«Ну, его же предупреждали, и не раз: ты сам посуди, – размеренно заговорил двойник. – А он всё мимо ушей. Такой же, знать, как ты, неугомонный придурок. Ну и вот: как бы ни был ты хорош, пропадёшь ты ни за грош». Эта нелепая рифмовка меня отчего-то разозлила.
Случайный встречный, один из завсегдатаев таких вот злачных подворотен – разглядывал Михаила, замершего от него всего в нескольких шагах: такой едва ли даст сдачи. Да и один он здесь. Удобно. Всё это как крупный шрифт рекламной афиши я без труда читал на резком скуластом лице человека, задумавшего немного поживиться. Сколько уж таких крутилось вокруг да около. Закладок, украденных мобильных, разбитых носов, ругани и рукоприкладства тут доставало на каждом шагу. Но никого из нас прежде это всё не затрагивало. Почти. У меня, конечно, приключилась парочка неприятных встреч: но в первый раз тому пособили черти, чтоб их, во второй раз я сам слонялся по темноте и буквально напрашивался.
Молодой маг молча смерил взглядом неказистую фигуру, нависшую над ним. Вероятно, он и сам не ожидал, что всё произойдёт так прозаически, так внезапно и так глупо. Смерть.. это ведь единожды в жизни бывает! А тут… да, видно, красивого ухода на Тот Берег он нынче не заслужил. Эдакая оплеуха от высших сил, мол, спустись с небес на землю.
«Да, подохнет как собака подзаборная», – заключил доппельгангер. И уже второй раз к ряду вывел меня из себя. Вот зачем он вообще явился?!
Мужчина тем временем развязно потребовал отдать ему портфель, и Михаил, сняв лямку с плеча, небрежно бросил его на снег, ни слова не говоря. Его равнодушие пугало не меньше грядущей трагедии. Он достаточно перечил Тёмной Богине. Но сейчас похоже смирился с её волей. Какой бы эта самая воля ни была насмешливой и жестокой.
Такой его жест, его молчание, мужчину буквально взбесили. И он одной рукой зло схватил моего ученика за плечо, а другой вцепился в его волосы на затылке, грубо запрокинув молодому человеку голову, словно собирается перерезать ему горло. Ассоциация неприятно меня взбодрила, как ледяная водица за шиворот. Мигель был ниже ростом, нежели злоумышленник, и телосложеньем явно уступал, однако.. эти глаза.. смотрели холодно и бесстрашно. Будто он на своём веку довольно повидал таких вот недовылепленных големов Вседержителя, и всех их до единого скатала обратно в бесформенный ком суровая рука Творца. А он, Михаил, всё ещё здесь. И был задолго до. И будет. Точно таким же, как и сейчас. Меняться мог только покрывающий безупречную глиняную фигурку слой краски.
Встряхнув моего ученика как щенка, разъярённый его спокойствием, грабитель оттолкнул его прочь, а затем с замахом ударил по лицу. Михаил упал. Кровь алой россыпью брызнула на снег. Всё внутри меня содрогнулось.
Молодой маг тем временем приподнялся на локте и невозмутимо поглядел на нападавшего. Его губа была разбита, из нос тоже. Удар был сильным, но он будто вовсе не чувствовал боли. Я выдохнул и застыл. Мигель.. Михаил… Не позволяй им забрать тебя.. вот так!
«Не смей в это лезть!» – уловив моё намеренье, взбеленился двойник и с силой вцепился в моё сознанье, буквально парализовав, так что я не мог и двинуться.
Грабитель, в свою очередь, принялся избивать свою жертву ногами. Умеет Богиня без лица проучить тех, кого сама щедро одаривает… Силой моей владеешь? Так умри же в пыли, преступив моё слово. Как ничтожнейший из ничтожных.
Михаил лежал на искрящемся в растушёванном лунном свете снегу, согнувшись, инстинктивно прикрывая голову руками. Мне же казалось, мне снится кошмар.
Внезапно доппельгангер, хохотнув, проговорил вдруг: «Спасти его хочешь? А знаешь что? Давай!» И до того резко отпустил вожжи, что меня аж тряхнуло и отшвырнуло. Не могу сказать точно, что именно произошло: я, как и тогда, сделался кем-то другим и потерялся в этом ком-то. Вовремя он выбрал момент, с ребяческой непосредственностью полагая, что, как и сам Господь, имеет полное право судить других.
..Не мешкая дольше, я возник буквально из ниоткуда, материализовавшись из морозных сумерек бледным призраком за спиной разошедшегося грабителя, и мгновенно выкрутил ему руки, да так, что хрустнули локтевой и запястно-пястный суставы. Я намеренно надавил ещё, вывернув локти. Человеческие кости непозволительно тонки. Их так легко и приятно ломать. Крик.. кричи громче! Давай, дери глотку, сорви голос, ублюдок! Как я скучал по этим воплям! По этим судорогам! По гипнотическим алым макам! Все они мои! Все до последнего!
Какая хрупкая костно-мышечная система, нежные связки, уязвимые суставы – непрочные, шаткие механизмы. Смертные.. и впрямь, всё в них создано одной только смерти ради, на потеху ненасытному распаду. Так приведём приговор в исполнение! Даром что подменили одного другим: а то негоже вон без работы Жнеца оставлять, раз уж он сюда притащился со всем своим скарбом. Сейчас мы его трудоустроим.
Я пригладил белоснежные волосы, заскользившие по плечам. То ли дело! Красота! И фривольно отсалютовал тёмной тени, замершей на крыльце.
Я стоял за спиной своей беспомощной добычи, мёртвой хваткой сжимая раздробленные запястья и чувствуя выступающие из-под кожи острые осколки костей. А если мы вот так надавим, а если пнём под колено? Давай, рви связки. Весело-то как! Ну-ну, не отрубайся, мы только начали!
Вот бы остаться тут насовсем, а. Влезть в эту ангельскую шкуру: она как раз по мне – любимый цвет и любимый размер, э-эх! Я б здесь не скучал: паршивая клоака, но развернуться по первости есть где.
Мальчишка, придя в себя, тем временем поднялся на ноги. Пошатываясь и держась за живот, окровавленными губами он прошептал: «Не нужно.. прошу…»
Признаться, даже я слегка изумился таким его словам: он ещё просит не истязать эту гадину? Кому на хрен сдалось его дурацкое милосердие?!
Нет уж.. мы.. стой!.. Да чёрт тебя дери! Я только вошёл во вкус!..
Я тряхнул головой, приходя в себя. Каков подлец… А каков хитрец!
Я выпустил искалеченного мужчину, и он кулем рухнул в сугроб, невнятно подвывая.
Мигель.. кажется, он.. ранен. Боже… Я буквально видел, как утекает жизнь из искалеченного тела. Михаил, невесть как преодолевая такую-то боль от сломанных ребер, вспоровших внутренности, решительно покачал головой. И рухнул без чувств. Я подхватил его на руки. Что с нами будет теперь?..
«Не вздумай! – взвился двойник. – Растратить всё нажитое непосильным трудом на этого пацана, сволочь?!»
Ещё б я его слушал, после такого-то.
Окружающий мир таял, точно согретая в тёплой ладони ледышка. Тихо, словно лунный свет, сквозь мои оцепеневшие мысли струилось хрустальное эхо. Мелодичный перезвон. Будто тысячи херувимов и серафимов, внезапно встрепенувшись, запели в унисон, рыдая и радуясь.
Глава 104. Серебро
И я уснул. Да, именно так. Не умер. Не узрел очередное видение. И, как ни странно, не исчез. Я видел сны!.. Как мне тогда казалось, самые настоящие. Ведь что такое сон: пёстрая мозаика из фрагментов реальностей, смесь прошлого и настоящего, а ещё.. это мечты и грёзы.. надежды.. призрачное ожидание невозможного.
В змеящихся аллеях Морфеевых садов, растерянно скитаясь под сенью невероятностей, я снова встретил Его. Кристальный как чистейший лёд взор ослепил меня своим великолепием и равнодушием. Светозарностью и безразличием. Я стоял, не смея пошевелиться. Я был нем. Но понимал, что сделаю всё, что бы Он не приказал. Я ощущал себя пылинкой, парящей в солнечном луче, не ведающей цели и смысла своего хаотичного полёта.
Однако Он первым обратился ко мне Своим шелестящим обволакивающим, как расплавленное серебро, голосом произнеся на латыни будто в насмешку: «Ecce spectaculum dignum, ad quod respiciat intentus operi suo Deus (лат. Вот зрелище, достойное того, чтобы на него оглянулся Бог, созерцая свое творение)».
