Внутри все было удивительно классическим, как в фильмах про Гарри Поттера, в лавках волшебников. Приглушенный свет, свечи, множество предметов старины, начиная от утвари, заканчивая произведениями искусства. Все отливало бронзовыми всполохами, тусклым серебром и медью. А в самом помещении витал аромат старого дерева и еще чего-то такого, до боли знакомого, чего я никак не мог определить.
Потолок был низковат, проходы между стеллажами узкими, большинство товара за металлическими перегородками, с красными бархатными лентами, как в музее, а некоторые – так вообще под стеклом. За прилавком сидела такая ортодоксальная бабушка, настолько гармонично вписывающаяся в обстановку лавочки, что сама казалась экспонатом – и по возрасту, и по стилю одежды, и по удивительному достоинству, с которым она держалась.
Я, с максимальной галантностью поклонился ей, и поинтересовался, есть ли что-нибудь «особенное»? С истинно французским кокетством, не смотря на свои (как минимум ) девяносто лет, хозяйка лавки приподняла бровь и иронично поинтересовалась, что для меня означает «Особенное»? Здесь особенное – все. Включая, собственно, ее. Но она, увы, не продается.
Оценив тонкое чувство юмора собеседницы, я поделился тем, что ищу подарок сестре. И хотелось бы найти что-то почти волшебное. Как из сказки про Алладина, лампу антикварную, либо зеркало, в которое по преданиям могла любоваться Белль, находясь в замке у Чудовища. Или же что-то связанное с русалками.
Хозяйка лавки заметно оживилась.
-А знаете ли Вы, что во Франции, действительно находили русалок. Даже есть легенда, что одна из них была весьма высокопоставленного рода, звали ее Мелюзина.
-На моей родине ее считали волшебницей
-Так и есть, - подтвердила собеседница, - но это не мешало ей быть русалкой, и быть в роду королевской династии.
После чего она подошла к стеллажам и через некоторое время вернулась с небольшим предметом в руках. Это оказалась старая картина, в самодельной рамке.
-Нет-нет, - улыбнулась хозяйка лавочки, - это, конечно же,не Мелююзина. Да и сама картина – не оригинал, а всего лишь очень хорошая копия, по времени чуть-чуть младше оригинала. И даже чуть –чуть старше меня, - снова пошутила женщина.
-Если Вам хочется подарить что-то почти волшебное, то это будет правильный выбор.
Я держал в руках совершенную, чуть уменьшенную копию картины Сью Готье. Датировалась она ни много ни мало, 1772 годом. На картине была изображена женщина, удивительно безобразная, абсолютно не похожая на сексапильных русалочек с выставки, но, почему то, при взгляде на нее, совершенно не возникало никаких сомнений, что это именно она. Русалка. Настоящая.
-Оригинал картины была написан с натуры – доверительно сообщила мне старушка. Это было в 18 веке, в середине. Ее поймали и привезли сюда. В Сен – Жермен. И показывали тут, на этих улицах, на ярмарке.
-Как?! – восхитился я – именно тут? На этих самых улицах?
-Ну, может быть и не на этих самых, Сен-Жермен и тогда был немаленьким пригородом. Но на ярмарочной площади точно. И точно в Сен-Жермене.
Она запросила за картину совершенно небольшие деньги, а учитывая возраст холста, можно было смело закрыть глаза на то, что это копия. Я расплатился, бережно упаковал подарок в бумагу и отправился на прогулку в Люксембургский сад.
Впрочем, пробыл я там совсем недолго. Как оказалось, мои походы по выставкам и визит в антикварную лавочку заняли достаточно много времени, и … Да что тут говорить. Мне не терпелось поделиться своей находкой с теми, кто обязательно соберется вечером у камина, чтобы рассказать о чем-то личном или просто обсудить новости.
