Некогда он, несомненно, внушал ужас врагам и господствовал над окружающей равниной. Наверняка принадлежал важному феодалу, или давно исчезнувшее королевство возвело его как оплот своей власти. С тех пор утекло много лет. Крыша прогнила, перекрытия частично рухнули, а в коридорах хозяйничал ветер.
— Извини, другого жилья теперь нет, — развел руками Филипп и соткал мостик из переливающихся нитей.
С опаской ступила на зыбкую опору, но она оказалась достаточно крепкой, чтобы выдержать нас обоих. По ней мы успешно перебрались через ров. На дне квакали лягушки и росла осока.
С карканьем разлетелось потревоженное воронье.
Посторонилась, пропуская Филиппа. Тот махнул рукой на ворота. От них давно ничего не осталось, только арка с поржавевшей решеткой. Пригнувшись, осторожно прошла под ней и оказалась во внешнем дворе. Некогда там селилась челядь, теперь сохранились только каменные службы.
— Воды надо набрать, — деловито заявил Филипп. – Водопровода нет, поэтому, красавица, помогай.
С этими словами брюнет вручил мне ведро и показал, куда идти:
— Вон там кухня. Колодец и так видишь.
Верно, мы стояли рядом со знакомым шестиугольным сооружением, забранным сверху решеткой. Надеюсь, сумею ее поднять. Сумела. Та с жутким скрипом поддалась и отъехала в сторону.
Филипп взгромоздился на бортик и с натугой потянул за край рычага. Такой у нас называли «журавлем». Странно, отчего брюнет не воспользовался магией? Разгадка лежала на поверхности: ее у Филиппа просто не осталось.
Так и набирали лохань на кухне: брюнет черпал воду, я таскала в пристройку. Она оказалась более-менее обжитой, чистой, даже с небольшим запасом еды. С радостью обнаружила там очаг и дрова. Если повезет, погреюсь у огня. Вскоре мое желание исполнилось: щелкнув кресалом, Филипп заставил пламя весело взвиться к потолку.
— Ну, чего стоишь? — Брюнет снял рубашку и потянулся к поясу брюк. Магический жезл валялся на лавке, над сапогами. – Плескаться придется вдвоем, на вторую лохань меня не хватит. Да и неплохо бы отблагодарить спасителя. – Филипп прошел по мне взглядом с головы до ног. – Не отказался бы от хорошего секса. Тебе, кстати, тоже полезно: отличное лекарство от нервов. Девственности лишилась, ничего не мешает. Как, ездить верхом научилась?
— То есть?..
Уши зарделись. Я прекрасно поняла, что имел в виду Филипп.
— Садишься, вставляешь, как удобно, и вверх-вниз, вверх-вниз, — подробно описал Филипп и избавился от брюк. Взгляд невольно скользнул по выпуклости, на которой предлагали поездить. – Упираешься на согнутые ноги мужчины или, если сил хватает, делаешь все сама. Ничего, помогу.
— Почему вы решили, будто я займусь с вами любовью?
Отступила, прикрыв грудь руками.
— А почему нет? Заметь, я не требую тройного удовольствия, всего лишь уделить немного внимания спасителю. Не упрямься, Дария, — брюнет шагнул ко мне и провел пальцем по щеке. – Наиви обожают развлекаться с мужчинами. Их любимая игрушка…
— Нет! – выпалила я, предупреждая неприличное слово.
— Мы займемся любовью, Дария, и это не обсуждается, — издевался над стеснительной девушкой Филипп. — За все нужно платить. Ничего, тебе понравится, — обнадежил он с похабной улыбкой, за которую захотелось выдать его Соланжу Альдейну. — Помнится, некогда ты отказалась – видишь, представился шанс узнать, от чего именно.
— Я вам не крестьянская девка! – Придерживая корсет, шагнула к навсею с твердым намерением влепить пощечину. Лицо пылало, только теперь от праведного гнева. Меня, названую дочь магистра Онекса, пусть и пленницу нового мира, записать в проститутки! Что он себе позволяет! — А вы… вы… — никак не могла подобрать нужного слова. — Негодяй!
Воспользовавшись моим временным замешательством, брюнет без труда взял ситуацию под контроль и легко избежал наказания. Меня спеленали сильные руки, прижимая к не менее сильному мужскому телу.
— Разнообразие в спальне прекрасно, помогает получить удовольствие и выбрать лучшее, а не довольствоваться пресным сексом с тем, кто лишил девственности. Ну же, — искуситель понизил голос и чувственно облизнул губы, — неужели не любопытно, какие ощущения дарит другой мужчина? Неужели не хочется научиться новому, неизведанному?
Требовательные мужские губы накрыли мои. Брюнет переплел наши языки в чувственном танце. Широко распахнув глаза, замерла. Паника парализовала, но, с другой стороны, какая-то часть меня не возражала. Если бы Филипп грубо насиловал! О нет, начав с решительного натиска, он сменил тактику. Ладонь ласково поглаживала поверх тонкой ткани панталон, губы учили неведомой ранее технике поцелуя. Язык его напоминал пламя, то подвижное, то ленивое. Не сопротивлялась, но и не помогала. На подкорке сознания крутилось: я должна отблагодарить брюнета. Если подумать, секс – малая плата за жизнь. Нужно всего лишь расслабиться и… Только вот Геральт, не будь его, решилась бы, но любимым не изменяют.
Стоило задергаться, Филипп отпустил.
— Странно, — задумчиво пробормотал он, нервируя взглядом, — я ведь тебе нравился. Или Геральт мешает? Так ему ничего не грозит, если он для тебя самый лучший.
— Нет! — решительно заявила я, отступив на шаг.
Пусть ищет продажную девку.
— А поблагодарить за спасение? — нахмурился Филипп. – Согласись, я заслужил ласку. Да еще тащил на своем горбу, хотя мог бы бросить. Долги отдают, плата тебе по силам. Или решила отделаться одним "спасибо"?
Промолчала и с тоской покосилась на чан с водой. Я продрогла, а она такая теплая…
Брюнет, по-видимому, устав убеждать несговорчивую наиви, разделся и, фыркая, забрался в воду.
Вседержители, какое большое мужское достоинство! Совсем не такое, как у Геральта. Невольно залюбовалась, позабыв о том, что передо мной живой человек, а не картинка из учебника. Идеальные пропорции, ничего отталкивающего. Как там писалось? Копье? Самое лучшее сравнение. Даже потрогать захотелось: действительно ли такое, как на вид.
И живот мускулистый, с тоненькой полоской волос, манящей к средоточию мужественности. Крепкие ягодицы, сильные руки… Ох, Дария, не о том ты думаешь!
Раскрасневшись, отвернулась и услышала насмешливое:
— Водичка скоро остынет. Новую носить и греть будешь сама.
Кусая губы, боролась с соблазном. Филипп же блаженствовал в чане. В итоге решилась. Попросила отвернуться, а после не трогать без спросу: "Мы все сделаем, только позже", торопливо разделась и забралась в воду. Только сейчас поняла, как продрогла. Зубы стучали, тело покрылось "гусиной кожей". Мурашки разогнали руки Филиппа. Ахнуть не успела, как брюнет подтащил к себе и начал интенсивно растирать. Сначала запаниковала, но постепенно расслабилась, прикрыла глаза. Тело обмякло, налилось свинцовой усталостью. Заснуть бы! Пусть я голая, пусть совсем рядом обнаженный мужчина, его плоть касается бедра, зато так тепло, приятно и спокойно.
Из мира грез о постели вырвал голос Филиппа.
— Как, Дария, совсем баиньки? А поблагодарить?
Брюнет вновь поцеловал и усадил себе на колени. Мужское достоинство заметно потвердело и, дразня, коснулось мягкой кожи. Рванулась из воды и охнула, ощутив пальцы Филиппа. С лукавой улыбкой он умело массировал бедра, затем раздвинул их и погладил. Кружась, пальцы все ближе подбирались к цели и, наконец, достигли ее. Сердце подпрыгнуло к горлу, когда Филипп чуть надавил, а затем принялся умело разгонять кровь по низу живота. Забившись, открыла ему еще больше пространства для маневра. Брюнет плеснул мне между ног водой и на мгновение скользнул туда, где его совсем не ждали. Ощущение вышло острым: смесь неожиданности, облегчения после неистовой ласки и боли от нежеланного вторжения. Разумеется, тут же вытолкнула из себя незваного гостя, одновременно силясь привести чувства в порядок. Неужели дала знать сущность наиви? Я не могла испытать ничего, кроме гадливости и страданий, не могла! Однако раскаленная игла несла на острие запретное наслаждение.
Полагала, Филипп овладеет сразу, но он ссадил в кадку и продолжил растирать. Губы навсея сложились в довольную улыбку. О да, брюнет сумел доказать порочность женской природы, но мимолетная слабость так и останется слабостью, не вознесет к небесам, не заставит выкрикивать заветное имя и жаждать продолжения.
Зачерпнув пригоршню воды, брюнет окатил мою левую грудь и накрыл ртом, слизывая капли. Бесполезно, может сколько угодно посасывать, я ничего не почувствую. Никакого сравнения с Геральтом!
Покончив с левой грудью, Филипп проделал то же самое с правой, только на этот раз прикусил сосок. Пальцы вновь скользнули между ног, уже смелее и настойчивее. Тут брюнет преуспел. Он нашел способ против воли пробудить тепло внизу живота и бессовестно им пользовался.
— Я не хочу, милорд! – предприняла отчаянную попытку вырваться из плена.
— Ты мне должна, Дария, — выдохнул в ухо Филипп.
Закрыв глаза, позволила поцеловать в шею.
Сначала дыхание, шевелящее тонкие волоски, а затем острый язык пощекотал за ухом. Откуда он знал?! И про запястье, и про…
Несмотря на желание бороться до конца, постепенно сдавала позиции. Умом понимала: не хочу, а тело откликалось на провокации, пусть и не так страстно, как с Геральтом. Чего-то не хватало – неуловимого, но необходимого для блаженства.
Брюнет приподнял за бедра и усадил на вздыбленную плоть. Она туго наполнила меня, принеся с собой боль. Словно между ног вставили палку. Наверное, орудие Филиппа слишком велико, потому как, к своему стыду, я успела немного возбудиться. К сожалению, такое случалось и прежде. Помнится, Геральт, еще в самом начале знакомства, когда держал за рабыню, нацепил вместо панталон сбрую из тонких ремешков. Они натирали нежную кожу, вызывая противоестественную реакцию тела. Теперь-то поняла: ремешки надавливали на нужные точки, которые совсем недавно, со знанием дела, терзал Филипп.
Нужно расслабиться, Дария. Ты целитель, помнишь, в таких случаях следует не мешать, а помогать, иначе самое крохотное достоинство причинит много вреда.
— Ничего, малышка, приподнимайся и опускайся, приподнимайся и опускайся. – Филипп поглаживал по мокрым волосам и неторопливо двигался во мне, постепенно погружаясь все глубже.
— Не могу! – прикусила губу, когда брюнет совершил очередное движение бедрами.
Отчего так, почему никак не удается? Ты же хотело, тело, почему теперь отторгаешь? Не желаю расплачиваться за твое легкомыслие.
Филипп вздохнул и к моему облегчению извлек член. Он налился и еще больше раздался в длину. Теперь понятно, отчего не получалось расслабиться. Странно, что достоинство брюнета не разорвало изнутри.
— Ничего, у страха глаза велики! А теперь устрой его удобнее и продолжим.
— Может, в другой раз? – Сомневаюсь, будто сумею перебороть обуревавшие меня чувства.
Вместо ответа Филипп уложил меня на бортик и, повторив прежние действия, заставил мир вновь затуманиться перед глазами. Прижавшись бедрами к моим бедрам, брюнет вновь овладел мной, но как-то иначе, во всяком случае через пару толчков стало легче. Филипп не торопился, продолжая ласкать, и с каждым движением плоть входила все легче. Тепло волнами расходилось по телу, прогоняя усталость и страхи.
Прикрыв глаза, сделала первое робкое движение, и тут же прикусила губу, отдавшись во власть Филиппа. Его бедра то с головой погружали в негу, то вспышками легкой боли возвращали к реальности. Так я постоянно и летала между небом и землей, то жадно хватая ртом воздух, то испытывая неимоверное блаженство.
— Хорошо! – хрипло пробормотал Филипп и перевернулся, увлекая меня за собой.
Теперь я упиралась руками и грудью в бортик бадьи, а мужская плоть входила так глубоко, что казалось, еще немного, и пронзит насквозь. Вскрикнула, глотнув ртом воздух. Филипп тут же остановился и успокоил поцелуями. После энергично и быстро закончил начатое, однако приподнялся и не входил во всю длину. Боль ушла, осталось лишь легкое жжение.
Повинуясь чужой воле, прежде ловила ритм движений, пыталась окунуться в жидкую лаву, растекавшуюся по бедрам. Казалось, еще немного, и она проникнет в кровь, но удачный миг ускользнул, возвращая к реальности. Вместе с ней накатила брезгливость и желание скорее покончить с сопением над ухом. Все случилось тогда, когда брюнет забыл о ласках, превратил в наложницу, стоящую на коленях перед господином. Филипп напрасно старался, отныне я оставалась безучастной, просто не мешала.
Когда навсей аккуратно отстранился, вздохнула с облегчением. С одной стороны, брюнет изнасиловал, с другой, я его чуточку желала, но в любом случае хорошо, что экзекуция закончилась. Последние минуты казались вечностью и не принесли ничего, кроме желания оставить их позади.
— Ты страстная девочка! – Филипп откинулся на бортик и отпустил. – Думал, станешь цедить воздух сквозь зубы. Любишь темненьких? Как, я, по-твоему, красивый, Дария? – лукаво подмигнул он.
Глаза его замаслились, рука лениво свешивалась, роняя капли воды на пол.
Ощутив приступ жгучего стыда, вскочила, прикрываясь, отчаянно попыталась натянуть на мокрое тело остатки одежды.
— Да ладно тебе, Дария, не принимай все так близко к сердцу! И научись получать удовольствие. — Филипп с интересом наблюдал за моими метаниями. – Полотенца нет, есть простыня. Она там, на столе рядом с очагом. Обернись и топай спать. Я устроился на втором этаже, найдешь. Кровать большая.
Едва не упав, под смех брюнета ринулась к спасительной простыне и, закутавшись с ног до головы, поспешила скрыться за дверью во внутренние помещения. Надеюсь, Филипп больше не станет приставать.
А тело предательски напоминало ласки – столь вожделенные, но в исполнении другого.
Сквозняк лизал пальцы ног. Зябко дернувшись, поспешила скрыться под одеялом. Холод пронимал до костей, вскоре поняла почему: я голая, лежу в постели с обнаженным мужчиной. Ягодицами ощущала его вздыбленное утром достоинство. В памяти тут же всплыл вчерашний день. Филипп!
Подскочила, прижимая край одеяла к груди. Филипп мирно сопел, подложив руку под голову. Сон разгладил морщинки, убрал серость кожи. Солнечный луч играл на груди, обнажив все шрамы, синяки, раны. Дневной свет безжалостно осветил все, налил кровью повязки. Некоторые затвердели. Плохо! Филиппа травили, будто зверя, Соланж не зря говорил об охоте.
Рубец на щеке казался еще более устрашающим, чем вчера, но не он занимал мои мысли. Из головы не шла вчерашняя близость. Я отдалась мужчине! Не Геральту – Филиппу! Не поручусь, что единожды. Какой стыд! Не сопротивлялась, как должно порядочной девушке, не расцарапала брюнету лицо, не вытащила горящее полено из очага – ничего, безропотно позволила плоти толкаться в страстном порыве. Вседержители, меня не стошнило от поцелуев, нестерпимая боль не разорвала тело! Пусть я не взлетала на вершину, как с Геральтом, но пережила пару сладостных минут, когда жар опаляет лоно и неукротимым потоком несется дальше, когда наполняешься до краев и боишься разлететься на кусочки.
Это неправильно, изнасилование приносит лишь муки! Пусть Филипп ласкал, пусть не брал нахрапом, но любила я Геральта. Неужели превратилась в шлюху, готовую отдаться любому?
Закрыла лицо руками и тихонечко застонала, стараясь не разбудить Филиппа.
Как теперь смотреть людям в глаза? Девушка обязана хранить верность любимому.
— Извини, другого жилья теперь нет, — развел руками Филипп и соткал мостик из переливающихся нитей.
С опаской ступила на зыбкую опору, но она оказалась достаточно крепкой, чтобы выдержать нас обоих. По ней мы успешно перебрались через ров. На дне квакали лягушки и росла осока.
С карканьем разлетелось потревоженное воронье.
Посторонилась, пропуская Филиппа. Тот махнул рукой на ворота. От них давно ничего не осталось, только арка с поржавевшей решеткой. Пригнувшись, осторожно прошла под ней и оказалась во внешнем дворе. Некогда там селилась челядь, теперь сохранились только каменные службы.
— Воды надо набрать, — деловито заявил Филипп. – Водопровода нет, поэтому, красавица, помогай.
С этими словами брюнет вручил мне ведро и показал, куда идти:
— Вон там кухня. Колодец и так видишь.
Верно, мы стояли рядом со знакомым шестиугольным сооружением, забранным сверху решеткой. Надеюсь, сумею ее поднять. Сумела. Та с жутким скрипом поддалась и отъехала в сторону.
Филипп взгромоздился на бортик и с натугой потянул за край рычага. Такой у нас называли «журавлем». Странно, отчего брюнет не воспользовался магией? Разгадка лежала на поверхности: ее у Филиппа просто не осталось.
Так и набирали лохань на кухне: брюнет черпал воду, я таскала в пристройку. Она оказалась более-менее обжитой, чистой, даже с небольшим запасом еды. С радостью обнаружила там очаг и дрова. Если повезет, погреюсь у огня. Вскоре мое желание исполнилось: щелкнув кресалом, Филипп заставил пламя весело взвиться к потолку.
— Ну, чего стоишь? — Брюнет снял рубашку и потянулся к поясу брюк. Магический жезл валялся на лавке, над сапогами. – Плескаться придется вдвоем, на вторую лохань меня не хватит. Да и неплохо бы отблагодарить спасителя. – Филипп прошел по мне взглядом с головы до ног. – Не отказался бы от хорошего секса. Тебе, кстати, тоже полезно: отличное лекарство от нервов. Девственности лишилась, ничего не мешает. Как, ездить верхом научилась?
— То есть?..
Уши зарделись. Я прекрасно поняла, что имел в виду Филипп.
— Садишься, вставляешь, как удобно, и вверх-вниз, вверх-вниз, — подробно описал Филипп и избавился от брюк. Взгляд невольно скользнул по выпуклости, на которой предлагали поездить. – Упираешься на согнутые ноги мужчины или, если сил хватает, делаешь все сама. Ничего, помогу.
— Почему вы решили, будто я займусь с вами любовью?
Отступила, прикрыв грудь руками.
— А почему нет? Заметь, я не требую тройного удовольствия, всего лишь уделить немного внимания спасителю. Не упрямься, Дария, — брюнет шагнул ко мне и провел пальцем по щеке. – Наиви обожают развлекаться с мужчинами. Их любимая игрушка…
— Нет! – выпалила я, предупреждая неприличное слово.
— Мы займемся любовью, Дария, и это не обсуждается, — издевался над стеснительной девушкой Филипп. — За все нужно платить. Ничего, тебе понравится, — обнадежил он с похабной улыбкой, за которую захотелось выдать его Соланжу Альдейну. — Помнится, некогда ты отказалась – видишь, представился шанс узнать, от чего именно.
— Я вам не крестьянская девка! – Придерживая корсет, шагнула к навсею с твердым намерением влепить пощечину. Лицо пылало, только теперь от праведного гнева. Меня, названую дочь магистра Онекса, пусть и пленницу нового мира, записать в проститутки! Что он себе позволяет! — А вы… вы… — никак не могла подобрать нужного слова. — Негодяй!
Воспользовавшись моим временным замешательством, брюнет без труда взял ситуацию под контроль и легко избежал наказания. Меня спеленали сильные руки, прижимая к не менее сильному мужскому телу.
— Разнообразие в спальне прекрасно, помогает получить удовольствие и выбрать лучшее, а не довольствоваться пресным сексом с тем, кто лишил девственности. Ну же, — искуситель понизил голос и чувственно облизнул губы, — неужели не любопытно, какие ощущения дарит другой мужчина? Неужели не хочется научиться новому, неизведанному?
Требовательные мужские губы накрыли мои. Брюнет переплел наши языки в чувственном танце. Широко распахнув глаза, замерла. Паника парализовала, но, с другой стороны, какая-то часть меня не возражала. Если бы Филипп грубо насиловал! О нет, начав с решительного натиска, он сменил тактику. Ладонь ласково поглаживала поверх тонкой ткани панталон, губы учили неведомой ранее технике поцелуя. Язык его напоминал пламя, то подвижное, то ленивое. Не сопротивлялась, но и не помогала. На подкорке сознания крутилось: я должна отблагодарить брюнета. Если подумать, секс – малая плата за жизнь. Нужно всего лишь расслабиться и… Только вот Геральт, не будь его, решилась бы, но любимым не изменяют.
Стоило задергаться, Филипп отпустил.
— Странно, — задумчиво пробормотал он, нервируя взглядом, — я ведь тебе нравился. Или Геральт мешает? Так ему ничего не грозит, если он для тебя самый лучший.
— Нет! — решительно заявила я, отступив на шаг.
Пусть ищет продажную девку.
— А поблагодарить за спасение? — нахмурился Филипп. – Согласись, я заслужил ласку. Да еще тащил на своем горбу, хотя мог бы бросить. Долги отдают, плата тебе по силам. Или решила отделаться одним "спасибо"?
Промолчала и с тоской покосилась на чан с водой. Я продрогла, а она такая теплая…
Брюнет, по-видимому, устав убеждать несговорчивую наиви, разделся и, фыркая, забрался в воду.
Вседержители, какое большое мужское достоинство! Совсем не такое, как у Геральта. Невольно залюбовалась, позабыв о том, что передо мной живой человек, а не картинка из учебника. Идеальные пропорции, ничего отталкивающего. Как там писалось? Копье? Самое лучшее сравнение. Даже потрогать захотелось: действительно ли такое, как на вид.
И живот мускулистый, с тоненькой полоской волос, манящей к средоточию мужественности. Крепкие ягодицы, сильные руки… Ох, Дария, не о том ты думаешь!
Раскрасневшись, отвернулась и услышала насмешливое:
— Водичка скоро остынет. Новую носить и греть будешь сама.
Кусая губы, боролась с соблазном. Филипп же блаженствовал в чане. В итоге решилась. Попросила отвернуться, а после не трогать без спросу: "Мы все сделаем, только позже", торопливо разделась и забралась в воду. Только сейчас поняла, как продрогла. Зубы стучали, тело покрылось "гусиной кожей". Мурашки разогнали руки Филиппа. Ахнуть не успела, как брюнет подтащил к себе и начал интенсивно растирать. Сначала запаниковала, но постепенно расслабилась, прикрыла глаза. Тело обмякло, налилось свинцовой усталостью. Заснуть бы! Пусть я голая, пусть совсем рядом обнаженный мужчина, его плоть касается бедра, зато так тепло, приятно и спокойно.
Из мира грез о постели вырвал голос Филиппа.
— Как, Дария, совсем баиньки? А поблагодарить?
Брюнет вновь поцеловал и усадил себе на колени. Мужское достоинство заметно потвердело и, дразня, коснулось мягкой кожи. Рванулась из воды и охнула, ощутив пальцы Филиппа. С лукавой улыбкой он умело массировал бедра, затем раздвинул их и погладил. Кружась, пальцы все ближе подбирались к цели и, наконец, достигли ее. Сердце подпрыгнуло к горлу, когда Филипп чуть надавил, а затем принялся умело разгонять кровь по низу живота. Забившись, открыла ему еще больше пространства для маневра. Брюнет плеснул мне между ног водой и на мгновение скользнул туда, где его совсем не ждали. Ощущение вышло острым: смесь неожиданности, облегчения после неистовой ласки и боли от нежеланного вторжения. Разумеется, тут же вытолкнула из себя незваного гостя, одновременно силясь привести чувства в порядок. Неужели дала знать сущность наиви? Я не могла испытать ничего, кроме гадливости и страданий, не могла! Однако раскаленная игла несла на острие запретное наслаждение.
Полагала, Филипп овладеет сразу, но он ссадил в кадку и продолжил растирать. Губы навсея сложились в довольную улыбку. О да, брюнет сумел доказать порочность женской природы, но мимолетная слабость так и останется слабостью, не вознесет к небесам, не заставит выкрикивать заветное имя и жаждать продолжения.
Зачерпнув пригоршню воды, брюнет окатил мою левую грудь и накрыл ртом, слизывая капли. Бесполезно, может сколько угодно посасывать, я ничего не почувствую. Никакого сравнения с Геральтом!
Покончив с левой грудью, Филипп проделал то же самое с правой, только на этот раз прикусил сосок. Пальцы вновь скользнули между ног, уже смелее и настойчивее. Тут брюнет преуспел. Он нашел способ против воли пробудить тепло внизу живота и бессовестно им пользовался.
— Я не хочу, милорд! – предприняла отчаянную попытку вырваться из плена.
— Ты мне должна, Дария, — выдохнул в ухо Филипп.
Закрыв глаза, позволила поцеловать в шею.
Сначала дыхание, шевелящее тонкие волоски, а затем острый язык пощекотал за ухом. Откуда он знал?! И про запястье, и про…
Несмотря на желание бороться до конца, постепенно сдавала позиции. Умом понимала: не хочу, а тело откликалось на провокации, пусть и не так страстно, как с Геральтом. Чего-то не хватало – неуловимого, но необходимого для блаженства.
Брюнет приподнял за бедра и усадил на вздыбленную плоть. Она туго наполнила меня, принеся с собой боль. Словно между ног вставили палку. Наверное, орудие Филиппа слишком велико, потому как, к своему стыду, я успела немного возбудиться. К сожалению, такое случалось и прежде. Помнится, Геральт, еще в самом начале знакомства, когда держал за рабыню, нацепил вместо панталон сбрую из тонких ремешков. Они натирали нежную кожу, вызывая противоестественную реакцию тела. Теперь-то поняла: ремешки надавливали на нужные точки, которые совсем недавно, со знанием дела, терзал Филипп.
Нужно расслабиться, Дария. Ты целитель, помнишь, в таких случаях следует не мешать, а помогать, иначе самое крохотное достоинство причинит много вреда.
— Ничего, малышка, приподнимайся и опускайся, приподнимайся и опускайся. – Филипп поглаживал по мокрым волосам и неторопливо двигался во мне, постепенно погружаясь все глубже.
— Не могу! – прикусила губу, когда брюнет совершил очередное движение бедрами.
Отчего так, почему никак не удается? Ты же хотело, тело, почему теперь отторгаешь? Не желаю расплачиваться за твое легкомыслие.
Филипп вздохнул и к моему облегчению извлек член. Он налился и еще больше раздался в длину. Теперь понятно, отчего не получалось расслабиться. Странно, что достоинство брюнета не разорвало изнутри.
— Ничего, у страха глаза велики! А теперь устрой его удобнее и продолжим.
— Может, в другой раз? – Сомневаюсь, будто сумею перебороть обуревавшие меня чувства.
Вместо ответа Филипп уложил меня на бортик и, повторив прежние действия, заставил мир вновь затуманиться перед глазами. Прижавшись бедрами к моим бедрам, брюнет вновь овладел мной, но как-то иначе, во всяком случае через пару толчков стало легче. Филипп не торопился, продолжая ласкать, и с каждым движением плоть входила все легче. Тепло волнами расходилось по телу, прогоняя усталость и страхи.
Прикрыв глаза, сделала первое робкое движение, и тут же прикусила губу, отдавшись во власть Филиппа. Его бедра то с головой погружали в негу, то вспышками легкой боли возвращали к реальности. Так я постоянно и летала между небом и землей, то жадно хватая ртом воздух, то испытывая неимоверное блаженство.
— Хорошо! – хрипло пробормотал Филипп и перевернулся, увлекая меня за собой.
Теперь я упиралась руками и грудью в бортик бадьи, а мужская плоть входила так глубоко, что казалось, еще немного, и пронзит насквозь. Вскрикнула, глотнув ртом воздух. Филипп тут же остановился и успокоил поцелуями. После энергично и быстро закончил начатое, однако приподнялся и не входил во всю длину. Боль ушла, осталось лишь легкое жжение.
Повинуясь чужой воле, прежде ловила ритм движений, пыталась окунуться в жидкую лаву, растекавшуюся по бедрам. Казалось, еще немного, и она проникнет в кровь, но удачный миг ускользнул, возвращая к реальности. Вместе с ней накатила брезгливость и желание скорее покончить с сопением над ухом. Все случилось тогда, когда брюнет забыл о ласках, превратил в наложницу, стоящую на коленях перед господином. Филипп напрасно старался, отныне я оставалась безучастной, просто не мешала.
Когда навсей аккуратно отстранился, вздохнула с облегчением. С одной стороны, брюнет изнасиловал, с другой, я его чуточку желала, но в любом случае хорошо, что экзекуция закончилась. Последние минуты казались вечностью и не принесли ничего, кроме желания оставить их позади.
— Ты страстная девочка! – Филипп откинулся на бортик и отпустил. – Думал, станешь цедить воздух сквозь зубы. Любишь темненьких? Как, я, по-твоему, красивый, Дария? – лукаво подмигнул он.
Глаза его замаслились, рука лениво свешивалась, роняя капли воды на пол.
Ощутив приступ жгучего стыда, вскочила, прикрываясь, отчаянно попыталась натянуть на мокрое тело остатки одежды.
— Да ладно тебе, Дария, не принимай все так близко к сердцу! И научись получать удовольствие. — Филипп с интересом наблюдал за моими метаниями. – Полотенца нет, есть простыня. Она там, на столе рядом с очагом. Обернись и топай спать. Я устроился на втором этаже, найдешь. Кровать большая.
Едва не упав, под смех брюнета ринулась к спасительной простыне и, закутавшись с ног до головы, поспешила скрыться за дверью во внутренние помещения. Надеюсь, Филипп больше не станет приставать.
А тело предательски напоминало ласки – столь вожделенные, но в исполнении другого.
Глава 5.
Сквозняк лизал пальцы ног. Зябко дернувшись, поспешила скрыться под одеялом. Холод пронимал до костей, вскоре поняла почему: я голая, лежу в постели с обнаженным мужчиной. Ягодицами ощущала его вздыбленное утром достоинство. В памяти тут же всплыл вчерашний день. Филипп!
Подскочила, прижимая край одеяла к груди. Филипп мирно сопел, подложив руку под голову. Сон разгладил морщинки, убрал серость кожи. Солнечный луч играл на груди, обнажив все шрамы, синяки, раны. Дневной свет безжалостно осветил все, налил кровью повязки. Некоторые затвердели. Плохо! Филиппа травили, будто зверя, Соланж не зря говорил об охоте.
Рубец на щеке казался еще более устрашающим, чем вчера, но не он занимал мои мысли. Из головы не шла вчерашняя близость. Я отдалась мужчине! Не Геральту – Филиппу! Не поручусь, что единожды. Какой стыд! Не сопротивлялась, как должно порядочной девушке, не расцарапала брюнету лицо, не вытащила горящее полено из очага – ничего, безропотно позволила плоти толкаться в страстном порыве. Вседержители, меня не стошнило от поцелуев, нестерпимая боль не разорвала тело! Пусть я не взлетала на вершину, как с Геральтом, но пережила пару сладостных минут, когда жар опаляет лоно и неукротимым потоком несется дальше, когда наполняешься до краев и боишься разлететься на кусочки.
Это неправильно, изнасилование приносит лишь муки! Пусть Филипп ласкал, пусть не брал нахрапом, но любила я Геральта. Неужели превратилась в шлюху, готовую отдаться любому?
Закрыла лицо руками и тихонечко застонала, стараясь не разбудить Филиппа.
Как теперь смотреть людям в глаза? Девушка обязана хранить верность любимому.
