Он машинально протянул к огню окоченевшие ладони и держал их так долго, пока не почувствовал покалывание в изящных, тонких пальцах, онемевших от холода. Его союзу с Лаурой не суждено было осуществиться: чтобы предотвратить неминуемое, Урману нужно было уже находиться в Городе. Он не мог ничего изменить. Видно, прогневались на лесных людей духи природы, раз не помогли, обманули, не пустили, запутали.
Боли в сердце у шамана не было: он почти не знал эту девушку и не мог вызвать в себе привязанность только потому, что так требовал от него ритуал и законы. Но он стал бы прекрасным мужем для нее и, возможно, смог бы ее полюбить, как и она его. Ох, чем-то прогневал его народ лесных духов, раз так они противились его процветанию. Каждый год, отдаляющий Урмана от молодости, он пытался найти свою половину, задавая один и тот же вопрос, но духи молчали. Не находилось суженых для него на этой земле. И вот настал тот год, когда наконец созрела невеста для великого шамана. Из множества женщин – единственная, достойная создать с ним пару и завести потомство. Но увы, и тут встали преграды на пути их союза. Что натворили их предки, раз духи так жестоко карают лесной народ? Ведь если Урман не продлит свой род, жителям леса придется выбрать нового шамана, нового предводителя, иначе лесной люд потеряет все магические знания и способности и не сможет выжить, особенно если рядом высится и продолжает расти железный Город. Только лесного колдуна лучше Урмана уже несколько десятилетий не было. Не было равных в мудрости, способности к магии и знанию языков духов. Да и в красоте.
Пусть возраст уже наложил свою нестираемую печать на лицо шамана в виде морщин в уголках глаз и впадин на щеках, его тело осталось таким же по-змеиному гибким, стройным и сильным. Смоляные волосы, несмотря на годы, не тронула седина. Взгляд по-прежнему был чист и ясен. Полвека за спиной словно бы и не было, и женщины леса охотно дарили ему ночи, даже не мечтая, что это счастье можно повторить еще раз. Но ему нужна была та, что назначена свыше. А она была слишком далеко, и что-то надвигалось настолько непоправимое, что у хладнокровного и бесстрашного Урмана от страха будто в тисках сжималось сердце.
Шаман какое-то время стоял под усиливающимся дождем. Иссиня-черные мокрые волосы очертили узкое лицо, преисполненное мрачной безысходности. Льняная рубашка быстро намокла и прилипла к стройному телу, облегая рельефный торс. Мужчина нагнулся и поднял потухший уголек, который пытался рассказать ему правду, пока восставшая против него природа не напустила на него дождь и ветер, заставившие его окончательно умолкнуть. Бережно погладив пальцем черную поверхность, а затем с силой сжав уголь так, что из кулака посыпалась зола, Урман бросил взгляд на догорающий под дождем костер и направился в сторону пещер. Он принял решение идти завтра в Город, несмотря на то, что силы природы, кажется, решили ему помешать.
Экхарт бодрым шагом взбежал по лестнице, ведущей из «застенков» в жилую часть дома, и вошел в гостиную. Его угольно-черные глаза горели, по лицу блуждала полубезумная улыбка. Находившиеся в комнате Ева с Эвтерниусом молча обменялись вопросительными взглядами и выжидающе уставились на доктора.
- Кажется, я нашел! – радостно произнес Экхарт, убирая со лба прядки волос, выбившиеся из стянутого черной лентой хвоста. Он стремительным шагом подошел к широкому столу, тяжело оперся на него двумя руками и застыл, глубоко дыша и глядя в одну точку. Ведьма и железный человек внимательно наблюдали за ним. Экхарт продолжал улыбаться, вглядываясь в никуда так пристально, что казалось, он сейчас видит нечто, недоступное другим. Наконец доктор вышел из странного ступора. – Я вывел эту формулу! Половина дела сделана.
Он быстро оглядел комнату и растерянно улыбнулся, словно только что заметил присутствующих. Ева и Эвтерниус, продолжая в легком недоумении смотреть на Экхарта, стояли почти вплотную друг к другу возле чуть приоткрытого окна, за которым вовсю шумел апрель. Яркое весеннее солнце, бьющее в окно, мерцало на огненных волосах Евы. Постукивала капель, цепляя подоконник и падая на остатки почерневшего снега под окном. Истерично и радостно чирикали воробьи, устраивая показательные драки. Где-то далеко раздавался гулкий паровозный гудок: железные дороги снова запустили. Город и его окрестности выходили из зимней спячки.
- И что это значит? – с интересом спросил Эвтерниус. – Ты сможешь их уничтожить?
- О, нет, что ты. Я ищу не средство уничтожения, а нашей защиты, - ответил доктор. – Хотя вполне возможно, что оно тоже сыграет свою роль в их разрушении.
Он наморщил лоб, словно что-то подсчитывал в уме. Работы было еще много, но, кажется, самое важное уже произошло.
- Ты уже защитил себя? – робко спросила Ева. Экхарт замахал руками.
- Что ты! Я не рискну применить это ни на себе, ни на ком-то еще, пока не испробую на своих подопечных. – Он покосился в сторону лестницы, ведущую в «застенки». – Главное теперь, чтобы то, что вредит им, не навредило нам!
Увидев непонимание на серьезных лицах, Эхкарт усмехнулся и замолчал. Он с теплотой подметил близость девушки и железного человека, которые при его появлении отпрянули друг от друга. Они проводили вместе много времени, и он им не мешал, наблюдая со стороны за развитием событий. Но их самих будто смущало возникшее притяжение, и они непроизвольно боролись с ним, хотя и не могли справиться. Ведьма из дальнего леса и городской стражник, почти весь созданный из металла, - эта пара действительно выглядела странно. Не внешне. Нет, рядом эти двое людей смотрелись очень гармонично, несмотря на золотое лицо мужчины и механический глаз. Но с давних времен жители леса являлись врагами для Города, и именно стража боролась с их проникновением на городскую землю, выискивая язычников с помощью зеленого глаза. А этих двоих влекло друг к другу, что перечеркивало все принципы и традиции, сложившиеся за очень многие годы, а то и века.
Экхарта это радовало. Он любил дальний лес, и знал, что не лесные люди представляют опасность для остальных. Опасность выглядела совсем иначе. И один из ярких ее примеров лежал сейчас в «застенках», накрепко пристегнутый тугими кожаными ремнями к деревянному столу.
* * *
В самом начале зимы в поселении стали пропадать люди. Наученные горьким опытом прежних лет, никто уже не ходил в дальний лес. Если кому-то нужен был хворост, его собирали по перелескам. Но и оттуда вдруг не вернулась одна женщина, затем двое подростков. Встревоженные жители собрались вместе, чтобы их искать.
Полностью обескровленные, мертвые тела всех троих нашли в перелеске возле дальнего леса, каждое довольно далеко друг от друга. На телах были странные отметины: десять небольших ранок с кровоподтеками, расположенных двумя полукружьями, и одна большая. Болезнь дальнего леса, что уже уносила жизни людей, вернулась! Они заражались ею в лесу и умирали, даже не добравшись до дома. Самое страшное было то, что теперь эта болезнь вышла за пределы дальнего леса и стала распространяться дальше. Что, если эта инфекция доберется и до самого поселения? И как ходить в лес, как защититься людям от этой напасти?
Прослышав о случившемся, Экхарт с трудом убедил напуганных жителей не сжигать зараженные тела, а отдать ему для исследований. Мертвецов доставили к дому Экхарта, завернутых в множество слоев ткани, чтобы не заразиться самим. Эвтерниус помог доктору спустить трупы в «застенки». Они с доктором уложили тела на узкие столы, стоявшие рядом параллельно друг другу.
- Ты не боишься подхватить эту заразу? – мрачно спросил железный страж. Экхарт покачал головой.
- Думаю, это не зараза, - ответил он, – но я должен убедиться. Полагаю, тебе тоже ничего не грозит, но пока вам с Евой лучше держаться подальше от моей лаборатории.
- Я бы хотел помочь, чем могу, - возразил Эвтер, но доктор покачал головой.
- Когда я пойму, что это не опасно, я позову.
Эвтерниус, недовольно дернув головой, поднялся наверх, а Экхарт натянул на лицо кожаную маску с птичьим клювом и с круглыми стеклами для глаз, просунул руки в длинные и тонкие кожаные перчатки и принялся разворачивать тряпки на первом трупе. Разложение почти не коснулось тканей, и, кроме необычных отметин, расположенных полукружьями, на теле не видно было других повреждений. Исследователь провернул стекла в маске, чтобы они заработали как увеличительное стекло, и приблизил лицо к одному из полукружий на плече трупа, внимательно изучая раны. Они точно не являлись трупными пятнами или синяками от ударов. Это были отверстия с необычным изменением кожи по краям. Все пять отметин были одного размера и с очень ровными краями и напоминали, скорее, проколы толстенной иглой, чем порезы или, к примеру, укусы. Экхарт поочередно просунул металлический зонд в каждую из ранок, чтобы измерить глубину. Она была небольшая.
Таким же образом врач осмотрел второе полукружье ран и отдельный большой прокол на шее, а затем подробно еще раз изучил все тело. Очень странно, что оно не начало гнить. Пока мертвецов не обнаружили, они несколько дней пролежали в лесу, и зимний холод, возможно, помог им сохраниться дольше, но температура не опускалась ниже нуля, и тела не были заморожены.
Экхарт осмотрел два остальных тела, убедился, что у всех одинаковые повреждения, только маленькие раны находятся в разных местах. Лишь одиночный большой прокол у всех был на шее. Врач сорвал с себя ненужную уже маску и принялся задумчиво мерить шагами лабораторию.
Когда-то очень давно он уже видел нечто подобное, но не имел возможности подробно изучить, да и не обладал тогда достаточным опытом, чтобы разобраться. А через несколько лет, общаясь с жителями дальнего леса и гостя в их пещерах, он краем уха услышал о неких странных существах, внешне похожих на людей, но не имеющих с ними ничего общего. Они сторонились поселений, и никто не видел, чтобы они разговаривали даже между собой. Все, что можно было услышать, это странный сухой треск, исходящий от них.
Больше доктору не удалось ничего разобрать из их разговора. Язычники относились к Экхарту по-доброму, но не сильно откровенничали, и подробно разузнать ему об этих созданиях ему не удалось, хотя, может быть, проблема была в том, что он просто не поверил в их существование. Он решил, что это очередной языческий миф, сотканный из суеверий и случайных совпадений, и не придал значения подслушанному разговору. Увидев очень необычные повреждения на обескровленных телах, он засомневался, что был в тот раз прав. Что, если существа, о которых говорили жители леса, это не миф, и вдруг именно они виновны в смерти поселенцев? Нужно было поговорить с Евой.
* * *
Рыжая ведьма, подобрав подол длинного льняного платья, осторожно спускалась по крутым ступеням вслед за стражником. Она еще ни разу не была внизу, в лаборатории Экхарта, и не особо стремилась туда попасть. Девушка знала, что там, в этом подвале есть еще одна дверь, запертая на несколько замков. За нею находились ужасные преступники, осужденные на казнь за свои злодеяния. Благодаря Экхарту они сменили свой страшный приговор на пожизненное заключение в «застенках» исследователя, и были согласны на то, что врач будет использовать их для проведения своих опытов. Они жили за решетками, пристегнутые для верности железными кандалами к мощным крюкам, торчавшим из стены. Их камеры были довольно просторные, а цепи – длинные и легкие, а под самым потолком имелись даже крошечные окошки, в которые проникал дневной свет. Но дотянуться до них было невозможно, потому что стены этого подвала были высотой в два с половиной человеческих роста, и заключенным оставалось только смотреть в эти маленькие прозрачные квадраты, ожидая, что тоненький луч солнца иногда заглянет в их камеру хотя бы на несколько минут и снова скроется за каменными стенами.
Экхарт следил за тем, чтобы узники всегда были сыты, наблюдал за их здоровьем. Им было даже позволено читать книги, чтобы окончательно не сойти с ума в застенках. И иногда он брал одного из них, чтобы провести свой очередной эксперимент над человеческим телом. Кто будет следующим, никогда никто не знал, и заключенные жили в вечном страхе перед этим выбором Странного доктора. И никто не знал, вернется ли он живым и здоровым из его жуткой лаборатории. В основном эти опыты были совершенно безобидными и не причиняли ни сильной боли, ни особых последствий. Но иногда, пусть и очень редко, подопытные после хладнокровного вмешательства Экхарта в их организм, умирали в мучительной агонии.
Но исследователь не признавал опытов над животными, он считал, что верный результат может быть лишь при изучении людей. Впрочем, серийных убийц и насильников можно было уже не относить к людям. В конце концов это были живые трупы, ведь если бы не Экхарт, они бы давно были казнены одним из самых болезненных способов, которые были в моде на данный момент в Городе. Например, приговоренных к смерти могли долго и мучительно расстреливать из арбалета с помощью ходячих машин. Механизм никогда не целился в сердце или голову, раня тело стрелой и оставляя мучиться недобитого узника на несколько часов. Когда измученный человек, прикованный к столбу, почти привыкал к боли, что нанесла ему очередная стрела, арбалет из машины снова неожиданно стрелял, и это напряжение перед внезапным выстрелом изматывало бедняг больше всего. Конечно, ожидание очередного жуткого эксперимента недалеко ушло от городских пыток, но все-таки у узников Экхарта были шансы прожить намного дольше и не мучиться при этом от голода, жажды или холода.
Спустившись вниз, Ева с опаской покосилась на массивную железную дверь, за которой содержались преступники для опытов, и вместе с Эвтерниусом подошла к телу, возле которого уже стоял доктор.
- Что думаешь, Ева? – прищурившись, спросил Экхарт. – Не бойся, они не заразны.
- Я знаю, - ответила девушка, вглядываясь в раны на теле. Она долго рассматривала их, хмуря лоб. – Хотя я никогда раньше сама подобное не видела. Но я слышала про такую смерть.
- И отчего она происходит? – спросил стражник. Ева посмотрела на доктора, и тот ободряюще кивнул.
- Это слепни.
- Что еще за слепни? – удивленно переспросил Эвтерниус.
- Мы их так зовем, - ответила Ева. – Они похожи на людей, но это не люди. Это странные и опасные существа. Они не из плоти и крови, как мы, а из металла, но им нужна наша кровь.
Даже у хладнокровного Экхарта пробежал мороз по коже от ее слов.
- Зачем? – выдавил он. – Ты знаешь, зачем?
- Нет, - пожала плечами Ева. – Я никогда об этом не слышала. Мне и рассказывали совсем мало. Для нас эти создания неопасны. Они почему-то не трогают жителей дальнего леса. Мы вроде как для них несъедобны.
В лаборатории на какое-то время воцарилось молчание. Экхарт со стражником переваривали услышанное, а Ева тем временем осматривалась в помещении, со страхом переводя глаза с одного стеллажа на другой и разглядывая различные склянки на их полках и неведомые ей металлические конструкции со множеством коленец и шестеренок, что стояли по стенам просторной комнаты.
- Значит, это все-таки правда, - заговорил наконец Экхарт, поочередно обходя столы с мертвыми телами и накрывая их материей. – Я не верил, думал это страшная легенда.
Боли в сердце у шамана не было: он почти не знал эту девушку и не мог вызвать в себе привязанность только потому, что так требовал от него ритуал и законы. Но он стал бы прекрасным мужем для нее и, возможно, смог бы ее полюбить, как и она его. Ох, чем-то прогневал его народ лесных духов, раз так они противились его процветанию. Каждый год, отдаляющий Урмана от молодости, он пытался найти свою половину, задавая один и тот же вопрос, но духи молчали. Не находилось суженых для него на этой земле. И вот настал тот год, когда наконец созрела невеста для великого шамана. Из множества женщин – единственная, достойная создать с ним пару и завести потомство. Но увы, и тут встали преграды на пути их союза. Что натворили их предки, раз духи так жестоко карают лесной народ? Ведь если Урман не продлит свой род, жителям леса придется выбрать нового шамана, нового предводителя, иначе лесной люд потеряет все магические знания и способности и не сможет выжить, особенно если рядом высится и продолжает расти железный Город. Только лесного колдуна лучше Урмана уже несколько десятилетий не было. Не было равных в мудрости, способности к магии и знанию языков духов. Да и в красоте.
Пусть возраст уже наложил свою нестираемую печать на лицо шамана в виде морщин в уголках глаз и впадин на щеках, его тело осталось таким же по-змеиному гибким, стройным и сильным. Смоляные волосы, несмотря на годы, не тронула седина. Взгляд по-прежнему был чист и ясен. Полвека за спиной словно бы и не было, и женщины леса охотно дарили ему ночи, даже не мечтая, что это счастье можно повторить еще раз. Но ему нужна была та, что назначена свыше. А она была слишком далеко, и что-то надвигалось настолько непоправимое, что у хладнокровного и бесстрашного Урмана от страха будто в тисках сжималось сердце.
Шаман какое-то время стоял под усиливающимся дождем. Иссиня-черные мокрые волосы очертили узкое лицо, преисполненное мрачной безысходности. Льняная рубашка быстро намокла и прилипла к стройному телу, облегая рельефный торс. Мужчина нагнулся и поднял потухший уголек, который пытался рассказать ему правду, пока восставшая против него природа не напустила на него дождь и ветер, заставившие его окончательно умолкнуть. Бережно погладив пальцем черную поверхность, а затем с силой сжав уголь так, что из кулака посыпалась зола, Урман бросил взгляд на догорающий под дождем костер и направился в сторону пещер. Он принял решение идти завтра в Город, несмотря на то, что силы природы, кажется, решили ему помешать.
Глава 5. В застенках Странного доктора.
Экхарт бодрым шагом взбежал по лестнице, ведущей из «застенков» в жилую часть дома, и вошел в гостиную. Его угольно-черные глаза горели, по лицу блуждала полубезумная улыбка. Находившиеся в комнате Ева с Эвтерниусом молча обменялись вопросительными взглядами и выжидающе уставились на доктора.
- Кажется, я нашел! – радостно произнес Экхарт, убирая со лба прядки волос, выбившиеся из стянутого черной лентой хвоста. Он стремительным шагом подошел к широкому столу, тяжело оперся на него двумя руками и застыл, глубоко дыша и глядя в одну точку. Ведьма и железный человек внимательно наблюдали за ним. Экхарт продолжал улыбаться, вглядываясь в никуда так пристально, что казалось, он сейчас видит нечто, недоступное другим. Наконец доктор вышел из странного ступора. – Я вывел эту формулу! Половина дела сделана.
Он быстро оглядел комнату и растерянно улыбнулся, словно только что заметил присутствующих. Ева и Эвтерниус, продолжая в легком недоумении смотреть на Экхарта, стояли почти вплотную друг к другу возле чуть приоткрытого окна, за которым вовсю шумел апрель. Яркое весеннее солнце, бьющее в окно, мерцало на огненных волосах Евы. Постукивала капель, цепляя подоконник и падая на остатки почерневшего снега под окном. Истерично и радостно чирикали воробьи, устраивая показательные драки. Где-то далеко раздавался гулкий паровозный гудок: железные дороги снова запустили. Город и его окрестности выходили из зимней спячки.
- И что это значит? – с интересом спросил Эвтерниус. – Ты сможешь их уничтожить?
- О, нет, что ты. Я ищу не средство уничтожения, а нашей защиты, - ответил доктор. – Хотя вполне возможно, что оно тоже сыграет свою роль в их разрушении.
Он наморщил лоб, словно что-то подсчитывал в уме. Работы было еще много, но, кажется, самое важное уже произошло.
- Ты уже защитил себя? – робко спросила Ева. Экхарт замахал руками.
- Что ты! Я не рискну применить это ни на себе, ни на ком-то еще, пока не испробую на своих подопечных. – Он покосился в сторону лестницы, ведущую в «застенки». – Главное теперь, чтобы то, что вредит им, не навредило нам!
Увидев непонимание на серьезных лицах, Эхкарт усмехнулся и замолчал. Он с теплотой подметил близость девушки и железного человека, которые при его появлении отпрянули друг от друга. Они проводили вместе много времени, и он им не мешал, наблюдая со стороны за развитием событий. Но их самих будто смущало возникшее притяжение, и они непроизвольно боролись с ним, хотя и не могли справиться. Ведьма из дальнего леса и городской стражник, почти весь созданный из металла, - эта пара действительно выглядела странно. Не внешне. Нет, рядом эти двое людей смотрелись очень гармонично, несмотря на золотое лицо мужчины и механический глаз. Но с давних времен жители леса являлись врагами для Города, и именно стража боролась с их проникновением на городскую землю, выискивая язычников с помощью зеленого глаза. А этих двоих влекло друг к другу, что перечеркивало все принципы и традиции, сложившиеся за очень многие годы, а то и века.
Экхарта это радовало. Он любил дальний лес, и знал, что не лесные люди представляют опасность для остальных. Опасность выглядела совсем иначе. И один из ярких ее примеров лежал сейчас в «застенках», накрепко пристегнутый тугими кожаными ремнями к деревянному столу.
* * *
В самом начале зимы в поселении стали пропадать люди. Наученные горьким опытом прежних лет, никто уже не ходил в дальний лес. Если кому-то нужен был хворост, его собирали по перелескам. Но и оттуда вдруг не вернулась одна женщина, затем двое подростков. Встревоженные жители собрались вместе, чтобы их искать.
Полностью обескровленные, мертвые тела всех троих нашли в перелеске возле дальнего леса, каждое довольно далеко друг от друга. На телах были странные отметины: десять небольших ранок с кровоподтеками, расположенных двумя полукружьями, и одна большая. Болезнь дальнего леса, что уже уносила жизни людей, вернулась! Они заражались ею в лесу и умирали, даже не добравшись до дома. Самое страшное было то, что теперь эта болезнь вышла за пределы дальнего леса и стала распространяться дальше. Что, если эта инфекция доберется и до самого поселения? И как ходить в лес, как защититься людям от этой напасти?
Прослышав о случившемся, Экхарт с трудом убедил напуганных жителей не сжигать зараженные тела, а отдать ему для исследований. Мертвецов доставили к дому Экхарта, завернутых в множество слоев ткани, чтобы не заразиться самим. Эвтерниус помог доктору спустить трупы в «застенки». Они с доктором уложили тела на узкие столы, стоявшие рядом параллельно друг другу.
- Ты не боишься подхватить эту заразу? – мрачно спросил железный страж. Экхарт покачал головой.
- Думаю, это не зараза, - ответил он, – но я должен убедиться. Полагаю, тебе тоже ничего не грозит, но пока вам с Евой лучше держаться подальше от моей лаборатории.
- Я бы хотел помочь, чем могу, - возразил Эвтер, но доктор покачал головой.
- Когда я пойму, что это не опасно, я позову.
Эвтерниус, недовольно дернув головой, поднялся наверх, а Экхарт натянул на лицо кожаную маску с птичьим клювом и с круглыми стеклами для глаз, просунул руки в длинные и тонкие кожаные перчатки и принялся разворачивать тряпки на первом трупе. Разложение почти не коснулось тканей, и, кроме необычных отметин, расположенных полукружьями, на теле не видно было других повреждений. Исследователь провернул стекла в маске, чтобы они заработали как увеличительное стекло, и приблизил лицо к одному из полукружий на плече трупа, внимательно изучая раны. Они точно не являлись трупными пятнами или синяками от ударов. Это были отверстия с необычным изменением кожи по краям. Все пять отметин были одного размера и с очень ровными краями и напоминали, скорее, проколы толстенной иглой, чем порезы или, к примеру, укусы. Экхарт поочередно просунул металлический зонд в каждую из ранок, чтобы измерить глубину. Она была небольшая.
Таким же образом врач осмотрел второе полукружье ран и отдельный большой прокол на шее, а затем подробно еще раз изучил все тело. Очень странно, что оно не начало гнить. Пока мертвецов не обнаружили, они несколько дней пролежали в лесу, и зимний холод, возможно, помог им сохраниться дольше, но температура не опускалась ниже нуля, и тела не были заморожены.
Экхарт осмотрел два остальных тела, убедился, что у всех одинаковые повреждения, только маленькие раны находятся в разных местах. Лишь одиночный большой прокол у всех был на шее. Врач сорвал с себя ненужную уже маску и принялся задумчиво мерить шагами лабораторию.
Когда-то очень давно он уже видел нечто подобное, но не имел возможности подробно изучить, да и не обладал тогда достаточным опытом, чтобы разобраться. А через несколько лет, общаясь с жителями дальнего леса и гостя в их пещерах, он краем уха услышал о неких странных существах, внешне похожих на людей, но не имеющих с ними ничего общего. Они сторонились поселений, и никто не видел, чтобы они разговаривали даже между собой. Все, что можно было услышать, это странный сухой треск, исходящий от них.
Больше доктору не удалось ничего разобрать из их разговора. Язычники относились к Экхарту по-доброму, но не сильно откровенничали, и подробно разузнать ему об этих созданиях ему не удалось, хотя, может быть, проблема была в том, что он просто не поверил в их существование. Он решил, что это очередной языческий миф, сотканный из суеверий и случайных совпадений, и не придал значения подслушанному разговору. Увидев очень необычные повреждения на обескровленных телах, он засомневался, что был в тот раз прав. Что, если существа, о которых говорили жители леса, это не миф, и вдруг именно они виновны в смерти поселенцев? Нужно было поговорить с Евой.
* * *
Рыжая ведьма, подобрав подол длинного льняного платья, осторожно спускалась по крутым ступеням вслед за стражником. Она еще ни разу не была внизу, в лаборатории Экхарта, и не особо стремилась туда попасть. Девушка знала, что там, в этом подвале есть еще одна дверь, запертая на несколько замков. За нею находились ужасные преступники, осужденные на казнь за свои злодеяния. Благодаря Экхарту они сменили свой страшный приговор на пожизненное заключение в «застенках» исследователя, и были согласны на то, что врач будет использовать их для проведения своих опытов. Они жили за решетками, пристегнутые для верности железными кандалами к мощным крюкам, торчавшим из стены. Их камеры были довольно просторные, а цепи – длинные и легкие, а под самым потолком имелись даже крошечные окошки, в которые проникал дневной свет. Но дотянуться до них было невозможно, потому что стены этого подвала были высотой в два с половиной человеческих роста, и заключенным оставалось только смотреть в эти маленькие прозрачные квадраты, ожидая, что тоненький луч солнца иногда заглянет в их камеру хотя бы на несколько минут и снова скроется за каменными стенами.
Экхарт следил за тем, чтобы узники всегда были сыты, наблюдал за их здоровьем. Им было даже позволено читать книги, чтобы окончательно не сойти с ума в застенках. И иногда он брал одного из них, чтобы провести свой очередной эксперимент над человеческим телом. Кто будет следующим, никогда никто не знал, и заключенные жили в вечном страхе перед этим выбором Странного доктора. И никто не знал, вернется ли он живым и здоровым из его жуткой лаборатории. В основном эти опыты были совершенно безобидными и не причиняли ни сильной боли, ни особых последствий. Но иногда, пусть и очень редко, подопытные после хладнокровного вмешательства Экхарта в их организм, умирали в мучительной агонии.
Но исследователь не признавал опытов над животными, он считал, что верный результат может быть лишь при изучении людей. Впрочем, серийных убийц и насильников можно было уже не относить к людям. В конце концов это были живые трупы, ведь если бы не Экхарт, они бы давно были казнены одним из самых болезненных способов, которые были в моде на данный момент в Городе. Например, приговоренных к смерти могли долго и мучительно расстреливать из арбалета с помощью ходячих машин. Механизм никогда не целился в сердце или голову, раня тело стрелой и оставляя мучиться недобитого узника на несколько часов. Когда измученный человек, прикованный к столбу, почти привыкал к боли, что нанесла ему очередная стрела, арбалет из машины снова неожиданно стрелял, и это напряжение перед внезапным выстрелом изматывало бедняг больше всего. Конечно, ожидание очередного жуткого эксперимента недалеко ушло от городских пыток, но все-таки у узников Экхарта были шансы прожить намного дольше и не мучиться при этом от голода, жажды или холода.
Спустившись вниз, Ева с опаской покосилась на массивную железную дверь, за которой содержались преступники для опытов, и вместе с Эвтерниусом подошла к телу, возле которого уже стоял доктор.
- Что думаешь, Ева? – прищурившись, спросил Экхарт. – Не бойся, они не заразны.
- Я знаю, - ответила девушка, вглядываясь в раны на теле. Она долго рассматривала их, хмуря лоб. – Хотя я никогда раньше сама подобное не видела. Но я слышала про такую смерть.
- И отчего она происходит? – спросил стражник. Ева посмотрела на доктора, и тот ободряюще кивнул.
- Это слепни.
- Что еще за слепни? – удивленно переспросил Эвтерниус.
- Мы их так зовем, - ответила Ева. – Они похожи на людей, но это не люди. Это странные и опасные существа. Они не из плоти и крови, как мы, а из металла, но им нужна наша кровь.
Даже у хладнокровного Экхарта пробежал мороз по коже от ее слов.
- Зачем? – выдавил он. – Ты знаешь, зачем?
- Нет, - пожала плечами Ева. – Я никогда об этом не слышала. Мне и рассказывали совсем мало. Для нас эти создания неопасны. Они почему-то не трогают жителей дальнего леса. Мы вроде как для них несъедобны.
В лаборатории на какое-то время воцарилось молчание. Экхарт со стражником переваривали услышанное, а Ева тем временем осматривалась в помещении, со страхом переводя глаза с одного стеллажа на другой и разглядывая различные склянки на их полках и неведомые ей металлические конструкции со множеством коленец и шестеренок, что стояли по стенам просторной комнаты.
- Значит, это все-таки правда, - заговорил наконец Экхарт, поочередно обходя столы с мертвыми телами и накрывая их материей. – Я не верил, думал это страшная легенда.