… Я понял, что в покер мне играть совершенно нельзя. Меня выдает мое лицо. Ибо, не успел я войти в зал, и расположиться в удобном кресле, с бокалом французского молодого вина, как все взгляды обратились ко мне и практически сразу прозвучало: "Рассказывай!»
То есть в этот раз история не возникла, как птица Феникс, прорастая из пепла предыдущих разговоров и количества выпитого вина собеседниками. В этот раз не было нужды ждать угадывать, кто сегодня будет рассказчиком, будет ли рассказ. Видимо весь мой облик говорил о том, что я принес интересную историю. Поэтому я начал с интригующего вопроса:
-Верите ли Вы в русалок?!
И, когда гул ответов немного стих, я развернул подарок и показал его.
-Смотрите!
Когда вторая волна гула и недоверчивых (а порой и откровенно разочарованных) возгласов и вздохов улеглась, я рассказал, как посетил Сен-Жермен, что видел, как нашел эту картину.
И вот тут началось то, что я просто обожал. Когда каждый начал стремиться рассказать что-то особенное, свое. И все рассказы были связаны с русалками.
Студент из Японии, рассказывал, как будучи в Исландии, он пошел ночью купаться в горячий источник. (Откровенно говоря, такая история была бы к лицу русскому человеку, поэтому Ичиро меня очень удивил, даже не историей, а самим фактом ночного купания). Он был расслаблен и доволен, когда рядом с ним вынырнула очаровательная женщина. Он не слышал всплеска, когда она нырнула, поэтому, он предположил, что она уже находилась в источнике. Но он точно видел, что водоем бы пуст, когда он нырял. Она ласково посмотрела на Ичиро, потом засмеялась смехом- колокольчиком, и нырнула под воду. На короткое мгновение, на уровне глаз Ичиро оказался большой раздвоенный рыбий хвост, который игриво шлепнул по воде. А затем маленькие пальчики схватили его за лодыжку. К чести юноши, он не только ломал стереотипы, отправляясь в ночное купание, он еще и поддерживал их, занимаясь спортом и восточными единоборствами. Поэтому, как только он почувствовал, что нечто схватило его за ногу, он сгруппировался и одним прыжком выскочил на берег, вырвавшись из цепких рук русалки.
Пока Ичиро делился своим вспоминанием, собеседники незлобно подшучивали над ним, не много ли выпил тот саке, что ему примерещилась женщина с рыбьим хвостом?И точно это была русалка, потому, что, судя по картине, быть симпатичной она никак не могла. Опять – таки вернулись к вопросу саке. Что, если это и была русалка, Ичиро слишком много выпил, поэтому она и показалась ему такой красивой.
Прослушали мы так же рассказ одного французского рыбака, который видел в море русалку, даже двух, как они играли в лунном свете, ныряя и резвясь возле баркаса. Он даже попытался их сфотографировать, но для ночных съемок его фотоаппарат был негоден, а поймать и обхитрить русалок у него не получилось.
Александр, русский турист, начал рассказывать откровенные страшилки, чем на ночь глядя совершенно запугал постояльцев хостела, пока я не выдержал и, рассмеявшись, попросил его прекратить вольный пересказ Николая Васильевича Гоголя, про Майскую Ночь. Хитро улыбнувшись, он ответил, что нигде не сказано, что Гоголь это выдумал.
И мы говорили и говорили о русалках, периодически рассматривая картину, приобретенную мной в антикварной лавочке, размышляли о том, что правда, что ложь, и, может быть, мы иногда соприкасаемся со сказкой, или сказка соприкасается с нами. Или… Просто неизведанное всегда находится рядом, ну, может быть и не совсем рядом, но взять хотя бы океанские глубины! Бог Мой, они же целый кладезь будущих открытий, их изучать и изучать! И кто знает, кого можно встретить в самых глубинах океана. И, быть может, русалки существуют, но они не сказочные существа, а просто существа, отличающиеся от нас. Ну, а мы, люди, всегда готовы придумать сказку – красивую ли, или страшную, для чего –то нового, особенного, не похожего на нас.
