А еще никаких, совершенно никаких вестей от Макса. Он должен, просто обязан был уже появиться. Но его нет. А я все еще здесь. И это может значить только одно: Макс обо всем знает. Он знает, что я в камере, он знает, что меня обвиняют в убийстве, он наблюдает за допросами.
Я поняла это на пятый день своего пребывания здесь. Догадка появилась и резанула по сознанию так, что я зажмурилась. Закрыла лицо руками и качала головой, не желая верить. Неужели Макс снова затеял игру, в которой мне отведена незавидная роль? Он уже делал так однажды, год назад. Но тогда я чуть не потеряла его навсегда, и случилось так много... Словом, я знаю, что он меня любит, у меня был целый год, чтобы в этом убедиться. Никаких игр, никакой лжи, все предельно честно и искренне.
Что, в таком случае, происходит сейчас?
Очередной допрос, и Хармон сыплет проклятиями. Он наизнанку выворачивался, пытаясь добиться от меня того ответа, который ему нужен.
Я в который раз за последнюю неделю кинула взгляд на зеркало. Меня не покидало ощущение, что Макс за мной наблюдает. Я словно чувствовала его взгляд.
Но старшему сержанту Хармону было глубоко наплевать на мои чувства. Ему нужно добиться от меня признания.
- Ты не представляешь, как мне это надоело, - сквозь зубы прошипел Хармон
- Поверьте, это взаимно.
А он снова разозлился. На столе перед ним разложены бумаги, отчеты с места преступления, протоколы допросов, результаты всевозможных экспертиз. Отчет о восстановленном по часам дне смерти Энтони.
Он потрясал этими бумагами передо мной, словно они действительно что-то доказывали.
- Вы же не можете не понимать, что все это,- я указала взглядом на бумаги, - шито белыми нитками. Вы не можете доказать, что я его убила, потому что я его не убивала. Вы не можете заставить меня признаться в том, чего я не делала.
Но меня снова не слышали.
- За два дня до его смерти ты была в резиденции. Вас видели вместе. О чем вы говорили? Почему ты мучила его так долго? Что такого он тебе сказал, что ты все же решила привести свой приговор в исполнение?
Мне так надоели эти бессмысленные вопросы, эти нелепые обвинения.
Да, была. Да, говорили.
- О погоде. Мы говорили о, мать ее, погоде. Энтони сказал, что ему нравится дождь. Эта информация, по-вашему, заставила меня слететь с катушек?
Пощечина обожгла и заставила неверяще распахнуть глаза. Хармон ударил меня по лицу. В допросной повисла тишина, а во рту появился вкус крови. Я тронула губу языком, глядя сержанту прямо в глаза. Кажется, он и сам не понял, что произошло. Но губа оказалась разбита.
В железную дверь допроной послышался стук, охранник выглянул, кто-то что-то сказал ему с той стороны. Я не слышала, что именно и не пыталась понять, знаю ли голос. В ушах шумело, то ли от удара, то ли просто от шока. Хармон спешно собрал бумаги со стола. Он вышел, так и не подняв головы, хотя я не отрывала от него взгляда.
Охранник подошел и головой указал на выход. Я встала, но сделав шаг, остановилась напротив зеркала. Сейчас я не сомневалась, что Макс стоит с той стороны.
- Макс, - позвала его, - я знаю, что ты там. Помнишь, я говорила, что между мной и долгом ты веберешь долг? - голос был хриплый, а каждое слово отдавало горечью. - Я оказалась права. Ты снова выбрал не меня.
Удивительно, но охранник не высказал недовольства. Дождался, пока я договорю и спокойно проводил меня обратно в камеру.
Когда я вернулась в камеру, на часах было пять часов вечера. Все время до ужина я просидела просто глядя в стену отрешенным взглядом. В голове поселилась звенящая пустота. Такая же, что окружала меня сейчас.
Щека уже перестала гореть, ранка на губе затянулась, но неприятно ссаднила.
