синовац кивнул на валяющиеся на столике бумаги.
— Нет, — Андрэ покрутил в пальцах карандаш и тоже положил его на стол. — Поэт из меня никудышний. Да и «Баллада тюрьмы» уже написана, а после нее любая другая попытка обречена на провал. Все уже сказано до нас, Руди. Могу попробовать свои силы разве что в жанре зарисовок.
— Обойдешься, — отрезал сержант. — Собирайся, беззаконник, и на выход. И ничего не забудь!
Андрэ смерил друга недоверчивым взглядом: выходя из тюрьмы, в камере нельзя оставлять никаких личных вещей, чтобы больше не вернуться, старая примета… его освобождают?
— Ну и чего ты ждешь, поездку в Эрдвац за счет бургомистра? — повысил голос полицейский. — Так не жди, её не будет.
Репортер соскочил с кровати и принялся лихорадочно сгребать со стола бумаги и рассовывать их по карманам. Руди прислонился к стенке и хмыкнул.
— Готов! — доложил Андрэ через несколько секунд.
— Под матрац заглянул?
— Даже под кровать залез.
— Смотри мне. Хотя я лично временами считаю, что здесь тебе самое место, но не хочу, чтобы ты сюда действительно угодил надолго. — Тяжко вздохнув, Руди подошел к приятелю и отвесил ему основательный, душевный подзатыльник. — Знаешь, за что?
— Точно — нет, но могу предположить где-то пять или шесть вариантов.
— Тогда я еще мало тебе выписал. Иди уже.
Конфискованные одежду, оружие и другие вещи, начиная с перочинного ножа и заканчивая носовым платком, вернули на выходе из тюрьмы. Андрэ поставил подпись на документах, подтверждая, что получил на руки отобранное и, подумав, спросил, нет ли в тюрьме книги отзывов? Шутка, стоившая еще одного тычка под ребра от Руди, персонал не шокировала. Более того, означенную книгу репортеру подали через пару секунд — начальник Раштатта очень любил свою работу, а конкуренция со стороны Страгата с его богатой историей и знаменитыми заключенными стимулировала фантазию. Полистав страницы, Андрэ понял, что на этот раз смеяться последним будет не он, но вывел несколько строчек с благодарностью за чудесное времяпрепровождение, пока Синовац не взял его за локоть и не потащил прямиком к выходу.
— Забирай, — сказал он на улице, протягивая маленький плоский сверток. — Сдается, это твое.
Андрэ нащупал гладкую поверхность под тонкой бумагой и почувствовал, как бешено заколотилось сердце.
— Я их забрал из конфискованных вещей, — вздохнул Руди. — Полицейский при исполнении, ворующий вещественные доказательства, вот до чего я докатился, с тобой общаясь!
— Спасибо, — искренне поблагодарил репортер, пряча две фотографические пластинки во внутренний карман куртки — их он отложил еще в Майердоле, чтобы проявить и напечатать снимки сразу же по возвращении. Общий портрет всех участников приключения и фото, где они с Юлией. Вместе. Даже мысль о суде не терзала его так, как предположение, что с ними могло что-то стрястись. Но — слава белобрысому ангелу-хранителю в чине сержанта.
— Куда теперь? — спросил полицейский.
— Сначала домой, потом в редакцию, — неопределенно пожал плечами репортер. — Если, конечно, меня пустят на порог, а не спустят с лестницы.
— Ну, тогда удачи, — пожелал Руди.
Вновь они пожали друг другу руки, прежде чем разойтись каждый по своим делам: сержант Синовац — ловить преступников, а репортер Бенар — писать об этом…если, конечно, он все еще репортер. Кроме того, имелась одна идея, обдумать которую помогло вынужденное безделье в камере.
Засунув руки в карманы, Андрэ неторопливо направился в сторону своего дома, решив прогуляться и поразмыслить. На противоположной стороне улицы он заметил знакомый экипаж, а рядом с ним — две не менее знакомые мужские фигуры. Бенар приветствовал их легким поклоном и совершенно не понял, почему Пауль Герент проигнорировал его вежливость, дернув резко рукой, словно сжимая чье-то горло, да и в целом выглядел таким раздосадованным. И чему рассмеялся Тобиас Штайн — тоже осталось загадкой.
