Открыл.
Он стоял на верхнем уровне города, глядя, как разверзается перед ним жуткая картина горящего моря. Стена огня – от воды, на котором умирали вражеские суда, до неба, откуда падали вспыхнувшие небесные корабли. Догорающий причал в порту, струи жидкого пламени – не то с бортов воздушных судов, не то из пасти мятущегося среди развернувшегося безумия огромного крылатого ящера. Заметно крупнее собратьев, Дед казался устрашающим: с отливающей красным чешуёй, зверь носился среди вражеских флотилий, не замечая ни летящих в него стрел, ни направленных колдовских ударов. В какой-то момент он промчался над палубой ещё целого корабля – и с его спины скатилась крошечная фигурка, тотчас теряясь в дыму.
- Велена... – прошептал Илиан не то своими губами, не то непослушным ртом Мартина.
Лишившись всадницы, ящер не стал бестолковее или безумнее. Дед наносил выверенные удары один за другим, подныривал под летящие снаряды, не отлетая от главного корабля дальше, чем позволяла крепко натянутая ментальная нить: Велена после их экспериментов стала куда искуснее в магии разума, по-своему переиначивая приобретенный после общения опыт.
Несколько арбалетчиков выпустили заряды со второго утёса – добежали-таки, открыли огонь по нелюдям. Ещё один небесный всадник кувыркнулся со спины ящера, выбитый из седла пущенной стрелой, рухнув удачно, едва ли не в руки другому легионеру из крылатого отряда. Кажется, живой – блеснула искра жизни и тотчас скрылась из виду, когда перегруженный ящер по стремительной дуге ушёл вниз.
Тяжело, так тяжело держать... привкус крови в носу, во рту – от безумного напряжения, от давления, от колдовских усилий... он – нет, Мартин! – держал щит над городом, позволяя последним из горожан скрыться в каменных подвалах, сбежать от жидкого огня из диковинных альдских пушек.
- Велена! Отходи! Отзывай...
Тяжело отлетающий от главного корабля старый ящер... Дед выдохся, едва поднимая пробитое крыло, летел рывками под двойной ношей, то и дело проваливаясь в воздушные ямы, но упорно доставлял Велену со Стефаном на берег – к ближайшему утёсу... тому, у которого сейчас сидели они.
А потом стена огня перед глазами сменилась стеной воды. Мартин не церемонился, подняв северное море вместе с живущими внутри созданиями: Илиан видел колдовским взором, как мерцают мириады жизненных нитей – и как гаснут одна за другой, когда Мартин обрушивает сокрушительную мощь стихии на вражеские корабли.
И падает от бессилия на тропу. Огромные ладони перед глазами, одышка, капли крови на тропе... Мартин, верно, припал на колени, рвано вдыхая колючий воздух... больно, так больно... белые пятна перед глазами...
Пошатнулся, но встал вновь. Упал, снова встал. Илиан чувствовал болезненную пустоту в груди кристарского мага – отдал всё до капли, зачерпнув у собственной энергии жизни, чтобы провернуть подобное. Но боль заглушало совсем другое чувство. Нарастающее, дикое, жуткое... уже не тревога – настоящая паника, животная, бессильная, лишающая разума...
Там, на утёсе, бессильно ревел, задрав жуткую морду к предрассветному небу, огромный старый ящер.
- Велена! Велена, ты в порядке?!
Знакомая тропа перед глазами – та самая, по которой они шли сюда, к утёсу. Мартин бежал и падал от бессилия; вставал и снова бежал, оскальзываясь, двигаясь то ползком, то шагом, то срываясь на бег...
Вот и скамейка, пустая в этот час. Мимо неё, по широким плоским ступеням... оскальзываясь, выбиваясь из последних не колдовских, но обыкновенных человеческих сил...
У мокрого от предрассветной влаги памятника ревел Дед, вскидывая уродливую морду к светлеющим небесам. На земле, скатившись со спины ящера, лежали двое. Стефан прислонился спиной к подножию памятника, удерживая Велену за плечи бесполезными, обгоревшими руками. Пытался и не мог сложить пальцы в колдовской жест. Шептал и не мог выдавить ни слова разбитыми губами. То и дело ронял окровавленную голову на камень, чтобы в следующий миг очнуться вновь.
