МайАнна
Я влюбилась в Энтони, как только его увидела. Его потрясающая внешность вызывала в уме только одно сравнение: идеальность греческих скульптур. Но в отличие от застывшего мрамора он был живым мужчиной, меняющимся, импульсивным, как языки пламени в камине. Хотя на посторонних людей, возможно, и производил впечатление холодного, так как был очень сдержан внешне, даже замкнут.
И он был умен. Не получив достойного образования скорее в силу своей любви к переменам, чем из-за отсутствия достаточных денежных средств, тем не менее, он поражал энциклопедическими знаниями, изощренностью мозга и способностью придумывать невероятные вещи.
Он великолепно играл на рояле.
Он был щедр в проявлениях своей страсти.
Он не любил класть вещи на одно место, поэтому они были всегда разбросаны по всему дому, но при этом он моментально мог найти то, что ему требуется.
А еще он был убийцей.
Когда он впервые рассказал мне свой план, я посмеялась. Я восприняла это как его очередную грандиозную идею, на которые он был мастер, на его любовь к интеллектуальным играм. Почему бы и не придумать идеальное преступление? Просто так, чтобы поупражнять мозг.
Когда он во второй раз начал говорить со мной об этом, добавляя детали и уточняя мелочи, я забеспокоилась.
А потом до меня, наконец, дошло, что я влипла.
Джерард
Тот вечер я помню до мелочей. Возможно, потому что это был последний вечер моей жизни. Как всегда, я допоздна засиделся за своим столом в офисе, и только голос Сью заставил меня оторвать глаза от бумаг и перевести на часы. Девятнадцать ноль семь. Еще одно число в моей жизни, которое ничего не меняет по своей сути и служит только своеобразным ориентиром. Очередной вехой на пути от рождения до смерти.
– Мистер Аттвуд, я могу идти?
– Конечно, Сью, я ведь сказал вам, что вы можете уйти, когда вам будет нужно. Простите, что задержал вас.
– Ничего страшного, мистер Аттвуд, дочь звонила, самолет задержали из-за непогоды, она только что вылетела. Я вполне успею заехать за ними в аэропорт.
– Наверное, ждете-не дождетесь увидеть внуков, – вежливо поддержал я тему.
– О, конечно же, – засияла миссис Клируотер. И тут же улыбка ее угасла. Я прекрасно знал, о чем она подумала: «Несчастный Джерард, всегда один. Почему он не женится? С его-то деньгами…»
– Ну, вам все же стоит поторопиться, чтобы не заставлять внуков ждать, – улыбнулся я, надеясь, что секретарша не начнет говорить на неприятную для меня тему.
Она вздохнула:
– Вам нужно еще что-нибудь?
– Нет, ничего, спасибо. С Новым годом, Сью!
– С Новым годом, мистер Аттвуд!
Неторопливые шаги. Щелчок закрывшейся двери. Тишина. Я снова один.
Сумерки сгустились в офисе, но все же были еще достаточно проницаемыми, чтобы я мог рассмотреть улыбающиеся лица родителей на фотографии. Я грустно улыбнулся им в ответ и сказал вслух:
– Обещаю, что в следующем году выберусь к вам. Сейчас слишком много работы... И вы же знаете, что ваши души всегда со мной.
Я навел порядок на столе, разложил ручки по цветам, а блокноты по размерам, выключил компьютер и выехал из кабинета, направляя колеса своего инвалидного кресла к грузовому лифту.
На календаре было 31 декабря 2014 года.
МайАнна
Холодный пот тек по спине, но я старательно растягивала губы в улыбке, слушая Энтони. И изо всех сил напрягала свой умишко, чтобы придумать, как выбраться из той Мариинской впадины, в которую меня затянуло водоворотом похлеще Мальстрема. Но считая себя человеком, умеющим адекватно оценивать обстановку, понимала, что уже обречена.
