Это хотя бы было логично. Но ведь она доставляла удовольствие мне, совершенно не пытаясь его получить для себя! Что за странная маньячка?
Вечером она снова сказала, чтобы я принял душ и ждал ее в постели.
И снова повторилось то же самое. Но когда она уже вставала с меня, я вдруг сказал:
– Могу я попросить тебя кое о чем?
– Да? – удивленно сказала она.
– Мне хотелось бы… – я осекся. Кто знает, имею ли я право чего-либо «хотеть» в моей ситуации? Но все же я продолжил. – Я хотел бы… попробовать тебя на вкус. Могла бы ты… сесть мне на лицо?
Девушка некоторое время молчала, не двигаясь. Потом, так же ничего не говоря, снова взобралась на меня, только уже оседлав мою голову.
Ее вкус был божественным. Было странно признаваться в этом самому себе, но я совсем потерял голову. Мой язык работал как сумасшедший, и когда она не выдержала и начала стонать, я воспринял это как свою победу.
Потом она так же молча встала с меня, легко коснулась своими губами моего рта, который еще был полон ее вкусом, и опять вышла, пожелав мне спокойной ночи.
И следующий день был похож на два предыдущих. Я откровенно умирал со скуки, сидя целый день в практически пустой комнате и не зная, чем себя занять. Пытался репетировать, вспоминая какие-то строки из прежних сценариев, но постоянно сбивался, возвращаясь мыслями к… моей нежданной любовнице. Я не мог понять, как я отношусь к ней. Она похитила меня, она лишила меня свободы, она держит меня связанным - я должен ее ненавидеть, считать врагом. Но... можно ли считать врагом человека, который делает тебе так хорошо?
Вечером она удивила меня тем, что одну руку оставила мне свободной.
Это был намек?
Когда она снова принялась ласкать меня ртом, свободной рукой я осторожно прикоснулся к ее волосам, боясь, что она запретит мне, но когда она этого не сделала, я стал гладить ее более свободно. Когда моя грань приблизилась и сверкала в моем мозгу, я, не соображая, что делаю, сильно сжал волосы девушки, наверняка делая ей больно. Потом уже, придя в себя и спохватившись, что натворил, попросил шепотом прощения, но она ничего не ответила и снова легко соскочила с меня.
– Пожалуйста? – прошептал я.
Она вопросительно посмотрела на меня.
– Мог бы я… побыть в тебе?
Она снова некоторое время смотрела на меня, словно что-то взвешивая, а потом вдруг спросила:
– Зачем?
И что ответить? Хочу доставить ей удовольствие? Это правда, но ведь она не поверит. Подумает, что лгу, что хочу втереться в доверие. Но я действительно считал своей обязанностью отплатить ей за то, что она доставляла удовольствие мне – я должен был вернуть ей долг, иначе перестал бы считать себя мужчиной.
– Мне нужно… – невнятно произнес я, сомневаясь, тот ли это ответ, который подойдет.
Она посмотрела на мой член, который в данный момент был недееспособен. Потом, присев рядом со мной на кровать, наклонилась и начала языком ласкать мои соски. Теперь она была ближе ко мне, и я мог гладить ее плечи, потом несмело коснулся нависших надо мной грудей. Член, обрадовавшись, снова поднял голову.
Девушка взобралась верхом и, придерживая моего нахала вертикально, медленно опустилась на него. Это было блаженство. Так горячо и так сладко мне еще не было. Она начала двигаться на мне, постепенно увеличивая темп, и я, чувствуя, что скоро не смогу сдержаться, сообщил ей об этом, предполагая, что она не захочет, чтобы я изливался в нее. Она только пришпорила меня.
Я чувствовал, что близок, но в ней не видел никаких признаков близкого оргазма, поэтому прямо спросил, подождать ли мне ее.
– Я не кончу, – улыбнулась она. – Не в этой позе. Так что можешь меня не ждать.
– А чем плоха поза? – удивился я.
– Клитор мало стимулируется, – ответила она, а потом немного раздраженно добавила, – хватит уже болтать. Кончай скорей, да я спать пойду, – как будто это я заставлял ее тут прыгать на мне.
Хватит так хватит.
Я протянул свободную руку и начал ласкать затерявшийся в складках бугорок. Она вздрогнула и глубже задышала, продолжая двигаться. Обрадовавшись, я усилил ласки, одновременно стараясь думать о чем угодно, только не о сексе, чтобы отодвинуть свой собственный оргазм. И только когда она вскрикнула и рухнула мне на грудь, я позволил себе отпустить себя.
В этот раз она не торопилась вставать. Лежала на моей все медленнее вздымающейся груди и молчала. Лица я ее не видел и даже не мог предположить, о чем она могла думать. Беспокоить ее я тоже не хотел, поэтому просто легонько перебирал ее волосы, вывалившиеся из прически.
Наконец она вздохнула и стала подниматься с меня. Я не мешал.
Она посмотрела на меня своим немигающим взглядом и сказала:
– Спасибо.
– Тебе спасибо, – автоматически отозвался я.
Она вдруг саркастически усмехнулась:
– За то, что держу связанным?
– Определенно мне повезло, если сравнивать с Полом Шелдоном, – не остался я в долгу.
Она улыбнулась уже более тепло и, тихо сказав «Спокойной ночи», вышла за дверь.
