– Да совсем чуть-чуть, всего-то из дома её выгнал, – зевнув, он улёгся на парту дрыхнуть.
– Так, ты мне здесь что напророчил? Я, что, по-твоему, матерью-одиночкой буду?! – Верка стояла возле него, и её нижняя губа слегка подрагивала, а глаза стали влажными.
Цыган поднял голову, выпрямился и, смотря на неё, произнёс каким-то чужим голосом:
– Первенца не бросай, не делай его долю такой, что у тебя была. А мужик у тебя будет нескоро, ты ещё мелкая и мало чего понимаешь в жизни.
И так зыркнул на неё своими синими глазищами, что у Верки по спине побежали мурашки, но она не хотела сдаваться.
– Да больно умный ты, как я погляжу! – нахмурив брови и сжав губы, бросила она цыгану, уходя к себе за стол.
Весь класс затих, с недоумением и страхом они посматривали на едва сдерживающую слезы Верку. Умолчал Ян, что тем мужиком будет он сам и найдёт отчаявшуюся Верку через шестнадцать лет на мосту, собирающуюся сброситься с моста вместе с ребёнком. Он отвёл взгляд, вновь положил голову на парту и закрыл глаза, порой он так уставал от мелькающих перед лицом картинок.
– Во цыган даёт! – выкрикнул кто-то, но сразу замолк, так как дверь открылась и в класс заглянула директриса, прошла к учительскому столу,
– Ребята, Ирина Витальевна плохо себя чувствует, я её отпустила домой.
– Вера Михайловна, а правда, что Ирина Витальевна беременна? – не унималась Верка.
– С чего ты взяла, Вера! – Директриса удивлённо окинула взглядом класс.
– Так цыган сказал!
– Не цыган, а Ян. Вера, угомонись и сядь на место! – Она надела очки и, взяв в руки планшет с описанием урока, сказала: – Откройте учебник на странице двести пять и переведите текст.
– Так значит, правда.
– Так, Винокурова! По-моему, тебе одного предупреждения мало! Или, может, ты лучше на английском понимаешь?
Весь класс заржал.
– Вот видишь, Вера, ты срываешь урок!
– А чего он мне всякую гадость гадает на будущее, – уже всхлипывая, с мокрой поволокой на глазах промямлила Верка.
– Я тут причём это ведь твоё будущее! – не унимался Ян.
– Так, вы, двое, на выход с учебниками, будете читать перед всем классом – на английском!
Класс опять отреагировал смехом.
– Я вижу, у вас тут со всем весело и всё из-за Романова. Так давайте, введите меня в курс дела, и я тоже посмеюсь вместе с вами.
– Ирине Витальевне стало плохо, она выбежала из класса, а цыган сказал, что она беременна.
– Ну и что, я ей это ещё два месяца назад предсказал. Не верите, сейчас за ней приедет её мужик на такой тачке! – проговорил он восхищённо.
Все услышали визг тормозов под окнами и в страхе повернули головы, но потом весь класс подхватился с места и ринулся к окнам. Ирина Витальевна не спеша шла по аллее, а из машины вышел высокий, крепкого телосложения брюнет, и быстрым шагом направился к ней. Он осмотрел её взволнованным взглядом, подхватил на руки и понёс к машине.
– Вот это, да! – выкрикнул завистливо кто-то из девчонок, не выдержав.
– Так, класс, по местам, это ещё ничего не значит!
– Цыган сказал, она больше не вернётся в детдом.
Директриса вздохнула.
– Винокурова, выйди из класса и успокой свою буйную фантазию.
Верка вышла, поджав губы, чтобы вновь не разреветься. Она сама не понимала, почему вдруг поверила цыгану, от его предсказаний на душе было как-то противно и тошно. На следующий день весь детдом гудел, пересказывая, что снова приехал мужчина, который забирал вчера англичанку, и сказал, что она больше не будет работать, так как он не намерен подвергать опасности свою беременную жену.
С тех пор цыгана ещё больше стали бояться, избегая его тяжёлого взгляда. Верка погрустила неделю, а потом успокоилась. Кто его знает, а вдруг цыган ошибся, и его предсказания не исполнятся. Ян был единственным из класса, кто не сдал экзамены. Но, похоже, его это мало интересовало, с малых лет он бредил десантурой и с нетерпением ждал осеннего призыва в армию.