Конечно, Энтони я не могла обмануть, и он понимал, что скрывает моя старательно вылепленная улыбка. Он чуть приподнимал уголки губ, что означало в его мимике хорошее расположение духа, и говорил тихим голосом:
– Моя маленькая пугливая девочка считает меня монстром. А ты взгляни на это с другой точки зрения. У любой монеты всегда две стороны, и они равнозначны. Нет добра и зла, есть прямая и оборотная сторона, в зависимости от того, каким краем ты положил монету на свою ладонь, – Энтони делал паузу, чтобы отпить кофе, и неторопливо продолжал: – Ты же знаешь, что он инвалид. Ниже пояса он абсолютно недвижим. Он никогда не сможет иметь детей. У него никогда не было женщин, и он не собирается их заводить. Даже в платоническом смысле. Он вообще избегает общества молодых женщин. У него серьезные психологические проблемы. Он находится в депрессии, особенно после смерти родителей, и его состояние ухудшается. Вполне возможно, он давно мечтает прекратить свое существование, но ему не хватает смелости. Мы, по сути, окажем ему услугу. И, – он снова делал паузу и пристально вглядывался в меня своими околдовывающими зелеными глазами, – ты же понимаешь, что я имею такие же права на наследство Аттвудов, как и он. Я же не виноват, что не стал инвалидом. И я смогу сделать гораздо больше для развития их авиакомпании. Я гораздо умнее и решительнее Джерарда, и главное, я мобильнее, я буду более хорошим руководителем. Так что, как видишь, для всех здесь только одни плюсы. Если ты перестанешь бояться и не будешь цепляться за внушенные тебе в детстве стереотипы, ты согласишься со мной.
Я снова улыбалась и осторожно кивала. Спорить с Энтони? Я не настолько дура. Да, во всех его словах была логика, а моего интеллекта не хватало на сколь-нибудь убедительное противостояние в споре. Мой внутренний протест был примитивно животным, основанным на каком-то инстинктивном страхе: «Мы не боги, чтобы забирать чужую жизнь». Но я подозревала, что Энтони считает себя богом.
Джерард
Девятнадцать тридцать шесть. Джеймс помог мне забраться на заднее сиденье, убрал инвалидное кресло и сел за руль:
– Домой, мистер Аттвуд?
Его вопрос был излишним, так как после работы я всегда ехал только домой. Но почему-то Джеймс все равно всегда задавал его. Может быть, надеялся, что в один прекрасный день я передумаю и решу что-то изменить в своей жизни? Я не передумаю.
– Домой, Джеймс.
Мотор тихо заурчал, и огромный «кадиллак» выехал из подземного гаража. Начался мой двадцатисемиминутный путь домой.
В моей жизни нечего менять, да и незачем. Никому это не нужно, ни мне, ни другим. Родители долгое время пытались объяснить мне, что неважно, что я не смогу заниматься любовью с женщиной и иметь детей. Что женщины могут любить меня самого по себе, что я не должен оставаться один. Что, в конце концов, я смог бы усыновить ребенка. Жениться на женщине с ребенком, и сделать ее счастливой и, главное, обеспеченной. Ведь не всем же женщинам обязательно нужен секс, и они могут быть благодарны за любовь и заботу. Когда родители поняли, что я категорически настроен держаться подальше от любой женской особи, имеющей подходящий брачный возраст, они начали кампанию вместе с семейными врачами и психотерапевтами по исправлению моих «особенностей», как они это называли. Все было безрезультатно, с возрастом ситуация усугублялась. Им пришлось смириться.
От моих мыслей меня отвлек глухой удар по капоту, Джеймс охнул, вжарил по тормозам и начал материться. Я автоматически взглянул на часы. Девятнадцать сорок две.
– Что случилось? – спросил я, а сердце мое забилось быстро, но не так, как бывало при приступах. Именно тогда я понял, что вопреки моей воле, моя жизнь начала меняться.
– Какой-то самоубийца решил сброситься с балкона и попал прямо нам на капот. Пойду, погляжу, может, еще дышит? Простите, мистер, Аттвуд, но видимо, придется задержаться, надо будет вызвать полицию, – Джеймс явно был расстроен, а я испытал какое-то непонятное чувство… предвкушения? Этот Новый год будет сильно отличаться от всех предыдущих.