А под утро мне приснилась Она… Старенькая бабушка продавец антикварной лавки, сидела под луной, на камне, спиной ко мне, вполоборота лицом. Волосы у нее были белоснежные и развевались, благодаря легкому бризу. Лицо ее стало меняться. И вот, передо мной уже молодая безобразная женщина на картине. Она так же вполоборота смотрит на меня, продолжая улыбаться, и черты ее лица меняются, становясь тонкими, совершенными, под стать коже, с легким флуоресцентным свечением, а волосы, уже не похожи на паутину, а тяжелое сияющее серебро. Она рассмеялась тихим смехом колокольчиком, и, подпрыгнув высоко, как дельфин вошла в воду. На мгновение я увидел сверкнувшие в лунном свете чешуйки на хвосте русалки, а еще через мгновение, она выпрыгнула из воды, далеко-далеко, так, что я мог видеть только ее силуэт, и, помахав мне рукой, скрылась в глубинах океана.
ЛОЗА
Морис был типичным представителем юга Франции. Этакий Д’Артаньян, подтянутый, остроумный, неизменно галантный и совершенно лишенный возраста. Ни вид ему можно было дать и тридцать лет, и сорок, пятьдесят. Хотя, пятьдесят, скорее относилось к какому-то внутреннему ощущению, нежели внешним данным Мориса. Ровный загар, белоснежные зубы и ослепительная улыбка, как из рекламного ролика.
Всю свою жизнь Морис провел в Провансе, изредка выбираясь в Столицу по делам. Он никогда не тяготел к путешествиям, зато всегда с удовольствием принимал туристов, которые приезжали на юг Франции, за новым впечатлениями и просто продегустировать вино, которым славится Прованс.
Родился Морис в деревушке Менерб, что располагалась практически по соседству с Кавайон, городком, который давно завоевал популярность у иностранцев. Жители городка относились к менербцам с легким высокомерием, так как практически ощущали себя достоянием Франции, но со временем, когда туристов стало больше, Менерб тоже подросла и стала городком.
И теперь Морис тоже мог позволить себе чуть высокомерные взгляды, скажем, в адрес северян, полагая, что достоинства Южной Франции – неоспоримы.
Еще мальчишкой он разрывался между желанием пропадать часами на лавандовых полях, либо же гулять по винограднику, принадлежащему мэрии городка. С возрастом, Морис все же выбрал для себя виноделие, как и большинство жителей Прованса, и пополнил ряды владельцев виноградников в окрестностях Менерба.
Конечно, он не соперничал с известными и давно любимыми брендами вин. Не ставил задачу «перепрыгнуть» по популярности и количеству вина местные и близлежащие винодельни, но, тем не менее, у него удивительно все хорошо получалось.
Под волшебными рукам Мориса, виноградная лоза словно оживала, щедро отплачивая ему за любовь и заботу богатым урожаем. А вино, которое Морис творил (иначе и не назовешь), обладало изысканнейшим вкусом и ароматом.
… Тут я вынужден сделать отступление, и пояснить, что лично пробовал вино, которое сделал Морис, как молодое, так и то, что успело настояться. Поскольку Францию я обожаю, я часто бывают тут. И, конечно же, Юг Франции всегда меня манил. Мне всегда хотелось делиться впечатлениями не только на бумаге, а вживую, передавать эмоции, глядя на маленькие, точно сошедшие с репродукций рыбацкие баркасы, в многочисленных живописных бухточках побережья. Либо дегустировать настоящее вино, сделанное монахами, любуясь закатом или видом древнего замка. Я давно приглашал разделить со мной радость поездки свою давнюю подругу, Асию, но та, все никак не соглашалась. Будучи человеком с тонкой душевной организацией, она предпочитала природу на картинах, в дорогих галереях, крупнейших городов Мира. Поэтому она согласилась приехать в Париж. И, после недолгих уговоров, заинтригованная моими рассказами о «каминных посиделках», решила поселиться в хостеле.
