Очень давно хочу попробовать написать про войну. Нет, не батальные сцены и фронтовые будни - такое и не буду пытаться,жизнь простого люда в оккупации.
По линии отца вся родня была под немцами -Орловская область,после войны ставшая Брянской.
После освобождения,в сорок третьем ушли сразу на фронт отец, дед и дядюшка -младший брат отца. Дед, в сорок первом не призванный по причине грыжи,стал ездовым, отец-артиллерист, дядюшка – пехотинец. Дедуля с отцом побывали–таки в Берлине.
А дядюшка-месяц и десять дней не дожив до восемнадцати,остался в Польше.
У каждой семьи есть свои деды, бабушки,отцы, дядюшки. Надеюсь, что таким образом я смогу выразить свое уважение всем и погибшим и живым, попавшим в те сороковые, роковые ...
Элементы фэнтези есть обязательно, по-другому не получится.
ГЛАВА 1.
Жизнь Березовки, мирной деревеньки, раскинувшейся привольно среди полей бескрайней Орловщины резко раскололась после двадцать второго июня.
Враз не стало вечерних гуляний молодежи, до первых петухов распевающей песни, гармонисты Яков и Василь в первые же дни ушли на фронт, резко поубавилось молодых мужиков в деревне.
В конце июля пришла в деревню первая скорбная весть -похоронка на Степана Абрамова.
Степана призвали в сороковом, сразу же после свадьбы со Стешкой Ефимовой, крупной, ядреной, отчаянной девкой, которая и за себя постоять могла и в зубы дать, если что.
Было дело-прилетело от неё липучему, хамоватому Стаське Шлепеню, прозванному ещё с малолетства Слепнем. Парнишка рос пакостным, уверенным в своей безнаказанности, мамашка его - ядовитая сплетница, цеплялась, как репей, к каждому, кто косо глянул хотя бы на её чадушко. Местные девчонки, зная гадостную натуру, обходили его стороной.
Подросший он мотался по соседним деревням и не одна девица потом рыдала в подушку.
Давненько, ещё в школе, положил он глаз на Глафиру Ежову -светловолосая, голубоглазая, с косой ниже пояса, она не обращала на него никакого внимания.
У неё с первого класса получилась дружба с Родионом Крутовым,с годами переросшая в любовь. Едва им исполнилось по восемнадцать они поженились,Слепню оставалось только облизываться на расцветшую после рождения Грини,Глафиру.
Попытался он говорить ей вслед грязные слова, за что нещадно был бит Родей, на которого злобу затаил лютую.
-Встретимся мы ещё с тобой на узенькой дорожке!
- Все равно я тебе морду опять подпорчу! - был ответ.
В последнее время, перед его арестом моталась к нему в деревню какая-то развинченная городская девка -Милка, которая спала с ним на сеновале и совсем не обращала внимания на вопли Слепенихи.
Году в тридцать шестом, будучи уверенным в своей неотразимости-смазливости, попытался Слепень прилипнуть к Стешке-улучил минутку и зажал её на пятачке за клубом.
Она не стала кричать и вырываться, молчком двинула ему коленом по достоинству, когда он согнулся, треснула кулаком по башке, убегать не стала-схватив валявшуюся сучковатую палку,тут же добавила и по спине.
Потерявший свою зазнобу Степан, бросив гармонию, выскочив на пятачок, увидел согнувшегося и зажимающего пах Слепеня, а рядом Стешку с кривой суковатой палкой в руках:
-Я тебе не Милка, руки отобью,враз!
Увидев Степу,подхватила его под руку:
-Не переживай,он свое получил! - и увела оглядывающегося и сжимающего кулаки Степушку.
Слепеню повезло что она увела Абрамова,отдышавшись, он побрел в хату, восхищаясь про себя:
-Ну и девка!
Вскоре Шлепеней -папашку и сына арестовали, по деревне поползли слухи, что они замешаны в деле с барскими драгоценностями.
Убегая в восемнадцатом году, помещик Краузе, якобы не успел прихватить свои ценности, зарыв их где-то в огромном,выращенном вручную,парке.
История была темная,за двадцать почти лет обросшая фантастическими домыслами, все эти годы находились «кладоискатели» что потихоньку лазили по развалинам бывшего когда-то большим и сожженным в лихие годы, барского дома.