Двое в обнимку шли по берегу реки, постепенно стали затихать голоса одноклассников, и доносились только отголоски музыки. Первой очнулась Слава.
– Мы так далеко ушли, не заблудимся?
– Не бойся, я здесь уже не раз бывал с ребятами. Пойдём к той берёзе, там лавочка есть, посидим, полюбуемся ночной красотой.
Они прошли совсем немного и оказались у небольшой поляны, а у самого берега реки действительно была маленькая лавочка. Макс сел и, потянув Славу за руку, посадил её к себе на колени. Она было дёрнулась, но он обхватил её и со всей силы и прижал к себе.
– Ну чего ты вырываешься, глупышка, я тебя не обижу, – прошептал он ей на ухо, обдав своим горячим дыханием. Он дал Славке привыкнуть к её положению и, видя, что она больше не вырывается, ослабил хватку.
Славка смотрела на чёрную гладь воды и отражающийся в ней огромный диск луны, светившей в эту ночь особенно ярко. Небо было чистым, и мириады звёзд слегка мерцали, навевая спокойствие и умиротворение. Вокруг стояла очаровывающая тишина, лес дремал и только мелкая рыбёшка, пытающаяся схватить ртом жёлтый лик луны, нарушала тишину лёгким всплеском воды.
– Красиво как! – не выдержала Славка и улыбнулась.
– Я знал, что тебе понравится. – Макс осмелел и стал водить рукой по спине Славки. – Зарислава, ты такая красивая, – взял её он лицо в ладони и собрался поцеловать.
Но она отстранилась:
– Ты чего, Макс?
– А что, я тебе совсем не нравлюсь?
– Да не знаю я, мы ведь с тобой столько времени на матах провели, что уже и не понимаю, как к тебе относиться.
– А я как вспомню о твоём теле и как тебя прижимаю, так внутри всё скручивается от возбуждения.
Макс осторожно прикоснулся губами к её плечу и, видя, что Слава его не отпихнула, уже более настойчиво, с ноткой возбуждения, перешёл от плеч к её шее. Славе нравились его поцелуи, от них по всему её телу расходились волны сладкого возбуждения, впервые она такое ощутила. Она закрыла глаза и с замиранием сердца прислушалась к своему чувствительному телу, вдруг ставшему таким слабым и податливым.
Тишину леса нарушил крик ночной птицы.
– Ух! У-а-а-а-ха-ха-ха-ха!
Славка дёрнулась:
– Ты слышал? Слышал? Кто это?
Макс раздосадованно прервался и ещё сильней прижал к себе Славу.
– Ночная птица, сова, наверно, мышь поймала и радуется после вкусного ужина или обеда. Да кто его знает? Слава, Славочка, какое у тебя тело… – Макс приподнял её и повернул к себе лицом, коснулся губами желанных губ, поцеловал.
Они услышали, как ночную тишину нарушили взмахи больших крыльев – и практически над их головами пролетела птица, крича надрывисто и тревожно: «Ух! У-а-а-а-ха-ха-ха-ха-ха! Ух! У-а-а-а-ха-ха-ха-ха-ха!»
Славка встрепенулась, пронизывающий крик птицы напугал, всё тело налилось свинцовой тяжестью от страха, пробравшегося в каждую её клеточку.
– Какая странная птица, и кричит как человек.
Славка всматривалась в ночную темноту и следила за полётом птицы, пока та совсем не исчезла из виду. Её стал бить озноб.
Макс опять полез к ней со своими поцелуями. Славка попыталась встать, сидеть на лавочке с ним сразу расхотелось, всё волшебство ночи улетучилось. Да вот только у парня, очевидно, были совсем другие планы. Он резко вскочил и, завалив Славку на землю, стал шарить своей рукой по её ногам, одновременно пытаясь дотронуться губами до её губ. Слава отвернулась, почувствовав его руку в своих трусиках, и недолго думая, пнула его коленом в пах.
– Дура! – взвыв от боли, промычал Макс и тут же отпустил её.