Там то мы и познакомились с Морисом, который сразу же рассыпался в комплиментах моей подруге, нимало не смущаясь моим присутствием. И, я бы возмутился, но я знаю южан. И, пока Асия, смущенно краснела, я, на правах «старого знакомого» - как-никак уже три дня мы общались по вечерам в хостеле, наливал в бокалы знаменитое вино Мориса.
Итак. Как я уже говорил ранее, виноградная лоза слушалась рук Мориса, вызывая легкую зависть соседей, хотя, к слову сказать, все виноделы были на высоте, потому, что ни разу я не пробовал кислое или плоское, вульгарное, вино из Менерба. Неизменный вкус, различные оттенки. Даже вино одной марки, из одного сорта винограда, но разных виноградников, было ошеломляюще вкусным и разным, как если бы один и тот же закат рисовали разные художники, с разных ракурсов. И все Мориса устраивало, кроме одного: он не был женат. При этом, он был вполне нормальным мужчиной, с нормальной ориентацией, легко флиртовал с женщинами и был готов вдохновенно петь серенады всей женской части населения нашего хостела. И вот ведь что удивительно, он делал комплименты так легко естественно, что дамы совершенно не возражали против того, что этакий Дон Жуан неопределенного возраста оказывает внимание, всем и сразу.
Асия осторожно предположила, что он одинок потому, что именно так себя ведет, женщины любят более серьезных мужчин, но я предложил ей послушать его историю, благо, сегодня Морис был явно в духе и сам хотел поделиться не только вином собственного производства, но и историей з собственной жизни.
Так вот, Морис был женат. Он не раскрыл «страшную тайну» о своем возрасте, оставив нас со своими догадками, но рассказал о том, что был женат. Четыре раза. Каждый брак длился от полугода до полутора лет, и, благополучно распадался. Причем, со всеми своими бывшими женами Морис поддерживал дружеские отношения, а двух из них даже сопроводил к венцу с новыми избранниками. О, нет, не смотря на свое поведение и обаятельный флирт, Морис не был, как это говорят в народе – ловеласом. Во времена своих супружеств он был верен своим женам, но браки рассыпались один за другим, как карточные домики. И он бы гадал и занимался самокопанием, но третья бывшая жена, с русским именем Ольга, просветила его, почему не сложилось. Мориса безумно ревновали. Но не к женщинам, а к его винограднику. Этот небольшой участок земли, без претензий на мировое признание и господство, созданный дарить удовольствие и радость своим хозяевам, разбивал семьи. Все потому, что ни одна из жен не могла спокойно смотреть, как он ласково, бережно, практически любовно дотрагивается до виноградной лозы, совершая не обычные действия садовника, а какие-то шаманские мистические ритуалы, священнодействие, благодаря чему его урожай бил все рекорды в округе. А жены били посуду, били тревогу, и, в зависимости от емкости своего терпения, подавали на развод. Дольше всех продержалась четвертая жена, Розмари. Их брак продлился два года и одну неделю. И развод с ней Морис переживал острее, нежели расставание с предыдущими супругами. Розмари успела «пустить корни» в его душу, быт, сознание настолько, что он физически ощущал ее нехватку. К чести его супруги, надо сказать, что после развода, она устроила себе и Морису «адаптационный период», подписав контракт с компанией в Америке, где и провела около пяти лет, пока переживания не сгладились и не стали терпимыми настолько, что можно было безболезненно общаться друг с другом.
Однако, с той поры, Морис не смотрел на женщин иначе, как на милейших глупеньких существ, с которыми можно флиртовать, провести время, но пускать в свою жизнь, а тем более душу – никогда. О чем он нам, практически официально сообщил, подняв бокал с вином, как будто говоря тост.
-Ах, Морис, Вам просто нужно было жениться на мне – рассмеялась одна гостья.
Мы с Асией недоуменно переглянулись, так как подобное безапелляционное заявление прозвучало ,по крайней мере,– смело.
Потолок был низковат, проходы между стеллажами узкими, большинство товара за металлическими перегородками, с красными бархатными лентами, как в музее, а некоторые – так вообще под стеклом. За прилавком сидела такая ортодоксальная бабушка, настолько гармонично вписывающаяся в обстановку лавочки, что сама казалась экспонатом – и по возрасту, и по стилю одежды, и по удивительному достоинству, с которым она держалась.
Я, с максимальной галантностью поклонился ей, и поинтересовался, есть ли что-нибудь «особенное»? С истинно французским кокетством, не смотря на свои (как минимум ) девяносто лет, хозяйка лавки приподняла бровь и иронично поинтересовалась, что для меня означает «Особенное»? Здесь особенное – все. Включая, собственно, ее. Но она, увы, не продается.
Оценив тонкое чувство юмора собеседницы, я поделился тем, что ищу подарок сестре. И хотелось бы найти что-то почти волшебное. Как из сказки про Алладина, лампу антикварную, либо зеркало, в которое по преданиям могла любоваться Белль, находясь в замке у Чудовища. Или же что-то связанное с русалками.
Хозяйка лавки заметно оживилась.
-А знаете ли Вы, что во Франции, действительно находили русалок. Даже есть легенда, что одна из них была весьма высокопоставленного рода, звали ее Мелюзина.
-На моей родине ее считали волшебницей
-Так и есть, - подтвердила собеседница, - но это не мешало ей быть русалкой, и быть в роду королевской династии.
После чего она подошла к стеллажам и через некоторое время вернулась с небольшим предметом в руках. Это оказалась старая картина, в самодельной рамке.
-Нет-нет, - улыбнулась хозяйка лавочки, - это, конечно же,не Мелююзина. Да и сама картина – не оригинал, а всего лишь очень хорошая копия, по времени чуть-чуть младше оригинала. И даже чуть –чуть старше меня, - снова пошутила женщина.
-Если Вам хочется подарить что-то почти волшебное, то это будет правильный выбор.
Я держал в руках совершенную, чуть уменьшенную копию картины Сью Готье. Датировалась она ни много ни мало, 1772 годом. На картине была изображена женщина, удивительно безобразная, абсолютно не похожая на сексапильных русалочек с выставки, но, почему то, при взгляде на нее, совершенно не возникало никаких сомнений, что это именно она. Русалка. Настоящая.
-Оригинал картины была написан с натуры – доверительно сообщила мне старушка. Это было в 18 веке, в середине. Ее поймали и привезли сюда. В Сен – Жермен. И показывали тут, на этих улицах, на ярмарке.
-Как?! – восхитился я – именно тут? На этих самых улицах?
-Ну, может быть и не на этих самых, Сен-Жермен и тогда был немаленьким пригородом. Но на ярмарочной площади точно. И точно в Сен-Жермене.
Она запросила за картину совершенно небольшие деньги, а учитывая возраст холста, можно было смело закрыть глаза на то, что это копия. Я расплатился, бережно упаковал подарок в бумагу и отправился на прогулку в Люксембургский сад.
Впрочем, пробыл я там совсем недолго. Как оказалось, мои походы по выставкам и визит в антикварную лавочку заняли достаточно много времени, и … Да что тут говорить. Мне не терпелось поделиться своей находкой с теми, кто обязательно соберется вечером у камина, чтобы рассказать о чем-то личном или просто обсудить новости.
… Я понял, что в покер мне играть совершенно нельзя. Меня выдает мое лицо. Ибо, не успел я войти в зал, и расположиться в удобном кресле, с бокалом французского молодого вина, как все взгляды обратились ко мне и практически сразу прозвучало: "Рассказывай!»
То есть в этот раз история не возникла, как птица Феникс, прорастая из пепла предыдущих разговоров и количества выпитого вина собеседниками. В этот раз не было нужды ждать угадывать, кто сегодня будет рассказчиком, будет ли рассказ. Видимо весь мой облик говорил о том, что я принес интересную историю. Поэтому я начал с интригующего вопроса:
-Верите ли Вы в русалок?!
И, когда гул ответов немного стих, я развернул подарок и показал его.
-Смотрите!
Когда вторая волна гула и недоверчивых (а порой и откровенно разочарованных) возгласов и вздохов улеглась, я рассказал, как посетил Сен-Жермен, что видел, как нашел эту картину.
И вот тут началось то, что я просто обожал. Когда каждый начал стремиться рассказать что-то особенное, свое. И все рассказы были связаны с русалками.
Студент из Японии, рассказывал, как будучи в Исландии, он пошел ночью купаться в горячий источник. (Откровенно говоря, такая история была бы к лицу русскому человеку, поэтому Ичиро меня очень удивил, даже не историей, а самим фактом ночного купания). Он был расслаблен и доволен, когда рядом с ним вынырнула очаровательная женщина. Он не слышал всплеска, когда она нырнула, поэтому, он предположил, что она уже находилась в источнике. Но он точно видел, что водоем бы пуст, когда он нырял. Она ласково посмотрела на Ичиро, потом засмеялась смехом- колокольчиком, и нырнула под воду. На короткое мгновение, на уровне глаз Ичиро оказался большой раздвоенный рыбий хвост, который игриво шлепнул по воде. А затем маленькие пальчики схватили его за лодыжку. К чести юноши, он не только ломал стереотипы, отправляясь в ночное купание, он еще и поддерживал их, занимаясь спортом и восточными единоборствами. Поэтому, как только он почувствовал, что нечто схватило его за ногу, он сгруппировался и одним прыжком выскочил на берег, вырвавшись из цепких рук русалки.
Пока Ичиро делился своим вспоминанием, собеседники незлобно подшучивали над ним, не много ли выпил тот саке, что ему примерещилась женщина с рыбьим хвостом?И точно это была русалка, потому, что, судя по картине, быть симпатичной она никак не могла. Опять – таки вернулись к вопросу саке. Что, если это и была русалка, Ичиро слишком много выпил, поэтому она и показалась ему такой красивой.
Прослушали мы так же рассказ одного французского рыбака, который видел в море русалку, даже двух, как они играли в лунном свете, ныряя и резвясь возле баркаса. Он даже попытался их сфотографировать, но для ночных съемок его фотоаппарат был негоден, а поймать и обхитрить русалок у него не получилось.
Александр, русский турист, начал рассказывать откровенные страшилки, чем на ночь глядя совершенно запугал постояльцев хостела, пока я не выдержал и, рассмеявшись, попросил его прекратить вольный пересказ Николая Васильевича Гоголя, про Майскую Ночь. Хитро улыбнувшись, он ответил, что нигде не сказано, что Гоголь это выдумал.
И мы говорили и говорили о русалках, периодически рассматривая картину, приобретенную мной в антикварной лавочке, размышляли о том, что правда, что ложь, и, может быть, мы иногда соприкасаемся со сказкой, или сказка соприкасается с нами. Или… Просто неизведанное всегда находится рядом, ну, может быть и не совсем рядом, но взять хотя бы океанские глубины! Бог Мой, они же целый кладезь будущих открытий, их изучать и изучать! И кто знает, кого можно встретить в самых глубинах океана. И, быть может, русалки существуют, но они не сказочные существа, а просто существа, отличающиеся от нас. Ну, а мы, люди, всегда готовы придумать сказку – красивую ли, или страшную, для чего –то нового, особенного, не похожего на нас.