О чём это Он? Но я не успел даже изумиться, как цветастый вихрь закружил моё сознание в бурном водовороте, вовлекая в бессмысленный карнавал красок и оттенков, текстуры и свойства, звуков, запахов, сюжетов.
Я медленно открыл глаза. Как это возможно? Во мне ведь ничего не осталось, и взять негде. А Мигель.. живой.. слава богу.. живой.
..Когда Творец признаёт своё произведенье достойным собственного взгляда, то непременно обращает его в камень, обжигая в жаркой печи завершённый шедевр. Что за ерунда опять лезет в голову…
Я снова безвольно сомкнул веки.
..Пусто. Какая безмятежность!..
В мыслях порхали легкокрылые мотыльки, и ничего кроме них не осталось. Всё прочее схлынуло и растворилось. Не лучше ли утонуть в этом прозрачном вакууме? Закутаться, точно в саван, в безразличную стылую негу. Там, где нет ни других, ни себя.. сказочно тихо. Тихо. Только безмолвный сад из окаменевших в своём непреложном совершенстве фигур – множества масок, удачно вышедших слепков Его лица.
Мои размышления медленно и неотвратимо обращались в легчайший дым, как истлевающий пергамент, и таяли. Казалось, ещё немного, и произойдёт то самое нечто… Но я, увы, уже не буду при этом присутствовать.
Из сладкого оцепенения меня вывел звук голоса, доносящийся откуда-то извне. Отдалённый, как эхо в скалистых ущельях. Кому же принадлежит этот голос из прекрасного далёка? Не помню. Да ведь я его знаю…
..Меня словно звали куда-то или откуда-то. По имени. Стоп. У меня нет, и никогда не было никакого имени. Ветки программного кода древа Великого Алгоритма все до одной безымянны. Тогда, что же это?.. – расслабленно раздумывал я над происходящим. Однако для пониманья пришлось приложить усилие, хотя я вовсе того не желал. И тут.. я всё вспомнил. Земля. Зима. Михаил.
Мои веки медленно поднялись, как тяжёлая портьера. И небо, такое же тёмно-синее, подёрнутое флёром дымчато-розовых облаков, беззастенчиво всей своей глубиной заглянуло в мои глаза. Я его помнил. Это небо. Я лежал на снегу, а с высоты всё сыпались и сыпались звёздами снежные искры. Покрывая моё лицо, не тая на мертвенно белой коже, будто на мраморном надгробие.
Надо мной склонился молодой маг. Бледный в отражённом от снега свете, он встревожено глядел в мои широко распахнутые глаза, ловящие в своём чёрном зеркале снежные хлопья белыми мотыльками.
Мигель легонько потормошил меня и в очередной раз тихо позвал по имени. Я шевельнулся, и чарующее блаженство пропало. Вот я опять на сей грешной Земле, усталый, бескрылый. Будто посверкивающий алмаз, водружённый в проржавевшую оправу. А, может, наоборот? Невзрачный булыжник, обрамлённый золотом высшей пробы. Нет, серебром.
…
Я обернулся, увидев склонившуюся над нами чёрную тень, и резко вскочил на ноги, едва удержав равновесие. Мигель от неожиданности отшатнулся прочь и, сидя на снегу, посмотрел на меня. Я же, не сводя глаз со жнеца, протянул молодому магу руку и помог ему встать. Он был в добром здравии, во истину чудо. Только запёкшаяся кровь напоминала о произошедшем.
Однако, не смотря на моё бессовестное вмешательство, приговор-то никто не отменял. Тускло поблёскивал клинок в костлявой руке тени в чёрной хламиде, точно лунный серп.
Из-за спины вдруг донеслись хриплые стоны, разрывая вязкое безмолвие ночи. На мольберте памяти резкими грубыми мазками сию же минуту проступили отвратительные подробности. События. Действия. Чувства. Полынный привкус отравы на губах.
«Ну, теперь-то ты видишь? – вновь вторгся в мой разум решительный шёпот двойника. –Другого выхода нет! С пустыми руками жнец восвояси не уберётся!»
Я моргнул. И пропал.
Развернувшись в сторону изувеченного грабителя, я злорадно усмехнулся, еле заметно облизав губы: он смотрел на меня свирепо, испуганно и обречённо, привстав на одном колене. Поймав этот взгляд, я, нарочито разнузданной походкой направился к своей искалеченной жертве. Пацан догадался, не будь дурак, что я собираюсь сделать и обеспокоенно окликнул меня: «Пожалуйся, вы же не станете…»
Ой, ну, конечно же, стану! – мысленно хмыкнул я. – Жуть, как хочется есть! А ещё пуще того – позабавиться.
Истрёпанный подонок, снизу вверх взирая на меня, сыпал проклятьями, я же издевательски ласково погладил его посверкивающими, будто стеклянными, когтями по голове. Сердечко-то сейчас выпрыгнет.
«Страшно?» – спросил я участливо. В ответ донеслась одна только заправская ругань. Я, прицокнув, покачал головой. «Ничего-ничего, сейчас мы порешаем вопросики…» Я искоса глянул на жнеца. «Всё утрясём».
Мне не хотелось спасать мальчишку мага. Более того, я б с радостью его сам прибил. Прямо здесь. Но этот.. устроит потом истерику, хлопот не оберешься. Ладно уж, пойду на поводу, пока тело не моё. Ну это только пока.
А что если вырвать человечишке сердце? Ариман ведь хотел себе такое, вот и сделаю ему приятный подарочек, ха-ха. Как самому близкому и дорогому существу. Кого ещё мне побаловать-то? Ах да, самое близкое и дорогое существо – это ж я сам! Тогда мы так спешить не будем. Растянем мальца удовольствие. Когда ещё доведётся?
..А сердечко вынем потом и изорвём в клочья, небрежно содрав слой сусального золота с надуманного образа. Люди вообще сердце-то видали? Чтоб так его превозносить? Просто кусок мяса. Неуклюжий насос.
Я мило улыбнулся во всю ширь стоящему на коленях утырку, обнажив свои змеиные зубы. Тот, в свою очередь, разглядев мою обворожительную ухмылку в тусклом ночном свете, в ужасе сжался, что-то нечленораздельно бормоча.
«Ну, поиграем? – Я разнузданно зачесал волосы назад. – Бежать-то ты можешь? Нет? А поорать?» – обратился я с неприкрытой издёвкой к своей глупой добыче. Грабитель в ответ принялся бессвязно бормотать невпопад разрозненные словечки какой-то молитвы. «Напрасный труд, – тут же осадил его я. – Звать Господа бесполезно – он и так уже здесь: всё видит, всё знает и всему попустительствует».
Тут на моё плечо опустилась замерзшая ладонь. Однако она показалась мне нестерпимо горячей. А, пацан.
«Остановись», – уверенно обратился он ко мне. На ты.
«Вот те здрасьте! – я обернулся, недовольно всплеснув руками. – Где уважение-то подрастерял, недоросль?»
«Я не знаю, кто ты, но…»
«Знаешь», – небрежно отмахнулся я и отвернулся. А потом быстро и будто невзначай саданул его в живот острым локтем. Он аж пополам согнулся. Моя дурацкая копия мне это ещё припомнит. Да чёрт с ним!
«Не надо лезть под руку: тебя хорошим манерам не учили что ли?» – назидательно заметил я, даже не поворачивая головы. И рывком поднял валяющуюся на снегу тушку на ноги, в аккурат за вывихнутую руку. А, нет, это я её вывихнул прямёхонько сейчас. Вот и славненько. Покричи ещё. Полоснём тебя коготками по роже-то: разик и вытек глазик. Вот так. А теперь по животу. Всё равно что свинью резать. Нет, свинку было б жалко – за что такую малосознательную тварь обижать-то? И выхлопа никакого. А вот человека – не жаль ничуточки. Можно выдрать шерсти клок даже и с самого негодного. Пускай и зубами.
Глава 105. Старик Сатурн
..Изрезанный изломанный паскудник басовито сопел и булькал: когда они в сознанье, куда интересней. Пожалуй, я б ещё долго расчленял свою жертву, да мальчишка всё под руку лез. И жнец. Стоят над душой всякие, житья от них нет!
Я недовольно вздохнул и обошёл мужика, встав позади, как палач с секирой, застывший в замахе над плахой: «Вот и сказочке конец», – нехотя подвёл я черту.