То ли Слепени нашли клад, то ли ограбили кого в те годы,но попался старый Шлепень в районе с брошкой и кольцом немалой стоимости.
В тот же вечер и приехали за смазливым Стасяном на воронке. И деревня вздохнула свободнее -старая Слепениха,первая и самая яростная сплетница деревни, как-то съежилась, притихла и через три месяца переставилась.
Стеша,получив похоронку, как закаменела,она не выла,не кричала,как мать Степана,просто молчала -резко похудевшая, с запавшими глазами, от неё осталась только тень той задорной заводилы и запевалы.
Становилось все тревожнее,через деревню день и ночь тащились усталые,измученные гражданские, убегавшие от немцев, бабы помогали как могли, но беженцев меньше не становилось.
Вдалеке еле слышно стало погромыхивать:
-Гроза, знать,идет, где-та! - вымолвил дед Ефим зябко кутающийся в куфайку и мерзнущий по причине многих лет
-Нет, дед,это фронт громыхаеть, - ответил Никодим Крутов, - фриц-то прёть, уже под Киевом воюють наши-те! Ох,горе горькое, от и повоевали малой кровью!
Его Родион ушедший на фронт двадцать четвертого июня,был где-то там и кто знает, жив ли его единственный сын?
Никодим каждый день ездил на стареньком дребезжащем лисапете в дальний, километров за десять,лес.
Всякий день привозил много грибов:
-Суши, Глаш, - говорил он снохе,- зима-то долгая и суровая будет, вон,приметы-те все на это указують.
Вот и не верь посля такого, что грибов великий урожай-к войне!
Частенько брал с собой старшего внука Гриню как две капли воды похожего на него:
у того и другого рыжеватые волосы,серо-зеленые глаза,оба шустрые, худенькие,как два воробья,легкие на ногу, успевавшие везде,только вот учился Гриня плохо,вертелся, не слушал единственную их учительницу Марью Ефимовну, за что попадало от батьки.
Второй внук-Василь,был полной противоположностью Грини (удавшийся в Родиона, а тот был на полторы головы выше папани– пошел в материнскую родню) взявший от мамки своей,Глафиры,белые волосы и голубые глаза, был настоящим васильком,смотрящим на него всегда приходили на ум васильки во ржи.
Первый класс Василь закончил с похвальной грамотой.
Очень хвалила его Ефимовна,а дед Никодим звал "Василь-прохвесор."
С каждым днём громыхание фронта слышалось все отчетливее и ближе,поспешно собрался и укатил в ночь,как тать,на колхозной подводе председатель, бывший до этого примерным и яростным коммунистом,по-тихому исчезали его ближайшие подпевалы,
- Хто знает, може они в эти,партизаны, подалися? - рассуждал дед Ефим
-Держи карман шире, эти партизаны уже поди за Уралом, в этой как её, Бурят-Монголии.
В августе принесли сразу три конверта Марье Ефимовне,оба старшеньких-Иван и Петр,офицеры, служившие где-то на самой границе, Западного округа,пали смертью храбрых,а младший-Пашка, ушедший добровольцем,пропал без вести.
Ефимовна молча упала в обморок,неделю пролежала в горячке,бабы постоянно сменяя друг друга сидели возле неё, сморкаясь и плача, у каждой кто-то был на фронте и леденела душа глядя на их всегда такую сдержанную и разумную Ефимовну.
Очнулась она через неделю, возле неё сидела Стешка,осмотрев диким взглядом вокруг, Ефимовна слабо застонала:
-За что, Господи? Всех сразу?
-Ефимовна, -не скрывая слез, сказала Стешка- Пашка твой не погиб-пропал,может, он у плену?
Ты только верь,вон дед Ефим в гражданскую: уже и женка замуж вышла,а он через пять лет явился. Я вот не верю, что Степушки нет, давай, Ефимовна, вместе ждать их станем!
Хочешь,я к тебе, или ты ко мне,одной-то хоть волком вой, а вдвоем все полегше!
Из видной женщины средних лет,в одночасье,Ефимовна превратилась в старуху, резко похудевшая,с полностью седыми волосами,первые дни просто молчала,да и затем разучилась говорить, отвечала односложно, немного разговорчивее была только со Стешкой.
Пришел к ней давний друг Никодима, лесник по прозвищу"Леший", появившийся в их местах и осевший в лесу ещё в восемнадцатом.
Мало кто помнил, как его зовут-заросший, звероватый на вид,он и в самом деле походил на лешего, боялись его все кому хотелось урвать в лесу хоть что-то!
Браконьерничать мало кто пытался, Леший неизменно появлялся в зоне видимости да и отпугивал его охранник-самый настоящий волк, найденный им совсем слепым щенком в разоренном логове,выращенным и натасканным на всякую нечисть.
Пытавшиеся завалить кабана или лося охотники неизменно оказывались выслеженными,а когда один из таких ранил Волчка, (тот после операции по извлечению пули, долго болел и еле выжил, Леший ходил за ним как за грудным ребенком) - никто уже не решался соваться в лес.
Яшка,по уличному прозванный Аграном,тот самый, стрелявший в Волчка, был найден в овраге с перегрызенным горлом.
Волчок признавал и подпускал к себе только Никодима,Гриньку и Пашку-Марьи Ефимовны к удивлению всех, нежно любил Василя,таскал его крошечного, в зубах, аккуратно держа за рубашонку, позволял ему ездить на себе,залазить любопытными пальчиками в ухо и тихонько прижимал зубами расшалившиеся ручонки.
Василь тоже истово любил Волчка-Глафира, мамка ихняя,с ужасом глядела на эту дружбу, панически боясь,что волк когда-нибудь укусит ребенка.
Родион же, наоборот, говорил, что волк будет поумнее некоторых людишек, типа Слепеней.
Пришедший Леший тяжело вздохнул, глядя на поседевшую, безучастную Ефимовну:
-Марья,ты по Пашке зря убиваешься! Чую я, живой он, жди,мать!Не верь в его смертушку! - и столько силы и веры было в его словах, что долго вглядывающаяся в его глаза Ефимовна вздрогнула,потом зарыдала, наконец-то выказывая в причитаниях свою боль по детям!
Леший обнял её и долго пережидал, пока она выкричится, поглаживая её по голове:
-Вот и хорошо, поплачь,милая, нельзя такую тяжесть в сердце держать! -волк тем временем как-то незаметно привалился к её ногам:
-Смотри,Марья,зверь,он больше нашего чует! Пашка,знать, живой,Волчок когда что-то не так, мечется и скулит, а то и выть зачнет. Пашку-то твоего он изо всех выделял,живой он, я уверен!
Та всхлипывая, дрожащими руками приобняла Волчка.
Он стоически выдержал её объятья и лизнул в соленую щеку.
- Марья,тут фашист пролетал, резвился гад, лося мне убило очередью, я вот принес, вам всем понемногу, ты мясо-то прибери, зима впереди суровая, да и немцы близко, убирай подальше все фотки своих командиров.
Еду схороните со Стешкой, знавал я их по четырнадцатому году -шарить повсюду и грабить мастера, но и порядок,гады, любят.
В сентябре стало совсем плохо,едва хрипевший динамик на столбе сообщил об оставлении Киева,оцепеневшие люди долго стояли молча, потом также молча разошлись.
- Ну, теперя скоро жди хрицев, у них силища кака, а наши отступають всё, эх! - дед Ефим тоскливо посмотрел на небо и сплюнул.- Бядаа!
Потянулись измученные, посмурневшие,отступающие наши:бабы и ребятишки молча стояли у плетней с печалью провожая своих .
Бойцы, если у них был небольшой привал, жадно пили воду, благодарили за яблоки,которые тащили им ребятишки и опускали глаза перед женщинами.
Пожилой солдат, попросивший напиться у Ефимовны,не выдержал её взгляда:
-Прости, мать, прости за то, что не сумели защитить вас! Жив останусь-вернусь обратно, зубами буду их, сук,рвать,но будет им всем братская могила на нашей земле!
Фронт надвигался неотвратимо, стали часто налетать самолеты,вскоре разбомбили нефтестанцию в Казимовке,черный жирный дым долго тянулся в небо.
На пригорке, у развилки дорог, что вели одна в райцентр Раднево,другая на Казимовку, зарывались в землю солдаты-артиллеристы.
Дед Никодим стал исчезать по ночам,возвращаясь под утро промокшим и уставшим, где был и что делал, никому не говорил.
Погожим днем вместе с внуками шустро выкопал картошку-большую часть ночью схоронил в заранее, еще с лета выкопанную потихоньку ото всех и замаскированную под мусорную кучу яму, закидал её сухой травой:
- Вот, Глаш, дасть Бог, пронесёть,не найдуть картоплю!
Следующим днем, на улице по недосмотру ездового, молодого солдата, случился затор: сцепились колесами две телеги ,везущие раненых.
Солдат вместо того, чтобы попытаться сдать назад, изо всей дури хлестнул устало бредущую лошадь,увидевший это Никодим не выдержал,выскочив, потрясая сухоньким кулачком,орал на всю улицу, наступая на опешившего, высокого солдата:
-Ты што эта делаешь, а? Эта же животина, зачем её бить,ежли сам дурак?
Ты пошто над ей издеваться задумал,я тебя, сосунка щас... - распалялся он,воробьем наскакивая на ездового.
- Что за шум? - К ним подходил усталый,весь какой-то пропыленный,капитан.
-Ты гляди, што он с животиной делает, а? Это ж чистое вредительство!
Никодим огладил всхрапывающую лошадь по морде,сунул ей яблоко вытащенное из кармана штанов (надо сказать,Никодимовы карманы были широко известны в деревне: худенький дед таскал в своих карманах много всякого пользительного-проволочки, зажимы,были и болтики, и гвозди,моточки веревок, кисет с самосадом, кусочки сапожного вара). Глафира, затевавшая стирку, всегда ругалась на него:
-Убирай к шутам свои склады из карманов!
Гринька тоже переняв привычку деда, ходил с постоянно раздутыми карманами,подбирая всё, что могло когда-то да пригодиться.
Ругаясь и пуская матюги,Никодим как-то ловко с помощью второго ездового,расцепил колеса.
Капитан устало сказал:
-Спасибо,батя! Убило у нас ездового-то,а это молоденький новобранец из Москвы, лошадей даже не видел никогда! Да и некого больше поставить.
К ним спешил местный врач Самуил Абрамович:
-Товаришч капитан, я местный врач, - картавя проговорил он, - разрешите осмотреть раненых?
Тот обрадовался:
-Да,буду очень вам благодарен!
Набежавшие и охающие бабы тут же стали помогать доктору.
Самуил Абрамович, разменявший шестой десяток,очень переживал, когда в военкомате его завернули по причине многих лет.
Схоронив в сороковом году свою шуструю Розу Яковлевну,не имея вестей о единственном сыне, арестованном ещё в тридцать шестом,не сильно разговорчивый, стал совсем замкнутым.
В деревне его любили,он лечил всех-и людей, и животных, только с его помощью выжил Волчок, сначала обессиленно рычавший при перевязках, а потом благодарно лизавший ему руки.
Вот и сейчас бабы осторожно вытаскивая молоденького бойца,приговаривали:
-У нас чудо-доктор он тебе поможет и мы, милок, ешчё на твоей свадьбе погуляем!
Говорили здесь на смеси трех языков, много было слов украинских, но больше было белорусских. Щ произносилась как Шч, Ф как Хв, вот и были у них Хведи, хвантазии и всякие другие непривычные для уроженцев других мест,словечки.
Самуил Абрамович занимаясь любимым делом повеселел,к вечеру все раненые были осмотрены, перевязаны, накормлены.
-Товаришч капитан, надо поговорить!
-Да, слушаю вас, доктор?
Долго отмывавшийся капитан,смывший всю пыль, оказался совсем не старым.
-Простите, сколько вам лет?
-Двадцать семь.
-Извините, я думал, вам за сорок. Дааа...,не о том речь!
Вот тот молоденький мальчик,-он указал на самого тяжелораненого- точно не вынесет тряски,его надо бы оставить!
-Доктор, вы не знаете, что делают немцы с такими, да и с вашей,простите, национальностью? Довелось увидеть расстрелянных мирных и раненых !
-Знаю, батенька, потому и прошу:возьмите меня с собой, опыта моего,сорока трехлетнего,на раненых хватит, обузой во всяком случае не буду, да и винтовка Мосина мне знакома не понаслышке!