А под утро мне приснилась Она… Старенькая бабушка продавец антикварной лавки, сидела под луной, на камне, спиной ко мне, вполоборота лицом. Волосы у нее были белоснежные и развевались, благодаря легкому бризу. Лицо ее стало меняться. И вот, передо мной уже молодая безобразная женщина на картине. Она так же вполоборота смотрит на меня, продолжая улыбаться, и черты ее лица меняются, становясь тонкими, совершенными, под стать коже, с легким флуоресцентным свечением, а волосы, уже не похожи на паутину, а тяжелое сияющее серебро. Она рассмеялась тихим смехом колокольчиком, и, подпрыгнув высоко, как дельфин вошла в воду. На мгновение я увидел сверкнувшие в лунном свете чешуйки на хвосте русалки, а еще через мгновение, она выпрыгнула из воды, далеко-далеко, так, что я мог видеть только ее силуэт, и, помахав мне рукой, скрылась в глубинах океана.
Глава 10
ЛОЗА
Морис был типичным представителем юга Франции. Этакий Д’Артаньян, подтянутый, остроумный, неизменно галантный и совершенно лишенный возраста. Ни вид ему можно было дать и тридцать лет, и сорок, пятьдесят. Хотя, пятьдесят, скорее относилось к какому-то внутреннему ощущению, нежели внешним данным Мориса. Ровный загар, белоснежные зубы и ослепительная улыбка, как из рекламного ролика.
Всю свою жизнь Морис провел в Провансе, изредка выбираясь в Столицу по делам. Он никогда не тяготел к путешествиям, зато всегда с удовольствием принимал туристов, которые приезжали на юг Франции, за новым впечатлениями и просто продегустировать вино, которым славится Прованс.
Родился Морис в деревушке Менерб, что располагалась практически по соседству с Кавайон, городком, который давно завоевал популярность у иностранцев. Жители городка относились к менербцам с легким высокомерием, так как практически ощущали себя достоянием Франции, но со временем, когда туристов стало больше, Менерб тоже подросла и стала городком.
И теперь Морис тоже мог позволить себе чуть высокомерные взгляды, скажем, в адрес северян, полагая, что достоинства Южной Франции – неоспоримы.
Еще мальчишкой он разрывался между желанием пропадать часами на лавандовых полях, либо же гулять по винограднику, принадлежащему мэрии городка. С возрастом, Морис все же выбрал для себя виноделие, как и большинство жителей Прованса, и пополнил ряды владельцев виноградников в окрестностях Менерба.
Конечно, он не соперничал с известными и давно любимыми брендами вин. Не ставил задачу «перепрыгнуть» по популярности и количеству вина местные и близлежащие винодельни, но, тем не менее, у него удивительно все хорошо получалось.
Под волшебными рукам Мориса, виноградная лоза словно оживала, щедро отплачивая ему за любовь и заботу богатым урожаем. А вино, которое Морис творил (иначе и не назовешь), обладало изысканнейшим вкусом и ароматом.
… Тут я вынужден сделать отступление, и пояснить, что лично пробовал вино, которое сделал Морис, как молодое, так и то, что успело настояться. Поскольку Францию я обожаю, я часто бывают тут. И, конечно же, Юг Франции всегда меня манил. Мне всегда хотелось делиться впечатлениями не только на бумаге, а вживую, передавать эмоции, глядя на маленькие, точно сошедшие с репродукций рыбацкие баркасы, в многочисленных живописных бухточках побережья. Либо дегустировать настоящее вино, сделанное монахами, любуясь закатом или видом древнего замка. Я давно приглашал разделить со мной радость поездки свою давнюю подругу, Асию, но та, все никак не соглашалась. Будучи человеком с тонкой душевной организацией, она предпочитала природу на картинах, в дорогих галереях, крупнейших городов Мира. Поэтому она согласилась приехать в Париж. И, после недолгих уговоров, заинтригованная моими рассказами о «каминных посиделках», решила поселиться в хостеле.
