Тот оказался довольно молод, очень высок, широкоплеч, смугл и темноволос, носил арабскую одежду и оружие – два шамшира** у пояса – однако опытный глаз Бахлюля сразу определил чужака. Высокий лоб, на который падали, выбиваясь из-под гутры***, блестящие смоляные пряди; живые, мрачные чёрные глаза – всё это не обмануло повидавшего разный народец харчевника. Да и кожа незнакомца имела скорее бронзовый оттенок, чем столь привычный в здешних местах коричневый – что говорило скорее о долгом пребывании незнакомца под местным солнцем, чем об унаследованных от предков особенностях.
(**шамшир – изогнутая арабская сабля с односторонней заточкой по выгнутой стороне. В западных странах известна как «скимитар»).
(***гутра – мужской платок, обычно светлый).
- Куда тут можно податься? – обратился тем временем незнакомец к хозяину. Почти дружелюбно – будто не он разорил только что всю его харчевню. – Кругом одна пустыня! На юге ему делать нечего, на север идти слишком опасно. Ведь он тамплиер, ты знал это, почтенный хозяин? Ты приютил у себя храмовника!
Бахлюль молча зыркнул на посетителя, и последнему это явно не понравилось.
- Отвечай, уважаемый! – с отвращением выплюнул последнее слово гость, приподнимаясь на скамье. – Знал или нет?!
- Не знал, - поспешно открестился харчевник. – Он в своей комнате тихо сидел, монеты платил исправно, мне ли волноваться о его делах? А если не нашёл ты его, добрый господин, так на то воля Аллаха. Может, он примкнул к паломникам, да проник в Иерусалим, там теперь и отсиживается. Больше, кроме как в белый город, здесь идти в самом деле некуда.
Посетитель задумался, и Бахлюль торопливо обтёр кровь с лица второго сына, приложив к вспухшему виску влажную тряпку.
- Ход в Иерусалим сейчас наглухо закрыт, - проронил наконец гость. – Салах ад-Дин готовит войско к решающему бою, стража трясёт каждого, кто покажется ей подозрительным. Но проклятый предатель вполне мог затеряться среди местных… Дьявол! Столько времени я потратил, выслеживая ублюдка, чтобы в конце концов упустить! Хорошо ещё, что… Эй, хозяин, - внезапно встрепенулся посетитель, решительно поднимаясь со скамьи. – К твоему постояльцу заходил ещё кто-то, помимо меня?
Бахлюль затравленно глянул в лицо нависшего над ним незнакомца, и признался тотчас:
- Заходил, почтенный господин! До тебя – дервиш в лохмотьях, немолодой уже, лица не рассмотрел – нечёсаный он был да с короткой бородою… С ним мой постоялец переговорил, да в путь заторопился. Затем ты вот приехал, да умчался тотчас друга своего догонять. А после тебя – бедуин местный с женою, тоже справлялся о человеке по имени Адам…
Сэр Роланд Ллойд слушал с изумлением. Даже фыркнул недоверчиво, подозрительно щурясь на хозяина.
- Какой ещё бедуин, почтенный? В своём ли ты уме? Может, путаешь что-то?
- Клянусь своей старостью, нет, - замотал головой тот. – Приходил! И жена у него красивая, я заметил! Уж как ни прятала лицо, да пошлёт Аллах благочестивой много сыновей, а уж я рассмотрел! Настоящее сокровище! Глаза яркие, зелёные…
Лицо нежданного гостя вытянулось, и Бахлюль испуганно умолк. Дальнейшей реакции от грозного визитёра, впрочем, он не дождался: тот стоял в полнейшем онемении, следя, как хозяин хлопочет над сыновьями.
- Дервиш и бедуин… с женой… - медленно повторил Роланд уже на английском.
Значит, кто-то из отряда выжил и всё же успел на встречу с предателем. Место встречи с Адамом наверняка знал лишь командир – лорд Ллойд. И, возможно… братишка Кай.
- Вот чёрт, - почти весело усмехнулся он, глядя, как вздрагивает от его голоса старый харчевник. – Мне везёт, как никогда!