Бледное лицо сестры перед глазами... огромные чёрные глаза, в которых отражался не он – Мартин. Бескровные губы... прекрасное, несмотря на ожоги и ссадины, лицо... и ожидание – краткое, запредельное... жуткий взгляд человека, шагнувшего на ту сторону...
Взгляд вовнутрь...
- Райко...
- Где болит, где? – сил совсем не осталось, но он – нет, Мартин! – стремительно втягивал в себя энергию ближайшей стихии – воды – чтобы отыскать ранение, затянуть рану, не дать, не дать, не дать закрыть глаза...
Велена подняла руку – с трудом, рвано, словно дёрнувшись в предсмертной судороге – и рванула себя за ворот. Выпал, повис на толстой цепи амулет-накопитель, сверкнул алым. Следом показался символ Великого Духа на простой бечёвке. Пальцы сестры скользнули за отворот тонкой нательной рубашки, слабо сжали кожу на груди.
Ощущение боли, острой, пронзительной. Сердце! Сердце?!.. У той, которая никогда не жаловалась, не болела, не...
- Сердце? – не поверил и Мартин. – Погоди, я сейчас! Сейчас...
Илиан с ужасом смотрел глазами кристарского мага и понимал: не выйдет. Нет такого заклинания в школе магии тела. Нельзя запустить сердце, которое уже остановилось...
Мартин словно не понимал. Зачем-то пропустил короткий электрический разряд через грудь уже не дышавшей жены, припал губами к губам. Ощущение тепла, любви, жути, отрицания, ужаса...
Велена забросила руку, которая ещё повиновалась, за шею мужа. Ответила на поцелуй. Кажется, ответила. Из последних сил, отдавая последний вздох. Ответила, отдавая и забирая с собой самое ценное, самое важное, самое главное.
Любовь...
Но Мартин ещё не понял. Снова разряд, снова дыхание, одно на двоих. Нет, уже на одного. Кристарский маг не заметил – или не захотел замечать. Разряд, выдох. С силой нажал на грудь скрещенными ладонями, раз, другой, третий... снова припал к губам... снова пропустил разряд...
Стефан, удерживавший Велену, уже окончательно потерял сознание от полученных ран; небо стало ослепительно ярким, чистым, у памятника появились какие-то люди – сплошные тени в обезумевшем сознании кристарского мага.
- Не надо, не смей! – страшно кричал кто-то неузнаваемым голосом. – Люблю, я люблю тебя, Велена из Оша! Ты обещала! Не надо... посмотри же, посмотри на меня... только не спи... не спи...
Шум в голове, дикая, запредельная боль в груди – сильнее, чем та, которая остановила сердце Велены. Белые пятна... остывшее тело в руках...
Илиан отдёрнул руку, закрыл ладонями мокрое лицо. Сознание медленно возвращалось – прочь из жуткой ночи, подальше от запредельной боли кристарского мага, потерявшего жену. Рыдал Сильнейший судорожно, рывками, всё ещё переживая остатки чужой жизни. Замотал головой, вырываясь из липких объятий самоубийственных мыслей.
- Как же ты пережил это? – не отрывая ладоней от лица, со стоном выдохнул Илиан.
Спросил, не подумав, на волне чужих воспоминаний – а когда очнулся, понял, что слушает тишину. Встрепенулся, резко выпрямился, оборачиваясь к Мартину. Кристарский маг запустил колдовских светлячков, без всякого выражения рассматривая, как они неровно дрожат в воздухе. Почувствовав на себе взгляд, Мартин обернулся.
Взгляд зелёных глаз показался суровым, почти жёстким. Голос, впрочем, звучал ровно, даже не натянуто.
- Так же, как в самый страшный день твоей жизни – переживёшь и ты.
Илиан поднялся вслед за кристарским магом, растерянно обернулся на памятник. В свете колдовских светлячков он показался неожиданно большим – или это тени играли дурную шутку со зрением.