Из оцепенения меня вывел охранник, принесший ужин. Он, конечно же, не сказал ни слова, но его появление помогло оторваться от созерцания стены.
Я поверить не могу, что меня ударили. Очевидно, что это была вспышка гнева, Хармон и сам от себя, похоже, не ожидал. Но как ему вообще разрешили работать в управлении, у него же явные проблемы с контролем.
Впрочем, нет смысла обо всем этом думать. Честно говоря, думать вообще не хотелось. Хотелось, чтобы этот кошмар поскорее закончился хоть как-нибудь, но он все еще продолжался.
Окончательно придя в себя, я почувствовала влагу на щеках. Оказывается, я все это время плакала, даже не замечая этого. Отлично, теперь проблемы с контролем и у меня.
Ужином пренебрегать не стала, поела, хотя совсем не чувствовала вкуса. И улеглась, отвершувшись к стене и упершись в нее взглядом.
Через час охранник забрал поднос, но я не пошевелилась, все равно он ничего не скажет. Я каждый раз задавала им вопросы, но словно с пустотой говорила. Даже с призраками диалог выходит оживленней, хотя тех я слышать не могу.
Стоило об этом подумать, как я почувствовала на себе чей-то взгляд. И выдохнула с облегчением. Это, по крайней мере, было привычно. Села на кровати и заглянула в пустые мертвые глаза. Это был Энтони Бронт. Он смотрел безучастно, а меня корежило внутри.
- Знаешь, Энтони, я тебя сейчас практически ненавижу.
Я понимала, что он здесь не при чем. Нет, он, конечно, главный виновник событий, а в том, что происходит со мной последние дни виноваты живые. Но он мог хотя бы показать мне, что же с ним случилось. Тогда я, может, смогла бы понять хоть что-то.
Он показал.
Перед тем, как меня арестовали ко мне действительно приходил Энтони. Сейчас я заново проживала эти три месяца. Нет, не проживала - умирала вместе с ним. Но в этот раз было кое-что еще.
Его отец.
Недовольное лицо, сердито сведенные брови, хлесткие, обидные слова. Он называл Энтони ничтожеством, вопрошал, чем заслужил такого никчемного сына. Пощечина, почти такая же, как досталась мне. Только следов не оставила. Еще одна. И еще. Линнет Бронт ненавидел своего сына. Но зорко следил, чтобы об этой ненавсти никто не узнал, поэтому убирал все следы ударов. А их Энтони доставалось немало.
Он не знал, как его убили, не видел лица своего палача. Просто однажды по его венам потек жидкий огонь, причиняя боль, выжигая внутренности. Приступы становились чаще, а боль сильнее и с этим ничего нельзя было поделать.
И снова советник. Очередной выговор. Глаза потемнели от гнева, ноздри раздуваются и на шее вздуваются вены.
Энтони должен был соблазнить дочь какого-то посла, советнику это было важно, и он поручил своему сыну затащить ее в койку. Но Энтони был застенчив, не понимал подковерные игры, не любил их и не хотел в них участвовать. Он не смог. Не захотел, не стал использовать девушку.
Подвел. Снова подвел. Удар по лицу.
"Лучше бы ты не родился", - прошипел советник сыну в лицо.
Я очнулась и тут же зажмурилась, крепко, до цветных пятен перед глазами, чтобы хоть как-то заглушить то, что чувствовала. Даже не знаю, ушел Энтони или еще тут.
Я сказала, что ненавижу его?
- Господи, мне жаль. Как мне жаль, Энтони. Ты не заслужил этого.
Открыла глаза. Он ушел. Но мне все еще было больно. Не от жидкого огня, что тек по его венам, не от ударов его отца. А от того, что парня было невыносимо жаль.
Энтони рано потерял мать и, похоже, у него никого не осталось. Не было у него любящего родителя, только человек, называющий себя отцом и ненавидящий лишь за то, что его сын не такой, как ему хотелось.
Энтони улыбался, но был несчастен. Теперь понятно, почему он никому ничего не говорил, у него просто не было никого, с кем он мог бы поделиться. Нет, разумеется, на его состояние обратили внимание, и его обследовали, но ничего не нашли.