* * *
Редакция газеты «День»
Душ, свежая рубашка, чашка крепкого кофе, потом еще одна, сигарета. Андрэ надеялся, что под размеренный шаг мысли прояснятся и придет решение, что делать дальше. Увы, пока понятно было только одно: будущее туманно и неясно. Он на свободе, что не может не радовать, обвинения сняты — похоже, начальство решило не преследовать своего сотрудника. Хотя, не затем ли, чтобы не ставить пятно на репутацию газеты? Своего рода последняя милость Большого Бена.
Андрэ затушил сигарету в пепельнице и придвинул блокнот. Следовало привести в порядок заметки по Майердолу. Он пролистал страницы, одну вырвал, скомкал и выбросил, на другой, усмехнувшись, жирно зачеркнул несколько абзацев. Закрыл блокнот и отложил в сторону, занявшись набросками, сделанными в Раштатте.
Сенсационный материал — такого в газете еще не было — вполне мог бы послужить козырем в переговорах с начальством, снимки наверняка уже у них, Фрибес должен был успеть их проявить и напечатать, но сами собой они репортаж не составят, нужен рассказ. И можно бы намекнуть, что в городе выходит не только газета «День».
От этой мысли стало противно.
Нет. Если в Аркадии все в первую очередь ищут выгоду для себя, то он докажет Большому Бену, что выгоды от такого талантливого и решительного сотрудника, как он, несоизмеримо больше.
В пачке осталась последняя сигарета. Андрэ зажег ее, глянул на тлеющий огонек — и отложил на край пепельницы.
Есть ведь и другие обстоятельства. Сенсация для публики, рост тиражей… совершенно ненужная огласка для героев его репортажа. Конечно, их можно вывести под псевдонимами, кое-кого не упоминать вообще, да и Паулю Геренту в Аркадии бояться нечего, а ольтенцы вернутся домой…
Андрэ вспомнил старого взломщика Карла Джарвиса и его племянников, вспомнил профессора Довиласа. Юлию. Людей, которые спасли Аркадию. Будет несправедливо, если об их подвиге не узнают. Они заслужили благодарность.
Или об этом возможно поведать в иной форме.
Ладно, не стоит засиживаться. Главное, чтобы его не вытолкали взашей из кабинета начальства, тогда придется на некоторое время отложить важный разговор. Хотя, два дня назад он пил вино в невообразимой компании в проклятом поместье среди смертоносных призраков, точно не зная, сколько еще часов жизни отмеряет ему судьба. После подобных переживаний как-то иначе начинаешь относиться к будничным жизненным неурядицам.
— Так-так-так, господин Бенар, — услышал он голос старого Ганса. — Я понимаю ваше нежелание разговаривать со мной, но сегодня вам придется ответить на некоторые вопросы.
Интересно, подумал Андрэ, это он забыл запереть дверь или у домовладельца есть универсальный ключ от всех замков?
— Добрый день, милейший господин Га…
— Я вам не милейший, и сегодня определенно недобрый день. Недобрый для вас, господин. Я пришел сказать вам вот что: вы должны мне, господин Бенар. Вы должны мне деньги.
— Послушайте, — устало отмахнулся Андрэ, — я заплачу. А сейчас прошу вас уйти, у меня совершенно нет времени.
— У вас нет времени, а у меня нет желания продолжать сдавать вам квартиру, — сказал Ганс. — Вы заплатите мне сейчас или сядете в тюрьму за долги. А я сдам это прекрасное помещение кому-то более надежному и платежеспособному!
Андрэ сощурился. Песня домовладельца была ему хорошо известна. С нее начинался чуть ли не каждый месяц, ею же, как правило, он и заканчивался. Сегодня спорить, убеждать, умолять не было ни сил, ни — он бросил взгляд на часы — времени. Ну что ж, в репортерском деле приходится быть и сыщиком, и актером. Осталось только подобрать подходящую роль.
Он потянулся к брошенной на кровать куртке и рассеянно пошарил в карманах. На свет появился один из трофейных револьверов, он отложил его в сторону небрежно, закинул ногу на ногу и смерил квартировладельца взглядом.
— Господин Ганс, — произнес он, стараясь воспроизвести интонации Пауля Герента, — это ваш дом. Вы вольны поступать с этой квартирой как сочтете нужным, но вряд ли вы найдете другого такого сговорчивого постояльца, как я. Даю слово чести, что заплачу все, что причитается. — И подкрепил свои слова легкой улыбкой.
