«Ты думай тыквой, кого и с кем сравниваешь! – зло огрызнулся он. – Поживешь в мире, где ни хрена нет, а последние атомы распались хералион лет назад, посмотрим, какой ты тогда станешь!»
Мне тотчас стало перед ним стыдно, до ужаса.
Уловив моё искреннее раскаяние, доппельгангер бросил примирительно, но в своей манере: «Смотри вон концерт давай, балда ты дурацкая: ради тебя изгаляются же ж!»
После того, как смешные магические пассы ручного недомага действия не возымели, камни и свечки не помогли, вода, вылитая мне под ноги, не зашипела и не задымилась, Алексей Константинович в силе ворожбы разочаровался. И решил испробовать проверенный метод. Достав собственный пистолет и демонстративно приставив к моему подбородку, он потребовал от меня имя. Ну и что я за тварь заодно рассказать. А после драматической паузы добавил, что если я не отвечу, то начнёт простреливать мне конечности по одной, пока я не истеку кровью. Да, на вопросы надо бы отвечать, – с запозданьем припомнил я некогда любезно преподнесённый мне урок. Потому, глядя на мужчину сверху вниз, я отрешённо произнёс, даже не двинув при этом губами. Только голос был чужой. И сказал я совсем не то, что хотел.
«Я – непостижимая Истина. Я – Несказуемость. Я есть Великое Ни-что».
Глас этот прозвучал отовсюду и будто бы ниоткуда, взбудоражив и перепугав не на шутку меня самого, а уж остальных... Да, он и действительно был страшен. А что хуже всего, я не знал, и не смог ответить даже себе самому, кто говорит им из недр моего естества. Даже двойник, мнилось, забился куда-то в угол. Он боялся не меньше моего, пускай ни за что не признался бы.
Присутствующие, все, кроме отца Михаила, попадали на колени и закрыли головы руками. А чуть погодя, опомнившись после такого-то потрясения, стали судорожно переглядываться, твердя что-то на подобие «что за чертовщина?!» и «какого чёрта?!» Я однако никак не мог понять этого маниакального пристрастия к чертям. Мне думалось, такой пронизывающий тембр под стать токмо Архангелу, никак не меньше, впрочем, была-таки в этом голосе и какая-то дьявольская вкрадчивость. Отец моего ученика тоже вздрогнул, но, к его чести скажу, дуло от моего неподвижного лица не убрал. И выдавил сквозь зубы: «Меня ты не испугаешь, это я заставлю тебя бояться, мразь».
А после, стиснув челюсти и отступив на шаг, мужчина левой рукой достал из кармана своего плаща небольшую фляжку, и, угловато отщёлкнув фиксатор на крышке, плеснул содержимым мне в лицо. Я даже не зажмурился, безмолвно глядя на него своими чёрными, как уголь, глазами. Вода с запахом серебра. И немного ладана. Привезённая издалека. Намоленная. И всё в пустую! Жалко даже.
«Надо, надо умываться по утрам и вечерам! А немытым трубочистам стыд и срам!» – продекламировал доппельгангер, правда вышло у него на сей раз немного натянуто. Вздохнув, когда последняя капля сползла с моего подбородка, я предосудительно покачал головой.
Видя, что действие должного эффекта не возымело, Алексей Константинович ненадолго задумался. И после подозвал одного из своих громил. Те уже поднялись на ноги, но коленки-то предательски дрожали.
«Хоть не обоссались», – вернув тону прежнюю невозмутимость, подытожил двойник.
Отец Михаила же произвёл какое-то неопределённое движенье рукой, и ему на ладонь тотчас же опустился нож-бабочка. Весь расписной, тонкая работа. И сталь качественная. Дорогая вещица, редкая. В следующий миг я призадумался: отчего просто не пристрелить-то? Проверить захотел, кровь ли течёт во моих жилах, что ли?
В тишине раздался почти неслышный, слегка зловещий скрежет пружины механизма. Я стоял, не шелохнувшись, и наблюдал за происходящим. Сквозь прорехи в крыше виднелось уже не лазорево-ясное, а сплошь дымчатое далёкое небо и тучи, скомканные, точно старые газеты. С ржавых балок сорвалась парочка птах. Я слышал едва уловимое трепетание их оперенья на ветру, отчего-то завидуя пернатым. Нелогичная, смутная зависть к столь крохотным малоосознающим существам, но тем не менее сотворённым к полёту.
