Приподнял колючую лапу, и девушка увидела – а скорей догадалась – что земля тут ровней и выстлана еловым лапником, на который, наверное, можно будет сесть. Ифленец забрался под крону следом, и стало понятно, что места здесь слишком мало, чтобы сидеть, не соприкасаясь хотя бы локтем. Темери шмыгнула к самому стволу, поджала ноги и обхватила их руками, надеясь, что хоть так сохранит немного тепла. Идея была безнадёжная – прошлой ночью ведь не получилось.
Ифленец сказал:
– Двигайтесь ближе, укрою вас плащом.
– Нет.
В тот момент она была уверена, что не сможет себя пересилить.
– Не будьте дурой! Вы обещали не совершать самоубийства. Так что, так или иначе, этой ночью вам придётся потерпеть мою компанию. В ином случае завтра вы просто не проснётесь!
– Я не так сильно замёрзла, – попробовала она возражать. Но под ёлкой и вправду было слишком мало места. Темершана зажмурилась и сидела, закаменев, пока чеор та Хенвил закутывал её в половину своего плаща. Сидела и уговаривала себя, что ничего страшного, и что он действительно просто пытается сохранить им обоим жизнь…
Убедить себя – не убедила, но кажется, задремала.
Очнулась первой. Во сне она как-то сама собой прижалась теснее к тёплому боку ифленца, и сейчас застыла, решая, что лучше – сидеть всю оставшуюся часть ночи в относительном тепле, но не смыкая глаз, или же рискнуть отстраниться. Но тогда благородный чеор наверняка проснётся…
Она не могла его видеть, но чувствовала плечом и бедром тепло его тела, слышала дыхание. Ифленец спал, как спят все люди. Он не был демоном-этхаром, не был бесплотным духом – одним из вечных мудрых Покровителей. Просто человек. Просто враг…
Темери попробовала отвлечься на воспоминания о доме, которым давно уже считала монастырь Золотой Матери. Сейчас, должно быть, как раз то самое время, когда монахини, слуги и оречённые просыпаются, чтобы начать день у семи чистых купелей. Вода в них всегда прозрачна и холодна, даже самым жарким летом. Чаши стоят в гранитном гроте, в пещере, которую ещё век назад переделали в величественный, хоть и небольшой зал.
Вода купелей освежает и прочищает сознание. Она смывает прежние страхи и горести и даёт силы жить дальше…
И вот уже, казалось ей, она стоит на деревянном настиле у одной из купелей. Потрескивает факел над головой, слышатся тихие шаги и разговоры. А в воде она видит отражение. Своё – и ещё одно.
Темери даже вздрогнула: раньше Покровители к ней не являлись. Покровители – это духи-родичи. Умершие родители, предки, иногда – учителя или наставники. Жаль, что все, кто мог бы прийти к ней, или не думали, что она в этом нуждается, или вовсе не считали её достойной внимания. У Покровителей свои причины и свои цели, и они редко бывают понятны живым.
Потому и говорят, что надеяться на Покровителей нужно, но если хочешь добиться цели – действуй сам…
Из вод купели на неё смотрели внимательные глаза ифленца, погибшего месяц назад в приграничной гостинице. Прежде она видела его лишь мёртвым. Но была уверена, как все спящие уверены в том, что видят – это именно он.
– Какое интересное место, – сказал дух. – Здесь красиво, хотя и мрачновато.
– Вероятно, ты здесь из-за чеора та Хенвила? Ты его Покровитель?
Духам не важно, как к ним обращаются и даже – на каком языке. Им не важны титулы и безразличны звания.
Дух в отражении покачал головой. Только в этот момент Темери догадалась повернуться к нему лицом. Ей было любопытно – сёстры описывают Покровителей по-разному. Кто-то говорит, что видит светящийся шар. Кто-то, что они полупрозрачны и их речь едва можно различить.
Это ведь не то же самое, как когда ты призываешь духа-Покровителя при помощи посоха-эгу и благословения Матери Ленны. Тогда ты сама открываешь ему путь в наш мир, ты, твои жизненные силы питают его и дают ему возможность говорить и выглядеть так, как Покровитель себя ощущает…
Если же дух приходит сам, то тратит собственные силы.