Славка сидела и смотрела на скрюченного и матерящегося парня. А ведь он ей даже нравился, всегда заступался и никогда не смеялся над ней. Но и намёка не было насчёт его чувств, да и какие чувства, если с Веркой давно спит. Славка вздохнула, нервно теребя в руках вырванную травинку.
– Зачем тебе это надо, Макс?
– Я ж говорю, нравишься ты мне! – шипя от боли, промычал парень.
– Лапшу будешь семиклассницам вешать, – схватила она его лицо своей пятернёй и зло всмотрелась в глаза. Её янтарный зрачок блеснул в темноте, а взгляд стал каким-то хищным и гипнотизирующим.
Макс тяжело проглотил застрявший в горле комок.
– Слав, я не лгу, ты действительно давно мне нравишься.
Она его оттолкнула и встала.
– Поднимай, бл…, свои копыта и пошли, все наверно уже поспорили и сидят ох.. в предвкушении. Услышу, какую пакость о себе – удушу.
Она пошла не спеша, а за ней с понурой головой плёлся Макс.
К поляне они вышли, как ни в чём не бывало, мирно беседуя. Верка окинула их внимательным взглядом и сразу бросилась на шею Максу.
– Максик, где ты так долго был?
– Да ничего не долго, так, погуляли со Славкой, тренировки вспомнили. А шашлык готов? – потирая руки, он улыбнулся Верке.
– Я тебе оставила, а вторую партию нанизали.
Только Макс присел, как вскочил цыган, мирно спавший рядом с Алькой.
– О, ребята гляньте, охранник проснулся! – прокричал Макс, и все дружно заржали.
Ян пятился от спящей Альки и бормотал, озираясь вокруг.
– Мамочки да разве такое возможно... Змеи, белые змеи кругом, страшные, злые. – Полусонное лицо его исказилось не то боли, не то от страха, губы слегка подрагивали, а в синих глазах гуляла тьма.
Славка быстро подскочила к нему, схватив за грудки, зло прошипела ему в лицо:
– Ты чего мелешь, цыган?
Лицо её исказилось от гнева, сцепленные от злости зубы оголились из-за слегка приоткрытого рта и растянувшихся в оскале губ.
Цыган взглянул в её глаза, закрылся руками и закричал:
– А-а-а!
Все смолкли и замерли, смотря удивлённо на растерявшуюся Славку и рыдающего цыгана.
– Ты чего, Ян? – Она попыталась тронуть его за плечо, но он дёрнулся назад.
– Не трогай меня, не трогай, он искал тебя. Долго искал и вот сегодня нашёл. Веселится, радуется, очень страшный, глаза красные. А-а-а! – вновь заорал цыган. – Смерть, смерть, одна смерть кругом. Я не хочу видеть все те ужасы, что тебе придётся пережить. – Цыган сел, обхватил коленки руками, положил голову на них, закрыл глаза и закачался. – Не трогайте меня, не трогайте. Разве такое бывает?! Этого просто не может быть. Страшный, очень страшный, – шептал он.
Славка пробежала растерянно взглядом по стоящим вокруг и смотревшим на неё одноклассникам, в глазах некоторых читался интерес и любопытство, а у других застыл страх. Славка оторопела, она никогда не находилась под такими пристальными, изучающими взглядами. Сев рядом с Алькой, она потрясла её за плечо.
– Аль, Аль, проснись.
Внутри неё бушевала буря, пытающаяся перерасти в ураган, несущий в себе боль, страх, смятение и предательское предчувствие – всё то, что она только что услышала, правда.
Алька проснулась и отшатнулась в испуге от Славки, вначале не поняв, кто пред ней. Лицо, искажённое от боли, заострённые скулы, но самым притягательным и одновременно страшным были у сестры глаза, пылающие оранжевым огнём.
Алька медлила всего несколько минут.
– Зариславушка! – промолвила она, улыбаясь, протянула руку и погладила Славку по её рыжим кучерявым волосам.
Огонь в глазах Славки угас, она бросилась в объятья сестрёнки и разрыдалась. А та продолжала гладить её по волосам, успокаивая и шепча:
– Ты чего, сестрёнка? Скажи, тебя кто-то обидел? Так я разберусь и накажу обидчика, ты только скажи, Славушка.