Домовладелец сглотнул, опасливо покосился на револьвер и попятился к двери. Андрэ даже не обернулся, когда за его спиной захлопнулась дверь. По крайней мере, разговоров о деньгах не будет несколько дней. А еще Ганс наверняка разнесет по всему дому убийственную новость — квартирант с третьего этажа опасный тип! Угрожал ему, почтенному старику, оружием!
Но это сейчас не важно, тем более, что долг он все равно вернет через несколько дней, а потом съедет.
В пепельнице догорала сигарета, к которой он так и не притронулся. Андрэ затушил её, сунул блокнот в карман и, на ходу набрасывая пиджак, выскочил из квартиры.
…Переступать порог редакции было немного боязно и от этого стыдно. Он рисковал жизнью в Майердоле, поймал опасного преступника, провел ночь в тюремной камере! Вряд ли гнев большого начальства будет страшнее.
Но встретили его на удивление спокойно. В редакции все было по-прежнему — кто-то скользнул по нему равнодушным взглядом, кто-то приветливо помахал рукой, Феликс Ленц, как всегда на бегу, хлопнул по плечу и пообещал рассказать какую-то невероятную сплетню. Значит, сегодня никто не отмечает юбилей, не празднует рождение наследника и не оплакивает скоропостижную смерть дядюшки.
В кабинете главного редактора он начал свою речь с извинений, одновременно цветистых и прочувствованных. Не дослушав, Большой Бен отмахнулся и кивком указал Андрэ на стул, а сам полез в ящик стола, достал оттуда папку, неспешно развязал тесемки и начал выкладывать фотографии.
— Я в тебе не сомневался, Тоби. У тебя есть какие-то важные планы на сегодняшний вечер?
— Пока ничего не планировал, — пожал плечами Тобиас.
— Замечательно. Тогда я жду тебя на ужин. Праздничное меню уже составлено, но я его разглашать не буду — Дженкинс мне этого не простит. Единственно могу заверить, что готовится нечто волшебное.
— Я так понимаю, — задумчиво произнес Штайн, — ты приглашаешь тех, с кем пережил Майердол? Этих ольтенских магов?
— И еще кое-кого из Аркадии. Да ты и сам их знаешь — племянника Карла и одного репортера из «Дня».
— Секундочку, — Тоби поставил пустой бокал на стол. — Случайно, не Андрэ Бенара? — Герент кивнул. Штайн задумчиво потер переносицу. — Боюсь, вряд ли этот молодой человек сумеет оценить мастерство твоего камердинера. Разве что ему доставят…хм…образцы в Раштатт.
Пауль повернулся к другу.
— Объяснись, — потребовал он. — Что он делает в Раштатте?
— Сидит. Ждет суда. Его вчера арестовали.
Хозяин молча подошел к бару и достал початую бутылку коньяка.
— Вопрос, — ровно сказал он. — Точнее, два вопроса. Первый — какого дьявола Андрэ Бенар арестован, ведь я уладил все вопросы с этим молокососом Долини. Второй — почему мне не доложили?
— Отвечаю, — в тон ему ответил Тоби. — Долини здесь ни при чем. Бенар был арестован за кражу со взломом, умыкнул из редакции какое-то ценное оборудование. — Пауль вздохнул, припоминая громадный чемодан и камеру, которая, конечно же, не могла быть по карману простому репортеру. — По второму вопросу — ну так я сейчас и докладываю.
Герент ударил кулаком по столу — письменный прибор, звякнув, подпрыгнул в воздух.
— Дженкинс! — рявкнул он. Камердинер появился в мгновение ока, с табуретом в руках, и, оценив настроение хозяина, вытянулся по струнке, ожидая распоряжений. — Подать мой экипаж. Я еду в Раштатт, Тоби, ты со мной. — Помощник кивнул. — Готовься к ужину, — это уже Дженкинсу.
— Слушаюсь, господин Герент, — ответили хором оба.
* * *
Аркадия. Тюрьма Раштатт
Ключ поворачивался со скрежетом и заедал на последней четверти оборота. У замка явно имелось свое мнение: вы подумайте-ка получше, точно ли нужно двери открывать — сюда ведь попадают не за членство в Обществе любителей средневековой архитектуры… Надзиратель, ругнувшись вполголоса, пошевелил ключом в скважине, что-то щелкнуло и замок с неохотой уступил. Тяжелая дверь так же неторопливо открылась, впуская в камеру посетителя. Лежавший на узкой койке у стены единственный заключенный приветливо помахал ему рукой.
— Рад тебя видеть, Руди. Проходи, гостем будешь.