«Что, допрыгался?» – мрачно спросил Алексей Константинович, проверяя остроту лезвия пальцем. Я же почти не обратил внимания на холод стали у моего горла, страстно вперившись в пустынные небеса, которые отчего-то на секундочку тоже показались мне заброшенным, недостроенным домом. А потом вдруг мне вспомнилось странное видение, где я проткнул себе руку, и на когтях пугающими крупицами киновари и впрямь застыла самая настоящая кровь. Кроме прочего, вспомнил я и другой эпизод: смерть моего ученика, в том мире, мире Свойства. Мигелю вот так же точно перерезали горло, только не лезвием – когтями. А Они наблюдали, словно я должен был что-то прочесть в его пролитой крови, разгадать ребус. Но я не справился. Сейчас я полностью растворился в этих воспоминаниях из неясных мглистых миров. Какая причудливая вязь миражей. Наверное, должен же быть во всём в этом какой-то смысл? – отвлечённо рассудил я.
Да, круговые витки паутины. Кольцо за кольцом.
Встав чуть сбоку и плотно прижав лезвие к коже под моим заострённым подбородком, отец Михаила не переставал всматриваться в моё равнодушное лицо, всё больше хмурясь. А после паузы, внезапно спросил: «Что, ублюдок, смерти не боишься?»
«Смерть – это путь. Она дарует Вечность легко и непринуждённо любому взыскующему. Искрящаяся тропа её стелется шёлком. Хочешь уловить отблеск славы Божьей хоть на миг – умри во имя её».
Алексею Константиновичу явно сделалось не по себе от таких-то рассуждений. Я же мечтательно прикрыл глаза, слушая отдалённые вздохи северного моря, ритмичные плески солоноватой на вкус воды. Отточенная сталь послушно заскользила по моей гладкой коже. Мужчина давил на рукоятку с такой силой, будто хотел отрезать мне голову целиком, а не просто вскрыть какую-то там артерию. Я же невольно представил, что в моих жилах действительно течёт живая горячая кровь, и как она выплёскивается наружу алым, а вместе с ней осквернённый храм покидает и моя заблудшая душа, что освободившись, обращается в птицу и парит над тёмною пучиной, вдыхая щекочуще-горький запах морской воды. Свободная. Лёгкая. Вечная.
Глава 96. Чужие крылья
..Однако...
Ничего подобного я, к горчайшему сожаленью, не ощутил. Лезвие, так и не коснувшись моей кожи, затупилось, незаметно для глаза изогнув режущую кромку будто под действием сильнейшего магнитного поля. Не видя этого, зато сполна осознав тщетность своей добросовестной попытки меня прирезать, незадачливый убийца отшатнулся прочь и принялся ощупывать коварно предавший его клинок. Острие тупое, а только что могло запросто на лету располовинить птичье перо! И на мне притом ни пореза, ни царапинки!
Мужчина зло отшвырнул свой дорогущий ножик. Да непростой – заговорённый. Чтобы с такой вот строптивой нечистью язык найти наверняка. Пожалуй, были у Алексея Константиновича на меня вполне себе прагматичные планы: ручной демон – это ведь удобно, в хозяйстве подспорье, – вдруг сообразил я. Вон его недомаг как расстарался: защитных амулетов налепил для каждого участника сего действа, рун и печатей поначертил бестолковых. А если не выгорит взять меня в оборот – тогда извести и дело с концом. Чтобы зазря не стращал больше.
«Ах ты тварь…» – пробормотал несостоявшийся укротитель демонов, отходя назад. Сдаваться Алексей Константинович, однако, не собирался. Каков упрямец! А миг спустя, вскинув пистолет, он несколько раз пальнул.
«Окстись! В ангела шмалять-то! Даром, что серебром!» – расхохотался доппельгангер. Пуля отрикошетила от железной балки за моей спиной прямиком в плечо одному из громил. Гулкую тишину недостроя прорезал крик. Да, защитный амулет от пули не помог, увы: дура она.
«Почти! Ну! – не прекращая смеяться, подначивал невезучего стрелка двойник. – В башку давай! Резче!»