Так говорят. Темери ещё ни разу не доводилось проверить.
Дух-Покровитель, которого некогда звали Ровве, выглядел как живой человек. Просто каким-то образом оказался возле монастырских купелей хрупкий светлоголовый ифленец, одетый просто и небогато – так, как был одет в день смерти. А может, Темери сама допридумала ему эту одежду.
– Нет. Хотя я рад, что он жив и сейчас рядом с тобой.
– Я не знала, что Покровители могут радоваться…
Дух кивнул и приблизился к ней, словно пытаясь лучше разглядеть.
– А ты любознательна. Но ты боишься. Бояться не следует – тот, кто был мной, давно умер.
– Я не тебя боюсь. – Она улыбнулась духу: тот не казался ей опасным. Покровители не могут быть врагами.
– Ты боишься…, прости, но ты боишься почти всего. Это видно.
Видно? Девушка прислушалась к себе, но именно в этот момент, возле купели в монастыре Ленны, ей не было страшно. Даже наоборот – интересно и немного печально. Всё казалось, что этот Покровитель всё-таки самую малость – тот самый человек, которым он был при жизни. Ифленец по имени Ровве.
– Ты можешь видеть, что люди чувствуют? Как?
– Не знаю. Просто вижу. Темершана – это твоё имя? Я говорю «вижу», потому что у меня нет других слов. Человеческие переживания – это цвет и свет, и звук, и запах… и всё одновременно. И всё это – в голове самого человека. У меня-то головы нет. Одна видимость.
Темери смотрела на призрака, как на сумасшедшего. Интересно, бывают ли сумасшедшие Покровители? И почему он явился ей, а не самому чеору та Хенвилу? Не смог?
– И ты это всё время… ну… видишь?
– Да. Но ты не бойся, я никому не скажу.
– Почему?
– Потому что я – твой Покровитель.
– Что?
Темери ахнула и очнулась от дрёмы. Приснится же такое! И, конечно, в тот же миг разбудила ифленца. Он шевельнулся, устраиваясь удобней, и это позволило Темери немного отодвинуться от него. Спина затекла, ноги… она не ощущала, насколько они замёрзли, пока не пошевелилась.
А если не сон, пришла тревожная мысль. Разве так может быть? Чтобы Покровителем оказался совсем незнакомый человек, да ещё ифленец. Да ещё – друг чеора та Хенвила.
Впрочем, Покровители – это уже не люди. Не те люди. И скорей всего, это был просто сон.
Было по-прежнему темно, но второй раз заснуть у неё всё равно бы не получилось.
Проснувшийся чеор та Хенвил молча выбрался из собственного плаща, накинул освободившийся край на Темери. Как-то умудрился при этом её не задеть. Шерстяная ткань ещё хранила чужое тепло. Она постаралась глубже закопаться в складки плаща и замерла там, прислушиваясь к происходящему снаружи. Было слышно, как похрустывает снег под его ногами. Он ушёл куда-то вверх по склону. Потом вернулся.
– Вы, наверное, привыкли в монастыре вставать в одно и тот же время. Час ранний, но уже утро, нам пора. Сможете идти?
– Смогу. Я обещала.
– Там снегопад. Если будет так же сыпать ещё хотя бы час, успеем уйти дальше.
– Да.
Надо было выбираться из относительного тепла в объятия стылого воздуха, в хмурую зимнюю ночь.
Ноги с отвычки подкосились, но Темери удержалась за ствол: ифленец не увидит её слабости и не услышит жалоб… да лучше сдохнуть по дороге, чем позволить ему тащить себя на плечах!
Постояла немного, пока не убедилась, что ноги действительно её держат, а потом, пригнувшись, выбралась из-под еловой кроны.
Ветер, вчера пробиравший до костей, утих. Сверху, медленно кружась, падали крупные хлопья снега. Сняла плащ, протянула хозяину. Жест показался знакомым – прошлым утром было так же.
Ифленец стоял всего в шаге, она различала его силуэт, но не лицо.
– Позавтракаем, когда рассветет. Что вы желаете на завтрак? Или монахини не завтракают?