– Ничего, Джеймс, – ответил я. – Мне торопиться некуда.
Водитель выбрался из машины и пошел смотреть на человека, решившего свести счеты с жизнью на капоте нашего «кадиллака». К сожалению, сам я не мог выйти, чтобы удовлетворить свое любопытство, зато обладал богатым воображением, и ранее заменявшим мне впечатления, которые другие дети получали из реальной жизни. Я начал представлять, как на асфальте лежит парень, бедно одетый. Его тело выгнуто под неестественным углом, а лицо умиротворенное, потому что никакие проблемы больше не беспокоят его. И вот тогда я впервые подумал: «Может быть, это выход?» Странно, но раньше я никогда не задумывался о самоубийстве, принимал свою жизнь, как должное, смирялся с ее ограничениями. А может быть, я просто не разрешал себе думать о самоубийстве, потому что знал, что это причинит горе моим родителям? Ведь я был единственным их ребенком, к тому же поздним. Неудачным ребенком, конечно же, умудрившимся попасть в аварию и стать калекой в столь юном возрасте, что даже не помнил, как все было. Ну, тут я уже ничего не в силах был изменить…
Мое внимание привлекла необычная суета Джеймса. Он как-то странно всплескивал руками, словно пританцовывал, и я слышал, что он что-то говорит. Тембр его голоса меня удивил. Я приоткрыл дверцу машины, желая узнать, что же там причитает Джеймс, может, какой-то ритуал над телом проводит? И тут тонкая белая рука с задравшимся рукавом синей куртки вспорхнула над капотом, а затем, опираясь всем весом, вверх постепенно выполз наш самоубийца. Оказавшийся девушкой.
Я зажмурился. Нет. Черт возьми, нет! Опять! Ну, за что ж мне это, а? Ну, чем я так провинился? Ни за что не открою глаза. Я ее не вижу. Нет ее. Ее здесь нет.
– Мисс, вы в своем уме? – кипятился Джеймс. – Что вы делаете? Я сейчас вызову скорую! Полицию! Что вы делаете? Куда вы?
И вдруг удивительно глубокий, даже низкий голос, совершенно не вязавшийся с той тоненькой фигуркой, которую я успел заметить, произнес:
– Ни в коем случае! Никаких врачей и полицейских. Это моя жизнь, и я собираюсь с ней делать то, что считаю нужным. Приношу извинения за поврежденную машину.
Голос ее дрожал, – видимо, она была в состоянии аффекта, – и все же производил впечатление огромной силы.
– Мисс, ну куда же вы? – Джеймс чуть ли не бился в истерике. – Стойте! Куда вы идете? Вы же травмированы!
Звук его голоса приблизился. И вдруг холодный воздух хлынул мне в лицо. От неожиданности я открыл глаза и столкнулся с пронзительным взглядом карих глаз.
– Если вы дадите мне свою визитку, я обещаю, что верну вам деньги за ремонт машины. Может быть не сразу, частями… Извините, что так глупо получилось…. Даже самоубийца из меня неудачный, – уголки ее губ чуть дрогнули. Потом глаза ее закатились, и она рухнула на землю.
МайАнна
Я разглядывала мужчину на экране компьютера. Он был поразительно похож на Энтони, как две капли воды. Несколько штрихов все же отличали его: грусть в глазах и инвалидное кресло, к которому он был прикован. Джерард Аттвуд. Глава «American Airlines». Держатель трети акций концерна General Motors. Миллиардер. В прошлом году похоронил мать, умершую в возрасте семидесяти восьми лет, пятью годами ранее – отца. Не женат, детей не имеет. Замкнут, нелюдим, не показывается в обществе. Стиль управления – на расстоянии, впрочем, когда лично проводит сделки, они всегда являются успешными. Избегает молодых женщин. В его компании молодые женщины работают только на тех должностях, которые никогда не приведут к возможности общения с ним. Несмотря на свои фобии, он обладает недюжинным умом, и его компания процветает и приумножает свои капиталы. Так как мистер Аттвуд владеет акциями нескольких издательств и телекомпаний, то может диктовать условия, и в СМИ почти никогда не появляется информация о нем.