Кому он мог помешать? Кто и за что убил его так жестоко?
- Ты не заслужил, Энтони, - прошептала я в пустоту, - ничего из того, что с тобой произошло не заслужил.
Я улеглась на узкую кровать, подтянула колени к груди и тихонько заплакала. Я оплакивала бедного одинокого мальчика.
Если бы знать, кто это сделал. И зачем.
***
Новый день не принес ничего нового. Та же каменная коробка, мерное мерцание символов на стенах и полное непонимание происходящего. Мной начало овладевать глухое отчаяние. Расскаказывать о том, что видела этой ночью - не самая лучшая идея. Если я начну говорить, что советник ненавидел своего сына, только дам повод для новых допросов. А может и наоборот - меня даже слушать не станут.
Странно, что Энтони не показал мне всего этого сразу. Странно, что он вообще так долго не появлялся после первого видения. Обычно призраки не оставляют в покое, пока о них не расскажешь, но и показывают гораздо больше. Энтони особо нечего было показать, похоже он просто хотел разделить свою боль хоть с кем-то. Не физическую, что сжигала его последние три месяца, а ту, что почти всю жизнь причиняло ему отношение отца.
Жаль, что он смог сделать это только после смерти.
Несколько часов я просидела в камере без единой мысли в голове. А потом за мной снова пришли.
Сидя в раздражающей уже до скрежета зубов допросной, я ожидала, что сюда сейчас зайдет старший сержант Хармон. Очень уж мне хотелось посмотреть ему в глаза. Или на худой конец до тошноты вежливый лейтенант Нельсон.
Но пришел совсем другой человек. Тот, кого я уже и не надеялась увидеть. Только эта встреча почему-то не принесла радости.
Макс закрыл дверь, прошел к столу и сел напротив меня. Охрану он оставил за дверями, в допросной оказались только мы. Но я уверена, что за нами наблюдали.
Он выглядел так же, как и в ту ночь, когда уходил. Тогда он сказал мне ни о чем не беспокоиться, но теперь смотрит так, словно не он всего несколько ночей назад шептал мне о любви.
Если бы я уловила в его глазах хотя бы тень беспокойства, то поверила, что ему не все равно, что он действительно ни о чем не знал. Но он был удивительно спокоен.
Я жадно разглядывала его. Смотрела во все глаза, пыталась найти хоть что-то, чтобы точно знать: это все еще мой Макс. Возможно чуть больше круги под глазами от недосыпа, и волосы не в идеальном порядке, как обычно.
Я и сама, прямо скажем, не блистала, в камере сложно ухаживать за собой. Временно заключенным предоставлялись лишь элементарные средства гигиены, и этого, конечно, мало, так что предстала я перед ним той еще красоткой.
Но заботило меня сейчас не это, а прямой и уверенный взгляд черных глаз.
Он молчал и тишина нервировала все сильней. Я сжала губы и решилась нарушить ее:
- Тоже будешь меня допрашивать?
- Я пришел, чтобы получить ответы, Сана.
Он раскрыл папку, которую принес с собой. В ней все те же протоколы допросов, результаты экспертиз. А еще фото. Одно из них Макс подвинул ко мне.
- Посмотри внимательно, - сказал он, - что ты видишь?
Фотография с места преступления. На ней Энтони был запечатлен в последний раз, уже мертвым. Глаза его были открыты и в них действительно отпечатался страх. Смотреть на это было жутко.
- Ты ведь не видела себя со стороны, - донесся до меня голос Макса и я исподлобья посмотрела на него. - Я видел. Когда ты в трансе, в твоих глазах всегда страх. Он уходит, когда ты возвращаешься в реальность. Энтони не вернулся.
Я верила. Когда Макс вошел в допросную, когда сел напротив, когда открыл эту чертову папку, я все еще верила, что все это, наконец, закончится.
- Серьезно?! Ты серьезно веришь, что его убила я?
- В день его смерти ты была в резиденции.