– Я не монахиня.
– Но ведь собирались.
– Это не тема для шуток, благородный чеор.
– А жаль, чеора та Сиверс. Если вас послушать, так в мире вообще нет тем для шуток…
Она не ответила. Ночь, холод, зима. Сутки – никакой еды, кроме горсти клюквы. И впереди ещё несколько таких дней, наверное… дней, ведущих в черноту, из которой не возвращаются живыми.
Хмурый рассвет застал их далеко от места ночёвки. Насколько? Темери давно потерялась, забыв считать пройденные шаги и следить за направлением. Она просто шла. Сначала впереди ифленца, потом, когда ему это надоело – чуть позади. Он, бывало, уходил проверить путь, но скоро возвращался, лишь изредка комментируя увиденное. Ни дорог, ни жилья: Темери эти места не знала.
Снег продолжал сыпать, то усиливаясь, то ненадолго утихая. С одной стороны, это было хорошо – быстрей заметёт следы. С другой – идти становилось всё труднее. А лес давно перестал быть светлым сосновым бором. Часто встречались непролазные завалы, густая лиственная поросль.
В какой-то момент чеор та Хенвил, вернувшись из очередной отлучки, подошёл к ней и сказал с раздражением:
– Вы устали, идти нам далеко. Сейчас, чеора та Сиверс, я возьму вас за руку. И вы, ради всех ваших богов, не станете вырываться. Я не знаю, что вам нашёптывают ваши Покровители, но без моей помощи вы скоро не сможете идти. Надеюсь, вы меня услышали…
Услышала – да. Возразить не смогла бы, потому что при всём своём высокомерии, ифленец был прав.
Он сильней, выносливей. А она – всего лишь несостоявшаяся монахиня. Без будущего и без настоящего. А что до прошлого, то может, лучше бы его тоже не было.
Темершана выпрямила спину, насколько могла, и сама протянула ему руку. Сейчас ничего не имело значения, даже гордость. Сейчас главным было – продолжать идти. Хотя, впрочем, нет – наверное, именно гордость и оставалась той единственной силой, которая заставляла ещё тащиться вперед…
Ифленец без всяких церемоний подхватил её под локоть.
А ещё через некоторое время они вышли на небольшую, скрытую от ветра стеной молодых елей поляну. Ровный снег укрыл все следы. Стояла абсолютная, мраморная, глубокая тишина. Ифленец всё так же поддерживал её под руку, но колени жутко тряслись, и почему-то очень хотелось, чтобы он этого не заметил.
Темери едва могла шевелиться – а ведь когда-то считала себя опытной путешественницей! Она прошла с монахинями целиком всю Дорогу Долга. С ними же много и часто ходила пешком – то по грибы, то по ягоды, то на ярмарки. Правда, чаще по благим, принадлежащим монастырю землям, но ведь дороги там ничуть не отличаются от всех остальных, и в лесах растут те же ёлки и осины, и комары кусают ничуть не меньше.
Никогда прежде она не думала, что усталость может быть такой, что каждое движение – как будто ты в кандалах или старинных тяжёлых латах…
Тем временем чеор та Хенвил стряхнул снег с одной из валежин у края поляны, постелил на неё свой многострадальный плащ. Взял Темери за плечи, усадил.
Она могла только смотреть, как он обустраивает маленький лагерь. Ногой расчищает от снега пятачок земли, складывает костёр из сухих веток, долго возится с запалом, пока, наконец, над деревянным шалашиком не начинает подниматься тоненький дым.
Тепла не чувствуется. То ли его слишком мало, то ли она слишком далеко сидит. А может, просто разучилась чувствовать тепло.
Ледяными пальцами размотала узелок с остатками ягод. Кружевная ткань промёрзла, во многих местах порвалась, но ягоды там ещё были – крупные, красные. Замёрзшие капли крови.
Они не выглядели съедобными. Да и вовсе есть не хотелось.
Огонь немного разгорелся, Темери заметила, как от её одежды, от юбки, начал подниматься пар. Она переложила ягоды на снег, а сама придвинулась к огню, наклонилась к нему, протянула озябшие пальцы.