Там то мы и познакомились с Морисом, который сразу же рассыпался в комплиментах моей подруге, нимало не смущаясь моим присутствием. И, я бы возмутился, но я знаю южан. И, пока Асия, смущенно краснела, я, на правах «старого знакомого» - как-никак уже три дня мы общались по вечерам в хостеле, наливал в бокалы знаменитое вино Мориса.
Итак. Как я уже говорил ранее, виноградная лоза слушалась рук Мориса, вызывая легкую зависть соседей, хотя, к слову сказать, все виноделы были на высоте, потому, что ни разу я не пробовал кислое или плоское, вульгарное, вино из Менерба. Неизменный вкус, различные оттенки. Даже вино одной марки, из одного сорта винограда, но разных виноградников, было ошеломляюще вкусным и разным, как если бы один и тот же закат рисовали разные художники, с разных ракурсов. И все Мориса устраивало, кроме одного: он не был женат. При этом, он был вполне нормальным мужчиной, с нормальной ориентацией, легко флиртовал с женщинами и был готов вдохновенно петь серенады всей женской части населения нашего хостела. И вот ведь что удивительно, он делал комплименты так легко естественно, что дамы совершенно не возражали против того, что этакий Дон Жуан неопределенного возраста оказывает внимание, всем и сразу.
Асия осторожно предположила, что он одинок потому, что именно так себя ведет, женщины любят более серьезных мужчин, но я предложил ей послушать его историю, благо, сегодня Морис был явно в духе и сам хотел поделиться не только вином собственного производства, но и историей з собственной жизни.
Так вот, Морис был женат. Он не раскрыл «страшную тайну» о своем возрасте, оставив нас со своими догадками, но рассказал о том, что был женат. Четыре раза. Каждый брак длился от полугода до полутора лет, и, благополучно распадался. Причем, со всеми своими бывшими женами Морис поддерживал дружеские отношения, а двух из них даже сопроводил к венцу с новыми избранниками. О, нет, не смотря на свое поведение и обаятельный флирт, Морис не был, как это говорят в народе – ловеласом. Во времена своих супружеств он был верен своим женам, но браки рассыпались один за другим, как карточные домики. И он бы гадал и занимался самокопанием, но третья бывшая жена, с русским именем Ольга, просветила его, почему не сложилось. Мориса безумно ревновали. Но не к женщинам, а к его винограднику. Этот небольшой участок земли, без претензий на мировое признание и господство, созданный дарить удовольствие и радость своим хозяевам, разбивал семьи. Все потому, что ни одна из жен не могла спокойно смотреть, как он ласково, бережно, практически любовно дотрагивается до виноградной лозы, совершая не обычные действия садовника, а какие-то шаманские мистические ритуалы, священнодействие, благодаря чему его урожай бил все рекорды в округе. А жены били посуду, били тревогу, и, в зависимости от емкости своего терпения, подавали на развод. Дольше всех продержалась четвертая жена, Розмари. Их брак продлился два года и одну неделю. И развод с ней Морис переживал острее, нежели расставание с предыдущими супругами. Розмари успела «пустить корни» в его душу, быт, сознание настолько, что он физически ощущал ее нехватку. К чести его супруги, надо сказать, что после развода, она устроила себе и Морису «адаптационный период», подписав контракт с компанией в Америке, где и провела около пяти лет, пока переживания не сгладились и не стали терпимыми настолько, что можно было безболезненно общаться друг с другом.
Однако, с той поры, Морис не смотрел на женщин иначе, как на милейших глупеньких существ, с которыми можно флиртовать, провести время, но пускать в свою жизнь, а тем более душу – никогда. О чем он нам, практически официально сообщил, подняв бокал с вином, как будто говоря тост.
-Ах, Морис, Вам просто нужно было жениться на мне – рассмеялась одна гостья.
Мы с Асией недоуменно переглянулись, так как подобное безапелляционное заявление прозвучало ,по крайней мере,– смело.