- Да. Вместе с тобой.
- Я не все время был рядом.
- Да ты издеваешься? - взорвалась я. - Макс, ты ведь понимаешь, что это не я. Почему ты делаешь вид, что все, что происходит нормально? Почему ты на их стороне, ответь мне?
Но в ответ он аккуратно вытащил из папки несколько листов и положил их поверх фото передо мной.
- Это протоколы допровов нескольких служащих резиденции. Все они утверждают, что Энтони посещали якобы галюцинации.
- Это он им сказал?
- Они видели, как он говорил с пустотой. Разумеется, это действительно могли быть галюцинанции, но они не возникают на пустом месте. С его здоровьем все было хорошо, а следы препаратов, которые могли дать такой эффект в его крови не было. Все вместе говорит о том, что он видел призраков. Спириты способны на такое, Сана. Нет никакой возможности проверить, умеешь ли это ты, но ты действительно была единственным спиритом рядом с Энтони.
Я опустила голову и зажмурилась. Старалась держать себя в руках, не сорваться, не расплакаться, не закричать. Но чувствовала, что еще немного и я просто не выдержу.
- Сана, - позвал он.
Я вновь посмотрела на него. Он положил руки на стол по обе стороны от папки. Рукава рубашки закатаны до локтя. Выпуклые вены обвивают крепкие предплечья, длиные пальцы придерживают листы бумаги с информацией, способной меня потопить. Сколько раз эти руки касались меня? Что они делали со мной по ночам. Я плавилась каждый раз, когда оказывалась в кольце этих рук, мне так нравилось, когда он ласково проводил ладонью по моей щеке.
- Да, советник неоднократно нелестно отзывался о таких, как ты. И его слова задели тебя сильнее, чем может показаться.
Я слушала его и понимала, что не могу больше сдерживаться. Перед глазами все поплыло от наполнивших их слез. Я сморгнула их и отвернулась.
- Конечно, есть вероятность, что это были не призраки, а какой-то особый вид яда, не оставляющий следов.
Я просто не знала, что мне делать - в конец расплакаться или засмеяться.
- Ну класс, теперь ты будешь утверждать, что я его отравила. Исключительно из любопытства, откуда бы я узнала о каком-то особом виде яда?
Макс внимательно посмотрел на меня и медленно проговорил:
- Никто не знает, что у тебя в голове, а ты хранишь там все воспоминания своего отца.
Мой отец специализировался на артефактах и символах, никакого яда среди его изобретений не было и в помине. И хотя ничто не мешало мне скрыть часть знаний, доставшихся от него, я ничего не утаила. Эти знания для меня бесполезны, все они так или иначе требуют владения магией, которой у меня нет. И Макс прекрасно об этом знал.
Возражения почти сорвались с губ, когда он поднял руку, призывая замолчать и продолжил:
- Я не берусь утверждать, я хочу узнать это от тебя.
Втянув воздух через нос, я медленно выдохнула.
- Я. Его. Не убивала. Не травила ни ядом, ни призраками, ни чем-либо еще.
В этот момент у стены напротив появился призрак Энтони. Возник неожиданно, как это всегда бывает. Только сейчас он смотрел не на меня, а на Макса. А я смотрела на него, ожидая, что же он сделает. Призраки не способны воздействовать на материальный мир, но слишком уж недобрым был взгляд Энтони. Хотя я бы сказала - неодобрительным.
Заметив, что смотрю не на него, Макс прищурился, он знал, что это значит, но молчал. А я все же решилась сказать, и будь, что будет:
- Энтони здесь. Он уже приходил, Макс, в ту ночь, когда мы виделись последний раз, он приходил ко мне. Я звонила, чтобы рассказать, но, похоже, в тот момент ты уже решил, кто убийца.
Я знала, что услышу, но Макс поджал губы, прежде, чем ответить, словно ему и самому не нравилось то, что он собирается сказать.
- Ты же понимаешь, даже если скажешь, что видела, это не будет являться доказательством.