Энтони рассказывал мне об Джерарде, заставляя меня все больше и больше увязать в той трясине, в которую я попала. Что я могла сделать? Я была уверена, что едва мысль о противостоянии появится в моей голове, она тут же станет известна и ему. Я знала, что я не пойду в полицию, потому что не верила, что полиции под силу тягаться с Энтони, а вот меня самое мягкое, что могло ждать после, – это смерть. А потому не было смысла дергаться. Конечно, у меня мелькали мысли предупредить Джерарда о том, что задумал Энтони. Но я подозревала, что Энтони предусмотрел и это и был готов. Мне оставалось только плыть по течению и надеяться на то, что что-то помешает его планам. В такое верилось так же слабо, как и в возможность воскрешения умерших.
– Молодых женщин он избегает категорически. Разумеется, несмотря на свою инвалидность, он лакомый кусок для охотниц за деньгами. И, конечно же, попытки охоты предпринимались неоднократно. Джерард учел все, чтобы этого избежать. Молодая женщина не сможет попасть к нему на прием. В его дом невозможно проникнуть с улицы, нельзя прикинуться разносчицей пиццы или кем-то в таком роде. Даже среди его врачей нет дам этой возрастной категории. Его сотрудникам строго запрещено приводить с собой куда бы то ни было своих жен, подруг, сестер и прочих родственников женского пола, если в это время там присутствует мистер Аттвуд. Но женоненавистником он не является. Он прекрасно общается с пожилыми женщинами. Участвует в благотворительности и охотно откликается именно на просьбы от женщин. Но только на расстоянии.
– Может, он гей?
– Нет. Интереса к мужчинам он не проявляет. И потом – я ведь не гей! – уголки губ Энтони приподнялись.
– И каким же образом я смогу добраться до него? Раз он такой умный и все учел? – я молила бога, чтобы Джерард оказался не по зубам Энтони, чтобы несчастный красивый калека оказался более продуманным, чем мой жестокий возлюбленный.
– Не беспокойся. Я долго изучал Джерарда. Я знаю его, как свои пять пальцев. Я все продумал.
Джерард
Девятнадцать сорок девять.
Джеймс застыл над телом девушки. Он был в шоке. Я был в гораздо худшем состоянии. Наконец, Джеймс отмер, вспомнив о своих обязанностях:
– Простите, мистер Аттвуд. Я сейчас вызову скорую, и ее увезут. Не смотрите, – и он попытался закрыть дверцу машины, изолируя меня от молодой женской особи. Видимо, мы оба были так потрясены, что не заметили, как рука девушки при падении попала в щель между машиной и дверцей. И Джеймс, захлопывая дверь, рубанул по ее пальцам. Она закричала. Видимо, боль привела ее в сознание. Я дернулся от ее крика, снова зажмурился и попытался закрыть уши руками. Нет, нет, нет, пожалуйста, нет! Господи, нет! Пусть этого ничего не будет! Пожалуйста!
– Нет, нет, не надо, пожалуйста, не бейте меня! – женский крик прорезал воздух, забравшись даже под мои плотно прижатые к ушам ладони.
«Не бейте?» О чем она? От удивления я слегка оттопырил пальцы.
– Не надо! Пожалуйста. Не надо! Больно!
– Господи, да что ж это такое? – завопил Джеймс. Я непроизвольно поднял веки. Дверца, разумеется, снова открылась, и я увидел, как тело парня корчится на земле. И мне стало легче. Ох, нет, все же девушки. И сердце опять комком подскочило к горлу. Она была одета как пацан, была такой худенькой, что женские признаки не бросались в глаза. Она кричала какие-то бессвязные вещи, крутилась и выгибалась и производила впечатление человека в бреду. Как будто она не понимала, где находится, как будто мы избиваем ее и издеваемся над ней. Джеймс стоял над ней и трясущимися пальцами пытался набрать номер телефона. Наверное, вызывал скорую. И тут я увидел, что вдалеке показались люди, направляющиеся к нам. Видимо, их внимание привлек крик. И среди них были женщины. Дальше сработал инстинкт:
Я влюбилась в Энтони, как только его увидела. Его потрясающая внешность вызывала в уме только одно сравнение: идеальность греческих скульптур. Но в отличие от застывшего мрамора он был живым мужчиной, меняющимся, импульсивным, как языки пламени в камине. Хотя на посторонних людей, возможно, и производил впечатление холодного, так как был очень сдержан внешне, даже замкнут.