Хотя стрелял мужчина с близкого расстояния, в меня он не попал. А вот все его сопровождающие в испуге снова повалились на пол, прикрыв головы руками. Я вздохнул. Наручники, сковывающие мои запястья, с гулким лязгом упали на бетон. Браслеты на них так и остались застёгнутыми. А ведь тоже серебро. Не поскупились. Подготовились. Алексей Константинович обречённо выронил пистолет. Могу поклясться, он думал, что сейчас я его убью, не иначе. Но я вовсе не собирался.
Вместо того, сделав шаг навстречу, я проговорил: «Надеюсь, этим дело и ограничится?»
Мужчина непроизвольно дёрнул плечами, напряжённо глядя на меня. И внезапно набравшись храбрости бросил: «Как бы там ни было, а он мой сын! Найду на него управу – значит, и на тебя найду!»
Я посмотрел наверх, на это запылённое усталое небо и проронил будто бы невзначай: «Едва ли: на первый раз нога за откуп, на второй – голова. Рынок не стоит на месте, цены растут».
Алексей Константинович внезапно сник, словно ему отвесили пощёчину.
Я же досказал спокойно: «Ну, раз мы всё решили, я, пожалуй, пойду». И, развернувшись, зашагал к выходу. Грянул выстрел. Видно, что-то ещё осталось в обойме. Потом ещё один. Затем раздался вопль гнева и обречённости. Алексей Константинович целился мне в спину, нажимая на бесполезный курок снова и снова до тех пор, пока вместо грохота не зазвучали сухие щелчки.
На выходе, когда свет озарял мой силуэт снаружи, делая его чёрным, вырезанным из эбонита изваянием, я оглянулся, желая напоследок запечатлеть картину целиком и глядя на всё со стороны. Алексей Константинович смотрел на меня широко открытыми глазами, полными ужаса и.. чего-то ещё. Его рука, снова выронив поднятый было пистолет, непроизвольно двинулась, изображая ломаное крёстное знаменье. А потом, схватившись за голову, он плюхнулся на колени. Я же зацепил глазом свою тень. Что это?.. Крылья?.. Или паучьи лапы?.. Я вздрогнул и моргнул. Нет, показалось.
…
Я неторопливо шёл по сводчатому проходу, одной стороной опирающемуся на колонны, а другой примыкающего к зданию. Приблудный сквозняк пел и шептал на разные голоса. О чём и для кого? Кто ж его спросит? Я бесцельно разглядывал строительные блоки. Опорные балки покрывала застарелая пыль, налёт от дождей и частички оседающего смога. Некоторые столбы были вдоль и поперёк исчерчены надписями. Равнодушно скользя по ним взглядом, среди всего этого непомерного нагромождения символов и грязи я вдруг разглядел кое-что и исступлённо замер. Простенький невзрачный рисунок. Неровно выведенное красным сердце. Я, не мигая, несколько секунд всматривался в изображенье, а затем протянул к нему свои тонкие длинные пальцы, коснувшись немого камня рукой. На какую-то долю мига мне вдруг почудилось, что я ощущаю слабые толчки и сокращения. Едва уловимый нитевидный пульс. Я быстро отдёрнул ладонь. Но глаз не отвёл. До чего я желал бы в ту секунду взять это сердце себе! Как железный дровосек из детской сказки. И заполнить тёплым биением таящуюся внутри ледяную пустоту, опрометчиво разменяв крылья на твердь под ногами.
Минуту я сохранял молчание, а после вздохнул и пошёл дальше. На одной из стен по левую руку мой рассеянный взор, как бы, между прочим, выхватил ещё одну неуместную здесь надпись: «Cuique suum» (лат. Каждому своё). Я хорошо запомнил её, она ведь была среди всей этой прозы жизни так не кстати. Как и я сам.
Глава 97. Самый совершенный из миров
Итак, я вернулся домой, к моим подопечным. В их уютную старенькую квартирку на последнем этаже, выходящую окнами на заросший деревьями двор. Именно вернулся. Не явился и не возник. Я пришёл пешком. Хотя путь и отнял у меня несколько часов, да притом по беснующейся непогоде. Кроме того, я решил сызнова войти через дверь, а не как привык – воплощаясь ниоткуда. С упоением перебирая когтями по задрапированному металлу и прислушиваясь, я стал ждать. Много времени приятное ожидание, однако, не заняло. Дверь отворилась. На пороге стояла Хлоя, а чуть поодаль за её спиной Мигель, уже возвратившийся к этому часу домой.