– Нам нужно какое-нибудь жильё. Вы знаете?..
Темери покачала головой:
– Мы уже далеко от монастыря. Я не знаю, где мы.
– Выберемся. Я вам обещаю, что выберемся…
Темери зажмурилась и отвернулась. Надо ему было именно сейчас напомнить о том, куда они идут?
Именно в этот момент, впервые за два безумных дня, Темери почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Всё накрыло одновременно – боль, усталость, одиночество, холод. И страх-страх-страх перед неприглядным, но неизбежным будущим. И собственное бессилие что-либо изменить.
– Послушайте… я не пытаюсь вас задеть. – Чеор та Хенвил в тот момент стоял на коленях возле костра, пытаясь его немного раздуть. – Я вовсе не желаю вам зла, или что вы там себе придумали. Так какого же жуфа морского…
Темери ладонями вытерла сухие глаза. Сказала быстро:
– Это просто дым.
– Скажите хотя бы раз правду. А? Просто скажите, что думаете. В чём я провинился, кроме того, что забрал вас из этой богадельни, где вы заживо себя хоронили, притом, довольно успешно?
Честно. Сказать.
Даже усталость слегка отступила, когда Темери поняла, что ей есть что сказать.
– Вы – убийца. – Выдохнула она. – Ифленский выродок без сердца и Покровителей… Вы хотите знать, что я думаю? Я думаю, что если бы не ваше поганое племя, сколько хороших людей было бы живо… я смотрю на вас, а вижу тех, других. Ваших соплеменников, друзей, родственников. Когда один из них убивал моего брата, он смеялся. Им было весело убивать. А мой брат всего лишь пытался защитить маму… ему было десять лет, и он не мог ничего сделать вашим офицерам, но им понравилось смотреть, как он умирает…
– Кажется, я уже доказал, что не собираюсь вас убивать. Или вы думаете, я везу вас в Тоненг для публичной расправы?
– Вам ведь неважно, что я думаю? – Темери из последних сил заставляла себя сдерживаться. Она опять не понимала, где находится, что вокруг происходит, и зачем её снова и снова заставляют вспоминать то, что она вспоминать не хочет. – Я не хочу об этом. Я не хочу снова туда… простите. Не собиралась вам всё это… вы, наверное, помните тот год по-другому.
– Да. Что же, я кажется, понял. Для вас все ифленцы на одно лицо, так?
– А разве нет? Вы все думаете лишь о своей выгоде, вы готовы ради неё жертвовать чем угодно. И уж разменивать жизни других людей вам не привыкать. Мы ведь для вас – никто, помеха…
– Да, кажется, я не с того начал разговор. Темершана та Сиверс. Что мне сделать, чтобы вы мне поверили?
Темери прислушалась к себе. Поверить? Смешно. Чему верить? Словам? Делам?
О, особенно делам. Ифленец сразу, и довольно чётко дал понять, что ему от неё надо. И сомневаться в этих словах-делах-чём там ещё – она даже не думала.
Но мысли в голове путались, правильных мыслей не было вовсе, и она снова замотала головой:
– Не знаю…
– Отдыхайте, – буркнул ифленец, и куда-то ушёл. Вероятно, за дровами. Или ещё за чем-то нужным и важным.
Темери очнулась оттого, что он тряс её за плечо:
– Чеора та Сиверс! Проснитесь! Хорошие новости.
Она разлепила глаза. Ифленец стоял напротив неё, широко расставив ноги в снегу и уперев ладони в колени.
– Что?
– Тут недалеко охотничья хижина. Старая, но… там есть печка и лежанка. Сможете нормально отдохнуть. Можете встать?
– Да, да. Сейчас.
Темери была благодарна благородному чеору, что он не стал ей помогать подняться. Была уверена, что в этом случае они упали бы в сугроб оба.
А хижина и вправду оказалась недалеко. Всего-то пришлось обогнуть заросли малины и спуститься к узкому ручью, который каким-то чудом ещё не замёрз.
Это был замшелый, покосившийся бревенчатый домик с одним-единственным крохотным оконцем, прикрытым железной ставней-заслонкой. Ифленец открыл дверь, свезя в сторону горку снега. Изнутри пахнуло старыми вещами и сыростью.
– Там есть дрова, – преувеличенно бодро сказал он. – Входите! Вот увидите, скоро здесь будет тепло и уютно.
Ифленец сказал:
– Двигайтесь ближе, укрою вас плащом.
– Нет.
В тот момент она была уверена, что не сможет себя пересилить.
– Не будьте дурой! Вы обещали не совершать самоубийства. Так что, так или иначе, этой ночью вам придётся потерпеть мою компанию. В ином случае завтра вы просто не проснётесь!
– Я не так сильно замёрзла, – попробовала она возражать. Но под ёлкой и вправду было слишком мало места. Темершана зажмурилась и сидела, закаменев, пока чеор та Хенвил закутывал её в половину своего плаща. Сидела и уговаривала себя, что ничего страшного, и что он действительно просто пытается сохранить им обоим жизнь…
Убедить себя – не убедила, но кажется, задремала.
Очнулась первой. Во сне она как-то сама собой прижалась теснее к тёплому боку ифленца, и сейчас застыла, решая, что лучше – сидеть всю оставшуюся часть ночи в относительном тепле, но не смыкая глаз, или же рискнуть отстраниться. Но тогда благородный чеор наверняка проснётся…
Она не могла его видеть, но чувствовала плечом и бедром тепло его тела, слышала дыхание. Ифленец спал, как спят все люди. Он не был демоном-этхаром, не был бесплотным духом – одним из вечных мудрых Покровителей. Просто человек. Просто враг…
Темери попробовала отвлечься на воспоминания о доме, которым давно уже считала монастырь Золотой Матери. Сейчас, должно быть, как раз то самое время, когда монахини, слуги и оречённые просыпаются, чтобы начать день у семи чистых купелей. Вода в них всегда прозрачна и холодна, даже самым жарким летом. Чаши стоят в гранитном гроте, в пещере, которую ещё век назад переделали в величественный, хоть и небольшой зал.
Вода купелей освежает и прочищает сознание. Она смывает прежние страхи и горести и даёт силы жить дальше…
И вот уже, казалось ей, она стоит на деревянном настиле у одной из купелей. Потрескивает факел над головой, слышатся тихие шаги и разговоры. А в воде она видит отражение. Своё – и ещё одно.
Темери даже вздрогнула: раньше Покровители к ней не являлись. Покровители – это духи-родичи. Умершие родители, предки, иногда – учителя или наставники. Жаль, что все, кто мог бы прийти к ней, или не думали, что она в этом нуждается, или вовсе не считали её достойной внимания. У Покровителей свои причины и свои цели, и они редко бывают понятны живым.
Потому и говорят, что надеяться на Покровителей нужно, но если хочешь добиться цели – действуй сам…
Из вод купели на неё смотрели внимательные глаза ифленца, погибшего месяц назад в приграничной гостинице. Прежде она видела его лишь мёртвым. Но была уверена, как все спящие уверены в том, что видят – это именно он.
– Какое интересное место, – сказал дух. – Здесь красиво, хотя и мрачновато.
– Вероятно, ты здесь из-за чеора та Хенвила? Ты его Покровитель?
Духам не важно, как к ним обращаются и даже – на каком языке. Им не важны титулы и безразличны звания.
Дух в отражении покачал головой. Только в этот момент Темери догадалась повернуться к нему лицом. Ей было любопытно – сёстры описывают Покровителей по-разному. Кто-то говорит, что видит светящийся шар. Кто-то, что они полупрозрачны и их речь едва можно различить.
Это ведь не то же самое, как когда ты призываешь духа-Покровителя при помощи посоха-эгу и благословения Матери Ленны. Тогда ты сама открываешь ему путь в наш мир, ты, твои жизненные силы питают его и дают ему возможность говорить и выглядеть так, как Покровитель себя ощущает…
Если же дух приходит сам, то тратит собственные силы.
Так говорят. Темери ещё ни разу не доводилось проверить.
Дух-Покровитель, которого некогда звали Ровве, выглядел как живой человек. Просто каким-то образом оказался возле монастырских купелей хрупкий светлоголовый ифленец, одетый просто и небогато – так, как был одет в день смерти. А может, Темери сама допридумала ему эту одежду.
– Нет. Хотя я рад, что он жив и сейчас рядом с тобой.
– Я не знала, что Покровители могут радоваться…
Дух кивнул и приблизился к ней, словно пытаясь лучше разглядеть.
– А ты любознательна. Но ты боишься. Бояться не следует – тот, кто был мной, давно умер.
– Я не тебя боюсь. – Она улыбнулась духу: тот не казался ей опасным. Покровители не могут быть врагами.
– Ты боишься…, прости, но ты боишься почти всего. Это видно.
Видно? Девушка прислушалась к себе, но именно в этот момент, возле купели в монастыре Ленны, ей не было страшно. Даже наоборот – интересно и немного печально. Всё казалось, что этот Покровитель всё-таки самую малость – тот самый человек, которым он был при жизни. Ифленец по имени Ровве.
– Ты можешь видеть, что люди чувствуют? Как?
– Не знаю. Просто вижу. Темершана – это твоё имя? Я говорю «вижу», потому что у меня нет других слов. Человеческие переживания – это цвет и свет, и звук, и запах… и всё одновременно. И всё это – в голове самого человека. У меня-то головы нет. Одна видимость.
Темери смотрела на призрака, как на сумасшедшего. Интересно, бывают ли сумасшедшие Покровители? И почему он явился ей, а не самому чеору та Хенвилу? Не смог?
– И ты это всё время… ну… видишь?
– Да. Но ты не бойся, я никому не скажу.
– Почему?
– Потому что я – твой Покровитель.
– Что?
Темери ахнула и очнулась от дрёмы. Приснится же такое! И, конечно, в тот же миг разбудила ифленца. Он шевельнулся, устраиваясь удобней, и это позволило Темери немного отодвинуться от него. Спина затекла, ноги… она не ощущала, насколько они замёрзли, пока не пошевелилась.
А если не сон, пришла тревожная мысль. Разве так может быть? Чтобы Покровителем оказался совсем незнакомый человек, да ещё ифленец. Да ещё – друг чеора та Хенвила.
Впрочем, Покровители – это уже не люди. Не те люди. И скорей всего, это был просто сон.
Было по-прежнему темно, но второй раз заснуть у неё всё равно бы не получилось.
Проснувшийся чеор та Хенвил молча выбрался из собственного плаща, накинул освободившийся край на Темери. Как-то умудрился при этом её не задеть. Шерстяная ткань ещё хранила чужое тепло. Она постаралась глубже закопаться в складки плаща и замерла там, прислушиваясь к происходящему снаружи. Было слышно, как похрустывает снег под его ногами. Он ушёл куда-то вверх по склону. Потом вернулся.
– Вы, наверное, привыкли в монастыре вставать в одно и тот же время. Час ранний, но уже утро, нам пора. Сможете идти?
– Смогу. Я обещала.
– Там снегопад. Если будет так же сыпать ещё хотя бы час, успеем уйти дальше.
– Да.
Надо было выбираться из относительного тепла в объятия стылого воздуха, в хмурую зимнюю ночь.
Ноги с отвычки подкосились, но Темери удержалась за ствол: ифленец не увидит её слабости и не услышит жалоб… да лучше сдохнуть по дороге, чем позволить ему тащить себя на плечах!
Постояла немного, пока не убедилась, что ноги действительно её держат, а потом, пригнувшись, выбралась из-под еловой кроны.
Ветер, вчера пробиравший до костей, утих. Сверху, медленно кружась, падали крупные хлопья снега. Сняла плащ, протянула хозяину. Жест показался знакомым – прошлым утром было так же.
Ифленец стоял всего в шаге, она различала его силуэт, но не лицо.
– Позавтракаем, когда рассветет. Что вы желаете на завтрак? Или монахини не завтракают?
– Я не монахиня.
– Но ведь собирались.
– Это не тема для шуток, благородный чеор.