И он был умен. Не получив достойного образования скорее в силу своей любви к переменам, чем из-за отсутствия достаточных денежных средств, тем не менее, он поражал энциклопедическими знаниями, изощренностью мозга и способностью придумывать невероятные вещи.
Он великолепно играл на рояле.
Он был щедр в проявлениях своей страсти.
Он не любил класть вещи на одно место, поэтому они были всегда разбросаны по всему дому, но при этом он моментально мог найти то, что ему требуется.
А еще он был убийцей.
Когда он впервые рассказал мне свой план, я посмеялась. Я восприняла это как его очередную грандиозную идею, на которые он был мастер, на его любовь к интеллектуальным играм. Почему бы и не придумать идеальное преступление? Просто так, чтобы поупражнять мозг.
Когда он во второй раз начал говорить со мной об этом, добавляя детали и уточняя мелочи, я забеспокоилась.
А потом до меня, наконец, дошло, что я влипла.
Джерард
Тот вечер я помню до мелочей. Возможно, потому что это был последний вечер моей жизни. Как всегда, я допоздна засиделся за своим столом в офисе, и только голос Сью заставил меня оторвать глаза от бумаг и перевести на часы. Девятнадцать ноль семь. Еще одно число в моей жизни, которое ничего не меняет по своей сути и служит только своеобразным ориентиром. Очередной вехой на пути от рождения до смерти.
– Мистер Аттвуд, я могу идти?
– Конечно, Сью, я ведь сказал вам, что вы можете уйти, когда вам будет нужно. Простите, что задержал вас.
– Ничего страшного, мистер Аттвуд, дочь звонила, самолет задержали из-за непогоды, она только что вылетела. Я вполне успею заехать за ними в аэропорт.
– Наверное, ждете-не дождетесь увидеть внуков, – вежливо поддержал я тему.
– О, конечно же, – засияла миссис Клируотер. И тут же улыбка ее угасла. Я прекрасно знал, о чем она подумала: «Несчастный Джерард, всегда один. Почему он не женится? С его-то деньгами…»
– Ну, вам все же стоит поторопиться, чтобы не заставлять внуков ждать, – улыбнулся я, надеясь, что секретарша не начнет говорить на неприятную для меня тему.
Она вздохнула:
– Вам нужно еще что-нибудь?
– Нет, ничего, спасибо. С Новым годом, Сью!
– С Новым годом, мистер Аттвуд!
Неторопливые шаги. Щелчок закрывшейся двери. Тишина. Я снова один.
Сумерки сгустились в офисе, но все же были еще достаточно проницаемыми, чтобы я мог рассмотреть улыбающиеся лица родителей на фотографии. Я грустно улыбнулся им в ответ и сказал вслух:
– Обещаю, что в следующем году выберусь к вам. Сейчас слишком много работы... И вы же знаете, что ваши души всегда со мной.
Я навел порядок на столе, разложил ручки по цветам, а блокноты по размерам, выключил компьютер и выехал из кабинета, направляя колеса своего инвалидного кресла к грузовому лифту.
На календаре было 31 декабря 2014 года.
МайАнна
Холодный пот тек по спине, но я старательно растягивала губы в улыбке, слушая Энтони. И изо всех сил напрягала свой умишко, чтобы придумать, как выбраться из той Мариинской впадины, в которую меня затянуло водоворотом похлеще Мальстрема. Но считая себя человеком, умеющим адекватно оценивать обстановку, понимала, что уже обречена.