- Амулет-накопитель... у Велены был амулет-накопитель? Я заметил...
- Она попросила. Сказала, что ты всё равно к этому придёшь, а она не хочет расставаться с силой. Мы залили её энергию в амулет за пару дней до нападения. Сказала, что непривычно управлять магией не изнутри, а как бы снаружи. Но, как видишь, она быстро справилась. Первое испытание прошло успешно. Моя Велена всегда... была умной...
Илиан сглотнул, кивнул поспешно, вновь переживая последние мгновения сестры. Взгляд... касание тёплых губ... странное, домашнее, уютное ощущение – совсем не такое, как он сам испытывал, целуя Элею...
- Так ты успел понять? – прервал размышления ровный голос кристарского мага. – Или я даром показывал?
Илиан прокашлялся, избавляясь от постыдной сипоты после слёз.
- Надо подумать, - честно признался Сильнейший. – Возможно, кто-то попал заклинанием там, на корабле. Но... боевая магия иная, остался бы след. А следа я не заметил.
- Я тоже.
Илиан покачал головой, неверяще рассматривая камень под ногами.
- Я вообще никакого следа не заметил. Будто сердце... просто остановилось.
Губы Мартина дрогнули.
- Значит, проклятье. Срок?..
- Нет! – Илиан упрямо покачал головой. – Я хорошо помню её энергетический запас. И каждый раз, переговариваясь с ней языком сердца, проверял. У нас было ещё года два, не меньше! Я не ошибся. Не понимаю...
- И я – не понимаю. Она никогда не жаловалась на сердце.
Оба замолчали. Последняя надежда Мартина на то, чтобы выяснить причину, видимо, пропала втуне: даже Сильнейший не сумел ни разглядеть, ни понять.
- Я подумаю, - пообещал Илиан. – Я не оставлю!..
- Позже, - устало оборвал кристарский маг. – Верно, у тебя других забот полно, Сильнейший. Амулет стихий, полагаю, у Моррана? По лицу вижу, что так, про остальное – догадался. Вот и верни, пока не случилось непоправимого, иначе её жертва... иначе всё зря. А моя Велена... подождёт. Ей торопиться уже некуда.
Лишь теперь в голосе Мартина прорезалось что-то... запредельное, тяжёлое...
- Кто же теперь поведёт Деда в бой? – спросил, лишь бы не выносить давящее молчание вдового мага, Илиан. – Ящер с норовом. Дагборн как-то обронил, что он к этому старому мерзавцу и подступаться не хочет – сбросит, как пить дать, потом ещё сверху протопчется. А зверь в грядущей битве полезный – из всех ящеров только он и отцовский Эйр переродились и плюются чистыми стихиями.
Мартин махнул рукой, обрывая собеседника.
- Никто не поведёт. Он уснул.
- Как? – поразился Илиан. – Он же в зимнюю спячку уже много лет не впадал, вот со дня перерождения! Как бы не окаменел с непривычки! Зимний сон для многих ящеров становится последним. Хотя... и зимой-то уже не пахнет, скоро лето доползёт и на север тоже. Куда спать-то?
Вместо ответа Мартин поманил его за собой и первым ступил на широкие ступени, ведущие к памятнику. Глядя на тяжёлую, будто старческую поступь кристарского мага, Илиан вновь на миг ощутил ту дикую боль, которая пронзила его грудь там, в недрах чужой памяти. Сейчас Мартин выглядел гораздо старше своих сорока пяти зим. Придёт ли в себя?
Как он там сказал?..
«Так же, как в самый страшный день твоей жизни – переживёшь и ты...»
Илиан вздрогнул, когда Мартин остановился на верхней ступени, едва не влетел ему в спину. Молча, без слов, кристарский маг указал рукой на подножье постамента.
Там гигантской каменной статуей свернулся чудный крылатый зверь, уткнувшись жуткой мордой в ноги мраморному изваянию в честь Велены из Оша, защитницы Кристара.
Дед спал, так же крепко и непробудно, как и его прекрасная хозяйка.
Огневик летел размеренно, словно задумчиво. Дагборн порадовался бы, если бы мог: единственный раз, когда взбалмошный ящер оказался послушен, пришёлся на день, который ни один из них не хотел ни вспоминать, ни переживать заново.
Улетели сразу после погребения и первые несколько часов гнали без устали. Северная крепость на границе давно осталась позади; под крыльями летучих зверей простирались равнинные земли Альдского Доминиона. Верно, в пограничном городе, который они миновали, не оглядываясь, местные маги их засекли; Илиан лишь чуть повернул голову, словно прислушиваясь к колдовским потокам, затем равнодушно отвернулся, продолжив путь на восток.
Сильнейший не видел смысла прятаться. Они даже спустились с небес поближе к земле, чтобы сверяться с картой и не промахнуться: в альдской столице ни одному из них бывать не доводилось.
Дагборн то и дело поглядывал на альдскую диадему, сидевшую на Илиане, будто влитая: тяжёлая, с большим драгоценным камнем на лбу, отливавшая всеми цветами радуги под лучами уходящего солнца, она странным образом казалась на своём месте. Господин Иннар надел её, едва миновали северную крепость, и больше не снимал.
За всё время пути – Сильнейший и телохранитель почти не переговаривались, отделываясь односложными репликами. Слов не осталось. По правде, не нашлось их и там, в Кристаре, так что беседа с отцом Кристофером – последние переговоры, в которых господин Иннар принимал хоть какое-то участие. Даже на младшего брата Олана и брата Эрика сил не нашлось: безногий молодой лекарь слишком хорошо понимал, что чувствует старший брат, а Олан только молча обнял его при встрече и ушёл обратно к раненым.
Духовник вышел их проводить к западной окраине – храм, пострадавший от первого залпа вражеских кораблей, ещё восстанавливали силами двух оставшихся крылатых всадников и неравнодушных горожан, так что спешить отцу Кристоферу оказалось некуда.
- Мартину, верно, тяжело, - проронил Илиан, ведя под уздцы фыркающего Огневика. Ящеры проходили по узким улочкам, но взлететь, не задев стен и крыш, у крылатых зверей не получилось бы, потому и выходили для взлёта за город. – Даже не представляю...
- Очень тяжело, - согласился старый исповедник. – Хотя он внутренне готовился к этому, зная о проклятье. Помнится, я в своё время, после смерти Октавии, думал оставить кристарский приход и отправиться в затвор, в западные горы, откуда я родом. Туда, где жил некогда старый отшельник, который отговаривал меня от колдовской стези. Я не послушал, отправился к бруттам, но вовремя одумался: никого погубить не успел. Но ты прав, мальчик, это очень тяжело. И порой, когда Мир в очередной раз обрушивает на тебя боевой молот, самым мудрым решением оказывается не отбить удар, а уйти от него.
Илиан отвёл помертвевший взгляд, без выражения разглядывая пустынное плато, куда их вывела западная дорога. Там, вдалеке, находились фермы и земельные делянки, и с высоты скалистого холма были видны и длинные теплицы на чистом горизонте.
- Я думал, что смогу.
Дагборн сосредоточенно делал вид, что поправляет цепи на Снежке, спиной слушая негромкую беседу духовника с опальным Сильнейшим. Голос Илиана звучал глухо и надтреснуто: так говорит человек, осознавший потерю.
- Думал, что постигну тайны Тёмного и сумею его обхитрить, остаться единственным господином своей жизни. Я ведь многому научился, отец Кристофер. Мама говорит, я превзошёл и покойного мастера Дамиана, её отца. Но не получается… не получается. Он хитрее… изворотливее… у меня лишь память древнейшего рода, а он существовал и до того…
- Илиан, мальчик мой, - почти ласково обратился к нему исповедник. – Существует ли золотая середина между гордыней и любовью? Нет; ибо невозможно служить двум господам. Потому…
- Потому надо или отдавать всё, или не корчить из себя героя, - тяжело проронил Сильнейший, и голос его звучал ещё мертвее, чем прежде.
Он стоял на верхнем уровне города, глядя, как разверзается перед ним жуткая картина горящего моря. Стена огня – от воды, на котором умирали вражеские суда, до неба, откуда падали вспыхнувшие небесные корабли. Догорающий причал в порту, струи жидкого пламени – не то с бортов воздушных судов, не то из пасти мятущегося среди развернувшегося безумия огромного крылатого ящера. Заметно крупнее собратьев, Дед казался устрашающим: с отливающей красным чешуёй, зверь носился среди вражеских флотилий, не замечая ни летящих в него стрел, ни направленных колдовских ударов. В какой-то момент он промчался над палубой ещё целого корабля – и с его спины скатилась крошечная фигурка, тотчас теряясь в дыму.
- Велена... – прошептал Илиан не то своими губами, не то непослушным ртом Мартина.
Лишившись всадницы, ящер не стал бестолковее или безумнее. Дед наносил выверенные удары один за другим, подныривал под летящие снаряды, не отлетая от главного корабля дальше, чем позволяла крепко натянутая ментальная нить: Велена после их экспериментов стала куда искуснее в магии разума, по-своему переиначивая приобретенный после общения опыт.
Несколько арбалетчиков выпустили заряды со второго утёса – добежали-таки, открыли огонь по нелюдям. Ещё один небесный всадник кувыркнулся со спины ящера, выбитый из седла пущенной стрелой, рухнув удачно, едва ли не в руки другому легионеру из крылатого отряда. Кажется, живой – блеснула искра жизни и тотчас скрылась из виду, когда перегруженный ящер по стремительной дуге ушёл вниз.
Тяжело, так тяжело держать... привкус крови в носу, во рту – от безумного напряжения, от давления, от колдовских усилий... он – нет, Мартин! – держал щит над городом, позволяя последним из горожан скрыться в каменных подвалах, сбежать от жидкого огня из диковинных альдских пушек.
- Велена! Отходи! Отзывай...
Тяжело отлетающий от главного корабля старый ящер... Дед выдохся, едва поднимая пробитое крыло, летел рывками под двойной ношей, то и дело проваливаясь в воздушные ямы, но упорно доставлял Велену со Стефаном на берег – к ближайшему утёсу... тому, у которого сейчас сидели они.
А потом стена огня перед глазами сменилась стеной воды. Мартин не церемонился, подняв северное море вместе с живущими внутри созданиями: Илиан видел колдовским взором, как мерцают мириады жизненных нитей – и как гаснут одна за другой, когда Мартин обрушивает сокрушительную мощь стихии на вражеские корабли.
И падает от бессилия на тропу. Огромные ладони перед глазами, одышка, капли крови на тропе... Мартин, верно, припал на колени, рвано вдыхая колючий воздух... больно, так больно... белые пятна перед глазами...
Пошатнулся, но встал вновь. Упал, снова встал. Илиан чувствовал болезненную пустоту в груди кристарского мага – отдал всё до капли, зачерпнув у собственной энергии жизни, чтобы провернуть подобное. Но боль заглушало совсем другое чувство. Нарастающее, дикое, жуткое... уже не тревога – настоящая паника, животная, бессильная, лишающая разума...
Там, на утёсе, бессильно ревел, задрав жуткую морду к предрассветному небу, огромный старый ящер.
- Велена! Велена, ты в порядке?!
Знакомая тропа перед глазами – та самая, по которой они шли сюда, к утёсу. Мартин бежал и падал от бессилия; вставал и снова бежал, оскальзываясь, двигаясь то ползком, то шагом, то срываясь на бег...
Вот и скамейка, пустая в этот час. Мимо неё, по широким плоским ступеням... оскальзываясь, выбиваясь из последних не колдовских, но обыкновенных человеческих сил...
У мокрого от предрассветной влаги памятника ревел Дед, вскидывая уродливую морду к светлеющим небесам. На земле, скатившись со спины ящера, лежали двое. Стефан прислонился спиной к подножию памятника, удерживая Велену за плечи бесполезными, обгоревшими руками. Пытался и не мог сложить пальцы в колдовской жест. Шептал и не мог выдавить ни слова разбитыми губами. То и дело ронял окровавленную голову на камень, чтобы в следующий миг очнуться вновь.
Бледное лицо сестры перед глазами... огромные чёрные глаза, в которых отражался не он – Мартин. Бескровные губы... прекрасное, несмотря на ожоги и ссадины, лицо... и ожидание – краткое, запредельное... жуткий взгляд человека, шагнувшего на ту сторону...
Взгляд вовнутрь...
- Райко...
- Где болит, где? – сил совсем не осталось, но он – нет, Мартин! – стремительно втягивал в себя энергию ближайшей стихии – воды – чтобы отыскать ранение, затянуть рану, не дать, не дать, не дать закрыть глаза...
Велена подняла руку – с трудом, рвано, словно дёрнувшись в предсмертной судороге – и рванула себя за ворот. Выпал, повис на толстой цепи амулет-накопитель, сверкнул алым. Следом показался символ Великого Духа на простой бечёвке. Пальцы сестры скользнули за отворот тонкой нательной рубашки, слабо сжали кожу на груди.
Ощущение боли, острой, пронзительной. Сердце! Сердце?!.. У той, которая никогда не жаловалась, не болела, не...
- Сердце? – не поверил и Мартин. – Погоди, я сейчас! Сейчас...
Илиан с ужасом смотрел глазами кристарского мага и понимал: не выйдет. Нет такого заклинания в школе магии тела. Нельзя запустить сердце, которое уже остановилось...
Мартин словно не понимал. Зачем-то пропустил короткий электрический разряд через грудь уже не дышавшей жены, припал губами к губам. Ощущение тепла, любви, жути, отрицания, ужаса...
Велена забросила руку, которая ещё повиновалась, за шею мужа. Ответила на поцелуй. Кажется, ответила. Из последних сил, отдавая последний вздох. Ответила, отдавая и забирая с собой самое ценное, самое важное, самое главное.
Любовь...
Но Мартин ещё не понял. Снова разряд, снова дыхание, одно на двоих. Нет, уже на одного. Кристарский маг не заметил – или не захотел замечать. Разряд, выдох. С силой нажал на грудь скрещенными ладонями, раз, другой, третий... снова припал к губам... снова пропустил разряд...
Стефан, удерживавший Велену, уже окончательно потерял сознание от полученных ран; небо стало ослепительно ярким, чистым, у памятника появились какие-то люди – сплошные тени в обезумевшем сознании кристарского мага.
- Не надо, не смей! – страшно кричал кто-то неузнаваемым голосом. – Люблю, я люблю тебя, Велена из Оша! Ты обещала! Не надо... посмотри же, посмотри на меня... только не спи... не спи...
Шум в голове, дикая, запредельная боль в груди – сильнее, чем та, которая остановила сердце Велены. Белые пятна... остывшее тело в руках...
Илиан отдёрнул руку, закрыл ладонями мокрое лицо. Сознание медленно возвращалось – прочь из жуткой ночи, подальше от запредельной боли кристарского мага, потерявшего жену. Рыдал Сильнейший судорожно, рывками, всё ещё переживая остатки чужой жизни. Замотал головой, вырываясь из липких объятий самоубийственных мыслей.
- Как же ты пережил это? – не отрывая ладоней от лица, со стоном выдохнул Илиан.
Спросил, не подумав, на волне чужих воспоминаний – а когда очнулся, понял, что слушает тишину. Встрепенулся, резко выпрямился, оборачиваясь к Мартину. Кристарский маг запустил колдовских светлячков, без всякого выражения рассматривая, как они неровно дрожат в воздухе. Почувствовав на себе взгляд, Мартин обернулся.
Взгляд зелёных глаз показался суровым, почти жёстким. Голос, впрочем, звучал ровно, даже не натянуто.
- Так же, как в самый страшный день твоей жизни – переживёшь и ты.
Илиан поднялся вслед за кристарским магом, растерянно обернулся на памятник. В свете колдовских светлячков он показался неожиданно большим – или это тени играли дурную шутку со зрением.
- Амулет-накопитель... у Велены был амулет-накопитель? Я заметил...
- Она попросила. Сказала, что ты всё равно к этому придёшь, а она не хочет расставаться с силой. Мы залили её энергию в амулет за пару дней до нападения. Сказала, что непривычно управлять магией не изнутри, а как бы снаружи. Но, как видишь, она быстро справилась. Первое испытание прошло успешно. Моя Велена всегда... была умной...
Илиан сглотнул, кивнул поспешно, вновь переживая последние мгновения сестры. Взгляд... касание тёплых губ... странное, домашнее, уютное ощущение – совсем не такое, как он сам испытывал, целуя Элею...
- Так ты успел понять? – прервал размышления ровный голос кристарского мага. – Или я даром показывал?
Илиан прокашлялся, избавляясь от постыдной сипоты после слёз.
- Надо подумать, - честно признался Сильнейший. – Возможно, кто-то попал заклинанием там, на корабле. Но... боевая магия иная, остался бы след. А следа я не заметил.
- Я тоже.
Илиан покачал головой, неверяще рассматривая камень под ногами.
- Я вообще никакого следа не заметил. Будто сердце... просто остановилось.
Губы Мартина дрогнули.
- Значит, проклятье. Срок?..
- Нет! – Илиан упрямо покачал головой. – Я хорошо помню её энергетический запас. И каждый раз, переговариваясь с ней языком сердца, проверял. У нас было ещё года два, не меньше! Я не ошибся. Не понимаю...
- И я – не понимаю. Она никогда не жаловалась на сердце.
Оба замолчали. Последняя надежда Мартина на то, чтобы выяснить причину, видимо, пропала втуне: даже Сильнейший не сумел ни разглядеть, ни понять.
- Я подумаю, - пообещал Илиан. – Я не оставлю!..
- Позже, - устало оборвал кристарский маг. – Верно, у тебя других забот полно, Сильнейший. Амулет стихий, полагаю, у Моррана? По лицу вижу, что так, про остальное – догадался. Вот и верни, пока не случилось непоправимого, иначе её жертва... иначе всё зря. А моя Велена... подождёт. Ей торопиться уже некуда.
Лишь теперь в голосе Мартина прорезалось что-то... запредельное, тяжёлое...
- Кто же теперь поведёт Деда в бой? – спросил, лишь бы не выносить давящее молчание вдового мага, Илиан. – Ящер с норовом. Дагборн как-то обронил, что он к этому старому мерзавцу и подступаться не хочет – сбросит, как пить дать, потом ещё сверху протопчется. А зверь в грядущей битве полезный – из всех ящеров только он и отцовский Эйр переродились и плюются чистыми стихиями.
Мартин махнул рукой, обрывая собеседника.
- Никто не поведёт. Он уснул.
- Как? – поразился Илиан. – Он же в зимнюю спячку уже много лет не впадал, вот со дня перерождения! Как бы не окаменел с непривычки! Зимний сон для многих ящеров становится последним. Хотя... и зимой-то уже не пахнет, скоро лето доползёт и на север тоже. Куда спать-то?
Вместо ответа Мартин поманил его за собой и первым ступил на широкие ступени, ведущие к памятнику. Глядя на тяжёлую, будто старческую поступь кристарского мага, Илиан вновь на миг ощутил ту дикую боль, которая пронзила его грудь там, в недрах чужой памяти. Сейчас Мартин выглядел гораздо старше своих сорока пяти зим. Придёт ли в себя?
Как он там сказал?..
«Так же, как в самый страшный день твоей жизни – переживёшь и ты...»
Илиан вздрогнул, когда Мартин остановился на верхней ступени, едва не влетел ему в спину. Молча, без слов, кристарский маг указал рукой на подножье постамента.
Там гигантской каменной статуей свернулся чудный крылатый зверь, уткнувшись жуткой мордой в ноги мраморному изваянию в честь Велены из Оша, защитницы Кристара.
Дед спал, так же крепко и непробудно, как и его прекрасная хозяйка.
***
Огневик летел размеренно, словно задумчиво. Дагборн порадовался бы, если бы мог: единственный раз, когда взбалмошный ящер оказался послушен, пришёлся на день, который ни один из них не хотел ни вспоминать, ни переживать заново.
Улетели сразу после погребения и первые несколько часов гнали без устали. Северная крепость на границе давно осталась позади; под крыльями летучих зверей простирались равнинные земли Альдского Доминиона. Верно, в пограничном городе, который они миновали, не оглядываясь, местные маги их засекли; Илиан лишь чуть повернул голову, словно прислушиваясь к колдовским потокам, затем равнодушно отвернулся, продолжив путь на восток.
Сильнейший не видел смысла прятаться. Они даже спустились с небес поближе к земле, чтобы сверяться с картой и не промахнуться: в альдской столице ни одному из них бывать не доводилось.
Дагборн то и дело поглядывал на альдскую диадему, сидевшую на Илиане, будто влитая: тяжёлая, с большим драгоценным камнем на лбу, отливавшая всеми цветами радуги под лучами уходящего солнца, она странным образом казалась на своём месте. Господин Иннар надел её, едва миновали северную крепость, и больше не снимал.
За всё время пути – Сильнейший и телохранитель почти не переговаривались, отделываясь односложными репликами. Слов не осталось. По правде, не нашлось их и там, в Кристаре, так что беседа с отцом Кристофером – последние переговоры, в которых господин Иннар принимал хоть какое-то участие. Даже на младшего брата Олана и брата Эрика сил не нашлось: безногий молодой лекарь слишком хорошо понимал, что чувствует старший брат, а Олан только молча обнял его при встрече и ушёл обратно к раненым.
Духовник вышел их проводить к западной окраине – храм, пострадавший от первого залпа вражеских кораблей, ещё восстанавливали силами двух оставшихся крылатых всадников и неравнодушных горожан, так что спешить отцу Кристоферу оказалось некуда.
- Мартину, верно, тяжело, - проронил Илиан, ведя под уздцы фыркающего Огневика. Ящеры проходили по узким улочкам, но взлететь, не задев стен и крыш, у крылатых зверей не получилось бы, потому и выходили для взлёта за город. – Даже не представляю...
- Очень тяжело, - согласился старый исповедник. – Хотя он внутренне готовился к этому, зная о проклятье. Помнится, я в своё время, после смерти Октавии, думал оставить кристарский приход и отправиться в затвор, в западные горы, откуда я родом. Туда, где жил некогда старый отшельник, который отговаривал меня от колдовской стези. Я не послушал, отправился к бруттам, но вовремя одумался: никого погубить не успел. Но ты прав, мальчик, это очень тяжело. И порой, когда Мир в очередной раз обрушивает на тебя боевой молот, самым мудрым решением оказывается не отбить удар, а уйти от него.
Илиан отвёл помертвевший взгляд, без выражения разглядывая пустынное плато, куда их вывела западная дорога. Там, вдалеке, находились фермы и земельные делянки, и с высоты скалистого холма были видны и длинные теплицы на чистом горизонте.
- Я думал, что смогу.
Дагборн сосредоточенно делал вид, что поправляет цепи на Снежке, спиной слушая негромкую беседу духовника с опальным Сильнейшим. Голос Илиана звучал глухо и надтреснуто: так говорит человек, осознавший потерю.
- Думал, что постигну тайны Тёмного и сумею его обхитрить, остаться единственным господином своей жизни. Я ведь многому научился, отец Кристофер. Мама говорит, я превзошёл и покойного мастера Дамиана, её отца. Но не получается… не получается. Он хитрее… изворотливее… у меня лишь память древнейшего рода, а он существовал и до того…
- Илиан, мальчик мой, - почти ласково обратился к нему исповедник. – Существует ли золотая середина между гордыней и любовью? Нет; ибо невозможно служить двум господам. Потому…
- Потому надо или отдавать всё, или не корчить из себя героя, - тяжело проронил Сильнейший, и голос его звучал ещё мертвее, чем прежде.