Я посмотрела ему прямо в глаза:
- Да. Но я все равно скажу. Единственный человек, кто по-настоящему ненавидел Энтони - это его отец.
Я поняла это на пятый день своего пребывания здесь. Догадка появилась и резанула по сознанию так, что я зажмурилась. Закрыла лицо руками и качала головой, не желая верить. Неужели Макс снова затеял игру, в которой мне отведена незавидная роль? Он уже делал так однажды, год назад. Но тогда я чуть не потеряла его навсегда, и случилось так много... Словом, я знаю, что он меня любит, у меня был целый год, чтобы в этом убедиться. Никаких игр, никакой лжи, все предельно честно и искренне.
Что, в таком случае, происходит сейчас?
Очередной допрос, и Хармон сыплет проклятиями. Он наизнанку выворачивался, пытаясь добиться от меня того ответа, который ему нужен.
Я в который раз за последнюю неделю кинула взгляд на зеркало. Меня не покидало ощущение, что Макс за мной наблюдает. Я словно чувствовала его взгляд.
Но старшему сержанту Хармону было глубоко наплевать на мои чувства. Ему нужно добиться от меня признания.
- Ты не представляешь, как мне это надоело, - сквозь зубы прошипел Хармон
- Поверьте, это взаимно.
А он снова разозлился. На столе перед ним разложены бумаги, отчеты с места преступления, протоколы допросов, результаты всевозможных экспертиз. Отчет о восстановленном по часам дне смерти Энтони.
Он потрясал этими бумагами передо мной, словно они действительно что-то доказывали.
- Вы же не можете не понимать, что все это,- я указала взглядом на бумаги, - шито белыми нитками. Вы не можете доказать, что я его убила, потому что я его не убивала. Вы не можете заставить меня признаться в том, чего я не делала.
Но меня снова не слышали.
- За два дня до его смерти ты была в резиденции. Вас видели вместе. О чем вы говорили? Почему ты мучила его так долго? Что такого он тебе сказал, что ты все же решила привести свой приговор в исполнение?
Мне так надоели эти бессмысленные вопросы, эти нелепые обвинения.
Да, была. Да, говорили.
- О погоде. Мы говорили о, мать ее, погоде. Энтони сказал, что ему нравится дождь. Эта информация, по-вашему, заставила меня слететь с катушек?
Пощечина обожгла и заставила неверяще распахнуть глаза. Хармон ударил меня по лицу. В допросной повисла тишина, а во рту появился вкус крови. Я тронула губу языком, глядя сержанту прямо в глаза. Кажется, он и сам не понял, что произошло. Но губа оказалась разбита.
В железную дверь допроной послышался стук, охранник выглянул, кто-то что-то сказал ему с той стороны. Я не слышала, что именно и не пыталась понять, знаю ли голос. В ушах шумело, то ли от удара, то ли просто от шока. Хармон спешно собрал бумаги со стола. Он вышел, так и не подняв головы, хотя я не отрывала от него взгляда.
Охранник подошел и головой указал на выход. Я встала, но сделав шаг, остановилась напротив зеркала. Сейчас я не сомневалась, что Макс стоит с той стороны.
- Макс, - позвала его, - я знаю, что ты там. Помнишь, я говорила, что между мной и долгом ты веберешь долг? - голос был хриплый, а каждое слово отдавало горечью. - Я оказалась права. Ты снова выбрал не меня.
Удивительно, но охранник не высказал недовольства. Дождался, пока я договорю и спокойно проводил меня обратно в камеру.
Глава 4
Когда я вернулась в камеру, на часах было пять часов вечера. Все время до ужина я просидела просто глядя в стену отрешенным взглядом. В голове поселилась звенящая пустота. Такая же, что окружала меня сейчас.
Щека уже перестала гореть, ранка на губе затянулась, но неприятно ссаднила.
Из оцепенения меня вывел охранник, принесший ужин. Он, конечно же, не сказал ни слова, но его появление помогло оторваться от созерцания стены.