Конечно, Энтони я не могла обмануть, и он понимал, что скрывает моя старательно вылепленная улыбка. Он чуть приподнимал уголки губ, что означало в его мимике хорошее расположение духа, и говорил тихим голосом:
– Моя маленькая пугливая девочка считает меня монстром. А ты взгляни на это с другой точки зрения. У любой монеты всегда две стороны, и они равнозначны. Нет добра и зла, есть прямая и оборотная сторона, в зависимости от того, каким краем ты положил монету на свою ладонь, – Энтони делал паузу, чтобы отпить кофе, и неторопливо продолжал: – Ты же знаешь, что он инвалид. Ниже пояса он абсолютно недвижим. Он никогда не сможет иметь детей. У него никогда не было женщин, и он не собирается их заводить. Даже в платоническом смысле. Он вообще избегает общества молодых женщин. У него серьезные психологические проблемы. Он находится в депрессии, особенно после смерти родителей, и его состояние ухудшается. Вполне возможно, он давно мечтает прекратить свое существование, но ему не хватает смелости. Мы, по сути, окажем ему услугу. И, – он снова делал паузу и пристально вглядывался в меня своими околдовывающими зелеными глазами, – ты же понимаешь, что я имею такие же права на наследство Аттвудов, как и он. Я же не виноват, что не стал инвалидом. И я смогу сделать гораздо больше для развития их авиакомпании. Я гораздо умнее и решительнее Джерарда, и главное, я мобильнее, я буду более хорошим руководителем. Так что, как видишь, для всех здесь только одни плюсы. Если ты перестанешь бояться и не будешь цепляться за внушенные тебе в детстве стереотипы, ты согласишься со мной.
Я снова улыбалась и осторожно кивала. Спорить с Энтони? Я не настолько дура. Да, во всех его словах была логика, а моего интеллекта не хватало на сколь-нибудь убедительное противостояние в споре. Мой внутренний протест был примитивно животным, основанным на каком-то инстинктивном страхе: «Мы не боги, чтобы забирать чужую жизнь». Но я подозревала, что Энтони считает себя богом.
Джерард
Девятнадцать тридцать шесть. Джеймс помог мне забраться на заднее сиденье, убрал инвалидное кресло и сел за руль:
– Домой, мистер Аттвуд?
Его вопрос был излишним, так как после работы я всегда ехал только домой. Но почему-то Джеймс все равно всегда задавал его. Может быть, надеялся, что в один прекрасный день я передумаю и решу что-то изменить в своей жизни? Я не передумаю.
– Домой, Джеймс.
Мотор тихо заурчал, и огромный «кадиллак» выехал из подземного гаража. Начался мой двадцатисемиминутный путь домой.
В моей жизни нечего менять, да и незачем. Никому это не нужно, ни мне, ни другим. Родители долгое время пытались объяснить мне, что неважно, что я не смогу заниматься любовью с женщиной и иметь детей. Что женщины могут любить меня самого по себе, что я не должен оставаться один. Что, в конце концов, я смог бы усыновить ребенка. Жениться на женщине с ребенком, и сделать ее счастливой и, главное, обеспеченной. Ведь не всем же женщинам обязательно нужен секс, и они могут быть благодарны за любовь и заботу. Когда родители поняли, что я категорически настроен держаться подальше от любой женской особи, имеющей подходящий брачный возраст, они начали кампанию вместе с семейными врачами и психотерапевтами по исправлению моих «особенностей», как они это называли. Все было безрезультатно, с возрастом ситуация усугублялась. Им пришлось смириться.
От моих мыслей меня отвлек глухой удар по капоту, Джеймс охнул, вжарил по тормозам и начал материться. Я автоматически взглянул на часы. Девятнадцать сорок две.
– Что случилось? – спросил я, а сердце мое забилось быстро, но не так, как бывало при приступах. Именно тогда я понял, что вопреки моей воле, моя жизнь начала меняться.
– Какой-то самоубийца решил сброситься с балкона и попал прямо нам на капот. Пойду, погляжу, может, еще дышит? Простите, мистер, Аттвуд, но видимо, придется задержаться, надо будет вызвать полицию, – Джеймс явно был расстроен, а я испытал какое-то непонятное чувство… предвкушения? Этот Новый год будет сильно отличаться от всех предыдущих.