«Ну наконец-то! Я-то уж думала, эти бандюганы тебя пришили!» – облегчённо выдохнула «русалка», немного нервно схватив меня за запястья и потянув за собой в квартиру. «Или ты их?» – после небольшой заминки, с напряжённостью в голосе спросила она.
Я отрицательно покачал головой.
«А жаль», – искренне вздохнул двойник.
Михаил тоже меня поприветствовал, а вслед за тем будто невзначай шепнул, что нужно поговорить. Наедине. Я кивнул. Думаю, он уже всё знал и так. Да и Хлоя наверняка пересказала ему случившееся во всех подробностях, для большей выразительности ввернув пару крепких словечек и за одним немножечко приукрасив: о, длинный и острый язычок это умел.
«Скажите, это ведь…» – как всегда вкрадчиво начал Мигель, когда мы вошли в кухню.
«Да, твой отец», – кивнул я, предвосхищая вопрос.
Молодой маг раздосадовано выдохнул, посмотрев куда-то в сторону. «И что ему от вас было нужно?» – поинтересовался он так, будто несёт личную ответственность за случившееся.
«Да ничего особенного, – пожал плечами я. – Просто.. понять, что я за птица и могу ли пригодиться».
Михаил устало опустился на стул, потерев лоб: «А вы?»
«Ну.. я его не тронул, если ты об этом. И никого. Вообще. Не думаю, однако, что они теперь сюда сунутся».
Мой собеседник тяжко вздохнул и слабо улыбнулся: «Полагаю, да. Правда, такого больше не случится. Это я недоглядел».
«Ну, не перегибай, – улыбнулся я в ответ. – Нельзя же отвечать за других». И чуть подумав, вдруг высказал: «К тому же, знаешь, а вы вообще с ним непохожи».
Михаил поднял глаза и пытливо посмотрел на меня. Я что-то не то сболтнул? – заподозрил я ненароком, чувствуя какую-то ужасающую неловкость. Нет, биологическое родство, конечно, никто не отменял. Вот оно, как на ладони. Но.. только ли оно тут всё решает?
«Долго вы там будете шушукаться?» Из-за притворённой кухонной двери показалась Хлоя.
«Идёмте». Михаил махнул рукой в направленье коридора. Всё, что хотел, он выяснил.
Мы вернулись в комнату.
«Ну давай, жги!» – поудобнее устроившись на диване и по-турецки скрестив ноги, объявила Хлоя. Лёлик согласно мявкнул, запрыгнув на сиденье рядышком, и девушка машинально потрепала его за ушком. Михаил, глядя на собравшихся слушателей и на немного растерянного меня, только вздохнул, взял из шкафа одну из свои книг, ручку и тетрадь, и удалился в кухню.
Я, не зная, что и сказать, неуверенно вымолвил: «Ну.. всё хорошо».
«Э, ну кто так рассказывает-то», – Хлоя недовольно насупилась. Чертёнок возмущённо завилял хвостом. «Не прикидывайся косноязычным-то, ну, Арим, я же знаю, ты поболтать всегда за!»
Как.. непривычно она сократила моё имя, – изумился я. Хлоя ведь вообще не часто ко мне обращалась вот так.. по имени, а чтобы ещё и...
«Вот ты сейчас так смотришь, как будто это я тебе должна про тех утырков рассказать, а не ты мне!» – недовольно заметила «русалка».
Я улыбнулся. И сел напротив на пол.
«Ну.. – смущённо начал я. – Меня посадили в машину и увезли…»
«Во-от, – девушка одобрительно кивнула. – Давай дальше».
И я вкратце пересказал случившееся, возможно, не так красочно, как хотелось бы моим слушателям, но довольно близко к действительности. Правда, про то, что говорил чужим голос, я умолчал: мне и самому делалось не по себе от этого до сих пор. Ладно, двойник: с ним я уже свыкся. Тут что-то другое. И пострашнее.