Я поверить не могу, что меня ударили. Очевидно, что это была вспышка гнева, Хармон и сам от себя, похоже, не ожидал. Но как ему вообще разрешили работать в управлении, у него же явные проблемы с контролем.
Впрочем, нет смысла обо всем этом думать. Честно говоря, думать вообще не хотелось. Хотелось, чтобы этот кошмар поскорее закончился хоть как-нибудь, но он все еще продолжался.
Окончательно придя в себя, я почувствовала влагу на щеках. Оказывается, я все это время плакала, даже не замечая этого. Отлично, теперь проблемы с контролем и у меня.
Ужином пренебрегать не стала, поела, хотя совсем не чувствовала вкуса. И улеглась, отвершувшись к стене и упершись в нее взглядом.
Через час охранник забрал поднос, но я не пошевелилась, все равно он ничего не скажет. Я каждый раз задавала им вопросы, но словно с пустотой говорила. Даже с призраками диалог выходит оживленней, хотя тех я слышать не могу.
Стоило об этом подумать, как я почувствовала на себе чей-то взгляд. И выдохнула с облегчением. Это, по крайней мере, было привычно. Села на кровати и заглянула в пустые мертвые глаза. Это был Энтони Бронт. Он смотрел безучастно, а меня корежило внутри.
- Знаешь, Энтони, я тебя сейчас практически ненавижу.
Я понимала, что он здесь не при чем. Нет, он, конечно, главный виновник событий, а в том, что происходит со мной последние дни виноваты живые. Но он мог хотя бы показать мне, что же с ним случилось. Тогда я, может, смогла бы понять хоть что-то.
Он показал.
Перед тем, как меня арестовали ко мне действительно приходил Энтони. Сейчас я заново проживала эти три месяца. Нет, не проживала - умирала вместе с ним. Но в этот раз было кое-что еще.
Его отец.
Недовольное лицо, сердито сведенные брови, хлесткие, обидные слова. Он называл Энтони ничтожеством, вопрошал, чем заслужил такого никчемного сына. Пощечина, почти такая же, как досталась мне. Только следов не оставила. Еще одна. И еще. Линнет Бронт ненавидел своего сына. Но зорко следил, чтобы об этой ненавсти никто не узнал, поэтому убирал все следы ударов. А их Энтони доставалось немало.
Он не знал, как его убили, не видел лица своего палача. Просто однажды по его венам потек жидкий огонь, причиняя боль, выжигая внутренности. Приступы становились чаще, а боль сильнее и с этим ничего нельзя было поделать.
И снова советник. Очередной выговор. Глаза потемнели от гнева, ноздри раздуваются и на шее вздуваются вены.
Энтони должен был соблазнить дочь какого-то посла, советнику это было важно, и он поручил своему сыну затащить ее в койку. Но Энтони был застенчив, не понимал подковерные игры, не любил их и не хотел в них участвовать. Он не смог. Не захотел, не стал использовать девушку.
Подвел. Снова подвел. Удар по лицу.
"Лучше бы ты не родился", - прошипел советник сыну в лицо.
Я очнулась и тут же зажмурилась, крепко, до цветных пятен перед глазами, чтобы хоть как-то заглушить то, что чувствовала. Даже не знаю, ушел Энтони или еще тут.
Я сказала, что ненавижу его?
- Господи, мне жаль. Как мне жаль, Энтони. Ты не заслужил этого.
Открыла глаза. Он ушел. Но мне все еще было больно. Не от жидкого огня, что тек по его венам, не от ударов его отца. А от того, что парня было невыносимо жаль.
Энтони рано потерял мать и, похоже, у него никого не осталось. Не было у него любящего родителя, только человек, называющий себя отцом и ненавидящий лишь за то, что его сын не такой, как ему хотелось.
Энтони улыбался, но был несчастен. Теперь понятно, почему он никому ничего не говорил, у него просто не было никого, с кем он мог бы поделиться. Нет, разумеется, на его состояние обратили внимание, и его обследовали, но ничего не нашли.
Кому он мог помешать? Кто и за что убил его так жестоко?