– А жаль, чеора та Сиверс. Если вас послушать, так в мире вообще нет тем для шуток…
Она не ответила. Ночь, холод, зима. Сутки – никакой еды, кроме горсти клюквы. И впереди ещё несколько таких дней, наверное… дней, ведущих в черноту, из которой не возвращаются живыми.
Хмурый рассвет застал их далеко от места ночёвки. Насколько? Темери давно потерялась, забыв считать пройденные шаги и следить за направлением. Она просто шла. Сначала впереди ифленца, потом, когда ему это надоело – чуть позади. Он, бывало, уходил проверить путь, но скоро возвращался, лишь изредка комментируя увиденное. Ни дорог, ни жилья: Темери эти места не знала.
Снег продолжал сыпать, то усиливаясь, то ненадолго утихая. С одной стороны, это было хорошо – быстрей заметёт следы. С другой – идти становилось всё труднее. А лес давно перестал быть светлым сосновым бором. Часто встречались непролазные завалы, густая лиственная поросль.
В какой-то момент чеор та Хенвил, вернувшись из очередной отлучки, подошёл к ней и сказал с раздражением:
– Вы устали, идти нам далеко. Сейчас, чеора та Сиверс, я возьму вас за руку. И вы, ради всех ваших богов, не станете вырываться. Я не знаю, что вам нашёптывают ваши Покровители, но без моей помощи вы скоро не сможете идти. Надеюсь, вы меня услышали…
Услышала – да. Возразить не смогла бы, потому что при всём своём высокомерии, ифленец был прав.
Он сильней, выносливей. А она – всего лишь несостоявшаяся монахиня. Без будущего и без настоящего. А что до прошлого, то может, лучше бы его тоже не было.
Темершана выпрямила спину, насколько могла, и сама протянула ему руку. Сейчас ничего не имело значения, даже гордость. Сейчас главным было – продолжать идти. Хотя, впрочем, нет – наверное, именно гордость и оставалась той единственной силой, которая заставляла ещё тащиться вперед…
Ифленец без всяких церемоний подхватил её под локоть.
А ещё через некоторое время они вышли на небольшую, скрытую от ветра стеной молодых елей поляну. Ровный снег укрыл все следы. Стояла абсолютная, мраморная, глубокая тишина. Ифленец всё так же поддерживал её под руку, но колени жутко тряслись, и почему-то очень хотелось, чтобы он этого не заметил.
Темери едва могла шевелиться – а ведь когда-то считала себя опытной путешественницей! Она прошла с монахинями целиком всю Дорогу Долга. С ними же много и часто ходила пешком – то по грибы, то по ягоды, то на ярмарки. Правда, чаще по благим, принадлежащим монастырю землям, но ведь дороги там ничуть не отличаются от всех остальных, и в лесах растут те же ёлки и осины, и комары кусают ничуть не меньше.
Никогда прежде она не думала, что усталость может быть такой, что каждое движение – как будто ты в кандалах или старинных тяжёлых латах…
Тем временем чеор та Хенвил стряхнул снег с одной из валежин у края поляны, постелил на неё свой многострадальный плащ. Взял Темери за плечи, усадил.
Она могла только смотреть, как он обустраивает маленький лагерь. Ногой расчищает от снега пятачок земли, складывает костёр из сухих веток, долго возится с запалом, пока, наконец, над деревянным шалашиком не начинает подниматься тоненький дым.
Тепла не чувствуется. То ли его слишком мало, то ли она слишком далеко сидит. А может, просто разучилась чувствовать тепло.
Ледяными пальцами размотала узелок с остатками ягод. Кружевная ткань промёрзла, во многих местах порвалась, но ягоды там ещё были – крупные, красные. Замёрзшие капли крови.
Они не выглядели съедобными. Да и вовсе есть не хотелось.
Огонь немного разгорелся, Темери заметила, как от её одежды, от юбки, начал подниматься пар. Она переложила ягоды на снег, а сама придвинулась к огню, наклонилась к нему, протянула озябшие пальцы.
– Нам нужно какое-нибудь жильё. Вы знаете?..
Темери покачала головой:
– Мы уже далеко от монастыря. Я не знаю, где мы.
– Выберемся. Я вам обещаю, что выберемся…
Темери зажмурилась и отвернулась. Надо ему было именно сейчас напомнить о том, куда они идут?
Именно в этот момент, впервые за два безумных дня, Темери почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Всё накрыло одновременно – боль, усталость, одиночество, холод. И страх-страх-страх перед неприглядным, но неизбежным будущим. И собственное бессилие что-либо изменить.
– Послушайте… я не пытаюсь вас задеть. – Чеор та Хенвил в тот момент стоял на коленях возле костра, пытаясь его немного раздуть. – Я вовсе не желаю вам зла, или что вы там себе придумали. Так какого же жуфа морского…
Темери ладонями вытерла сухие глаза. Сказала быстро:
– Это просто дым.
– Скажите хотя бы раз правду. А? Просто скажите, что думаете. В чём я провинился, кроме того, что забрал вас из этой богадельни, где вы заживо себя хоронили, притом, довольно успешно?
Честно. Сказать.
Даже усталость слегка отступила, когда Темери поняла, что ей есть что сказать.
– Вы – убийца. – Выдохнула она. – Ифленский выродок без сердца и Покровителей… Вы хотите знать, что я думаю? Я думаю, что если бы не ваше поганое племя, сколько хороших людей было бы живо… я смотрю на вас, а вижу тех, других. Ваших соплеменников, друзей, родственников. Когда один из них убивал моего брата, он смеялся. Им было весело убивать. А мой брат всего лишь пытался защитить маму… ему было десять лет, и он не мог ничего сделать вашим офицерам, но им понравилось смотреть, как он умирает…
– Кажется, я уже доказал, что не собираюсь вас убивать. Или вы думаете, я везу вас в Тоненг для публичной расправы?
– Вам ведь неважно, что я думаю? – Темери из последних сил заставляла себя сдерживаться. Она опять не понимала, где находится, что вокруг происходит, и зачем её снова и снова заставляют вспоминать то, что она вспоминать не хочет. – Я не хочу об этом. Я не хочу снова туда… простите. Не собиралась вам всё это… вы, наверное, помните тот год по-другому.
– Да. Что же, я кажется, понял. Для вас все ифленцы на одно лицо, так?
– А разве нет? Вы все думаете лишь о своей выгоде, вы готовы ради неё жертвовать чем угодно. И уж разменивать жизни других людей вам не привыкать. Мы ведь для вас – никто, помеха…
– Да, кажется, я не с того начал разговор. Темершана та Сиверс. Что мне сделать, чтобы вы мне поверили?
Темери прислушалась к себе. Поверить? Смешно. Чему верить? Словам? Делам?
О, особенно делам. Ифленец сразу, и довольно чётко дал понять, что ему от неё надо. И сомневаться в этих словах-делах-чём там ещё – она даже не думала.
Но мысли в голове путались, правильных мыслей не было вовсе, и она снова замотала головой:
– Не знаю…
– Отдыхайте, – буркнул ифленец, и куда-то ушёл. Вероятно, за дровами. Или ещё за чем-то нужным и важным.
Темери очнулась оттого, что он тряс её за плечо:
– Чеора та Сиверс! Проснитесь! Хорошие новости.
Она разлепила глаза. Ифленец стоял напротив неё, широко расставив ноги в снегу и уперев ладони в колени.
– Что?
– Тут недалеко охотничья хижина. Старая, но… там есть печка и лежанка. Сможете нормально отдохнуть. Можете встать?
– Да, да. Сейчас.
Темери была благодарна благородному чеору, что он не стал ей помогать подняться. Была уверена, что в этом случае они упали бы в сугроб оба.
А хижина и вправду оказалась недалеко. Всего-то пришлось обогнуть заросли малины и спуститься к узкому ручью, который каким-то чудом ещё не замёрз.
Это был замшелый, покосившийся бревенчатый домик с одним-единственным крохотным оконцем, прикрытым железной ставней-заслонкой. Ифленец открыл дверь, свезя в сторону горку снега. Изнутри пахнуло старыми вещами и сыростью.
– Там есть дрова, – преувеличенно бодро сказал он. – Входите! Вот увидите, скоро здесь будет тепло и уютно.
