- Если хочешь научиться драться, так это не ко мне, - извиняясь, улыбнулась Джун. – Мой совет, лучше Долли попроси. Это она у нас по рукомашеству и ногодрыжеству спец знатный. Если хочешь знать, они именно так с Сан Санычем и познакомились на фестивале, когда она месила незадачливого кавалера выше себя на голову, ещё едва и Санычу под горячую руку не наваляла люлей. Всё, чего я умею, я у Нади подсмотрела. Не думаю, что она откажет тебе в помощи. Тем более что у тебя реально не жизнь, а сплошная катастрофа. Ты ещё неплохо держишься, а я бы, наверное, в такой ситуации давно бы на успокоительном сидела и не слезала.
- А я по-твоему что делаю? – спросила я Свету, помахав перед её носом практически пустой бутылкой джина.
Руди захохотал и по-дружески обнял меня, а ещё через пару секунд к нему присоединились и остальные байконуры.
Осень наступила внезапно. Ещё вчера мы нежились в теплых лучах августовского солнца, как вдруг листва на деревьях стала рыжеть, на улице похолодало, и даже лужицы на тротуарах по утрам затягивало тонкой пленкой льда.
Бабушка наконец-то вышла из больницы. Пока что жила у Марины, но уже не раз высказывала идею поехать домой и окончательно запустить процесс продажи нашей квартиры. На это Марина резонно возражала ей, что продавать квартиру можно из любой точки земного шара, для этого физическое присутствие как минимум поначалу не требуется. На этом обычно их споры и заканчивались. Но мне кажется, только потому, что в глубине души Вера Игнатьевна отдавала себе отчет, что она всё ещё слаба для таких масштабных реформ. Ходила она с опорой, при этом часто останавливалась, чтобы отдышаться и набраться сил. Её левая рука действовала как-то медленно и вяло, но на мой вопрос бабушка ничего не ответила, только стала больше нагружать эту руку и каждое утро начинала с гимнастики, заверив нас, что она скоро и от палочки откажется.
Тем не менее в самом конце августа Вера вдруг вознамерилась посмотреть на то место в парке, где мне всегда было так хорошо – на крохотный тенистый пляж у реки. О, это была целая тщательно спланированная операция! Я сразу же предложила бабушке доехать до спуска, а уж потом идти пешком по ступенькам, но ей отчаянно хотелось доказать самой себе, что она ещё ого-го. Поэтому без помощи Джун и парней обойтись не удалось. Туда мы ещё кое-как доковыляли часа за три, и даже изобразили на берегу некое подобие пикника, перекусив заранее приготовленными бутербродами. А вот обратно…
Впрочем, поскольку я предполагала, что так оно и выйдет, мне оставалось всего лишь послать сообщение в наш общий чат. И к тому моменту, когда бабушка, тяжело вздохнув, поднялась, оперлась на палку и выразила готовность идти обратно, к нам уже подоспели Дэн и Руди. Очень мило познакомились с Верой Игнатьевной, после чего вежливо, но непреклонно подхватили её под руки и аккуратно отбуксировали через весь парк к самому верху лестницы, где нас уже ждала Джун на Вене. Там нам оставалось лишь усадить бабушку на самое мягкое и удобное из кресел, после чего мы на малой скорости доехали до дома. Больше таких вылазок Вера не предпринимала, но не раз говорила мне, как замечательно она отдохнула в тот день, и какие изумительные у меня друзья.
Обратно к Марине я так и не вернулась. Можете называть это глупым упрямством. Но я твердо стояла на своем. В гости к бабушке на несколько часов – да. На ночевку – нет, ни за что, даже не уговаривайте. Тетушка не слишком со мной откровенничала, но из её оговорок и Вериных недомолвок я поняла, что Влад, сообразив, что прощёлкал свою хлебную карточку, начал планомерную осаду своей бывшей возлюбленной. Не то чтобы я не верила в тетино упрямство и силу воли, но вариант, что рано или поздно этот товарищ подберет нужные слова и Марина растает, всё-таки существовал и был далеко не нулевым. А я не хотела снова столкнуться с ним в этой квартире, да и вообще где бы то ни было. И вдвойне не хотела, чтобы меня даже косвенно считали очередной причиной собственных неудач.
Кстати, у меня вдруг появился первый заказ. В октябре Bike O’Noir должны были играть где-то в столичном ночном клубе, для чего им понадобился дизайн афиши и флаеры. Все тут же дружно вспомнили, что у них под боком практически пропадает талант в моем лице, и Сан Саныч официально припряг меня под это дело. Я просидела за ноутбуком почти трое суток, хотя никому в этом не призналась. Стыдно же на такую плевую работу столько времени тратить. Но я хотела сделать всё по высшему классу. Не зря же я до сих пор исправно занимаюсь на курсах!
Поскольку с составом группы по-прежнему были непонятки из-за вечно пропадающего в самый ответственный момент Дросселя и народников, которые то ли были приняты в байконуры, то ли ещё нет, я не стала плясать от общих фотографий. Тем более что их в нужном качестве и не было. Вместо этого я пофантазировала на тему названия группы и изобразила звездное небо, контуры космодрома и байкеров, взмывающих в небо в снопе искр словно ракеты. Когда всё было готово, не поленилась сбегать в салон распечатать пробный экземпляр и положила его перед Санычем во время очередного общего сборища в клабхаусе аккурат перед очередной репетицией.
Когда ребята это увидели, наступила мертвая тишина. Я успела про себя трижды перепугаться, назвать безрукой и заготовить фразу «я всё переделаю». Но тут Руди вдруг обнял меня, Дэн, практически вырвав меня из его объятий, подбросил в воздух, Джун завопила что-то нечленораздельное, и начался совершенно невообразимый бардак. Саныч всерьез спорил с Долли, что не стоит тратить такой постер на рядовой концерт, и вообще лучше бы сделать на его основе задник для внутренней сцены. Дроссель с Фрозеном и Бульдогом передавали картинку из рук в руки и всем своим видом выражали, как это здорово.
А мне почему-то вдруг ужасно захотелось расплакаться. Но на сей раз не от обиды или грусти. Совсем наоборот. У меня впервые в жизни получилось то, чего мне хотелось. И это понравилось не только мне, но и тем, для кого это было создано. А это значит, мои мечты о том, как я стану дизайнером, они не пустые, нет. И да: этот заказ я положу в свое портфолио, вот так! Надо же с чего-то начинать.
Когда народ более-менее вспомнил, что вообще-то целью сборища была репетиция, а не обсуждение будущей афиши, Надя, томно изогнувшись, спросила:
- А не замахнуться ли нам, господа, на творчество Леонарда Коэна?
В глазах Дросселя мелькнула тень понимания, смешанная с восторгом, и он уточнил:
- Ты же имеешь в виду Hallelujah?
- Её самую! «Аллилуйя», и при желании можем сделать микс из родного текста и собственного перевода. Давно мне хотелось что-то такое, камерно-симфоническое размять.
Увы, что-то с этой композицией у народа не заладилось с самого начала. Сначала Дроссель с Джун едва не поцапались на стадии аранжировки, выясняя, кому из них вступать раньше. Потом выяснилось, что, по мнению всех байконуров, у Долли слишком высокий для этой песни голос.
- Интонируй, спускайся ниже, - раз за разом твердил Дроссель. – Попытайся перейти в нижний регистр. Иначе ты звучишь как бензопила «Дружба», аж пломбы ноют.
Долли честно пыталась. Но заканчивалось всё, как правило, тем, что репетицию она завершала, чуть ли не хрипя, и мчалась за своим «лекарством», запасы которого мы с Джун не забывали регулярно пополнять. Наша солистка выпивала, смакуя, наперсток джина, а потом молчала до конца вечера, замотав шею в красивый шерстяной то ли платок, то ли шарф.
- Что-то нифига не аллилуйя, - качал головой Сан Саныч. – Так наша микро-алкашка и вовсе себе голос посадит. В прошлом году пришлось с фониатром восстанавливаться, как бы и в этом году на те же грабли не напрыгнуть.
- Может, побережем её тогда? – спросил Руди, чьи рыжие лохмы назойливо торчали во все стороны, придавая ему вид сельского простака. – До очередного концерта не так много времени. Она профессионал, в ноты попадет, когда вступать – знает. А мы будем продолжать сыгрываться. Домино молодцы, репертуар наш быстро осваивают. Но все равно: вместе мы ещё маловато звучали. Нам бы привыкнуть друг к другу, чтобы никаких неприятных неожиданностей не было.
- Сколько раз повторять, - с кислой физиономией сообщил Фрозен. – Не зови нас с Бульдогом Домино! Хоть мы и друзья, но мы – не сиамские близнецы, а два разных полноценных человека.
- А чо? Мне нравится! – гыгыкнул тот самый Бульдог-домрист. – А то команда большая, пока всех упомнишь, уже и звать незачем.
- Ага! А почему тогда есть Фримен, есть Руди, но нет дуэта Фрируд, к примеру? – продолжал смешно негодовать альбинос. – Они ведь тоже вместе с детства держатся, но тем не менее, каждого из них тут воспринимают по отдельности. А нас постоянно вместе лепят, в отличие от!
- А потому что мы это право давно заслужили, - противным голосом сообщил Дэн и показал Фрозену язык. Они вообще почему-то цапались с новичком с огромным удовольствием, уж не знаю, что имел наш ударник против человека, играющего на мандолине, но факт остается фактом.
- Так, брэк, - заявил Дроссель. – А то будто я слепой и не вижу, что кто-то тут дедовщину на ровном месте устроить пытается. У нас, напоминаю, демократия, выстроенная на четкой иерархии.
Дэн промолчал, но с таким видом, что всем было понятно, что Дроссель попал в самую точку. В последнее время Денису то и дело приходилось демонстрировать новичкам, что он – ударник что надо, и не зря свое место занимает. А наше Домино, лихо наяривая на своих мандолине и домре, и с лету снимая мелодии группы, прямо-таки старалось его уесть на тему законченного музыкального образования.
- Кстати, давно хотел спросить. Рыж, а чё ты постригся-то? – Бульдог ткнул ногтем в одну из фотографий, пришпиленную к стене клабхауса.
Руди покраснел, и моментально стал похож на человека, хватившего солнечный удар. Дэн и Джун отчего-то хором заржали, Сан Саныч неодобрительно покачал головой, а Долли вздохнула с таким видом, будто её насильно отправили в воспитательницы детского сада для умственно неполноценных ребятишек. Я подошла поближе к фотографии. Вот ведь, до чего же я невнимательная! Сколько раз её видела, а так и не сообразила, что длинноволосый парень справа во втором ряду – это наш Руди. Я вопросительно подняла глаза на рыжика.
Руди отвел взгляд, но за него тут же ответил Дэн.
- А он свой хаер проспорил. Уверял, что за весь сезон ни разу не грохнется. И буквально на вторую же неделю прилег! Да ещё с такими спецэффектами! Аж искры по всей дороге летели!
Если бы взглядом можно было убивать, рыжик бы давно превратил Фримена в курочку-гриль. Даже Джун, похоже, это почувствовала, потому что на всякий случай переместилась поближе к парням так, чтобы успеть броситься между ними, если начнется драка. Я, хоть практической пользы от меня в этом смысле всё ещё было мало, пододвинулась к ней в надежде, что вдвоем мы уж как-нибудь остудим наших горячих парней.
- Просто состриг, - веско сообщил всем Руди. – А теперь рощу обратно, потому что короткая стрижка меня раздражает до неимоверности. Ещё вопросы есть?
Почему-то вопросов больше ни у кого не было.
- Что это ты делаешь? – спросила Джун, когда после собрания мы умелись в её квартиру. Последнее время мы ночевали то здесь, то там. В клабхаусе было хорошо, но не хватало душа и нормальной плиты. У Светки же, которая все свои не столь большие средства тратила на ремонт убитой в хлам однушки, доставшейся ей в результате хитрого и многоступенчатого семейного размена от родственников, руки дошли пока только до санузла и кухни. В комнате до сих пор царила дикая разруха, причем Джун уверяла меня, что это ещё очень даже терпимо по сравнению с тем, что она увидела, когда получила эту квартиру в свою собственность. В итоге спали мы здесь в кухне на двух раскладушках, а для работы делили под наши ноутбуки обеденный стол.
- Ленточку плету, - ответила я.
- Да я вижу, что ленточку. Зачем только? Тебе на фенечки или в закладки пойдет?
- Ни то, ни другое.
Света пожала плечами, но дальше спрашивать не стала. А я не собиралась ей раньше времени рассказывать, что решила сделать подарок для Руди. Парню очень сильно мешали отрастающие волосы, но носить девчачий ободок он отказывался наотрез. А в хвост его прическа ещё не собиралась. Поэтому я решила, что тут ему поможет хайратник. Купила с оказией в магазине для художников разноцветных вощеных шнурков, нашла в интернете подходящую схему для плетения, и села за работу.
Если честно, я до сих пор не слишком понимала свой статус у байконуров. Джун пыталась мне что-то там объяснить про саппортов, или группу поддержки, но я все равно чувствовала, что фактически нахожусь у них на птичьих правах. Вроде любимого фамильного привидения. Толку от меня мало. Ну афишу нарисовала – одна штука (прописью). Несколько раз приготовила еду на всю команду. Еще несколько раз – на нашу великолепную четверку. На мотоцикле я не ездила, более того – даже не собиралась учиться этому. В группе ничего полезного не делала, разве что сматывала шнуры после репетиции и собирала в папку раскиданные повсюду ноты, табы и тексты. Ужасно интеллектуальное занятие. Нет, меня никто не гнал прочь, напротив, все были предупредительные и милые, а Света та вообще, похоже, взяла надо мной полномасштабную опеку, иначе бы не притащила к себе в квартиру. Я, насколько могла, помогала ей с разбором и выносом вещей на помойку, подавала валики, отмывала пол, готовила еду, но…
Жизнь научила меня постоянно искать везде подвох. Я его здесь не видела, и это напрягало меня ещё сильнее. Так и хотелось спросить кого-то там наверху: а что, так можно было? А почему раньше никто об этом не предупредил?
Похоже, сказывалось то, что у меня давным-давно не было подруг. Школьные с годами как-то подрастерялись. С институтскими та же самая история. Тетушка за подругу не прокатывала, потому что была моей старшей родственницей, и я в последнее время многие вещи предпочитала ей не рассказывать, держала при себе. Джун была идеальной подругой со всех сторон, и вот эта идеальность меня и пугала. Если бы меня спросили: какой ты видишь свою подругу – я бы, не задумываясь, нарисовала Свету. Меня просто на клочки разрывало от внутренних вопросов: почему у меня раньше не было такой дружбы? Где и в чем я была не права, раз умудрилась найти настоящую подругу сильно после двадцати лет? Может, у меня и впрямь проблемы с общением, как считал мой папа? Что со мной не так-то?
Ещё больше меня бесило то, что я не могла понять: чья я девушка, и вообще нахожусь ли я в отношениях, или нет. Что Дэн, что Руди были одинаково предупредительны ко мне и лишнего себе не позволяли. В щечку регулярно целовали оба. Обнимались мы тоже почти каждый день. Но я уже ни в чем не была уверена. Обнимашки в этой компании были приняты просто по факту, равно как и милые поцелуйчики ни о чем. Да и не ходили мы здесь попарно с парнями. Либо я со Светой, либо вся четверка вместе.
Наверное, я не слишком нравилась ребятам как девушка. Как боевой товарищ – да, легко. И как кухарка – неплохо. Как спутница жизни – ну… Да, готовить умею, как выясняется. Уже почти умею рисовать. А вот во всех прочих сферах одни сплошные пробелы получаются.
Конечно, можно было бы спросить об этом Свету, но гордость не позволяла.
- А я по-твоему что делаю? – спросила я Свету, помахав перед её носом практически пустой бутылкой джина.
Руди захохотал и по-дружески обнял меня, а ещё через пару секунд к нему присоединились и остальные байконуры.
Осень наступила внезапно. Ещё вчера мы нежились в теплых лучах августовского солнца, как вдруг листва на деревьях стала рыжеть, на улице похолодало, и даже лужицы на тротуарах по утрам затягивало тонкой пленкой льда.
Бабушка наконец-то вышла из больницы. Пока что жила у Марины, но уже не раз высказывала идею поехать домой и окончательно запустить процесс продажи нашей квартиры. На это Марина резонно возражала ей, что продавать квартиру можно из любой точки земного шара, для этого физическое присутствие как минимум поначалу не требуется. На этом обычно их споры и заканчивались. Но мне кажется, только потому, что в глубине души Вера Игнатьевна отдавала себе отчет, что она всё ещё слаба для таких масштабных реформ. Ходила она с опорой, при этом часто останавливалась, чтобы отдышаться и набраться сил. Её левая рука действовала как-то медленно и вяло, но на мой вопрос бабушка ничего не ответила, только стала больше нагружать эту руку и каждое утро начинала с гимнастики, заверив нас, что она скоро и от палочки откажется.
Тем не менее в самом конце августа Вера вдруг вознамерилась посмотреть на то место в парке, где мне всегда было так хорошо – на крохотный тенистый пляж у реки. О, это была целая тщательно спланированная операция! Я сразу же предложила бабушке доехать до спуска, а уж потом идти пешком по ступенькам, но ей отчаянно хотелось доказать самой себе, что она ещё ого-го. Поэтому без помощи Джун и парней обойтись не удалось. Туда мы ещё кое-как доковыляли часа за три, и даже изобразили на берегу некое подобие пикника, перекусив заранее приготовленными бутербродами. А вот обратно…
Впрочем, поскольку я предполагала, что так оно и выйдет, мне оставалось всего лишь послать сообщение в наш общий чат. И к тому моменту, когда бабушка, тяжело вздохнув, поднялась, оперлась на палку и выразила готовность идти обратно, к нам уже подоспели Дэн и Руди. Очень мило познакомились с Верой Игнатьевной, после чего вежливо, но непреклонно подхватили её под руки и аккуратно отбуксировали через весь парк к самому верху лестницы, где нас уже ждала Джун на Вене. Там нам оставалось лишь усадить бабушку на самое мягкое и удобное из кресел, после чего мы на малой скорости доехали до дома. Больше таких вылазок Вера не предпринимала, но не раз говорила мне, как замечательно она отдохнула в тот день, и какие изумительные у меня друзья.
Обратно к Марине я так и не вернулась. Можете называть это глупым упрямством. Но я твердо стояла на своем. В гости к бабушке на несколько часов – да. На ночевку – нет, ни за что, даже не уговаривайте. Тетушка не слишком со мной откровенничала, но из её оговорок и Вериных недомолвок я поняла, что Влад, сообразив, что прощёлкал свою хлебную карточку, начал планомерную осаду своей бывшей возлюбленной. Не то чтобы я не верила в тетино упрямство и силу воли, но вариант, что рано или поздно этот товарищ подберет нужные слова и Марина растает, всё-таки существовал и был далеко не нулевым. А я не хотела снова столкнуться с ним в этой квартире, да и вообще где бы то ни было. И вдвойне не хотела, чтобы меня даже косвенно считали очередной причиной собственных неудач.
Кстати, у меня вдруг появился первый заказ. В октябре Bike O’Noir должны были играть где-то в столичном ночном клубе, для чего им понадобился дизайн афиши и флаеры. Все тут же дружно вспомнили, что у них под боком практически пропадает талант в моем лице, и Сан Саныч официально припряг меня под это дело. Я просидела за ноутбуком почти трое суток, хотя никому в этом не призналась. Стыдно же на такую плевую работу столько времени тратить. Но я хотела сделать всё по высшему классу. Не зря же я до сих пор исправно занимаюсь на курсах!
Поскольку с составом группы по-прежнему были непонятки из-за вечно пропадающего в самый ответственный момент Дросселя и народников, которые то ли были приняты в байконуры, то ли ещё нет, я не стала плясать от общих фотографий. Тем более что их в нужном качестве и не было. Вместо этого я пофантазировала на тему названия группы и изобразила звездное небо, контуры космодрома и байкеров, взмывающих в небо в снопе искр словно ракеты. Когда всё было готово, не поленилась сбегать в салон распечатать пробный экземпляр и положила его перед Санычем во время очередного общего сборища в клабхаусе аккурат перед очередной репетицией.
Когда ребята это увидели, наступила мертвая тишина. Я успела про себя трижды перепугаться, назвать безрукой и заготовить фразу «я всё переделаю». Но тут Руди вдруг обнял меня, Дэн, практически вырвав меня из его объятий, подбросил в воздух, Джун завопила что-то нечленораздельное, и начался совершенно невообразимый бардак. Саныч всерьез спорил с Долли, что не стоит тратить такой постер на рядовой концерт, и вообще лучше бы сделать на его основе задник для внутренней сцены. Дроссель с Фрозеном и Бульдогом передавали картинку из рук в руки и всем своим видом выражали, как это здорово.
А мне почему-то вдруг ужасно захотелось расплакаться. Но на сей раз не от обиды или грусти. Совсем наоборот. У меня впервые в жизни получилось то, чего мне хотелось. И это понравилось не только мне, но и тем, для кого это было создано. А это значит, мои мечты о том, как я стану дизайнером, они не пустые, нет. И да: этот заказ я положу в свое портфолио, вот так! Надо же с чего-то начинать.
Когда народ более-менее вспомнил, что вообще-то целью сборища была репетиция, а не обсуждение будущей афиши, Надя, томно изогнувшись, спросила:
- А не замахнуться ли нам, господа, на творчество Леонарда Коэна?
В глазах Дросселя мелькнула тень понимания, смешанная с восторгом, и он уточнил:
- Ты же имеешь в виду Hallelujah?
- Её самую! «Аллилуйя», и при желании можем сделать микс из родного текста и собственного перевода. Давно мне хотелось что-то такое, камерно-симфоническое размять.
Увы, что-то с этой композицией у народа не заладилось с самого начала. Сначала Дроссель с Джун едва не поцапались на стадии аранжировки, выясняя, кому из них вступать раньше. Потом выяснилось, что, по мнению всех байконуров, у Долли слишком высокий для этой песни голос.
- Интонируй, спускайся ниже, - раз за разом твердил Дроссель. – Попытайся перейти в нижний регистр. Иначе ты звучишь как бензопила «Дружба», аж пломбы ноют.
Долли честно пыталась. Но заканчивалось всё, как правило, тем, что репетицию она завершала, чуть ли не хрипя, и мчалась за своим «лекарством», запасы которого мы с Джун не забывали регулярно пополнять. Наша солистка выпивала, смакуя, наперсток джина, а потом молчала до конца вечера, замотав шею в красивый шерстяной то ли платок, то ли шарф.
- Что-то нифига не аллилуйя, - качал головой Сан Саныч. – Так наша микро-алкашка и вовсе себе голос посадит. В прошлом году пришлось с фониатром восстанавливаться, как бы и в этом году на те же грабли не напрыгнуть.
- Может, побережем её тогда? – спросил Руди, чьи рыжие лохмы назойливо торчали во все стороны, придавая ему вид сельского простака. – До очередного концерта не так много времени. Она профессионал, в ноты попадет, когда вступать – знает. А мы будем продолжать сыгрываться. Домино молодцы, репертуар наш быстро осваивают. Но все равно: вместе мы ещё маловато звучали. Нам бы привыкнуть друг к другу, чтобы никаких неприятных неожиданностей не было.
- Сколько раз повторять, - с кислой физиономией сообщил Фрозен. – Не зови нас с Бульдогом Домино! Хоть мы и друзья, но мы – не сиамские близнецы, а два разных полноценных человека.
- А чо? Мне нравится! – гыгыкнул тот самый Бульдог-домрист. – А то команда большая, пока всех упомнишь, уже и звать незачем.
- Ага! А почему тогда есть Фримен, есть Руди, но нет дуэта Фрируд, к примеру? – продолжал смешно негодовать альбинос. – Они ведь тоже вместе с детства держатся, но тем не менее, каждого из них тут воспринимают по отдельности. А нас постоянно вместе лепят, в отличие от!
- А потому что мы это право давно заслужили, - противным голосом сообщил Дэн и показал Фрозену язык. Они вообще почему-то цапались с новичком с огромным удовольствием, уж не знаю, что имел наш ударник против человека, играющего на мандолине, но факт остается фактом.
- Так, брэк, - заявил Дроссель. – А то будто я слепой и не вижу, что кто-то тут дедовщину на ровном месте устроить пытается. У нас, напоминаю, демократия, выстроенная на четкой иерархии.
Дэн промолчал, но с таким видом, что всем было понятно, что Дроссель попал в самую точку. В последнее время Денису то и дело приходилось демонстрировать новичкам, что он – ударник что надо, и не зря свое место занимает. А наше Домино, лихо наяривая на своих мандолине и домре, и с лету снимая мелодии группы, прямо-таки старалось его уесть на тему законченного музыкального образования.
- Кстати, давно хотел спросить. Рыж, а чё ты постригся-то? – Бульдог ткнул ногтем в одну из фотографий, пришпиленную к стене клабхауса.
Руди покраснел, и моментально стал похож на человека, хватившего солнечный удар. Дэн и Джун отчего-то хором заржали, Сан Саныч неодобрительно покачал головой, а Долли вздохнула с таким видом, будто её насильно отправили в воспитательницы детского сада для умственно неполноценных ребятишек. Я подошла поближе к фотографии. Вот ведь, до чего же я невнимательная! Сколько раз её видела, а так и не сообразила, что длинноволосый парень справа во втором ряду – это наш Руди. Я вопросительно подняла глаза на рыжика.
Руди отвел взгляд, но за него тут же ответил Дэн.
- А он свой хаер проспорил. Уверял, что за весь сезон ни разу не грохнется. И буквально на вторую же неделю прилег! Да ещё с такими спецэффектами! Аж искры по всей дороге летели!
Если бы взглядом можно было убивать, рыжик бы давно превратил Фримена в курочку-гриль. Даже Джун, похоже, это почувствовала, потому что на всякий случай переместилась поближе к парням так, чтобы успеть броситься между ними, если начнется драка. Я, хоть практической пользы от меня в этом смысле всё ещё было мало, пододвинулась к ней в надежде, что вдвоем мы уж как-нибудь остудим наших горячих парней.
- Просто состриг, - веско сообщил всем Руди. – А теперь рощу обратно, потому что короткая стрижка меня раздражает до неимоверности. Ещё вопросы есть?
Почему-то вопросов больше ни у кого не было.
- Что это ты делаешь? – спросила Джун, когда после собрания мы умелись в её квартиру. Последнее время мы ночевали то здесь, то там. В клабхаусе было хорошо, но не хватало душа и нормальной плиты. У Светки же, которая все свои не столь большие средства тратила на ремонт убитой в хлам однушки, доставшейся ей в результате хитрого и многоступенчатого семейного размена от родственников, руки дошли пока только до санузла и кухни. В комнате до сих пор царила дикая разруха, причем Джун уверяла меня, что это ещё очень даже терпимо по сравнению с тем, что она увидела, когда получила эту квартиру в свою собственность. В итоге спали мы здесь в кухне на двух раскладушках, а для работы делили под наши ноутбуки обеденный стол.
- Ленточку плету, - ответила я.
- Да я вижу, что ленточку. Зачем только? Тебе на фенечки или в закладки пойдет?
- Ни то, ни другое.
Света пожала плечами, но дальше спрашивать не стала. А я не собиралась ей раньше времени рассказывать, что решила сделать подарок для Руди. Парню очень сильно мешали отрастающие волосы, но носить девчачий ободок он отказывался наотрез. А в хвост его прическа ещё не собиралась. Поэтому я решила, что тут ему поможет хайратник. Купила с оказией в магазине для художников разноцветных вощеных шнурков, нашла в интернете подходящую схему для плетения, и села за работу.
Если честно, я до сих пор не слишком понимала свой статус у байконуров. Джун пыталась мне что-то там объяснить про саппортов, или группу поддержки, но я все равно чувствовала, что фактически нахожусь у них на птичьих правах. Вроде любимого фамильного привидения. Толку от меня мало. Ну афишу нарисовала – одна штука (прописью). Несколько раз приготовила еду на всю команду. Еще несколько раз – на нашу великолепную четверку. На мотоцикле я не ездила, более того – даже не собиралась учиться этому. В группе ничего полезного не делала, разве что сматывала шнуры после репетиции и собирала в папку раскиданные повсюду ноты, табы и тексты. Ужасно интеллектуальное занятие. Нет, меня никто не гнал прочь, напротив, все были предупредительные и милые, а Света та вообще, похоже, взяла надо мной полномасштабную опеку, иначе бы не притащила к себе в квартиру. Я, насколько могла, помогала ей с разбором и выносом вещей на помойку, подавала валики, отмывала пол, готовила еду, но…
Жизнь научила меня постоянно искать везде подвох. Я его здесь не видела, и это напрягало меня ещё сильнее. Так и хотелось спросить кого-то там наверху: а что, так можно было? А почему раньше никто об этом не предупредил?
Похоже, сказывалось то, что у меня давным-давно не было подруг. Школьные с годами как-то подрастерялись. С институтскими та же самая история. Тетушка за подругу не прокатывала, потому что была моей старшей родственницей, и я в последнее время многие вещи предпочитала ей не рассказывать, держала при себе. Джун была идеальной подругой со всех сторон, и вот эта идеальность меня и пугала. Если бы меня спросили: какой ты видишь свою подругу – я бы, не задумываясь, нарисовала Свету. Меня просто на клочки разрывало от внутренних вопросов: почему у меня раньше не было такой дружбы? Где и в чем я была не права, раз умудрилась найти настоящую подругу сильно после двадцати лет? Может, у меня и впрямь проблемы с общением, как считал мой папа? Что со мной не так-то?
Ещё больше меня бесило то, что я не могла понять: чья я девушка, и вообще нахожусь ли я в отношениях, или нет. Что Дэн, что Руди были одинаково предупредительны ко мне и лишнего себе не позволяли. В щечку регулярно целовали оба. Обнимались мы тоже почти каждый день. Но я уже ни в чем не была уверена. Обнимашки в этой компании были приняты просто по факту, равно как и милые поцелуйчики ни о чем. Да и не ходили мы здесь попарно с парнями. Либо я со Светой, либо вся четверка вместе.
Наверное, я не слишком нравилась ребятам как девушка. Как боевой товарищ – да, легко. И как кухарка – неплохо. Как спутница жизни – ну… Да, готовить умею, как выясняется. Уже почти умею рисовать. А вот во всех прочих сферах одни сплошные пробелы получаются.
Конечно, можно было бы спросить об этом Свету, но гордость не позволяла.