…Андрэ Бенара арестовали прямо на железнодорожном вокзале после прибытия из Майердола. Любой сказке рано или поздно приходит конец и, увы, далеко не все волшебные истории завершаются фразой «и жили они долго и счастливо». Эти несколько дней слились в один прекрасный сон, в котором нашлось место и магии, и любви, и совершенно безумным ночным посиделкам в проклятом поместье, но неизбежно наступал рассвет и пробуждение. Еще когда их сонная из-за раннего пробуждения компания садилась в вагон на станции у Красной горки, Андрэ уже это понимал. И усмехнулся горько, заметив на перроне сержанта Рудольфа Синоваца в форменной одежде. Ваша сказка окончена, господин репортер.
За что репортер был благодарен приятелю от всей души — это за то, что тот не стал арестовывать его при попутчиках. Оба прекрасно понимали, что никуда он не сбежит. Руди позволил ему попрощаться с остальными, а сам Андрэ умудрился даже увильнуть от совершенно невинных на первый взгляд вопросов Пауля Герента, явно что-то заподозрившего — отделался какой-то байкой о срочных делах в редакции, из-за которых вынужден немедленно туда и ехать…нет-нет, господин Герент, не стоит беспокойства, доберусь сам…но спасибо за приглашение. Проводив удаляющийся экипаж, он нашел в себе улыбнуться приятелю: «Доброе утро, Руди. Ты сегодня рано».
Потом наручники на запястьях, поездка в участок, несколько допросов подряд, он успел еще порадоваться, что историю с террористом не затронули, хотя, все могло быть впереди. А с другой стороны, и предъявленного обвинения в краже с взломом хватало за глаза. Он даже не пытался отпираться, сразу признав свою вину. И закономерный финал истории — тюрьма, в которой предстояло ожидать суда. Почти новелла с моралью.
В Страгат он не попал — в знаменитой королевской тюрьме не принимали обыкновенных воров. Зато у репортера Андрэ Бенара появилась великолепная возможность рассмотреть изнутри новенькую, всего три года как построенную тюрьму Раштатт. Когда-то он даже выполнял репортерский долг на её открытии, весьма пышном и торжественном. Оркестр играл что-то бравурное, а господин бургомистр Бернард К. Бернард произнес проникновенную речь о человеколюбии и помощи заблудшим душам. Начальник новой тюрьмы, которому также предоставили слово, пошутил, что Раштатт столь комфортабелен, что преступники сами не захотят его покидать, и публика с готовностью поддержала его смехом и аплодисментами…
— Ты присаживайся, Руди. Извини, что ничем не угощаю, нас тут не балуют…
Четыре шага в ширину, пять в длину, белые стены, под самым потолком — окно, зарешеченное изнутри толстыми железными прутьями, под окном — крохотный столик с табуретом. Еще самая обычная койка с тощим матрацем, покрытым серым одеялом. Настоящий дворец, если сравнивать с общими камерами в старых тюрьмах.
— Стихи пишешь? — Синовац кивнул на валяющиеся на столике бумаги.
— Нет, — Андрэ покрутил в пальцах карандаш и тоже положил его на стол. — Поэт из меня никудышний. Да и «Баллада тюрьмы» уже написана, а после нее любая другая попытка обречена на провал. Все уже сказано до нас, Руди. Могу попробовать свои силы разве что в жанре зарисовок.
— Обойдешься, — отрезал сержант. — Собирайся, беззаконник, и на выход. И ничего не забудь!
Андрэ смерил друга недоверчивым взглядом: выходя из тюрьмы, в камере нельзя оставлять никаких личных вещей, чтобы больше не вернуться, старая примета… его освобождают?
— Ну и чего ты ждешь, поездку в Эрдвац за счет бургомистра? — повысил голос полицейский. — Так не жди, её не будет.
Репортер соскочил с кровати и принялся лихорадочно сгребать со стола бумаги и рассовывать их по карманам. Руди прислонился к стенке и хмыкнул.
— Готов! — доложил Андрэ через несколько секунд.
— Под матрац заглянул?
— Даже под кровать залез.
— Смотри мне. Хотя я лично временами считаю, что здесь тебе самое место, но не хочу, чтобы ты сюда действительно угодил надолго. — Тяжко вздохнув, Руди подошел к приятелю и отвесил ему основательный, душевный подзатыльник. — Знаешь, за что?
— Точно — нет, но могу предположить где-то пять или шесть вариантов.
— Тогда я еще мало тебе выписал. Иди уже.
Конфискованные одежду, оружие и другие вещи, начиная с перочинного ножа и заканчивая носовым платком, вернули на выходе из тюрьмы. Андрэ поставил подпись на документах, подтверждая, что получил на руки отобранное и, подумав, спросил, нет ли в тюрьме книги отзывов? Шутка, стоившая еще одного тычка под ребра от Руди, персонал не шокировала. Более того, означенную книгу репортеру подали через пару секунд — начальник Раштатта очень любил свою работу, а конкуренция со стороны Страгата с его богатой историей и знаменитыми заключенными стимулировала фантазию. Полистав страницы, Андрэ понял, что на этот раз смеяться последним будет не он, но вывел несколько строчек с благодарностью за чудесное времяпрепровождение, пока Синовац не взял его за локоть и не потащил прямиком к выходу.
— Забирай, — сказал он на улице, протягивая маленький плоский сверток. — Сдается, это твое.
Андрэ нащупал гладкую поверхность под тонкой бумагой и почувствовал, как бешено заколотилось сердце.
— Я их забрал из конфискованных вещей, — вздохнул Руди. — Полицейский при исполнении, ворующий вещественные доказательства, вот до чего я докатился, с тобой общаясь!
— Спасибо, — искренне поблагодарил репортер, пряча две фотографические пластинки во внутренний карман куртки — их он отложил еще в Майердоле, чтобы проявить и напечатать снимки сразу же по возвращении. Общий портрет всех участников приключения и фото, где они с Юлией. Вместе. Даже мысль о суде не терзала его так, как предположение, что с ними могло что-то стрястись. Но — слава белобрысому ангелу-хранителю в чине сержанта.
— Куда теперь? — спросил полицейский.
— Сначала домой, потом в редакцию, — неопределенно пожал плечами репортер. — Если, конечно, меня пустят на порог, а не спустят с лестницы.
— Ну, тогда удачи, — пожелал Руди.
Вновь они пожали друг другу руки, прежде чем разойтись каждый по своим делам: сержант Синовац — ловить преступников, а репортер Бенар — писать об этом…если, конечно, он все еще репортер. Кроме того, имелась одна идея, обдумать которую помогло вынужденное безделье в камере.
Засунув руки в карманы, Андрэ неторопливо направился в сторону своего дома, решив прогуляться и поразмыслить. На противоположной стороне улицы он заметил знакомый экипаж, а рядом с ним — две не менее знакомые мужские фигуры. Бенар приветствовал их легким поклоном и совершенно не понял, почему Пауль Герент проигнорировал его вежливость, дернув резко рукой, словно сжимая чье-то горло, да и в целом выглядел таким раздосадованным. И чему рассмеялся Тобиас Штайн — тоже осталось загадкой.
* * *
Редакция газеты «День»
Душ, свежая рубашка, чашка крепкого кофе, потом еще одна, сигарета. Андрэ надеялся, что под размеренный шаг мысли прояснятся и придет решение, что делать дальше. Увы, пока понятно было только одно: будущее туманно и неясно. Он на свободе, что не может не радовать, обвинения сняты — похоже, начальство решило не преследовать своего сотрудника. Хотя, не затем ли, чтобы не ставить пятно на репутацию газеты? Своего рода последняя милость Большого Бена.
Андрэ затушил сигарету в пепельнице и придвинул блокнот. Следовало привести в порядок заметки по Майердолу. Он пролистал страницы, одну вырвал, скомкал и выбросил, на другой, усмехнувшись, жирно зачеркнул несколько абзацев. Закрыл блокнот и отложил в сторону, занявшись набросками, сделанными в Раштатте.
Сенсационный материал — такого в газете еще не было — вполне мог бы послужить козырем в переговорах с начальством, снимки наверняка уже у них, Фрибес должен был успеть их проявить и напечатать, но сами собой они репортаж не составят, нужен рассказ. И можно бы намекнуть, что в городе выходит не только газета «День».
От этой мысли стало противно.
Нет. Если в Аркадии все в первую очередь ищут выгоду для себя, то он докажет Большому Бену, что выгоды от такого талантливого и решительного сотрудника, как он, несоизмеримо больше.
В пачке осталась последняя сигарета. Андрэ зажег ее, глянул на тлеющий огонек — и отложил на край пепельницы.
Есть ведь и другие обстоятельства. Сенсация для публики, рост тиражей… совершенно ненужная огласка для героев его репортажа. Конечно, их можно вывести под псевдонимами, кое-кого не упоминать вообще, да и Паулю Геренту в Аркадии бояться нечего, а ольтенцы вернутся домой…
Андрэ вспомнил старого взломщика Карла Джарвиса и его племянников, вспомнил профессора Довиласа. Юлию. Людей, которые спасли Аркадию. Будет несправедливо, если об их подвиге не узнают. Они заслужили благодарность.
Или об этом возможно поведать в иной форме.
Ладно, не стоит засиживаться. Главное, чтобы его не вытолкали взашей из кабинета начальства, тогда придется на некоторое время отложить важный разговор. Хотя, два дня назад он пил вино в невообразимой компании в проклятом поместье среди смертоносных призраков, точно не зная, сколько еще часов жизни отмеряет ему судьба. После подобных переживаний как-то иначе начинаешь относиться к будничным жизненным неурядицам.
— Так-так-так, господин Бенар, — услышал он голос старого Ганса. — Я понимаю ваше нежелание разговаривать со мной, но сегодня вам придется ответить на некоторые вопросы.
Интересно, подумал Андрэ, это он забыл запереть дверь или у домовладельца есть универсальный ключ от всех замков?
— Добрый день, милейший господин Га…
— Я вам не милейший, и сегодня определенно недобрый день. Недобрый для вас, господин. Я пришел сказать вам вот что: вы должны мне, господин Бенар. Вы должны мне деньги.
— Послушайте, — устало отмахнулся Андрэ, — я заплачу. А сейчас прошу вас уйти, у меня совершенно нет времени.
— У вас нет времени, а у меня нет желания продолжать сдавать вам квартиру, — сказал Ганс. — Вы заплатите мне сейчас или сядете в тюрьму за долги. А я сдам это прекрасное помещение кому-то более надежному и платежеспособному!
Андрэ сощурился. Песня домовладельца была ему хорошо известна. С нее начинался чуть ли не каждый месяц, ею же, как правило, он и заканчивался. Сегодня спорить, убеждать, умолять не было ни сил, ни — он бросил взгляд на часы — времени. Ну что ж, в репортерском деле приходится быть и сыщиком, и актером. Осталось только подобрать подходящую роль.
Он потянулся к брошенной на кровать куртке и рассеянно пошарил в карманах. На свет появился один из трофейных револьверов, он отложил его в сторону небрежно, закинул ногу на ногу и смерил квартировладельца взглядом.
— Господин Ганс, — произнес он, стараясь воспроизвести интонации Пауля Герента, — это ваш дом. Вы вольны поступать с этой квартирой как сочтете нужным, но вряд ли вы найдете другого такого сговорчивого постояльца, как я. Даю слово чести, что заплачу все, что причитается. — И подкрепил свои слова легкой улыбкой.
Домовладелец сглотнул, опасливо покосился на револьвер и попятился к двери. Андрэ даже не обернулся, когда за его спиной захлопнулась дверь. По крайней мере, разговоров о деньгах не будет несколько дней. А еще Ганс наверняка разнесет по всему дому убийственную новость — квартирант с третьего этажа опасный тип! Угрожал ему, почтенному старику, оружием!
Но это сейчас не важно, тем более, что долг он все равно вернет через несколько дней, а потом съедет.
В пепельнице догорала сигарета, к которой он так и не притронулся. Андрэ затушил её, сунул блокнот в карман и, на ходу набрасывая пиджак, выскочил из квартиры.
…Переступать порог редакции было немного боязно и от этого стыдно. Он рисковал жизнью в Майердоле, поймал опасного преступника, провел ночь в тюремной камере! Вряд ли гнев большого начальства будет страшнее.
Но встретили его на удивление спокойно. В редакции все было по-прежнему — кто-то скользнул по нему равнодушным взглядом, кто-то приветливо помахал рукой, Феликс Ленц, как всегда на бегу, хлопнул по плечу и пообещал рассказать какую-то невероятную сплетню. Значит, сегодня никто не отмечает юбилей, не празднует рождение наследника и не оплакивает скоропостижную смерть дядюшки.
В кабинете главного редактора он начал свою речь с извинений, одновременно цветистых и прочувствованных. Не дослушав, Большой Бен отмахнулся и кивком указал Андрэ на стул, а сам полез в ящик стола, достал оттуда папку, неспешно развязал тесемки и начал выкладывать фотографии.