- Ты не заслужил, Энтони, - прошептала я в пустоту, - ничего из того, что с тобой произошло не заслужил.
Я улеглась на узкую кровать, подтянула колени к груди и тихонько заплакала. Я оплакивала бедного одинокого мальчика.
Если бы знать, кто это сделал. И зачем.
Прода от 30.03.2023, 11:54
***
Новый день не принес ничего нового. Та же каменная коробка, мерное мерцание символов на стенах и полное непонимание происходящего. Мной начало овладевать глухое отчаяние. Расскаказывать о том, что видела этой ночью - не самая лучшая идея. Если я начну говорить, что советник ненавидел своего сына, только дам повод для новых допросов. А может и наоборот - меня даже слушать не станут.
Странно, что Энтони не показал мне всего этого сразу. Странно, что он вообще так долго не появлялся после первого видения. Обычно призраки не оставляют в покое, пока о них не расскажешь, но и показывают гораздо больше. Энтони особо нечего было показать, похоже он просто хотел разделить свою боль хоть с кем-то. Не физическую, что сжигала его последние три месяца, а ту, что почти всю жизнь причиняло ему отношение отца.
Жаль, что он смог сделать это только после смерти.
Несколько часов я просидела в камере без единой мысли в голове. А потом за мной снова пришли.
Сидя в раздражающей уже до скрежета зубов допросной, я ожидала, что сюда сейчас зайдет старший сержант Хармон. Очень уж мне хотелось посмотреть ему в глаза. Или на худой конец до тошноты вежливый лейтенант Нельсон.
Но пришел совсем другой человек. Тот, кого я уже и не надеялась увидеть. Только эта встреча почему-то не принесла радости.
Макс закрыл дверь, прошел к столу и сел напротив меня. Охрану он оставил за дверями, в допросной оказались только мы. Но я уверена, что за нами наблюдали.
Он выглядел так же, как и в ту ночь, когда уходил. Тогда он сказал мне ни о чем не беспокоиться, но теперь смотрит так, словно не он всего несколько ночей назад шептал мне о любви.
Если бы я уловила в его глазах хотя бы тень беспокойства, то поверила, что ему не все равно, что он действительно ни о чем не знал. Но он был удивительно спокоен.
Я жадно разглядывала его. Смотрела во все глаза, пыталась найти хоть что-то, чтобы точно знать: это все еще мой Макс. Возможно чуть больше круги под глазами от недосыпа, и волосы не в идеальном порядке, как обычно.
Я и сама, прямо скажем, не блистала, в камере сложно ухаживать за собой. Временно заключенным предоставлялись лишь элементарные средства гигиены, и этого, конечно, мало, так что предстала я перед ним той еще красоткой.
Но заботило меня сейчас не это, а прямой и уверенный взгляд черных глаз.
Он молчал и тишина нервировала все сильней. Я сжала губы и решилась нарушить ее:
- Тоже будешь меня допрашивать?
- Я пришел, чтобы получить ответы, Сана.
Он раскрыл папку, которую принес с собой. В ней все те же протоколы допросов, результаты экспертиз. А еще фото. Одно из них Макс подвинул ко мне.
- Посмотри внимательно, - сказал он, - что ты видишь?
Фотография с места преступления. На ней Энтони был запечатлен в последний раз, уже мертвым. Глаза его были открыты и в них действительно отпечатался страх. Смотреть на это было жутко.
- Ты ведь не видела себя со стороны, - донесся до меня голос Макса и я исподлобья посмотрела на него. - Я видел. Когда ты в трансе, в твоих глазах всегда страх. Он уходит, когда ты возвращаешься в реальность. Энтони не вернулся.
Я верила. Когда Макс вошел в допросную, когда сел напротив, когда открыл эту чертову папку, я все еще верила, что все это, наконец, закончится.
- Серьезно?! Ты серьезно веришь, что его убила я?
- В день его смерти ты была в резиденции.
- Да. Вместе с тобой.
- Я не все время был рядом.
- Да ты издеваешься? - взорвалась я. - Макс, ты ведь понимаешь, что это не я. Почему ты делаешь вид, что все, что происходит нормально? Почему ты на их стороне, ответь мне?
Но в ответ он аккуратно вытащил из папки несколько листов и положил их поверх фото передо мной.
- Это протоколы допровов нескольких служащих резиденции. Все они утверждают, что Энтони посещали якобы галюцинации.
- Это он им сказал?
- Они видели, как он говорил с пустотой. Разумеется, это действительно могли быть галюцинанции, но они не возникают на пустом месте. С его здоровьем все было хорошо, а следы препаратов, которые могли дать такой эффект в его крови не было. Все вместе говорит о том, что он видел призраков. Спириты способны на такое, Сана. Нет никакой возможности проверить, умеешь ли это ты, но ты действительно была единственным спиритом рядом с Энтони.
Я опустила голову и зажмурилась. Старалась держать себя в руках, не сорваться, не расплакаться, не закричать. Но чувствовала, что еще немного и я просто не выдержу.
- Сана, - позвал он.
Я вновь посмотрела на него. Он положил руки на стол по обе стороны от папки. Рукава рубашки закатаны до локтя. Выпуклые вены обвивают крепкие предплечья, длиные пальцы придерживают листы бумаги с информацией, способной меня потопить. Сколько раз эти руки касались меня? Что они делали со мной по ночам. Я плавилась каждый раз, когда оказывалась в кольце этих рук, мне так нравилось, когда он ласково проводил ладонью по моей щеке.
- Да, советник неоднократно нелестно отзывался о таких, как ты. И его слова задели тебя сильнее, чем может показаться.
Я слушала его и понимала, что не могу больше сдерживаться. Перед глазами все поплыло от наполнивших их слез. Я сморгнула их и отвернулась.
- Конечно, есть вероятность, что это были не призраки, а какой-то особый вид яда, не оставляющий следов.
Я просто не знала, что мне делать - в конец расплакаться или засмеяться.
- Ну класс, теперь ты будешь утверждать, что я его отравила. Исключительно из любопытства, откуда бы я узнала о каком-то особом виде яда?
Макс внимательно посмотрел на меня и медленно проговорил:
- Никто не знает, что у тебя в голове, а ты хранишь там все воспоминания своего отца.
Мой отец специализировался на артефактах и символах, никакого яда среди его изобретений не было и в помине. И хотя ничто не мешало мне скрыть часть знаний, доставшихся от него, я ничего не утаила. Эти знания для меня бесполезны, все они так или иначе требуют владения магией, которой у меня нет. И Макс прекрасно об этом знал.
Возражения почти сорвались с губ, когда он поднял руку, призывая замолчать и продолжил:
- Я не берусь утверждать, я хочу узнать это от тебя.
Втянув воздух через нос, я медленно выдохнула.
- Я. Его. Не убивала. Не травила ни ядом, ни призраками, ни чем-либо еще.
В этот момент у стены напротив появился призрак Энтони. Возник неожиданно, как это всегда бывает. Только сейчас он смотрел не на меня, а на Макса. А я смотрела на него, ожидая, что же он сделает. Призраки не способны воздействовать на материальный мир, но слишком уж недобрым был взгляд Энтони. Хотя я бы сказала - неодобрительным.
Заметив, что смотрю не на него, Макс прищурился, он знал, что это значит, но молчал. А я все же решилась сказать, и будь, что будет:
- Энтони здесь. Он уже приходил, Макс, в ту ночь, когда мы виделись последний раз, он приходил ко мне. Я звонила, чтобы рассказать, но, похоже, в тот момент ты уже решил, кто убийца.
Я знала, что услышу, но Макс поджал губы, прежде, чем ответить, словно ему и самому не нравилось то, что он собирается сказать.
- Ты же понимаешь, даже если скажешь, что видела, это не будет являться доказательством.
Я посмотрела ему прямо в глаза:
- Да. Но я все равно скажу. Единственный человек, кто по-настоящему ненавидел Энтони - это его отец.
