- Но к чему такая спешка?
- Ты англичанин, а не идиот, - жёстко припечатал Штрауб, – должен понимать. Как только проклятые арабы возьмут город в кольцо, мы окажемся взаперти. Скажи, какие шансы вырваться из окружения? Да ещё со строптивой и болезненной девицей на руках?
Ева возмущённо подскочила. Гуго, не вставая, положил огромную лапу ей на плечо, опуская сестру обратно в кресло.
- Твои предложения, сэр Гуго? – быстро спросил Кай, пресекая неловкость семейной сцены.
- Мы направимся в Акру, - пробурчал госпитальер, и янтарные глаза уставились юному лорду в переносицу. – И лучше иметь под рукой запасные мечи. Ты, конечно, не Бог весть какой вояка… - Ева закрыла вспыхнувшее лицо руками, в то время как Гуго спокойно продолжал, - но недаром же у тебя в перевязи меч с королевским гербом. Думал, не замечу? Ваш Ричард случайных людей в свите не держит, стало быть, махать клинком уж как-нибудь да умеешь. А этот твой… проводник…
- Сабир, - напомнил Кай, но Штрауб не слушал.
- …несмотря на гнусную рожу, кажется крепким парнем. Как думаешь, надёжный он человек? За деньги свой долг выполнит или сбежит при первой же опасности? И во сколько он себя ценит? Только пусть учтёт, я цену наёмной силе знаю, и обдурить меня не удастся!
Кай покраснел, но, поскольку последовать примеру Евы не мог, ограничился лишь взглядом в пол. Зато заговорил Сабир.
- Он человек надёжный, - насмешливо проговорил ассасин. – Настолько, насколько ты считаешь достойным доверия араба, предлагающего наёмную силу за деньги.
Гуго воззрился на него так, будто вдруг заговорил стол, и какое-то время напряжённо молчал, шумно и яростно выдыхая через нос.
- Твой проводник, сэр Кай, не так прост, как кажется, - рыкнул он наконец.
- Спасибо. Ты тоже не так глуп, как хотелось бы, - спокойно парировал Сабир на франкском.
Рыжий рыцарь подскочил, едва не перевернув столик с фруктами. Ева вскрикнула, вжимаясь в стул и на всякий случай заслоняясь локтями от буйного брата – теснота комнаты могла сыграть незавидную для девушки роль: она находилась слишком близко к размахивавшему кулаками соседу.
- Ну-ка повтори!!! – взревел госпитальер, тщетно пытаясь дотянуться до отпрянувшего за спину Кая ассасина. – Нечестивая тварь! Мавр черномазый! Грязный уб…
- Сэр Гуго! – попытался урезонить Штрауба Кай, удерживавший огромного рыцаря от погрома собственного жилища лишь благодаря узости прохода, в который скользнул Сабир, и который сам Штрауб проходил всегда боком. Кай служил дополнительным препятствием, лишающим госпитальера возможности добраться до убийцы: в тесном коридоре все трое непременно застряли бы.
- Заплатишь мне столько, сколько посчитаешь нужным, - подал голос ассасин, вклиниваясь в поток ругательств. – Ты можешь не верить слову араба, но я уверен в честности франкского госпитальера. Пообещай, что оплатишь мой труд по прибытии в Акру, и я не спрошу сверх предложенного.
Гуго захлопнул рот, с подозрением уставившись на ассасина, смерил его долгим взглядом поверх плеча Кая, и вновь бухнулся на своё место.
- Договорились, - внезапно очень спокойно проговорил Штрауб. – Парень ты деловой, так что, похоже, мы поладим, даже несмотря на все эти выкрутасы. Я заплачу тебе, и в Акре мы расстанемся навсегда. Терпеть не могу скользкие рожи, а у тебя именно такая. Что скажешь, сэр Кай? – обратился к юному лорду Гуго. – Ты с нами?
- Мне в Тире задерживаться незачем, - честно ответил крестоносец. – Чем скорее в путь, тем лучше. Идти вдоль береговой полосы – хорошая идея. В Акре разделимся…
Кай поймал благодарный взгляд Евы и едва удержался, чтобы не улыбнуться в ответ: его пристально разглядывал Гуго Штрауб.