Картина действий быстро менялась. Сеньор де Сабле велел найти Адама, забрать у него карту поисков Креста и убить предателя ордена. Теперь нужно было расставить приоритеты. И, конечно же, Иерусалимская часть Животворящего Креста стояла на первом месте. Вот только карта поисков находилась у одного из рыцарей отцовского отряда, и если этот рыцарь – братишка Кай или сам сэр Джон, то всё предприятие оказывалось под угрозой. Роланд прекрасно знал о распоряжении сеньора убить всех лишних членов семьи Ллойд, и слышал о найме ассасинов Горного Старца. И если только убийцы Шейха не провалят заказ – чего случиться не может никогда – то жизни отца и Кая висят на волоске. А вместе с ними – драгоценная карта и сведения об утерянной частице.
Внезапно стало очень легко – несмотря на провал миссии, долгую дорогу и трудные поиски, воспоминания о младшем брате разом вернули бодрость духа и хорошее настроение. Как, оказывается, он успел по нему соскучиться! Если и оставался в мире хоть один человек, которого Роланд по-настоящему любил, то им был, без сомнения, Кай. Только бы найти братишку раньше, чем его отыщут ассасины Горного Старика!
- Давай помогу, уважаемый, - обратился он к харчевнику, тщетно пытавшемуся приподнять ещё бесчувственных сыновей. – Я поступил нехорошо, ты уж прости меня, - повинился гость, пряча лукавую искру в глубине чёрных, как ночь, глаз. – Был в ярости, себя не помнил. Покажи, куда нести. За разбитое я заплачу, не переживай.
Бахлюль с недоверием вскинул глаза, но тотчас их опустил – спорить с незнакомцем не хотелось.
- Сюда, господин, - кивнул старый хозяин на боковую дверь.
Ева фон Штрауб медленно шла вдоль торговых рядов, с интересом приглядываясь к разложенной на прилавках утвари. Крепкую плетёную корзинку она держала на весу, не заполняя её продуктами: намеренно тянула время, наслаждаясь прогулкой по оживлённой улице и видом привлекательных товаров, выставленных заезжими купцами. Гуго часто ворчал, что Акра из оплота христианства постепенно превращалась в сборище лавочников и жуликов, и что следовало бы поступить с ними так же, как Иисус Христос в своё время с торгующими в храме. Рыжий рыцарь даже ногами топал и сжимал огромные волосатые кулаки, показывая, как именно, по его мнению, Господь выгонял купцов из притвора.
Брат ушёл из города на рассвете, и Ева не ожидала его до следующего утра: госпитальер взялся сопровождать группу паломников в Яффу, и не успел бы вернуться до вечернего закрытия ворот. Эту ночь ей предстояло провести одной, но леди Штрауб не испытывала по этому поводу никаких волнений. Гуго едва ли грозила какая-нибудь опасность, а значит, спать в снятых ими комнатах Ева могла совершенно спокойно. И это именно она настояла на том, чтобы брат согласился – денег за простое сопровождение платили немного, но теперь выбирать не приходилось: в ордене намечались раздоры, работы становилось всё меньше. От сложных заданий и дальних разъездов Штрауб отказывался сам: боялся оставлять сестру одну. С собой брать тоже не мог – Еве становилось хуже.
Она скрывала от Гуго плохое самочувствие, как умела, но и брат не был слепцом: от него не укрылась ни одышка, ни кашель, ни общая слабость, навалившаяся на Еву тотчас, как они прибыли в Акру. Действие чудесной молитвы сэра Кая закончилось; она продолжала умирать.
- Финики! Шербет!!! – гаркнули ей на ухо, и Ева от неожиданности отскочила, прижимая руку к груди. Дышать тотчас стало тяжелее.
Торговец сладостями прошёл мимо, а она поспешно ухватила край головного платка, чтобы прикрыть рот: рвущийся наружу кашель, как всегда, пришёл неожиданно.
В Тире они нанимали женщину, которая ходила на базар и готовила еду – несколько раз в неделю. В Акре от такой роскоши леди Штрауб решительно отказалась. Если они приехали на Святую землю, чтобы скопить состояние, то требовалось сохранять деньги, а не тратить. Заниматься хозяйством она научилась ещё дома, в далёкой Германии; отточила нехитрое, но утомительное мастерство в походах и за несколько лет жизни в Тире. Самое нелюбимое занятие – готовка – осталось единственным, что Ева совсем не жаловала, однако примирилась и с ним, отказавшись от всякого рода прислуги – ради мечты Гуго вернуться домой богатым человеком, жениться и управлять своими землями со спокойной душой.
- Куда кашляешь, милейшая! – возмутился торговец, у лавки которого она остановилась. – Вон, все фрукты перезаражала, э! Я всё понимаю, раскрасавица, но портить товар зачем?! Кто его у меня теперь купит? Ну смотри, повсюду мокроту оставила! Что смотришь-то, уважаемая госпожа?! Оплати убытки!
Ева с отчаянием вскинула глаза и тотчас вновь их опустила, едва не сгибаясь пополам от жесточайшего приступа сухого, выворачивающего кашля. Она редко выбиралась на базар в одиночку, и всякий раз Бог её миловал – уходила с покупками без происшествий, откашливаясь лишь на безлюдных улицах. Но в торговых рядах, под уничижающими взглядами купцов и простолюдинов, со злым торжеством наблюдавших, как из утончённой и возвышенной богатой госпожи она превращается в обыкновенную больную женщину, раздавленную немощью и обессилевшую от жестокого приступа, это случилось с ней впервые. Ева знала, как жалко выглядит, и ничего не могла с этим поделать. Да ещё лавочник кричал всё громче, толкая её в плечо:
- А ну, добрая госпожа! Фрукты-то попорчены тобой! Оплати товар по совести! Ну?! Ну, ну, - похлопал девушку по спине торговец, задержав там ладонь чуть дольше, чем требовалось, - вот так! Легче?! Теперь о деньгах, красавица…
С громким треском накренившаяся тележка с фруктами завалилась на бок; столпившиеся вокруг лавки базарные зеваки с криками отскочили в стороны, отшатываясь от покатившихся по земле дынь и арбузов. Тотчас ловкие руки подхватили несколько плодов, и быстрые ноги унесли хозяев прочь от разгневанного торговца.
- Зато теперь, добрый господин, нечего и переживать за испорченный товар! – возвысился над толпой насмешливый голос, и Ева с изумлением вскинула глаза. – Есть в мире справедливость!
Лавочник разразился грязными ругательствами, пытаясь спасти уцелевший товар и отнять фрукты у менее расторопных воришек, и громко воззвал к проходившей мимо страже. Про Еву он уже забыл, и девушка воспользовалась моментом, чтобы отступить за спины зевак и вынырнуть с другой стороны.
- В таком месте, в такое людное время – куда смотрит ваш ретивый брат? – раздался над ухом вкрадчивый голос.
- Гуго нет в городе, - пояснила на ходу леди Штрауб, стремясь уйти как можно дальше от места происшествия. Лишь остановившись через ряд от бесновавшегося торговца, Ева наконец развернулась лицом к лицу с улыбавшимся Сабиром. – Это вы перевернули телегу?
Ассасин всем своим видом продемонстрировал полнейшее недоумение, и Ева невольно фыркнула, не удержавшись: как бы там ни было, а помощь Сабира пришлась весьма кстати.
- Спасибо, - поблагодарила с улыбкой. – Какая неожиданная встреча! Правда, тот бедолага теперь лишился всего дневного заработка…
- Ханзир*, - презрительно отмахнулся ассасин. – Он своё возьмёт трижды. Кого обманет, кого обсчитает, кому выдаст гнилой товар за свежий. А с кого и так мзду стрясёт, за воображаемую порчу его давно забродившего винограда.
(*араб. – свинья).
Ева мучительно покраснела под пристальным взглядом бывшего проводника. Сабир наверняка видел больше, чем говорил, и её ухудшившееся самочувствие незамеченным для него не осталось. Как и невольная радость от встречи, которую она не сумела скрыть – слишком вовремя явился неожиданный спаситель, слишком ярко вспыхнули в знак признательности её глаза.
- Удивительно встретить вас вновь! – поспешно заговорила Ева, скрывая замешательство. – А где сэр Кай?
- Здесь, в Акре, - неопределённо кивнул за плечо Сабир. – И если вы позволите мне сопроводить вас, расскажу всё, что собирался, по пути. Я не тороплюсь, - предвосхитил её вопрос ассасин и улыбнулся.
Ева кивнула в знак согласия, направляясь вдоль торгового ряда. Оказался ли Сабир тут случайно или искал её намеренно, сейчас было неважно: теперь, по крайней мере, ей не придётся тащить самой тяжёлую корзину, и она всё же прогуляется по соседним торговым кварталам – венецианскому, пизанскому и марсельскому – без малейших неудобств. С Гуго подобной роскоши Ева не знала никогда: брат шумно сопел, вздыхал, ругался вполголоса, а затем и вовсе разражался нетерпеливой бранью, требуя срочно разворачиваться в сторону дома и «прекращать пялиться на горы бесполезного шмотья».
Сабир оказался невероятно терпеливым спутником. Стоял в стороне, пока она приглядывалась к товару, внимательно наблюдал за лавочниками, изредка вставляя замечание по поводу неоправданной цены и вступая с торговцами в короткие, жаркие, но продуктивные переговоры. В арабском квартале, где Ева покупала овощи и фрукты, хитрые купцы с лёгкостью обставляли белых покупателей, если только рядом с последними не находился не менее хитрый сородич. И то, как непринуждённо вёл себя на рынке многоликий ассасин, одновременно восхищало и пугало леди Штрауб.
Нельзя, невозможно верить человеку, который так разительно меняется, так сильно непохож на самого себя! А ещё хуже подсознательно верить ему, невзирая на доводы рассудка, объективную причину и абсолютно нерасполагающую внешность, когда ни благородство, ни красота, ни мужество, а один лишь холодный, расчётливый ум сквозил в каждой черте непроницаемого лица. Сабир казался Еве открытой книгой – вот только на незнакомом языке. Сколько ни читай, сколько ни листай доступные страницы, ни слова истинного смысла не понять…
- Куда теперь? – поинтересовался человек-загадка, вырывая леди Штрауб из омута путаных мыслей.
- Нужна ткань, - подумав, решила Ева. – И, пожалуй, всё.
- Тогда в любой из итальянских кварталов, - со знанием дела сообщил Сабир. – Тем более что и у меня есть книжный интерес у местных торговцев.
- Соскучились по литературе? – удивлённо глянула на спутника Ева.
- В книгах можно увязнуть на всю жизнь, - усмехнулся ассасин. – Незавидная судьба, учитывая, что сама жизнь как раз и проходит в это время мимо тебя. Нет; если я и возьму в руки какой-нибудь древний фолиант или свиток, то он должен содержать либо важнейшие сведения, либо открывать глаза слепцам на Истину.
- И как же вы узнаете, тот ли это свиток? – в свою очередь улыбнулась леди Штрауб. – Без чтения вы не найдёте свои… сведения.
- Определю по действию, какое он окажет на других людей.
- Оно может быть разным у каждого из них, - пожала плечами девушка.
- Именно поэтому я возьму лучших, - рассмеялся Сабир, заканчивая дискуссию: они подходили к широкой улице, выводившей их к пизанскому кварталу.
Ассасин следовал за девушкой, словно тень – останавливался, когда она задерживалась у прилавков, разглядывал точёный профиль, скользил внимательным взглядом по тонкой фигуре, и вновь поднимал его к прекрасному лицу. Ева фон Штрауб переняла местные обычаи, покрывая голову широким платком вместо традиционного франкского убора, но тот не скрывал ни выбивавшихся из причёски светлых прядей, ни нежных черт открытого лица. И, пожалуй, не один Сабир задерживал на них взгляд.
- Эй, - позвали его на арабском негромко, но и не таясь. – Эй, слуга.
Сабир взглянул на остановившегося рядом с ним знатного господина, за которым переминались с ноги на ногу двое носильщиков с огромными закрытыми корзинами. Судя по одежде, перед ним стоял купец или важный чиновник; рослый, полнотелый, но ещё не обрюзгший и не старый; с пышной вычесанной бородой, ниспадавшей на широкую грудь.
(**шамшир – изогнутая арабская сабля с односторонней заточкой по выгнутой стороне. В западных странах известна как «скимитар»).
(***гутра – мужской платок, обычно светлый).
- Куда тут можно податься? – обратился тем временем незнакомец к хозяину. Почти дружелюбно – будто не он разорил только что всю его харчевню. – Кругом одна пустыня! На юге ему делать нечего, на север идти слишком опасно. Ведь он тамплиер, ты знал это, почтенный хозяин? Ты приютил у себя храмовника!
Бахлюль молча зыркнул на посетителя, и последнему это явно не понравилось.
- Отвечай, уважаемый! – с отвращением выплюнул последнее слово гость, приподнимаясь на скамье. – Знал или нет?!
- Не знал, - поспешно открестился харчевник. – Он в своей комнате тихо сидел, монеты платил исправно, мне ли волноваться о его делах? А если не нашёл ты его, добрый господин, так на то воля Аллаха. Может, он примкнул к паломникам, да проник в Иерусалим, там теперь и отсиживается. Больше, кроме как в белый город, здесь идти в самом деле некуда.
Посетитель задумался, и Бахлюль торопливо обтёр кровь с лица второго сына, приложив к вспухшему виску влажную тряпку.
- Ход в Иерусалим сейчас наглухо закрыт, - проронил наконец гость. – Салах ад-Дин готовит войско к решающему бою, стража трясёт каждого, кто покажется ей подозрительным. Но проклятый предатель вполне мог затеряться среди местных… Дьявол! Столько времени я потратил, выслеживая ублюдка, чтобы в конце концов упустить! Хорошо ещё, что… Эй, хозяин, - внезапно встрепенулся посетитель, решительно поднимаясь со скамьи. – К твоему постояльцу заходил ещё кто-то, помимо меня?
Бахлюль затравленно глянул в лицо нависшего над ним незнакомца, и признался тотчас:
- Заходил, почтенный господин! До тебя – дервиш в лохмотьях, немолодой уже, лица не рассмотрел – нечёсаный он был да с короткой бородою… С ним мой постоялец переговорил, да в путь заторопился. Затем ты вот приехал, да умчался тотчас друга своего догонять. А после тебя – бедуин местный с женою, тоже справлялся о человеке по имени Адам…
Сэр Роланд Ллойд слушал с изумлением. Даже фыркнул недоверчиво, подозрительно щурясь на хозяина.
- Какой ещё бедуин, почтенный? В своём ли ты уме? Может, путаешь что-то?
- Клянусь своей старостью, нет, - замотал головой тот. – Приходил! И жена у него красивая, я заметил! Уж как ни прятала лицо, да пошлёт Аллах благочестивой много сыновей, а уж я рассмотрел! Настоящее сокровище! Глаза яркие, зелёные…
Лицо нежданного гостя вытянулось, и Бахлюль испуганно умолк. Дальнейшей реакции от грозного визитёра, впрочем, он не дождался: тот стоял в полнейшем онемении, следя, как хозяин хлопочет над сыновьями.
- Дервиш и бедуин… с женой… - медленно повторил Роланд уже на английском.
Значит, кто-то из отряда выжил и всё же успел на встречу с предателем. Место встречи с Адамом наверняка знал лишь командир – лорд Ллойд. И, возможно… братишка Кай.
- Вот чёрт, - почти весело усмехнулся он, глядя, как вздрагивает от его голоса старый харчевник. – Мне везёт, как никогда!
Картина действий быстро менялась. Сеньор де Сабле велел найти Адама, забрать у него карту поисков Креста и убить предателя ордена. Теперь нужно было расставить приоритеты. И, конечно же, Иерусалимская часть Животворящего Креста стояла на первом месте. Вот только карта поисков находилась у одного из рыцарей отцовского отряда, и если этот рыцарь – братишка Кай или сам сэр Джон, то всё предприятие оказывалось под угрозой. Роланд прекрасно знал о распоряжении сеньора убить всех лишних членов семьи Ллойд, и слышал о найме ассасинов Горного Старца. И если только убийцы Шейха не провалят заказ – чего случиться не может никогда – то жизни отца и Кая висят на волоске. А вместе с ними – драгоценная карта и сведения об утерянной частице.
Внезапно стало очень легко – несмотря на провал миссии, долгую дорогу и трудные поиски, воспоминания о младшем брате разом вернули бодрость духа и хорошее настроение. Как, оказывается, он успел по нему соскучиться! Если и оставался в мире хоть один человек, которого Роланд по-настоящему любил, то им был, без сомнения, Кай. Только бы найти братишку раньше, чем его отыщут ассасины Горного Старика!
- Давай помогу, уважаемый, - обратился он к харчевнику, тщетно пытавшемуся приподнять ещё бесчувственных сыновей. – Я поступил нехорошо, ты уж прости меня, - повинился гость, пряча лукавую искру в глубине чёрных, как ночь, глаз. – Был в ярости, себя не помнил. Покажи, куда нести. За разбитое я заплачу, не переживай.
Бахлюль с недоверием вскинул глаза, но тотчас их опустил – спорить с незнакомцем не хотелось.
- Сюда, господин, - кивнул старый хозяин на боковую дверь.
Ева фон Штрауб медленно шла вдоль торговых рядов, с интересом приглядываясь к разложенной на прилавках утвари. Крепкую плетёную корзинку она держала на весу, не заполняя её продуктами: намеренно тянула время, наслаждаясь прогулкой по оживлённой улице и видом привлекательных товаров, выставленных заезжими купцами. Гуго часто ворчал, что Акра из оплота христианства постепенно превращалась в сборище лавочников и жуликов, и что следовало бы поступить с ними так же, как Иисус Христос в своё время с торгующими в храме. Рыжий рыцарь даже ногами топал и сжимал огромные волосатые кулаки, показывая, как именно, по его мнению, Господь выгонял купцов из притвора.
Брат ушёл из города на рассвете, и Ева не ожидала его до следующего утра: госпитальер взялся сопровождать группу паломников в Яффу, и не успел бы вернуться до вечернего закрытия ворот. Эту ночь ей предстояло провести одной, но леди Штрауб не испытывала по этому поводу никаких волнений. Гуго едва ли грозила какая-нибудь опасность, а значит, спать в снятых ими комнатах Ева могла совершенно спокойно. И это именно она настояла на том, чтобы брат согласился – денег за простое сопровождение платили немного, но теперь выбирать не приходилось: в ордене намечались раздоры, работы становилось всё меньше. От сложных заданий и дальних разъездов Штрауб отказывался сам: боялся оставлять сестру одну. С собой брать тоже не мог – Еве становилось хуже.
Она скрывала от Гуго плохое самочувствие, как умела, но и брат не был слепцом: от него не укрылась ни одышка, ни кашель, ни общая слабость, навалившаяся на Еву тотчас, как они прибыли в Акру. Действие чудесной молитвы сэра Кая закончилось; она продолжала умирать.
- Финики! Шербет!!! – гаркнули ей на ухо, и Ева от неожиданности отскочила, прижимая руку к груди. Дышать тотчас стало тяжелее.
Торговец сладостями прошёл мимо, а она поспешно ухватила край головного платка, чтобы прикрыть рот: рвущийся наружу кашель, как всегда, пришёл неожиданно.
В Тире они нанимали женщину, которая ходила на базар и готовила еду – несколько раз в неделю. В Акре от такой роскоши леди Штрауб решительно отказалась. Если они приехали на Святую землю, чтобы скопить состояние, то требовалось сохранять деньги, а не тратить. Заниматься хозяйством она научилась ещё дома, в далёкой Германии; отточила нехитрое, но утомительное мастерство в походах и за несколько лет жизни в Тире. Самое нелюбимое занятие – готовка – осталось единственным, что Ева совсем не жаловала, однако примирилась и с ним, отказавшись от всякого рода прислуги – ради мечты Гуго вернуться домой богатым человеком, жениться и управлять своими землями со спокойной душой.
- Куда кашляешь, милейшая! – возмутился торговец, у лавки которого она остановилась. – Вон, все фрукты перезаражала, э! Я всё понимаю, раскрасавица, но портить товар зачем?! Кто его у меня теперь купит? Ну смотри, повсюду мокроту оставила! Что смотришь-то, уважаемая госпожа?! Оплати убытки!
Ева с отчаянием вскинула глаза и тотчас вновь их опустила, едва не сгибаясь пополам от жесточайшего приступа сухого, выворачивающего кашля. Она редко выбиралась на базар в одиночку, и всякий раз Бог её миловал – уходила с покупками без происшествий, откашливаясь лишь на безлюдных улицах. Но в торговых рядах, под уничижающими взглядами купцов и простолюдинов, со злым торжеством наблюдавших, как из утончённой и возвышенной богатой госпожи она превращается в обыкновенную больную женщину, раздавленную немощью и обессилевшую от жестокого приступа, это случилось с ней впервые. Ева знала, как жалко выглядит, и ничего не могла с этим поделать. Да ещё лавочник кричал всё громче, толкая её в плечо:
- А ну, добрая госпожа! Фрукты-то попорчены тобой! Оплати товар по совести! Ну?! Ну, ну, - похлопал девушку по спине торговец, задержав там ладонь чуть дольше, чем требовалось, - вот так! Легче?! Теперь о деньгах, красавица…
С громким треском накренившаяся тележка с фруктами завалилась на бок; столпившиеся вокруг лавки базарные зеваки с криками отскочили в стороны, отшатываясь от покатившихся по земле дынь и арбузов. Тотчас ловкие руки подхватили несколько плодов, и быстрые ноги унесли хозяев прочь от разгневанного торговца.
- Зато теперь, добрый господин, нечего и переживать за испорченный товар! – возвысился над толпой насмешливый голос, и Ева с изумлением вскинула глаза. – Есть в мире справедливость!
Лавочник разразился грязными ругательствами, пытаясь спасти уцелевший товар и отнять фрукты у менее расторопных воришек, и громко воззвал к проходившей мимо страже. Про Еву он уже забыл, и девушка воспользовалась моментом, чтобы отступить за спины зевак и вынырнуть с другой стороны.
- В таком месте, в такое людное время – куда смотрит ваш ретивый брат? – раздался над ухом вкрадчивый голос.
- Гуго нет в городе, - пояснила на ходу леди Штрауб, стремясь уйти как можно дальше от места происшествия. Лишь остановившись через ряд от бесновавшегося торговца, Ева наконец развернулась лицом к лицу с улыбавшимся Сабиром. – Это вы перевернули телегу?
Ассасин всем своим видом продемонстрировал полнейшее недоумение, и Ева невольно фыркнула, не удержавшись: как бы там ни было, а помощь Сабира пришлась весьма кстати.
- Спасибо, - поблагодарила с улыбкой. – Какая неожиданная встреча! Правда, тот бедолага теперь лишился всего дневного заработка…
- Ханзир*, - презрительно отмахнулся ассасин. – Он своё возьмёт трижды. Кого обманет, кого обсчитает, кому выдаст гнилой товар за свежий. А с кого и так мзду стрясёт, за воображаемую порчу его давно забродившего винограда.
(*араб. – свинья).
Ева мучительно покраснела под пристальным взглядом бывшего проводника. Сабир наверняка видел больше, чем говорил, и её ухудшившееся самочувствие незамеченным для него не осталось. Как и невольная радость от встречи, которую она не сумела скрыть – слишком вовремя явился неожиданный спаситель, слишком ярко вспыхнули в знак признательности её глаза.
- Удивительно встретить вас вновь! – поспешно заговорила Ева, скрывая замешательство. – А где сэр Кай?
- Здесь, в Акре, - неопределённо кивнул за плечо Сабир. – И если вы позволите мне сопроводить вас, расскажу всё, что собирался, по пути. Я не тороплюсь, - предвосхитил её вопрос ассасин и улыбнулся.
Ева кивнула в знак согласия, направляясь вдоль торгового ряда. Оказался ли Сабир тут случайно или искал её намеренно, сейчас было неважно: теперь, по крайней мере, ей не придётся тащить самой тяжёлую корзину, и она всё же прогуляется по соседним торговым кварталам – венецианскому, пизанскому и марсельскому – без малейших неудобств. С Гуго подобной роскоши Ева не знала никогда: брат шумно сопел, вздыхал, ругался вполголоса, а затем и вовсе разражался нетерпеливой бранью, требуя срочно разворачиваться в сторону дома и «прекращать пялиться на горы бесполезного шмотья».
Сабир оказался невероятно терпеливым спутником. Стоял в стороне, пока она приглядывалась к товару, внимательно наблюдал за лавочниками, изредка вставляя замечание по поводу неоправданной цены и вступая с торговцами в короткие, жаркие, но продуктивные переговоры. В арабском квартале, где Ева покупала овощи и фрукты, хитрые купцы с лёгкостью обставляли белых покупателей, если только рядом с последними не находился не менее хитрый сородич. И то, как непринуждённо вёл себя на рынке многоликий ассасин, одновременно восхищало и пугало леди Штрауб.
Нельзя, невозможно верить человеку, который так разительно меняется, так сильно непохож на самого себя! А ещё хуже подсознательно верить ему, невзирая на доводы рассудка, объективную причину и абсолютно нерасполагающую внешность, когда ни благородство, ни красота, ни мужество, а один лишь холодный, расчётливый ум сквозил в каждой черте непроницаемого лица. Сабир казался Еве открытой книгой – вот только на незнакомом языке. Сколько ни читай, сколько ни листай доступные страницы, ни слова истинного смысла не понять…
- Куда теперь? – поинтересовался человек-загадка, вырывая леди Штрауб из омута путаных мыслей.
- Нужна ткань, - подумав, решила Ева. – И, пожалуй, всё.
- Тогда в любой из итальянских кварталов, - со знанием дела сообщил Сабир. – Тем более что и у меня есть книжный интерес у местных торговцев.
- Соскучились по литературе? – удивлённо глянула на спутника Ева.
- В книгах можно увязнуть на всю жизнь, - усмехнулся ассасин. – Незавидная судьба, учитывая, что сама жизнь как раз и проходит в это время мимо тебя. Нет; если я и возьму в руки какой-нибудь древний фолиант или свиток, то он должен содержать либо важнейшие сведения, либо открывать глаза слепцам на Истину.
- И как же вы узнаете, тот ли это свиток? – в свою очередь улыбнулась леди Штрауб. – Без чтения вы не найдёте свои… сведения.
- Определю по действию, какое он окажет на других людей.
- Оно может быть разным у каждого из них, - пожала плечами девушка.
- Именно поэтому я возьму лучших, - рассмеялся Сабир, заканчивая дискуссию: они подходили к широкой улице, выводившей их к пизанскому кварталу.
Ассасин следовал за девушкой, словно тень – останавливался, когда она задерживалась у прилавков, разглядывал точёный профиль, скользил внимательным взглядом по тонкой фигуре, и вновь поднимал его к прекрасному лицу. Ева фон Штрауб переняла местные обычаи, покрывая голову широким платком вместо традиционного франкского убора, но тот не скрывал ни выбивавшихся из причёски светлых прядей, ни нежных черт открытого лица. И, пожалуй, не один Сабир задерживал на них взгляд.
- Эй, - позвали его на арабском негромко, но и не таясь. – Эй, слуга.
Сабир взглянул на остановившегося рядом с ним знатного господина, за которым переминались с ноги на ногу двое носильщиков с огромными закрытыми корзинами. Судя по одежде, перед ним стоял купец или важный чиновник; рослый, полнотелый, но ещё не обрюзгший и не старый; с пышной вычесанной бородой, ниспадавшей на широкую грудь.