– Ничего, Джеймс, – ответил я. – Мне торопиться некуда.
Водитель выбрался из машины и пошел смотреть на человека, решившего свести счеты с жизнью на капоте нашего «кадиллака». К сожалению, сам я не мог выйти, чтобы удовлетворить свое любопытство, зато обладал богатым воображением, и ранее заменявшим мне впечатления, которые другие дети получали из реальной жизни. Я начал представлять, как на асфальте лежит парень, бедно одетый. Его тело выгнуто под неестественным углом, а лицо умиротворенное, потому что никакие проблемы больше не беспокоят его. И вот тогда я впервые подумал: «Может быть, это выход?» Странно, но раньше я никогда не задумывался о самоубийстве, принимал свою жизнь, как должное, смирялся с ее ограничениями. А может быть, я просто не разрешал себе думать о самоубийстве, потому что знал, что это причинит горе моим родителям? Ведь я был единственным их ребенком, к тому же поздним. Неудачным ребенком, конечно же, умудрившимся попасть в аварию и стать калекой в столь юном возрасте, что даже не помнил, как все было. Ну, тут я уже ничего не в силах был изменить…
Мое внимание привлекла необычная суета Джеймса. Он как-то странно всплескивал руками, словно пританцовывал, и я слышал, что он что-то говорит. Тембр его голоса меня удивил. Я приоткрыл дверцу машины, желая узнать, что же там причитает Джеймс, может, какой-то ритуал над телом проводит? И тут тонкая белая рука с задравшимся рукавом синей куртки вспорхнула над капотом, а затем, опираясь всем весом, вверх постепенно выполз наш самоубийца. Оказавшийся девушкой.
Я зажмурился. Нет. Черт возьми, нет! Опять! Ну, за что ж мне это, а? Ну, чем я так провинился? Ни за что не открою глаза. Я ее не вижу. Нет ее. Ее здесь нет.
– Мисс, вы в своем уме? – кипятился Джеймс. – Что вы делаете? Я сейчас вызову скорую! Полицию! Что вы делаете? Куда вы?
И вдруг удивительно глубокий, даже низкий голос, совершенно не вязавшийся с той тоненькой фигуркой, которую я успел заметить, произнес:
– Ни в коем случае! Никаких врачей и полицейских. Это моя жизнь, и я собираюсь с ней делать то, что считаю нужным. Приношу извинения за поврежденную машину.
Голос ее дрожал, – видимо, она была в состоянии аффекта, – и все же производил впечатление огромной силы.
– Мисс, ну куда же вы? – Джеймс чуть ли не бился в истерике. – Стойте! Куда вы идете? Вы же травмированы!
Звук его голоса приблизился. И вдруг холодный воздух хлынул мне в лицо. От неожиданности я открыл глаза и столкнулся с пронзительным взглядом карих глаз.
– Если вы дадите мне свою визитку, я обещаю, что верну вам деньги за ремонт машины. Может быть не сразу, частями… Извините, что так глупо получилось…. Даже самоубийца из меня неудачный, – уголки ее губ чуть дрогнули. Потом глаза ее закатились, и она рухнула на землю.
МайАнна
Я разглядывала мужчину на экране компьютера. Он был поразительно похож на Энтони, как две капли воды. Несколько штрихов все же отличали его: грусть в глазах и инвалидное кресло, к которому он был прикован. Джерард Аттвуд. Глава «American Airlines». Держатель трети акций концерна General Motors. Миллиардер. В прошлом году похоронил мать, умершую в возрасте семидесяти восьми лет, пятью годами ранее – отца. Не женат, детей не имеет. Замкнут, нелюдим, не показывается в обществе. Стиль управления – на расстоянии, впрочем, когда лично проводит сделки, они всегда являются успешными. Избегает молодых женщин. В его компании молодые женщины работают только на тех должностях, которые никогда не приведут к возможности общения с ним. Несмотря на свои фобии, он обладает недюжинным умом, и его компания процветает и приумножает свои капиталы. Так как мистер Аттвуд владеет акциями нескольких издательств и телекомпаний, то может диктовать условия, и в СМИ почти никогда не появляется информация о нем.