- Вот уж не думал, что когда-либо возьму в спутники таких прохиндеев, - фыркнул вдруг госпитальер. – Англичанин и араб! Надёжная компания, ничего не скажешь…
- Сам говорил, время поджимает, - подала голос Ева, осторожно выпрямляясь на стуле. – Да и твои товарищи из ордена, как оказалось, не горят желанием помочь… Может, вина, сэр Кай? Сабир?
- Нет, благодарю, - отказался Кай, поднимаясь со своего места. – Мы пойдём. Увидимся на рассвете…
- Проклятый народ, - вздохнул Штрауб, с сожалением отставляя в сторону подхваченный графин. – Вот ты, сэр Кай, может, лучший англичанин из тех, кого я встречал! А выпить даже с тобой не получается…
- Это, конечно, аргумент, - насмешливо проговорил Сабир. – До встречи, франк. Леди Ева…
Девушка вспыхнула, встретив пристальный взгляд ассасина, и, к счастью обоих, это осталось незамеченным: Гуго отвлёкся на Кая, ступившего на простреленную ногу и едва сдержавшего болезненный вскрик.
- Отличные спутники, - ворчал госпитальер, выпроваживая гостей за порог, - раненый, ослабший англичанин и мутный, хитрозадый араб… С такими попутчиками и мамелюков не надо!
- До завтра, сэр Кай, - успела попрощаться с крестоносцем Ева, прежде чем доброжелательные длани брата вытолкнули мужчин за пределы двора.
Хлопнула калитка, и грохочущий бас госпитальера приглушённым, как надвигающаяся гроза, шёпотом напомнил:
- У городских ворот на рассвете.
Сабир дождался, пока не хлопнет входная дверь, и лучезарно улыбнулся хмурому Каю:
- А что? Он мне нравится! – и первым вскочил в седло.
Ева фон Штрауб сидела в беседке одна. Брат заснул прямо во время совместных вечерних молитв, так что девушке пришлось заканчивать ежедневное правило в одиночку и шёпотом. Впрочем, предосторожности были излишни: когда Гуго засыпал, разбудить его могла лишь канонада или пушечная пальба, да и то разразившаяся прямо у него под ухом. Еве же не спалось: предстоящий переход в Акру, прощание с уютным домиком в Тире, к которому за несколько месяцев она уже привыкла; тревога, глодавшая её с той минуты, как она увидела спутника сэра Кая; сам юный крестоносец, не дававший покоя мыслям – всё это не позволяло сну овладеть ею настолько, чтобы вернуться в дом и отдохнуть.
Она нередко наблюдала спящий Тир из окна дома, выходящего на ту сторону улочки, или же в заборную щель, уютно устроившись в глубине крохотной беседки. Когда донимал и будил собственный кашель, Ева находила утешение в кружке тёплой воды или слабого вина, чтобы согреть грудь, но сон после болезненной побудки исчезал напрочь.
Слава Господу, этот удивительный юноша, крестоносец английского войска, снял и выворачивающий, мучительный кашель, и одышку, и боль так, что ничто не тревожило леди Штрауб вот уже сутки. Если бы не тревожные мысли, не позволявшие уснуть, Ева давно бы отправилась в постель, но сон не шёл, и, накинув тёплую шаль поверх спальной рубашки, девушка вышла во внутренний дворик. Насладиться тишиной и прохладой ночного Тира, однако, не удалось: она едва ли просидела в беседке несколько минут, прежде чем подозрительный шорох заставил её прислушаться.
Звуки доносились сверху, со стороны соседской крыши, прилегавшей к их забору почти вплотную, и Ева испуганно подскочила: ей почудились быстрые и осторожные шаги по шуршащей черепице. Вдруг воры? С грабителями в Тире ей встречаться не доводилось, но даже карманники на рынке вызывали у девушки страх и неприязнь – они будто пачкали своими ловкими и грязными пальцами тех, у кого воровали.
Ева не любила испытывать судьбу, поэтому бросилась к входной двери почти бегом, спасаясь от пугающих звуков, - но не успела всего на пару секунд. Спрыгнувший прямо перед ней человек в светлом балахоне заслонил собою проход, отрезая путь к спасительному дому, и Ева глухо вскрикнула, хватаясь за сердце: страх болезненной иглой пронзил грудь.
- Ева… леди Ева, прошу вас, не бойтесь, - заговорил знакомый и страшный голос, и она почувствовала, как её подхватывают, не позволяя опуститься на землю на ослабевших ногах. – Я не знал, что вы здесь… не хотел пугать…
Ева слабо трепыхнулась в стальных объятиях – но быстро сникла, обмякла, позволяя увлечь себя обратно на скамейку. Сабир придержал девушку за талию, помогая опуститься, перехватил дрожащую ладонь.
- Простите, - шепнул он, присаживаясь перед ней на корточки. Её руку он по-прежнему не выпускал, а Ева всё ещё не могла совладать с собственным дыханием, чтобы вырваться из цепких пальцев. – Простите меня…
Девушка молчала, расширившимися глазами глядя на безумного араба, проникшего в их сад ночью с неизвестной целью, и лихорадочно гадала, каким образом оповестить спящего в дальней комнате Гуго. Пришла в себя она гораздо раньше, чем заговорила, старательно изображая испуг, в то время как мысли с горячечной поспешностью сменялись в голове одна за другой.
Когда у дверей храма они повстречали сэра Кая с другом, то всю дорогу до дома Ева вспоминала, где же видела это лицо, с жёсткими, будто высеченными из мрамора чертами. Не сразу, но ей это удалось – в тот миг, когда Кай представил их, и Сабир взглянул на неё своими внимательными и чересчур умными для обычного проводника глазами. Их синий цвет, такой редкий среди местного арабского населения, она запомнила очень хорошо – в их первую встречу на базарной площади, когда убегавший от погони убийца осадил её разбушевавшегося коня. В тот же миг их взгляды пересеклись, и она готова была поклясться, что уже никогда не забудет этого человека.
И всё же Ева сомневалась в своей правоте, стараясь ничем не выдать своих эмоций во время их первого и единственного разговора. Ведь не стал бы такой благочестивый рыцарь, как сэр Кай, знаться с убийцей! Скорее, это она ошиблась…
- Я не рассчитывал на встречу, - продолжал тихие пояснения Сабир, и его обволакивающий, бархатный голос оказался неожиданно мягким и успокаивающим, - хотел оставить вам это…
В свободной руке появилась красная гвоздика, и араб медленно протянул её на раскрытой ладони. Ева ошарашено переводила взгляд с лица Сабира на крошечный цветок – столь редкое для здешних пустынь явление, что один бутон стоил целое состояние. Впрочем, задаваться мыслями о том, откуда у мужчины такое сокровище, Ева не стала.
- Вы могли это сделать завтра, - заговорила наконец она, и к её облегчению, голос звучал твёрдо и решительно, - до рассвета осталось всего несколько часов.
- Не хотел волновать вашего брата, - по губам Сабира скользнула кривая усмешка. – Если бы это случилось на его глазах, сэр Гуго попросту выбросил бы цветок на дорогу. Или стал бы выяснять отношения на месте. Я подумал, что незачем омрачать начало пути кровью.
Ева не сумела скрыть ни эмоций, ни мыслей – синие глаза смотрели, казалось, в самую душу, и слишком недвусмысленным получился этот взгляд. Они поняли друг друга.
- Вы убили маркиза Монферратского? – срывающимся голосом спросила девушка.
Сабир медленно положил гвоздику ей на колени и положил освободившуюся ладонь поверх их сцепленных рук.
- И не только его, - глухо ответил он.
Ева сдавленно вскрикнула, дёрнулась, пытаясь высвободить ладонь – но Сабир лишь крепче сжал её пальцы.
- Что вам от меня нужно? Или… от Гуго? Вы пришли убить Гуго?!
- Ни в коем случае, - скривился ассасин. – Он ваш брат. Его нельзя убивать.
- А… Кай? Сэр Кай? Он знает, что вы…
- Знает, - подтвердил Сабир. – И так же, как вы, не одобряет.
- Но… как же…
- Он нуждается в моей помощи, а я могу её оказать.
Ева смотрела на него во все глаза, не веря ушам. Она и вправду надеялась, что обозналась, - но нет, судьба оказалась и в этот раз беспощадна.
Леди Штрауб никогда не жаловалась на жизнь, как бы ни хотелось ей порой что-то в ней изменить. Матери она не знала, и судить о ней могла лишь со слов Гуго: тот застал мачеху живой и рассказал, как счастлив был с нею похоронивший первую жену отец. Барон фон Штрауб умер рано – Гуго едва исполнилось шестнадцать. Брату пришлось взять на себя заботы об имении и воспитании младшей сестры, семилетней Евы, - но уже спустя два года Гуго ушёл в свой первый поход. Куда направился и с кем воевал брат, Ева точно не знала – была слишком мала, чтобы расспрашивать. Позже поняла, что вопросов задавать вообще не следует, если не хочешь слышать ответов: к тому времени юная баронесса уже поняла, что брат воевал в качестве наёмника под чужим именем, а значит, доблестными его достижения быть не могли. Дела в имении в отсутствие барона шли плохо: пока Ева подросла достаточно, чтобы взять управление хозяйством в свои руки, оказалось, что поместье на грани разорения и приносит доход достаточный, чтобы покрывать лишь текущие затраты. То, что приносил Гуго из очередного похода, едва покрывало долги, но не давало скопить состояние, приличествующее титулу. Поэтому как только четыре года назад у Гуго появилась возможность отправиться в крестовый поход вместе с Барбароссой, брат тотчас согласился. Еве тогда исполнилось восемнадцать, и она впервые обрадовалась терзавшей её лёгочной болезни: доктора в один голос советовали сменить климат, и Гуго решил взять сестру с собой.
Она ни разу не пожалела о принятом братом решении: тяготы военного похода оказались куда легче, чем сражения на полях собственного имения с вороватыми слугами, распоясавшимися селянами и разбойничьими бандами, время от времени пробегавшими по землям барона. Ева никогда не мечтала о любви, хотя первое предложение руки и сердца поступило к ней в четырнадцать лет от престарелого виконта – выгодная партия, но, увы, немилая сердцу. А вот приключениям брата она всегда завидовала – всё лучше, чем медленно умирать в одиночестве, запертой в собственном поместье. Единственной возможностью выхода в свет была церковь, и Ева посещала мессы с удовольствием – вначале ради общения после них, затем ради самих служб, поскольку оказалось, что беседы с жёнами и дочерями местных фермеров и лавочников не приносят ожидаемой радости.
Гуго лелеял мечту накопить денег, вернуться в Германию, выгодно и удачно выдать сестру замуж – с достойным приданым, за уважаемого и высокородного человека – а затем осесть в собственном имении и жениться самому: барон частенько разглагольствовал о том, что поместью не хватает детского смеха и топота множества маленьких ножек.
Впрочем, болезнь Евы с переменой климата никуда не делась, а после смерти Барбароссы Гуго и вовсе замкнулся в себе и дальнейших планов не строил, примкнув к Странноприимному ордену и оттягивая тем самым неизбежный момент принятия окончательного решения.
- Теперь вы знаете. И что теперь вы думаете обо мне?
Ева встревожено вглядывалась в смуглое лицо, честно пытаясь понять ассасина. В том, что Сабир был убийцей, она теперь не сомневалась, – но с какой целью он заявился сюда, к ней, посреди ночи?
- Зачем вы принесли цветок? – спросила она наконец – совсем не то, что хотела.
- Мой отец говорил, что мужчина должен дарить цветы только любимой женщине. Так он покорил мою мать: она вышла за него замуж добровольно, в отличие от второй жены, а я, её единственный ребёнок, всегда был его любимым сыном, - Сабир коротко улыбнулся. – Я раньше никогда не встречал красоты, подобной вашей. И никогда не думал, что смогу кого-либо полюбить…
- А может, вы были правы? – протестующее вскинула подбородок Ева: любые ухаживания за годы одиночества в поместье и опасных во всех смыслах военных походов она научилась пресекать на корню. – Откуда в вас любовь, когда вы так презираете людей?
- Ты англичанин, а не идиот, - жёстко припечатал Штрауб, – должен понимать. Как только проклятые арабы возьмут город в кольцо, мы окажемся взаперти. Скажи, какие шансы вырваться из окружения? Да ещё со строптивой и болезненной девицей на руках?
Ева возмущённо подскочила. Гуго, не вставая, положил огромную лапу ей на плечо, опуская сестру обратно в кресло.
- Твои предложения, сэр Гуго? – быстро спросил Кай, пресекая неловкость семейной сцены.
- Мы направимся в Акру, - пробурчал госпитальер, и янтарные глаза уставились юному лорду в переносицу. – И лучше иметь под рукой запасные мечи. Ты, конечно, не Бог весть какой вояка… - Ева закрыла вспыхнувшее лицо руками, в то время как Гуго спокойно продолжал, - но недаром же у тебя в перевязи меч с королевским гербом. Думал, не замечу? Ваш Ричард случайных людей в свите не держит, стало быть, махать клинком уж как-нибудь да умеешь. А этот твой… проводник…
- Сабир, - напомнил Кай, но Штрауб не слушал.
- …несмотря на гнусную рожу, кажется крепким парнем. Как думаешь, надёжный он человек? За деньги свой долг выполнит или сбежит при первой же опасности? И во сколько он себя ценит? Только пусть учтёт, я цену наёмной силе знаю, и обдурить меня не удастся!
Кай покраснел, но, поскольку последовать примеру Евы не мог, ограничился лишь взглядом в пол. Зато заговорил Сабир.
- Он человек надёжный, - насмешливо проговорил ассасин. – Настолько, насколько ты считаешь достойным доверия араба, предлагающего наёмную силу за деньги.
Гуго воззрился на него так, будто вдруг заговорил стол, и какое-то время напряжённо молчал, шумно и яростно выдыхая через нос.
- Твой проводник, сэр Кай, не так прост, как кажется, - рыкнул он наконец.
- Спасибо. Ты тоже не так глуп, как хотелось бы, - спокойно парировал Сабир на франкском.
Рыжий рыцарь подскочил, едва не перевернув столик с фруктами. Ева вскрикнула, вжимаясь в стул и на всякий случай заслоняясь локтями от буйного брата – теснота комнаты могла сыграть незавидную для девушки роль: она находилась слишком близко к размахивавшему кулаками соседу.
- Ну-ка повтори!!! – взревел госпитальер, тщетно пытаясь дотянуться до отпрянувшего за спину Кая ассасина. – Нечестивая тварь! Мавр черномазый! Грязный уб…
- Сэр Гуго! – попытался урезонить Штрауба Кай, удерживавший огромного рыцаря от погрома собственного жилища лишь благодаря узости прохода, в который скользнул Сабир, и который сам Штрауб проходил всегда боком. Кай служил дополнительным препятствием, лишающим госпитальера возможности добраться до убийцы: в тесном коридоре все трое непременно застряли бы.
- Заплатишь мне столько, сколько посчитаешь нужным, - подал голос ассасин, вклиниваясь в поток ругательств. – Ты можешь не верить слову араба, но я уверен в честности франкского госпитальера. Пообещай, что оплатишь мой труд по прибытии в Акру, и я не спрошу сверх предложенного.
Гуго захлопнул рот, с подозрением уставившись на ассасина, смерил его долгим взглядом поверх плеча Кая, и вновь бухнулся на своё место.
- Договорились, - внезапно очень спокойно проговорил Штрауб. – Парень ты деловой, так что, похоже, мы поладим, даже несмотря на все эти выкрутасы. Я заплачу тебе, и в Акре мы расстанемся навсегда. Терпеть не могу скользкие рожи, а у тебя именно такая. Что скажешь, сэр Кай? – обратился к юному лорду Гуго. – Ты с нами?
- Мне в Тире задерживаться незачем, - честно ответил крестоносец. – Чем скорее в путь, тем лучше. Идти вдоль береговой полосы – хорошая идея. В Акре разделимся…
Кай поймал благодарный взгляд Евы и едва удержался, чтобы не улыбнуться в ответ: его пристально разглядывал Гуго Штрауб.
- Вот уж не думал, что когда-либо возьму в спутники таких прохиндеев, - фыркнул вдруг госпитальер. – Англичанин и араб! Надёжная компания, ничего не скажешь…
- Сам говорил, время поджимает, - подала голос Ева, осторожно выпрямляясь на стуле. – Да и твои товарищи из ордена, как оказалось, не горят желанием помочь… Может, вина, сэр Кай? Сабир?
- Нет, благодарю, - отказался Кай, поднимаясь со своего места. – Мы пойдём. Увидимся на рассвете…
- Проклятый народ, - вздохнул Штрауб, с сожалением отставляя в сторону подхваченный графин. – Вот ты, сэр Кай, может, лучший англичанин из тех, кого я встречал! А выпить даже с тобой не получается…
- Это, конечно, аргумент, - насмешливо проговорил Сабир. – До встречи, франк. Леди Ева…
Девушка вспыхнула, встретив пристальный взгляд ассасина, и, к счастью обоих, это осталось незамеченным: Гуго отвлёкся на Кая, ступившего на простреленную ногу и едва сдержавшего болезненный вскрик.
- Отличные спутники, - ворчал госпитальер, выпроваживая гостей за порог, - раненый, ослабший англичанин и мутный, хитрозадый араб… С такими попутчиками и мамелюков не надо!
- До завтра, сэр Кай, - успела попрощаться с крестоносцем Ева, прежде чем доброжелательные длани брата вытолкнули мужчин за пределы двора.
Хлопнула калитка, и грохочущий бас госпитальера приглушённым, как надвигающаяся гроза, шёпотом напомнил:
- У городских ворот на рассвете.
Сабир дождался, пока не хлопнет входная дверь, и лучезарно улыбнулся хмурому Каю:
- А что? Он мне нравится! – и первым вскочил в седло.
Ева фон Штрауб сидела в беседке одна. Брат заснул прямо во время совместных вечерних молитв, так что девушке пришлось заканчивать ежедневное правило в одиночку и шёпотом. Впрочем, предосторожности были излишни: когда Гуго засыпал, разбудить его могла лишь канонада или пушечная пальба, да и то разразившаяся прямо у него под ухом. Еве же не спалось: предстоящий переход в Акру, прощание с уютным домиком в Тире, к которому за несколько месяцев она уже привыкла; тревога, глодавшая её с той минуты, как она увидела спутника сэра Кая; сам юный крестоносец, не дававший покоя мыслям – всё это не позволяло сну овладеть ею настолько, чтобы вернуться в дом и отдохнуть.
Она нередко наблюдала спящий Тир из окна дома, выходящего на ту сторону улочки, или же в заборную щель, уютно устроившись в глубине крохотной беседки. Когда донимал и будил собственный кашель, Ева находила утешение в кружке тёплой воды или слабого вина, чтобы согреть грудь, но сон после болезненной побудки исчезал напрочь.
Слава Господу, этот удивительный юноша, крестоносец английского войска, снял и выворачивающий, мучительный кашель, и одышку, и боль так, что ничто не тревожило леди Штрауб вот уже сутки. Если бы не тревожные мысли, не позволявшие уснуть, Ева давно бы отправилась в постель, но сон не шёл, и, накинув тёплую шаль поверх спальной рубашки, девушка вышла во внутренний дворик. Насладиться тишиной и прохладой ночного Тира, однако, не удалось: она едва ли просидела в беседке несколько минут, прежде чем подозрительный шорох заставил её прислушаться.
Звуки доносились сверху, со стороны соседской крыши, прилегавшей к их забору почти вплотную, и Ева испуганно подскочила: ей почудились быстрые и осторожные шаги по шуршащей черепице. Вдруг воры? С грабителями в Тире ей встречаться не доводилось, но даже карманники на рынке вызывали у девушки страх и неприязнь – они будто пачкали своими ловкими и грязными пальцами тех, у кого воровали.
Ева не любила испытывать судьбу, поэтому бросилась к входной двери почти бегом, спасаясь от пугающих звуков, - но не успела всего на пару секунд. Спрыгнувший прямо перед ней человек в светлом балахоне заслонил собою проход, отрезая путь к спасительному дому, и Ева глухо вскрикнула, хватаясь за сердце: страх болезненной иглой пронзил грудь.
- Ева… леди Ева, прошу вас, не бойтесь, - заговорил знакомый и страшный голос, и она почувствовала, как её подхватывают, не позволяя опуститься на землю на ослабевших ногах. – Я не знал, что вы здесь… не хотел пугать…
Ева слабо трепыхнулась в стальных объятиях – но быстро сникла, обмякла, позволяя увлечь себя обратно на скамейку. Сабир придержал девушку за талию, помогая опуститься, перехватил дрожащую ладонь.
- Простите, - шепнул он, присаживаясь перед ней на корточки. Её руку он по-прежнему не выпускал, а Ева всё ещё не могла совладать с собственным дыханием, чтобы вырваться из цепких пальцев. – Простите меня…
Девушка молчала, расширившимися глазами глядя на безумного араба, проникшего в их сад ночью с неизвестной целью, и лихорадочно гадала, каким образом оповестить спящего в дальней комнате Гуго. Пришла в себя она гораздо раньше, чем заговорила, старательно изображая испуг, в то время как мысли с горячечной поспешностью сменялись в голове одна за другой.
Когда у дверей храма они повстречали сэра Кая с другом, то всю дорогу до дома Ева вспоминала, где же видела это лицо, с жёсткими, будто высеченными из мрамора чертами. Не сразу, но ей это удалось – в тот миг, когда Кай представил их, и Сабир взглянул на неё своими внимательными и чересчур умными для обычного проводника глазами. Их синий цвет, такой редкий среди местного арабского населения, она запомнила очень хорошо – в их первую встречу на базарной площади, когда убегавший от погони убийца осадил её разбушевавшегося коня. В тот же миг их взгляды пересеклись, и она готова была поклясться, что уже никогда не забудет этого человека.
И всё же Ева сомневалась в своей правоте, стараясь ничем не выдать своих эмоций во время их первого и единственного разговора. Ведь не стал бы такой благочестивый рыцарь, как сэр Кай, знаться с убийцей! Скорее, это она ошиблась…
- Я не рассчитывал на встречу, - продолжал тихие пояснения Сабир, и его обволакивающий, бархатный голос оказался неожиданно мягким и успокаивающим, - хотел оставить вам это…
В свободной руке появилась красная гвоздика, и араб медленно протянул её на раскрытой ладони. Ева ошарашено переводила взгляд с лица Сабира на крошечный цветок – столь редкое для здешних пустынь явление, что один бутон стоил целое состояние. Впрочем, задаваться мыслями о том, откуда у мужчины такое сокровище, Ева не стала.
- Вы могли это сделать завтра, - заговорила наконец она, и к её облегчению, голос звучал твёрдо и решительно, - до рассвета осталось всего несколько часов.
- Не хотел волновать вашего брата, - по губам Сабира скользнула кривая усмешка. – Если бы это случилось на его глазах, сэр Гуго попросту выбросил бы цветок на дорогу. Или стал бы выяснять отношения на месте. Я подумал, что незачем омрачать начало пути кровью.
Ева не сумела скрыть ни эмоций, ни мыслей – синие глаза смотрели, казалось, в самую душу, и слишком недвусмысленным получился этот взгляд. Они поняли друг друга.
- Вы убили маркиза Монферратского? – срывающимся голосом спросила девушка.
Сабир медленно положил гвоздику ей на колени и положил освободившуюся ладонь поверх их сцепленных рук.
- И не только его, - глухо ответил он.
Ева сдавленно вскрикнула, дёрнулась, пытаясь высвободить ладонь – но Сабир лишь крепче сжал её пальцы.
- Что вам от меня нужно? Или… от Гуго? Вы пришли убить Гуго?!
- Ни в коем случае, - скривился ассасин. – Он ваш брат. Его нельзя убивать.
- А… Кай? Сэр Кай? Он знает, что вы…
- Знает, - подтвердил Сабир. – И так же, как вы, не одобряет.
- Но… как же…
- Он нуждается в моей помощи, а я могу её оказать.
Ева смотрела на него во все глаза, не веря ушам. Она и вправду надеялась, что обозналась, - но нет, судьба оказалась и в этот раз беспощадна.
Леди Штрауб никогда не жаловалась на жизнь, как бы ни хотелось ей порой что-то в ней изменить. Матери она не знала, и судить о ней могла лишь со слов Гуго: тот застал мачеху живой и рассказал, как счастлив был с нею похоронивший первую жену отец. Барон фон Штрауб умер рано – Гуго едва исполнилось шестнадцать. Брату пришлось взять на себя заботы об имении и воспитании младшей сестры, семилетней Евы, - но уже спустя два года Гуго ушёл в свой первый поход. Куда направился и с кем воевал брат, Ева точно не знала – была слишком мала, чтобы расспрашивать. Позже поняла, что вопросов задавать вообще не следует, если не хочешь слышать ответов: к тому времени юная баронесса уже поняла, что брат воевал в качестве наёмника под чужим именем, а значит, доблестными его достижения быть не могли. Дела в имении в отсутствие барона шли плохо: пока Ева подросла достаточно, чтобы взять управление хозяйством в свои руки, оказалось, что поместье на грани разорения и приносит доход достаточный, чтобы покрывать лишь текущие затраты. То, что приносил Гуго из очередного похода, едва покрывало долги, но не давало скопить состояние, приличествующее титулу. Поэтому как только четыре года назад у Гуго появилась возможность отправиться в крестовый поход вместе с Барбароссой, брат тотчас согласился. Еве тогда исполнилось восемнадцать, и она впервые обрадовалась терзавшей её лёгочной болезни: доктора в один голос советовали сменить климат, и Гуго решил взять сестру с собой.
Она ни разу не пожалела о принятом братом решении: тяготы военного похода оказались куда легче, чем сражения на полях собственного имения с вороватыми слугами, распоясавшимися селянами и разбойничьими бандами, время от времени пробегавшими по землям барона. Ева никогда не мечтала о любви, хотя первое предложение руки и сердца поступило к ней в четырнадцать лет от престарелого виконта – выгодная партия, но, увы, немилая сердцу. А вот приключениям брата она всегда завидовала – всё лучше, чем медленно умирать в одиночестве, запертой в собственном поместье. Единственной возможностью выхода в свет была церковь, и Ева посещала мессы с удовольствием – вначале ради общения после них, затем ради самих служб, поскольку оказалось, что беседы с жёнами и дочерями местных фермеров и лавочников не приносят ожидаемой радости.
Гуго лелеял мечту накопить денег, вернуться в Германию, выгодно и удачно выдать сестру замуж – с достойным приданым, за уважаемого и высокородного человека – а затем осесть в собственном имении и жениться самому: барон частенько разглагольствовал о том, что поместью не хватает детского смеха и топота множества маленьких ножек.
Впрочем, болезнь Евы с переменой климата никуда не делась, а после смерти Барбароссы Гуго и вовсе замкнулся в себе и дальнейших планов не строил, примкнув к Странноприимному ордену и оттягивая тем самым неизбежный момент принятия окончательного решения.
- Теперь вы знаете. И что теперь вы думаете обо мне?
Ева встревожено вглядывалась в смуглое лицо, честно пытаясь понять ассасина. В том, что Сабир был убийцей, она теперь не сомневалась, – но с какой целью он заявился сюда, к ней, посреди ночи?
- Зачем вы принесли цветок? – спросила она наконец – совсем не то, что хотела.
- Мой отец говорил, что мужчина должен дарить цветы только любимой женщине. Так он покорил мою мать: она вышла за него замуж добровольно, в отличие от второй жены, а я, её единственный ребёнок, всегда был его любимым сыном, - Сабир коротко улыбнулся. – Я раньше никогда не встречал красоты, подобной вашей. И никогда не думал, что смогу кого-либо полюбить…
- А может, вы были правы? – протестующее вскинула подбородок Ева: любые ухаживания за годы одиночества в поместье и опасных во всех смыслах военных походов она научилась пресекать на корню. – Откуда в вас любовь, когда вы так презираете людей?