В другой ситуации Славка бы просто поржала, скромная тихая Алька решила заступиться за неё, но сейчас её душа сжалась от боли, и, не вытерпев, Славка разревелась. Вспомнив бабушку и деда, их всеобъемлющую и искреннюю любовь, окутывающую её все детство, которой теперь ей так не хватало.
Почему Славка расплакалась, она бы и сама не сказала, щемящая тоска грызла её сердце, бередила, наполняла страхом от предсказаний цыгана. Но реветь долго ей не дали, приехал Фёдор Семёнович, утёр им носы и повёз в деревню. Расспрашивать, из-за чего ревели девчонки, не стал, мало ли, большие уже, может, любовь, а может, понимание того, что начинается у них взрослая жизнь.
Проснувшись к обеду, девчонки умылись, перекусили и поехали в детдом. Почти все свои вещи они уже давно перевезли в деревню, осталось забрать последние шмотки. Лёгкая эйфория от вчерашнего вечера улетучилась, и на смену ей пришёл страх с небольшой грустью. Как бы над ними не издевались и не обижали, всё здесь было таким привычным и родным.
Девочки сели на рейсовый автобус, заняли последние места и, положив головы друг другу на плечи, продолжили спать. Приехав в детдом, первым делом заглянули на кухню, на прощание обняли тётю Тоню и разревелись. Она вытерла своим фартуком их носы, как всегда, выдала по котлете с хлебом, и девчонки ещё раз прижались к ней, а потом, поцеловав её на прощание, пошли к себе в комнату. Покидав в рюкзаки оставшиеся вещи, направились к директрисе. По дороге заглянули к физруку, тот по-отцовски дал им напутствие в жизнь, девчонки расчувствовались, вновь похлюпали носами, и пошли дальше с опущенными головами.
У кабинета директрисы они немного постояли и Славка робко постучала. Раздалось:
– Входите.
Славка и Алька с глазами, полными грусти, и опущенными плечами вошли в кабинет. Вера Михайловна расплылась в счастливой улыбке.
– А, девочки, рада, рада вас видеть! Проходите, присаживайтесь.
Она подождала, пока девчонки сядут на стулья и, окинув их материнским и чуть грустным заботливым взглядом, вздохнув, сказала:
– Время как летит, такие вы у меня красавицы выросли. Определились, где будете учиться?
– Я на исторический, а Алька работать, – ответила Славка и стала накручивать на палец длинный рыжий локон.
– Учёба – это хорошо, без образования в наши дни туго. И ты, Аля, поступай на вечернее отделение, главное – не тяни. Денег всегда будет не хватать, да и программу потом будет трудно вспоминать.
Она посмотрела на Алькирию сочувствующим взглядом и, как будто что-то вспомнив, встала, открыла сейф и достала оттуда небольшой ящик. Потом долго в нём что-то перебирала, хмурясь. Наконец найдя то, что искала, посмотрела на Алю довольно.
– Аленька, мне не хочется ворошить прошлое, напоминать тебе трагические события семилетней давности, – замолчала она ненадолго, но продолжила: – Когда я приехала за тобой в распредприёмник, мне передали одну вещь, оставшуюся после смерти твоей мамы. К сожалению, как потом выяснилось, документы у вас были поддельные, и разузнать что-либо о тебе и твоей матери не удалось.
Она открыла конверт и достала из него кольцо. Покрутив его, вспомнила, как, впервые увидев украшение, тщательно его рассматривала, вертела в руках и даже пыталась найти клеймо или пробу, а не найдя, расстроилась. На вид кольцо было совершено простым, но большой белый камень наводил на разные мысли. Она тогда отнесла кольцо оценщику, но тот покачал головой. Дешёвка, камень – искусственное стекло, ценности не имеет. Сколько таких колечек, цепочек она оставила в ломбардах, трудно сказать, но всё это она делала не для себя. Ни копейки себе не присвоила, устраивала детям дни рождения, покупала маленькие подарки, лишь бы увидеть счастливый детский взгляд. Она вспомнила, как сильно тогда была разочарована, и в какой-то момент хотела выкинуть кольцо, но потом решила оставить для девочки – на память о матери. Сразу было глупо его отдавать, и поэтому директриса отложила его в ящик. Момент настал, хоть какая-то память о матери.
– Так, ты мне здесь что напророчил? Я, что, по-твоему, матерью-одиночкой буду?! – Верка стояла возле него, и её нижняя губа слегка подрагивала, а глаза стали влажными.
Цыган поднял голову, выпрямился и, смотря на неё, произнёс каким-то чужим голосом:
– Первенца не бросай, не делай его долю такой, что у тебя была. А мужик у тебя будет нескоро, ты ещё мелкая и мало чего понимаешь в жизни.
И так зыркнул на неё своими синими глазищами, что у Верки по спине побежали мурашки, но она не хотела сдаваться.
– Да больно умный ты, как я погляжу! – нахмурив брови и сжав губы, бросила она цыгану, уходя к себе за стол.
Весь класс затих, с недоумением и страхом они посматривали на едва сдерживающую слезы Верку. Умолчал Ян, что тем мужиком будет он сам и найдёт отчаявшуюся Верку через шестнадцать лет на мосту, собирающуюся сброситься с моста вместе с ребёнком. Он отвёл взгляд, вновь положил голову на парту и закрыл глаза, порой он так уставал от мелькающих перед лицом картинок.
– Во цыган даёт! – выкрикнул кто-то, но сразу замолк, так как дверь открылась и в класс заглянула директриса, прошла к учительскому столу,
– Ребята, Ирина Витальевна плохо себя чувствует, я её отпустила домой.
– Вера Михайловна, а правда, что Ирина Витальевна беременна? – не унималась Верка.
– С чего ты взяла, Вера! – Директриса удивлённо окинула взглядом класс.
– Так цыган сказал!
– Не цыган, а Ян. Вера, угомонись и сядь на место! – Она надела очки и, взяв в руки планшет с описанием урока, сказала: – Откройте учебник на странице двести пять и переведите текст.
– Так значит, правда.
– Так, Винокурова! По-моему, тебе одного предупреждения мало! Или, может, ты лучше на английском понимаешь?
Весь класс заржал.
– Вот видишь, Вера, ты срываешь урок!
– А чего он мне всякую гадость гадает на будущее, – уже всхлипывая, с мокрой поволокой на глазах промямлила Верка.
– Я тут причём это ведь твоё будущее! – не унимался Ян.
– Так, вы, двое, на выход с учебниками, будете читать перед всем классом – на английском!
Класс опять отреагировал смехом.
– Я вижу, у вас тут со всем весело и всё из-за Романова. Так давайте, введите меня в курс дела, и я тоже посмеюсь вместе с вами.
– Ирине Витальевне стало плохо, она выбежала из класса, а цыган сказал, что она беременна.
– Ну и что, я ей это ещё два месяца назад предсказал. Не верите, сейчас за ней приедет её мужик на такой тачке! – проговорил он восхищённо.
Все услышали визг тормозов под окнами и в страхе повернули головы, но потом весь класс подхватился с места и ринулся к окнам. Ирина Витальевна не спеша шла по аллее, а из машины вышел высокий, крепкого телосложения брюнет, и быстрым шагом направился к ней. Он осмотрел её взволнованным взглядом, подхватил на руки и понёс к машине.
– Вот это, да! – выкрикнул завистливо кто-то из девчонок, не выдержав.
– Так, класс, по местам, это ещё ничего не значит!
– Цыган сказал, она больше не вернётся в детдом.
Директриса вздохнула.
– Винокурова, выйди из класса и успокой свою буйную фантазию.
Верка вышла, поджав губы, чтобы вновь не разреветься. Она сама не понимала, почему вдруг поверила цыгану, от его предсказаний на душе было как-то противно и тошно. На следующий день весь детдом гудел, пересказывая, что снова приехал мужчина, который забирал вчера англичанку, и сказал, что она больше не будет работать, так как он не намерен подвергать опасности свою беременную жену.
С тех пор цыгана ещё больше стали бояться, избегая его тяжёлого взгляда. Верка погрустила неделю, а потом успокоилась. Кто его знает, а вдруг цыган ошибся, и его предсказания не исполнятся. Ян был единственным из класса, кто не сдал экзамены. Но, похоже, его это мало интересовало, с малых лет он бредил десантурой и с нетерпением ждал осеннего призыва в армию.
Глава 7.3
Двое в обнимку шли по берегу реки, постепенно стали затихать голоса одноклассников, и доносились только отголоски музыки. Первой очнулась Слава.
– Мы так далеко ушли, не заблудимся?
– Не бойся, я здесь уже не раз бывал с ребятами. Пойдём к той берёзе, там лавочка есть, посидим, полюбуемся ночной красотой.
Они прошли совсем немного и оказались у небольшой поляны, а у самого берега реки действительно была маленькая лавочка. Макс сел и, потянув Славу за руку, посадил её к себе на колени. Она было дёрнулась, но он обхватил её и со всей силы и прижал к себе.
– Ну чего ты вырываешься, глупышка, я тебя не обижу, – прошептал он ей на ухо, обдав своим горячим дыханием. Он дал Славке привыкнуть к её положению и, видя, что она больше не вырывается, ослабил хватку.
Славка смотрела на чёрную гладь воды и отражающийся в ней огромный диск луны, светившей в эту ночь особенно ярко. Небо было чистым, и мириады звёзд слегка мерцали, навевая спокойствие и умиротворение. Вокруг стояла очаровывающая тишина, лес дремал и только мелкая рыбёшка, пытающаяся схватить ртом жёлтый лик луны, нарушала тишину лёгким всплеском воды.
– Красиво как! – не выдержала Славка и улыбнулась.
– Я знал, что тебе понравится. – Макс осмелел и стал водить рукой по спине Славки. – Зарислава, ты такая красивая, – взял её он лицо в ладони и собрался поцеловать.
Но она отстранилась:
– Ты чего, Макс?
– А что, я тебе совсем не нравлюсь?
– Да не знаю я, мы ведь с тобой столько времени на матах провели, что уже и не понимаю, как к тебе относиться.
– А я как вспомню о твоём теле и как тебя прижимаю, так внутри всё скручивается от возбуждения.
Макс осторожно прикоснулся губами к её плечу и, видя, что Слава его не отпихнула, уже более настойчиво, с ноткой возбуждения, перешёл от плеч к её шее. Славе нравились его поцелуи, от них по всему её телу расходились волны сладкого возбуждения, впервые она такое ощутила. Она закрыла глаза и с замиранием сердца прислушалась к своему чувствительному телу, вдруг ставшему таким слабым и податливым.
Тишину леса нарушил крик ночной птицы.
– Ух! У-а-а-а-ха-ха-ха-ха!
Славка дёрнулась:
– Ты слышал? Слышал? Кто это?
Макс раздосадованно прервался и ещё сильней прижал к себе Славу.
– Ночная птица, сова, наверно, мышь поймала и радуется после вкусного ужина или обеда. Да кто его знает? Слава, Славочка, какое у тебя тело… – Макс приподнял её и повернул к себе лицом, коснулся губами желанных губ, поцеловал.
Они услышали, как ночную тишину нарушили взмахи больших крыльев – и практически над их головами пролетела птица, крича надрывисто и тревожно: «Ух! У-а-а-а-ха-ха-ха-ха-ха! Ух! У-а-а-а-ха-ха-ха-ха-ха!»
Славка встрепенулась, пронизывающий крик птицы напугал, всё тело налилось свинцовой тяжестью от страха, пробравшегося в каждую её клеточку.
– Какая странная птица, и кричит как человек.
Славка всматривалась в ночную темноту и следила за полётом птицы, пока та совсем не исчезла из виду. Её стал бить озноб.
Макс опять полез к ней со своими поцелуями. Славка попыталась встать, сидеть на лавочке с ним сразу расхотелось, всё волшебство ночи улетучилось. Да вот только у парня, очевидно, были совсем другие планы. Он резко вскочил и, завалив Славку на землю, стал шарить своей рукой по её ногам, одновременно пытаясь дотронуться губами до её губ. Слава отвернулась, почувствовав его руку в своих трусиках, и недолго думая, пнула его коленом в пах.
– Дура! – взвыв от боли, промычал Макс и тут же отпустил её.
Славка сидела и смотрела на скрюченного и матерящегося парня. А ведь он ей даже нравился, всегда заступался и никогда не смеялся над ней. Но и намёка не было насчёт его чувств, да и какие чувства, если с Веркой давно спит. Славка вздохнула, нервно теребя в руках вырванную травинку.
– Зачем тебе это надо, Макс?
– Я ж говорю, нравишься ты мне! – шипя от боли, промычал парень.
– Лапшу будешь семиклассницам вешать, – схватила она его лицо своей пятернёй и зло всмотрелась в глаза. Её янтарный зрачок блеснул в темноте, а взгляд стал каким-то хищным и гипнотизирующим.
Макс тяжело проглотил застрявший в горле комок.
– Слав, я не лгу, ты действительно давно мне нравишься.
Она его оттолкнула и встала.
– Поднимай, бл…, свои копыта и пошли, все наверно уже поспорили и сидят ох.. в предвкушении. Услышу, какую пакость о себе – удушу.
Она пошла не спеша, а за ней с понурой головой плёлся Макс.
К поляне они вышли, как ни в чём не бывало, мирно беседуя. Верка окинула их внимательным взглядом и сразу бросилась на шею Максу.
– Максик, где ты так долго был?
– Да ничего не долго, так, погуляли со Славкой, тренировки вспомнили. А шашлык готов? – потирая руки, он улыбнулся Верке.
– Я тебе оставила, а вторую партию нанизали.
Только Макс присел, как вскочил цыган, мирно спавший рядом с Алькой.
– О, ребята гляньте, охранник проснулся! – прокричал Макс, и все дружно заржали.
Ян пятился от спящей Альки и бормотал, озираясь вокруг.
– Мамочки да разве такое возможно... Змеи, белые змеи кругом, страшные, злые. – Полусонное лицо его исказилось не то боли, не то от страха, губы слегка подрагивали, а в синих глазах гуляла тьма.
Славка быстро подскочила к нему, схватив за грудки, зло прошипела ему в лицо:
– Ты чего мелешь, цыган?
Лицо её исказилось от гнева, сцепленные от злости зубы оголились из-за слегка приоткрытого рта и растянувшихся в оскале губ.
Цыган взглянул в её глаза, закрылся руками и закричал:
– А-а-а!
Все смолкли и замерли, смотря удивлённо на растерявшуюся Славку и рыдающего цыгана.
– Ты чего, Ян? – Она попыталась тронуть его за плечо, но он дёрнулся назад.
– Не трогай меня, не трогай, он искал тебя. Долго искал и вот сегодня нашёл. Веселится, радуется, очень страшный, глаза красные. А-а-а! – вновь заорал цыган. – Смерть, смерть, одна смерть кругом. Я не хочу видеть все те ужасы, что тебе придётся пережить. – Цыган сел, обхватил коленки руками, положил голову на них, закрыл глаза и закачался. – Не трогайте меня, не трогайте. Разве такое бывает?! Этого просто не может быть. Страшный, очень страшный, – шептал он.
Славка пробежала растерянно взглядом по стоящим вокруг и смотревшим на неё одноклассникам, в глазах некоторых читался интерес и любопытство, а у других застыл страх. Славка оторопела, она никогда не находилась под такими пристальными, изучающими взглядами. Сев рядом с Алькой, она потрясла её за плечо.
– Аль, Аль, проснись.
Внутри неё бушевала буря, пытающаяся перерасти в ураган, несущий в себе боль, страх, смятение и предательское предчувствие – всё то, что она только что услышала, правда.
Алька проснулась и отшатнулась в испуге от Славки, вначале не поняв, кто пред ней. Лицо, искажённое от боли, заострённые скулы, но самым притягательным и одновременно страшным были у сестры глаза, пылающие оранжевым огнём.
Алька медлила всего несколько минут.
– Зариславушка! – промолвила она, улыбаясь, протянула руку и погладила Славку по её рыжим кучерявым волосам.
Огонь в глазах Славки угас, она бросилась в объятья сестрёнки и разрыдалась. А та продолжала гладить её по волосам, успокаивая и шепча:
– Ты чего, сестрёнка? Скажи, тебя кто-то обидел? Так я разберусь и накажу обидчика, ты только скажи, Славушка.
В другой ситуации Славка бы просто поржала, скромная тихая Алька решила заступиться за неё, но сейчас её душа сжалась от боли, и, не вытерпев, Славка разревелась. Вспомнив бабушку и деда, их всеобъемлющую и искреннюю любовь, окутывающую её все детство, которой теперь ей так не хватало.
Почему Славка расплакалась, она бы и сама не сказала, щемящая тоска грызла её сердце, бередила, наполняла страхом от предсказаний цыгана. Но реветь долго ей не дали, приехал Фёдор Семёнович, утёр им носы и повёз в деревню. Расспрашивать, из-за чего ревели девчонки, не стал, мало ли, большие уже, может, любовь, а может, понимание того, что начинается у них взрослая жизнь.
Глава 8. Перстень жриц Аргадзона
Глава 8.1
Проснувшись к обеду, девчонки умылись, перекусили и поехали в детдом. Почти все свои вещи они уже давно перевезли в деревню, осталось забрать последние шмотки. Лёгкая эйфория от вчерашнего вечера улетучилась, и на смену ей пришёл страх с небольшой грустью. Как бы над ними не издевались и не обижали, всё здесь было таким привычным и родным.
Девочки сели на рейсовый автобус, заняли последние места и, положив головы друг другу на плечи, продолжили спать. Приехав в детдом, первым делом заглянули на кухню, на прощание обняли тётю Тоню и разревелись. Она вытерла своим фартуком их носы, как всегда, выдала по котлете с хлебом, и девчонки ещё раз прижались к ней, а потом, поцеловав её на прощание, пошли к себе в комнату. Покидав в рюкзаки оставшиеся вещи, направились к директрисе. По дороге заглянули к физруку, тот по-отцовски дал им напутствие в жизнь, девчонки расчувствовались, вновь похлюпали носами, и пошли дальше с опущенными головами.
У кабинета директрисы они немного постояли и Славка робко постучала. Раздалось:
– Входите.
Славка и Алька с глазами, полными грусти, и опущенными плечами вошли в кабинет. Вера Михайловна расплылась в счастливой улыбке.
– А, девочки, рада, рада вас видеть! Проходите, присаживайтесь.
Она подождала, пока девчонки сядут на стулья и, окинув их материнским и чуть грустным заботливым взглядом, вздохнув, сказала:
– Время как летит, такие вы у меня красавицы выросли. Определились, где будете учиться?
– Я на исторический, а Алька работать, – ответила Славка и стала накручивать на палец длинный рыжий локон.
– Учёба – это хорошо, без образования в наши дни туго. И ты, Аля, поступай на вечернее отделение, главное – не тяни. Денег всегда будет не хватать, да и программу потом будет трудно вспоминать.
Она посмотрела на Алькирию сочувствующим взглядом и, как будто что-то вспомнив, встала, открыла сейф и достала оттуда небольшой ящик. Потом долго в нём что-то перебирала, хмурясь. Наконец найдя то, что искала, посмотрела на Алю довольно.
– Аленька, мне не хочется ворошить прошлое, напоминать тебе трагические события семилетней давности, – замолчала она ненадолго, но продолжила: – Когда я приехала за тобой в распредприёмник, мне передали одну вещь, оставшуюся после смерти твоей мамы. К сожалению, как потом выяснилось, документы у вас были поддельные, и разузнать что-либо о тебе и твоей матери не удалось.
Она открыла конверт и достала из него кольцо. Покрутив его, вспомнила, как, впервые увидев украшение, тщательно его рассматривала, вертела в руках и даже пыталась найти клеймо или пробу, а не найдя, расстроилась. На вид кольцо было совершено простым, но большой белый камень наводил на разные мысли. Она тогда отнесла кольцо оценщику, но тот покачал головой. Дешёвка, камень – искусственное стекло, ценности не имеет. Сколько таких колечек, цепочек она оставила в ломбардах, трудно сказать, но всё это она делала не для себя. Ни копейки себе не присвоила, устраивала детям дни рождения, покупала маленькие подарки, лишь бы увидеть счастливый детский взгляд. Она вспомнила, как сильно тогда была разочарована, и в какой-то момент хотела выкинуть кольцо, но потом решила оставить для девочки – на память о матери. Сразу было глупо его отдавать, и поэтому директриса отложила его в ящик. Момент настал, хоть какая-то память о матери.