Энтони рассказывал мне об Джерарде, заставляя меня все больше и больше увязать в той трясине, в которую я попала. Что я могла сделать? Я была уверена, что едва мысль о противостоянии появится в моей голове, она тут же станет известна и ему. Я знала, что я не пойду в полицию, потому что не верила, что полиции под силу тягаться с Энтони, а вот меня самое мягкое, что могло ждать после, – это смерть. А потому не было смысла дергаться. Конечно, у меня мелькали мысли предупредить Джерарда о том, что задумал Энтони. Но я подозревала, что Энтони предусмотрел и это и был готов. Мне оставалось только плыть по течению и надеяться на то, что что-то помешает его планам. В такое верилось так же слабо, как и в возможность воскрешения умерших.
– Молодых женщин он избегает категорически. Разумеется, несмотря на свою инвалидность, он лакомый кусок для охотниц за деньгами. И, конечно же, попытки охоты предпринимались неоднократно. Джерард учел все, чтобы этого избежать. Молодая женщина не сможет попасть к нему на прием. В его дом невозможно проникнуть с улицы, нельзя прикинуться разносчицей пиццы или кем-то в таком роде. Даже среди его врачей нет дам этой возрастной категории. Его сотрудникам строго запрещено приводить с собой куда бы то ни было своих жен, подруг, сестер и прочих родственников женского пола, если в это время там присутствует мистер Аттвуд. Но женоненавистником он не является. Он прекрасно общается с пожилыми женщинами. Участвует в благотворительности и охотно откликается именно на просьбы от женщин. Но только на расстоянии.
– Может, он гей?
– Нет. Интереса к мужчинам он не проявляет. И потом – я ведь не гей! – уголки губ Энтони приподнялись.
– И каким же образом я смогу добраться до него? Раз он такой умный и все учел? – я молила бога, чтобы Джерард оказался не по зубам Энтони, чтобы несчастный красивый калека оказался более продуманным, чем мой жестокий возлюбленный.
– Не беспокойся. Я долго изучал Джерарда. Я знаю его, как свои пять пальцев. Я все продумал.
Джерард
Девятнадцать сорок девять.
Джеймс застыл над телом девушки. Он был в шоке. Я был в гораздо худшем состоянии. Наконец, Джеймс отмер, вспомнив о своих обязанностях:
– Простите, мистер Аттвуд. Я сейчас вызову скорую, и ее увезут. Не смотрите, – и он попытался закрыть дверцу машины, изолируя меня от молодой женской особи. Видимо, мы оба были так потрясены, что не заметили, как рука девушки при падении попала в щель между машиной и дверцей. И Джеймс, захлопывая дверь, рубанул по ее пальцам. Она закричала. Видимо, боль привела ее в сознание. Я дернулся от ее крика, снова зажмурился и попытался закрыть уши руками. Нет, нет, нет, пожалуйста, нет! Господи, нет! Пусть этого ничего не будет! Пожалуйста!
– Нет, нет, не надо, пожалуйста, не бейте меня! – женский крик прорезал воздух, забравшись даже под мои плотно прижатые к ушам ладони.
«Не бейте?» О чем она? От удивления я слегка оттопырил пальцы.
– Не надо! Пожалуйста. Не надо! Больно!
– Господи, да что ж это такое? – завопил Джеймс. Я непроизвольно поднял веки. Дверца, разумеется, снова открылась, и я увидел, как тело парня корчится на земле. И мне стало легче. Ох, нет, все же девушки. И сердце опять комком подскочило к горлу. Она была одета как пацан, была такой худенькой, что женские признаки не бросались в глаза. Она кричала какие-то бессвязные вещи, крутилась и выгибалась и производила впечатление человека в бреду. Как будто она не понимала, где находится, как будто мы избиваем ее и издеваемся над ней. Джеймс стоял над ней и трясущимися пальцами пытался набрать номер телефона. Наверное, вызывал скорую. И тут я увидел, что вдалеке показались люди, направляющиеся к нам. Видимо, их внимание привлек крик. И среди них были женщины. Дальше сработал инстинкт:
