- Пойдёмте, нас хватятся, — надышавшись, потянулась было я к выходу, но он неожиданно остановил меня.
Я с недоумением подняла на него глаза; выражение его взгляда было странным, какая-то дикая смесь решимости с сомнением.
Он заверил меня, что вряд ли кто заметил, что мы уже вернулись в зал, так что вполне можно и постоять здесь... Я не успела задуматься о том, зачем нам здесь оставаться, как его речь дала мне на это ответ и расшифровала значение его странного взгляда: кажется, он вознамерился меня поцеловать!
Со всей определённостью, к такому шагу я была совершенно не готова!
Он взял меня за руку; я невольно вздрогнула, и он это заметил. С ужасом я почувствовала, что краснею: для меня было крайне непривычно, чтобы мужчина вот так брал меня за руку — да ещё и перчатки мы забыли в Изумрудном кабинете!
Моё смущение не ускользнуло от его чересчур внимательного взгляда; кажется, он сам смутился и засомневался в правильности своих действий.
От окончательного провала нас спасло своевременное явление церемониймейстера. С большим облегчением я вернулась к роли снежной королевы и, отвернувшись к окну, сделала вид, что ничего такого не происходило. Жених понятливо молчал — вот если какое его качество и нравится мне по-настоящему, так это понятливость.
Я была почти уверена, что теперь он попробует меня рассмешить, чтобы сгладить неловкое чувство от чересчур интимного положения. Не ошиблась: он снова разыграл свою любимую карту подозрений по поводу своего коллеги. С большим удовольствием я включилась в эту игру — это было, право, гораздо привычнее, чем держаться за руки в полутёмных нишах.
Хотя опыт такого рода, признаться, здорово будоражил моё воображение. Читая о таких милых романтических ситуациях в книгах, я всегда жалела, что со мной ничего подобного произойти не может. В бытность мою принцессой позволить себе вольности такого рода мог разве что Кай, а положение королевы и того тяжелее. Кем бы ни был мой супруг, я полагала, что он не будет размениваться на подобное ребячество.
Право, господин Канлар ни с первого взгляда, ни со второго, ни с сотого не производил впечатление человека, способного на романтические безумства. Сегодняшний поступок изрядно выбивался из его образа, и я тщетно силилась разгадать причины такого поведения — даже поворочалась без сна немного, вместо того, чтобы привычно быстро заснуть.
Разгадка неожиданно пришла на ум с утра: я ведь сама рассказывала ему, зачем церемониймейстер заглядывает за гардины. И, видимо, не смогла сдержать в голосе немного разочарованной зависти по отношению к тем парочкам, которые там прячутся.
Право, нужно быть очень внимательным человеком, чтобы расслышать такие тонкие нюансы!
Я была потрясена крайне глубоко.
Он не просто разгадал мою тайную мечту — о которой я и сама себе-то не дозволяла думать, куда там, рассказывать кому! — он нашёл способ её исполнить. Ну, не совсем: до поцелуев у нас всё же не дошло, но, очевидно, не дошло именно потому, что он заметил моё волнение и прочитал за ним неготовность к такого рода близости.
Он точно из Анджелии, а не с Понта? В пору заподозрить его в магической способности читать мысли!
Как он настолько легко считывает мои желания и настроения? Я ведь не из тех людей, у которых они написаны на лице! Я вполне владею собой, уверена в этом. И всё же — ему удаётся раз за разом прочитать то, что скрывается за моей привычной маской, и делает он это явно без каких-то проблем.
Одно слово, разведчик. Видимо, это профессиональная особенность.
На другой день эта особенность оказалась для меня особенно неприятна. В совете зашёл спор, где поселить господина Канлара после свадьбы, и я не видела иного варианта, кроме как потесниться в своих покоя — занимать комнаты отца мне категорически не хотелось.
Всё получилось дурно донельзя. Сперва я не сумела скрыть своё недовольство от того, что придётся делить с ним комнаты — а ведь он имел ровно такое же право быть недовольным, что за него принимают решения, где ему жить, и ведь для него жить со мной было не менее стеснительно, чем для меня — жить с ним. В королевских покоях нам было бы более вольготно и свободно, и моё нежелание селиться там должно казаться ему пустой прихотью, однако он и слова не сказал, чтобы переубедить меня. Я же, вместо того, чтобы в ответ быть любезной, так заметно раздражалась, что он угадал причину моего раздражения и стал придумывать варианты, которые могли бы меня удовлетворить.
Дальше — хуже. Будто мало было допущенной мною грубости, я ко всему ещё и позволила ему заметить, что мысль о супружеской близости с ним меня пугает — худшую бестактность себе и представить невозможно! Это не он навязывался мне в мужья, и это его лишили возможности выбрать супругу, любезную сердцу, а я ещё и позволяю себе подобные фокусы!
Известно же, для мужского самолюбия хуже нет, чтобы вызвать хоть малейшие сомнения в их желанности как партнёра.
На этом месте я осознала, что мои надежды построить с супругом хорошие отношения потерпели крах. Потому что он никогда мне не простит этого страха — мужчины такого не прощают. Никакими последующими поступками я не сумею загладить этих сомнений в его мужской привлекательности.
...но господин Канлар снова меня удивил. И не подумав оскорбляться, он, напротив, деликатно высказал предложение не спешить с близостью такого рода.
Это был так...
Так...
Я расплакалась.
Кажется, изрядно его тем встревожив — судя по всему, он предполагал, что плакать я не умею вообще.
Ну да, королевам не положено, да и принцессам тоже, честно говоря.
Пожалуй, этот случай выдался даже удачно: возможно, он поможет ему понять, что ничто человеческое мне не чуждо...
Ах, нет, повод всё-таки кошмарно неудачен. Теперь он чего доброго, решит, что я в глубокой отчаянии от необходимости делить с ним ложе. Хуже не придумаешь!
Мне срочно нужно было найти объяснение моей чувствительности; такое, какое не ставило бы под сомнение его привлекательность. Я высказала первое, что пришло мне на ум:
- Эти комнаты были единственным местом, где я была свободна, и время, которое я проводила в них – единственным временем, когда я могла побыть собой. Теперь у меня отнимают и это.
В конце концов, это было правдой.
Кажется, он принял это объяснение.
Когда он ушёл, я без сил опустилась в кресло.
Фантастически дурной день. Надо же было так проколоться! Ведь сколько саму себя убеждала, сколько сама с собой думала, сколько сама себя приучала к мыслям о том, что в супружеской близости нет ничего страшного или сложного... Есть вещи и пострашнее и посложнее. Тем паче, ну правда, господин Канлар видится человеком, с которым можно... ну, договориться и научиться делать это если не со страстью, то, во всяком случае, достаточно приятственно. Ну, в том смысле, что, кажется, с ним действительно можно обсудить вещи такого рода прямо...
...как оказалось чуть позже, я поспешила радоваться, считая, будто сгладила ситуацию, и жених поверил моим неумелым попыткам перевести тему.
В самом деле, чего это я.
Это же господин Канлар.
Который, если и не читает мои мысли, то, во всяком случае, весьма близок к этому.
Конечно, он всё понял; и, разумеется, взял паузу только для того, чтобы придумать, как решить эту проблему дипломатично.
Ну что ж, придётся идти и объясняться. И теперь уж точно нужно взять себя в руки и сделать всё, чтобы загладить допущенный промах.
Я постаралась твёрдо настроиться на спокойный и холодный лад. Мне казалось, что это оптимальное решение: показать, что я имею к проблеме чисто деловой подход.
Стоит ли говорить, что провести его мне не удалось? Как я поняла почти сразу, как раз чрезмерная холодность и разоблачила меня с головой.
Прежде, чем я успела погрузиться в пучины самобичеваний на предмет проваленной дипломатической миссии, он вдруг огорошил меня предложением:
- У меня есть идея одного плана, — заявил он. – Ничто не мешает нам оставить наш брак фиктивным, с тем, чтобы, когда вы испытаете сердечное желание связать с кем-то свою жизнь, мы могли беспрепятственно развестись по факту отсутствия консуммации.
Что?
Что-что он мне сейчас предложил?
- Что? — невольно вырвалось у меня. — Какое ещё сердечное желание? — попыталась я вникнуть в суть его интриги. Он подозревает у меня наличие тайного возлюбленного, что ли? Нуу, даже Кай не дотягивает до столь гордого звания!
Я сделала несколько возражений его проекту; он прибавил пару аргументов сверх.
Я призадумалась.
Такой выход, действительно, не приходил мне в голову. А ведь идея лежала на поверхности! Фиктивный брак, в самом деле, роскошный способ потянуть время, решив вопрос с Райеном и оставив возможность...
Для чего?
Для того, чтобы полюбить? В самом деле, не смешно. Как ни заманчиво звучит, я не могу опираться на столь сомнительные факторы.
И потом, в самом деле, я уже как-то настроилась на господина Канлара. Уже придумала, как его пристроить к делу. Уже даже... немного привыкла к этой его манере считывать мои настроения. В самом деле, за кого ещё, как не за него?
По мне, так уже само то, что он предлагает такой выход из положения, — уже это показывает, что выбора лучше мне не сделать.
Я искренне поблагодарила его за предоставленную им возможность использовать его как временного супруга — право, это был весьма рыцарственный жест с его стороны, — и объяснила, что всё же предпочитаю брак по расчёту.
- Порой и в политических браках зарождается сердечная склонность, — заметил он невозмутимо.
Но я уже тоже научилась отчасти улавливать то, о чём он молчит, и поэтому догадалась, что он пытается выяснить, нахожу ли я возможным, чтобы в нашем браке зародились чувства.
Мне было грустно это отмечать, но в вопросах такого рода лгать было бы опрометчиво и дурно, поэтому я сказала как есть:
- Простите за откровенность, дорогой жених, но я выбрала вас не оттого, вы не внушаете мне романтических чувств.
И вот тут он шокировал меня всерьёз. С задорной и лукавой, совсем не свойственной ему улыбкой, он вдруг заявил:
- А вот я, узнав вас ближе, кажется, увлёкся.
Что?
Что-что?
Он сегодня поставил себе целью вводить меня в ступор?
- Как, в самом деле? — выразила своё недоумение я, ловя себя на внутреннем желании услышать подтверждение только что высказанной мысли.
Я понимала, конечно, что это не может быть правдой; очевидно, он просто хочет подбодрить меня, и это, право, очень мило с его стороны. Он сегодня на высоте, в отличии от меня.
К моей глубокой, полной неожиданности, он вдруг снял с моей руки перчатку и поцеловал мою кожу — долго и нежно.
Глубочайшее смятение захватило всё моё существо; я никак не ожидала ничего подобного, совершенно не знала, как себя вести, не понимала, зачем ему это сдалось, не могла не признать, что это, в самом деле, весьма волнующе, и...
И тут до меня дошло, что он нарочно так нежно и аккуратно касается своими губами моей кожи, чтобы я на практике убедилась, что близость с ним — это совсем даже не страшно.
Горло перехватило от его деликатной заботы обо мне.
Никто и никогда так не заботился о моих чувствах, и это было... странно, приятно и как-то... уязвимо.
- Полно вам, — я слегка сжала его пальцы в знак благодарности и понимания, — вы меня смущаете.
Он выпрямился и тут же пошутил, вынуждая меня рассмеяться; это уже было настолько привычной тактикой, что где-то внутри меня сделалось тепло и светло — от чувства привычности подобных удивительных сцен, которых никогда раньше в моей жизни не было.
Я была крайне благодарна ему за то, что он отнёсся к нашему браку не к как политической формальности, а изъявил готовность попробовать выстроить между нами более близкие и тёплые отношения. Мне подумалось, что это хорошее время для того, чтобы сделать ещё шаг к нему: и я поделилась с ним некоторыми страхами, кои питала в отношении нашего союза. Он воспринял мои слова очень серьёзно, и незамедлительно ответил мне таким же доверием, раскрыв и некоторые свои страхи.
От такого успеха на поприще установления личных отношений я почувствовала воодушевление и прилив энергии. К себе я уходила в куда как более радостном расположении духа, чем было днём. Кажется, у нас всё идёт весьма неплохо!
Позитивная энергия требовала выхода, и я устроилась за мольбертом: самое время порисовать и хорошенько обдумать сложившиеся обстоятельства.
С политики мои мысли неожиданно и резко перешли на жениха, и уже не хотели его покидать.
«Увлёкся он!» — мелькнула у меня в голове мысль, и тут же перед внутренним взором встало его выражение лица в тот момент, когда он это говорил: деланно беззаботное, но отчасти напряжённое, что выдавало внутреннюю серьёзность.
Да что же это такое!
Я с некоторой досадой посмотрела на собственную руку, вспоминая его продолжительный поцелуй.
И ведь не был же никогда обольстителем! Или я чего-то о нём не знаю? Разведку, что ли, потрясти? Или, нет, тут стоит фрейлин разговорить... кто как не они в курсе сплетен подобного рода.
Я старательно попыталась вытрясти все эти романтические бренди из своей головы. Ну в самом деле, Кая. Куда тебя несёт? Как бы любезен ни был господин Канлар, это всё ещё брак по расчёту. Не надо ожидать от него много.
Лучше подумать, что делать с нашей проблемой.
Итак. Я боюсь необходимости соображать свою волю с чужой, а он боится подавления его воли. Это наверняка можно решить.
Но как?
Наши воли никогда не выступали в противовесе. Господин Канлар был всегда хорош на том месте, которое занимал, и я не имела претензий к работе его ведомства. Отец с детства учил меня, что хороший монарх не должен лезть в те дела своих подчинённых, в которых они являются профессионалами. Не моё дело указывать господину Канлару, как вести дела разведки и дипломатии; моё дело — ставить ему правильные задачи. И уж, Боже упаси, не его дело — против этих задач бунтовать.
Я, как ни старалась, ни могла вспомнить ни одного серьёзного столкновения с ним. Нам случалось дискутировать по тем или иным спорным вопросам, не более того. Я не лезла в то, как он управляет своим министерством, он не обсуждал мои приказы, вот и всё.
У меня не было ни одного примера для того, чтобы подвергнуть его аналитике; но спустя несколько дней мне пришла в голову счастливая мысль. Раз таких примеров нет — нужно их создать искусственно! Нам нужно специально столкнуть наши воли и посмотреть, как вообще это происходит, и тогда мы сможем сделать выводы и наметить план работ!
Найдя столь простой и очевидный способ сдвинуть решение проблемы с мёртвой точки, я поспешила ознакомить жениха со своим планом — прямо на балу, не теряя времени. Кажется, моя затея не вызывала в нём большого энтузиазма, но он согласился попробовать.
Осталось решить, по какому поводу столкнуть наши воли: право, мне ничего не шло на ум. Не могу представить, в каком вопросе подобное могло бы меж нами случиться.
Подумав, он выдвинул предложение:
- Я могу попробовать навязать вам разговор на какую-нибудь тему, которую вам не хотелось бы обсуждать.
Я нахмурилась; идея мне совсем не понравилась, но ничего лучшего я предложить не могла, поэтому предпочла согласиться.
Знала бы, я на что подписываюсь!
Из всех возможных нежелательных для меня тем этот рогров разведчик, конечно, безошибочно выбрал ту, про которую я больше всего не хотела говорить — о моих отношениях с Каем!
Я с недоумением подняла на него глаза; выражение его взгляда было странным, какая-то дикая смесь решимости с сомнением.
Он заверил меня, что вряд ли кто заметил, что мы уже вернулись в зал, так что вполне можно и постоять здесь... Я не успела задуматься о том, зачем нам здесь оставаться, как его речь дала мне на это ответ и расшифровала значение его странного взгляда: кажется, он вознамерился меня поцеловать!
Со всей определённостью, к такому шагу я была совершенно не готова!
Он взял меня за руку; я невольно вздрогнула, и он это заметил. С ужасом я почувствовала, что краснею: для меня было крайне непривычно, чтобы мужчина вот так брал меня за руку — да ещё и перчатки мы забыли в Изумрудном кабинете!
Моё смущение не ускользнуло от его чересчур внимательного взгляда; кажется, он сам смутился и засомневался в правильности своих действий.
От окончательного провала нас спасло своевременное явление церемониймейстера. С большим облегчением я вернулась к роли снежной королевы и, отвернувшись к окну, сделала вид, что ничего такого не происходило. Жених понятливо молчал — вот если какое его качество и нравится мне по-настоящему, так это понятливость.
Я была почти уверена, что теперь он попробует меня рассмешить, чтобы сгладить неловкое чувство от чересчур интимного положения. Не ошиблась: он снова разыграл свою любимую карту подозрений по поводу своего коллеги. С большим удовольствием я включилась в эту игру — это было, право, гораздо привычнее, чем держаться за руки в полутёмных нишах.
Хотя опыт такого рода, признаться, здорово будоражил моё воображение. Читая о таких милых романтических ситуациях в книгах, я всегда жалела, что со мной ничего подобного произойти не может. В бытность мою принцессой позволить себе вольности такого рода мог разве что Кай, а положение королевы и того тяжелее. Кем бы ни был мой супруг, я полагала, что он не будет размениваться на подобное ребячество.
Право, господин Канлар ни с первого взгляда, ни со второго, ни с сотого не производил впечатление человека, способного на романтические безумства. Сегодняшний поступок изрядно выбивался из его образа, и я тщетно силилась разгадать причины такого поведения — даже поворочалась без сна немного, вместо того, чтобы привычно быстро заснуть.
Разгадка неожиданно пришла на ум с утра: я ведь сама рассказывала ему, зачем церемониймейстер заглядывает за гардины. И, видимо, не смогла сдержать в голосе немного разочарованной зависти по отношению к тем парочкам, которые там прячутся.
Право, нужно быть очень внимательным человеком, чтобы расслышать такие тонкие нюансы!
Я была потрясена крайне глубоко.
Он не просто разгадал мою тайную мечту — о которой я и сама себе-то не дозволяла думать, куда там, рассказывать кому! — он нашёл способ её исполнить. Ну, не совсем: до поцелуев у нас всё же не дошло, но, очевидно, не дошло именно потому, что он заметил моё волнение и прочитал за ним неготовность к такого рода близости.
Он точно из Анджелии, а не с Понта? В пору заподозрить его в магической способности читать мысли!
Как он настолько легко считывает мои желания и настроения? Я ведь не из тех людей, у которых они написаны на лице! Я вполне владею собой, уверена в этом. И всё же — ему удаётся раз за разом прочитать то, что скрывается за моей привычной маской, и делает он это явно без каких-то проблем.
Одно слово, разведчик. Видимо, это профессиональная особенность.
На другой день эта особенность оказалась для меня особенно неприятна. В совете зашёл спор, где поселить господина Канлара после свадьбы, и я не видела иного варианта, кроме как потесниться в своих покоя — занимать комнаты отца мне категорически не хотелось.
Всё получилось дурно донельзя. Сперва я не сумела скрыть своё недовольство от того, что придётся делить с ним комнаты — а ведь он имел ровно такое же право быть недовольным, что за него принимают решения, где ему жить, и ведь для него жить со мной было не менее стеснительно, чем для меня — жить с ним. В королевских покоях нам было бы более вольготно и свободно, и моё нежелание селиться там должно казаться ему пустой прихотью, однако он и слова не сказал, чтобы переубедить меня. Я же, вместо того, чтобы в ответ быть любезной, так заметно раздражалась, что он угадал причину моего раздражения и стал придумывать варианты, которые могли бы меня удовлетворить.
Дальше — хуже. Будто мало было допущенной мною грубости, я ко всему ещё и позволила ему заметить, что мысль о супружеской близости с ним меня пугает — худшую бестактность себе и представить невозможно! Это не он навязывался мне в мужья, и это его лишили возможности выбрать супругу, любезную сердцу, а я ещё и позволяю себе подобные фокусы!
Известно же, для мужского самолюбия хуже нет, чтобы вызвать хоть малейшие сомнения в их желанности как партнёра.
На этом месте я осознала, что мои надежды построить с супругом хорошие отношения потерпели крах. Потому что он никогда мне не простит этого страха — мужчины такого не прощают. Никакими последующими поступками я не сумею загладить этих сомнений в его мужской привлекательности.
...но господин Канлар снова меня удивил. И не подумав оскорбляться, он, напротив, деликатно высказал предложение не спешить с близостью такого рода.
Это был так...
Так...
Я расплакалась.
Кажется, изрядно его тем встревожив — судя по всему, он предполагал, что плакать я не умею вообще.
Ну да, королевам не положено, да и принцессам тоже, честно говоря.
Пожалуй, этот случай выдался даже удачно: возможно, он поможет ему понять, что ничто человеческое мне не чуждо...
Ах, нет, повод всё-таки кошмарно неудачен. Теперь он чего доброго, решит, что я в глубокой отчаянии от необходимости делить с ним ложе. Хуже не придумаешь!
Мне срочно нужно было найти объяснение моей чувствительности; такое, какое не ставило бы под сомнение его привлекательность. Я высказала первое, что пришло мне на ум:
- Эти комнаты были единственным местом, где я была свободна, и время, которое я проводила в них – единственным временем, когда я могла побыть собой. Теперь у меня отнимают и это.
В конце концов, это было правдой.
Кажется, он принял это объяснение.
Когда он ушёл, я без сил опустилась в кресло.
Фантастически дурной день. Надо же было так проколоться! Ведь сколько саму себя убеждала, сколько сама с собой думала, сколько сама себя приучала к мыслям о том, что в супружеской близости нет ничего страшного или сложного... Есть вещи и пострашнее и посложнее. Тем паче, ну правда, господин Канлар видится человеком, с которым можно... ну, договориться и научиться делать это если не со страстью, то, во всяком случае, достаточно приятственно. Ну, в том смысле, что, кажется, с ним действительно можно обсудить вещи такого рода прямо...
...как оказалось чуть позже, я поспешила радоваться, считая, будто сгладила ситуацию, и жених поверил моим неумелым попыткам перевести тему.
В самом деле, чего это я.
Это же господин Канлар.
Который, если и не читает мои мысли, то, во всяком случае, весьма близок к этому.
Конечно, он всё понял; и, разумеется, взял паузу только для того, чтобы придумать, как решить эту проблему дипломатично.
Ну что ж, придётся идти и объясняться. И теперь уж точно нужно взять себя в руки и сделать всё, чтобы загладить допущенный промах.
Я постаралась твёрдо настроиться на спокойный и холодный лад. Мне казалось, что это оптимальное решение: показать, что я имею к проблеме чисто деловой подход.
Стоит ли говорить, что провести его мне не удалось? Как я поняла почти сразу, как раз чрезмерная холодность и разоблачила меня с головой.
Прежде, чем я успела погрузиться в пучины самобичеваний на предмет проваленной дипломатической миссии, он вдруг огорошил меня предложением:
- У меня есть идея одного плана, — заявил он. – Ничто не мешает нам оставить наш брак фиктивным, с тем, чтобы, когда вы испытаете сердечное желание связать с кем-то свою жизнь, мы могли беспрепятственно развестись по факту отсутствия консуммации.
Что?
Что-что он мне сейчас предложил?
- Что? — невольно вырвалось у меня. — Какое ещё сердечное желание? — попыталась я вникнуть в суть его интриги. Он подозревает у меня наличие тайного возлюбленного, что ли? Нуу, даже Кай не дотягивает до столь гордого звания!
Я сделала несколько возражений его проекту; он прибавил пару аргументов сверх.
Я призадумалась.
Такой выход, действительно, не приходил мне в голову. А ведь идея лежала на поверхности! Фиктивный брак, в самом деле, роскошный способ потянуть время, решив вопрос с Райеном и оставив возможность...
Для чего?
Для того, чтобы полюбить? В самом деле, не смешно. Как ни заманчиво звучит, я не могу опираться на столь сомнительные факторы.
И потом, в самом деле, я уже как-то настроилась на господина Канлара. Уже придумала, как его пристроить к делу. Уже даже... немного привыкла к этой его манере считывать мои настроения. В самом деле, за кого ещё, как не за него?
По мне, так уже само то, что он предлагает такой выход из положения, — уже это показывает, что выбора лучше мне не сделать.
Я искренне поблагодарила его за предоставленную им возможность использовать его как временного супруга — право, это был весьма рыцарственный жест с его стороны, — и объяснила, что всё же предпочитаю брак по расчёту.
- Порой и в политических браках зарождается сердечная склонность, — заметил он невозмутимо.
Но я уже тоже научилась отчасти улавливать то, о чём он молчит, и поэтому догадалась, что он пытается выяснить, нахожу ли я возможным, чтобы в нашем браке зародились чувства.
Мне было грустно это отмечать, но в вопросах такого рода лгать было бы опрометчиво и дурно, поэтому я сказала как есть:
- Простите за откровенность, дорогой жених, но я выбрала вас не оттого, вы не внушаете мне романтических чувств.
И вот тут он шокировал меня всерьёз. С задорной и лукавой, совсем не свойственной ему улыбкой, он вдруг заявил:
- А вот я, узнав вас ближе, кажется, увлёкся.
Что?
Что-что?
Он сегодня поставил себе целью вводить меня в ступор?
- Как, в самом деле? — выразила своё недоумение я, ловя себя на внутреннем желании услышать подтверждение только что высказанной мысли.
Я понимала, конечно, что это не может быть правдой; очевидно, он просто хочет подбодрить меня, и это, право, очень мило с его стороны. Он сегодня на высоте, в отличии от меня.
К моей глубокой, полной неожиданности, он вдруг снял с моей руки перчатку и поцеловал мою кожу — долго и нежно.
Глубочайшее смятение захватило всё моё существо; я никак не ожидала ничего подобного, совершенно не знала, как себя вести, не понимала, зачем ему это сдалось, не могла не признать, что это, в самом деле, весьма волнующе, и...
И тут до меня дошло, что он нарочно так нежно и аккуратно касается своими губами моей кожи, чтобы я на практике убедилась, что близость с ним — это совсем даже не страшно.
Горло перехватило от его деликатной заботы обо мне.
Никто и никогда так не заботился о моих чувствах, и это было... странно, приятно и как-то... уязвимо.
- Полно вам, — я слегка сжала его пальцы в знак благодарности и понимания, — вы меня смущаете.
Он выпрямился и тут же пошутил, вынуждая меня рассмеяться; это уже было настолько привычной тактикой, что где-то внутри меня сделалось тепло и светло — от чувства привычности подобных удивительных сцен, которых никогда раньше в моей жизни не было.
Я была крайне благодарна ему за то, что он отнёсся к нашему браку не к как политической формальности, а изъявил готовность попробовать выстроить между нами более близкие и тёплые отношения. Мне подумалось, что это хорошее время для того, чтобы сделать ещё шаг к нему: и я поделилась с ним некоторыми страхами, кои питала в отношении нашего союза. Он воспринял мои слова очень серьёзно, и незамедлительно ответил мне таким же доверием, раскрыв и некоторые свои страхи.
От такого успеха на поприще установления личных отношений я почувствовала воодушевление и прилив энергии. К себе я уходила в куда как более радостном расположении духа, чем было днём. Кажется, у нас всё идёт весьма неплохо!
Позитивная энергия требовала выхода, и я устроилась за мольбертом: самое время порисовать и хорошенько обдумать сложившиеся обстоятельства.
С политики мои мысли неожиданно и резко перешли на жениха, и уже не хотели его покидать.
«Увлёкся он!» — мелькнула у меня в голове мысль, и тут же перед внутренним взором встало его выражение лица в тот момент, когда он это говорил: деланно беззаботное, но отчасти напряжённое, что выдавало внутреннюю серьёзность.
Да что же это такое!
Я с некоторой досадой посмотрела на собственную руку, вспоминая его продолжительный поцелуй.
И ведь не был же никогда обольстителем! Или я чего-то о нём не знаю? Разведку, что ли, потрясти? Или, нет, тут стоит фрейлин разговорить... кто как не они в курсе сплетен подобного рода.
Я старательно попыталась вытрясти все эти романтические бренди из своей головы. Ну в самом деле, Кая. Куда тебя несёт? Как бы любезен ни был господин Канлар, это всё ещё брак по расчёту. Не надо ожидать от него много.
Лучше подумать, что делать с нашей проблемой.
Итак. Я боюсь необходимости соображать свою волю с чужой, а он боится подавления его воли. Это наверняка можно решить.
Но как?
Наши воли никогда не выступали в противовесе. Господин Канлар был всегда хорош на том месте, которое занимал, и я не имела претензий к работе его ведомства. Отец с детства учил меня, что хороший монарх не должен лезть в те дела своих подчинённых, в которых они являются профессионалами. Не моё дело указывать господину Канлару, как вести дела разведки и дипломатии; моё дело — ставить ему правильные задачи. И уж, Боже упаси, не его дело — против этих задач бунтовать.
Я, как ни старалась, ни могла вспомнить ни одного серьёзного столкновения с ним. Нам случалось дискутировать по тем или иным спорным вопросам, не более того. Я не лезла в то, как он управляет своим министерством, он не обсуждал мои приказы, вот и всё.
У меня не было ни одного примера для того, чтобы подвергнуть его аналитике; но спустя несколько дней мне пришла в голову счастливая мысль. Раз таких примеров нет — нужно их создать искусственно! Нам нужно специально столкнуть наши воли и посмотреть, как вообще это происходит, и тогда мы сможем сделать выводы и наметить план работ!
Найдя столь простой и очевидный способ сдвинуть решение проблемы с мёртвой точки, я поспешила ознакомить жениха со своим планом — прямо на балу, не теряя времени. Кажется, моя затея не вызывала в нём большого энтузиазма, но он согласился попробовать.
Осталось решить, по какому поводу столкнуть наши воли: право, мне ничего не шло на ум. Не могу представить, в каком вопросе подобное могло бы меж нами случиться.
Подумав, он выдвинул предложение:
- Я могу попробовать навязать вам разговор на какую-нибудь тему, которую вам не хотелось бы обсуждать.
Я нахмурилась; идея мне совсем не понравилась, но ничего лучшего я предложить не могла, поэтому предпочла согласиться.
Знала бы, я на что подписываюсь!
Из всех возможных нежелательных для меня тем этот рогров разведчик, конечно, безошибочно выбрал ту, про которую я больше всего не хотела говорить — о моих отношениях с Каем!