Если я думал, что в ее отношении ко мне что-то изменится, то я был вынужден разочароваться. Утром она вела себя все так же, принося мне еду, желая приятного аппетита, затем унося грязную посуду, пока я стоял на коленях, держа руки на затылке опущенной головы.
Перед ужином она не выдержала.
– Тебе скучно проводить все дни, ничем не занимаясь?
– Да, – ответил я, непонятно чему обрадовавшись.
– Почему же ты не попросишь у меня что-нибудь, что могло тебя развлечь?
– Я думал, что мое наказание и заключается в том, чтобы сделать мою жизнь достаточно… нелегкой. Поэтому не видел смысла о чем-то просить.
– Наказание? – ее голос вдруг похолодел. – И каковы твои предположения, за что я тебя наказываю?
– Не знаю. Может быть, за то, что я был слишком… невежлив с поклонниками?
– И ты считаешь, – ее голос опасно зазвенел, – то, что я отсасывала твой член и глотала твою сперму, это я тебя так наказывала?
Я почувствовал, что она намеренно говорит грубо, что она разозлилась, но абсолютно не мог понять, что мне ответить, чтобы не рассердить ее еще больше.
– Судя по всему нет, но я не могу понять, зачем тебе это понадобилось, и какие цели ты преследуешь.
Она помолчала. Я надеялся, что не прогневал ее еще больше.
– Но ты просил меня ночью... кое о чем. Сам проявлял инициативу. Зачем?
– Хотел сделать тебе приятно.
Она стремительно подошла ко мне и подняла мое лицо к себе за подбородок, заставив смотреть ей в глаза.
– Зачем? – жестко спросила она.
– Потому что ты доставляла мне удовольствие, и я… чувствовал себя неполноценным, зная, что женщина уходит от меня, не получив… свою долю.
Ее взгляд неуловимо изменился.
Она еще какое-то время держала меня за подбородок, заставляя неудобно выгибать шею, потом вдруг опустилась передо мной на колени. Взяла в ладони мое лицо и долго всматривалась в мои глаза, словно пытаясь там что-то увидеть. Может быть, ей это и удалось.
– Руки не опускай, – предупредила она и прижалась к моим губам своим ртом. Я так и стоял, как дурак, сцепив руки на затылке, пока она целовала меня.
Я не двигался, и только одна моя неразумная часть тела снова подала признаки жизни, упершись в женский живот.
Девушка оторвалась от моих губ, посмотрела на мой член и ласково его погладила, будто успокаивая. Он, конечно, воспрял еще больше.
– Прости, – мягко сказала она, обращаясь к нему, – сейчас не смогу ничем тебе помочь.
Потом насмешливо посмотрела на меня:
– Тебя смущает, что ты постоянно раздет, и я могу рассматривать тебя?
– Смущает.
Она приподняла брови в удивлении:
– Да? Ты хорошо держишься, мне казалось, что тебе наплевать.
– Мне не наплевать.
– Тебя это унижает?
Прежде чем ответить, я задумался.
– Немного, – наконец ответил я.
– Немного? – переспросила моя пленительница, поощряя развить мысль.
– Мое тело не слишком красиво, и я… не думаю, что его стоит всем демонстрировать.
– О, боже, Роб! – воскликнула девушка. Потом покачала головой. – С этим обязательно нужно что-то делать.
Я так и не понял, причем тут бог, с чем и что нужно делать, и кто должен этим заняться, а она встала на ноги, отошла на несколько шагов, затем обернулась, словно только что что-то вспомнила, и спросила:
– Ты просил меня ночью… о разном, но днем не просишь ни о чем. Словно не хочешь, чтобы я каким-то образом помогла тебе развеять скуку. Почему? В чем разница?
– Ночью я ведь старался для тебя.
– То есть для себя ты стараться не хочешь?
– Я думал, что ты не захочешь пойти мне навстречу, если это будет касаться только моих желаний.
–Ты же мог попробовать? Ну, отказала бы я тебе, так что ты терял?
Я промолчал.
– Отвечай.
– Терял чувство собственного достоинства. Когда я ничего не получаю, потому что не прошу, не так неприятно, как если бы я попросил и не получил.
– Даже так? – удивилась девушка. – Но ты ведь обращаешься к режиссерам, ты просишь роли, уговариваешь их дать тебе работу, и они тоже тебе могут отказать. Неужели не обидно?
– Обидно, – согласился я. – Но только ради ролей я готов это терпеть.
После паузы девушка сказала:
– Тебе придется научиться добиваться своего не только в карьере. И просить, и получать отказы, испытывать горечь и терять чувство собственного достоинства, и все равно просить, и высказывать свои желания. Иначе я тебя не отпущу.
Я переваривал то, что она мне сказала, и только когда она уже закрывала дверь, я решился спросить:
– Это что, какой-то психологический эксперимент?
Она задержалась в двери, обернулась и, рассмеявшись, ответила:
– Можешь считать и так.
Вечером она закрепила мне только ноги, оставив руки свободными. Я не понимал, с чем связано мое постепенное освобождение. Это я зарабатываю очки своим поведением, или девушка следует какому-то только ей известному плану?
– Могла бы ты сказать, как тебя называть? Мне не обязательно знать твое настоящее имя, просто хочется как-то к тебе обращаться.
Немного поколебавшись, она ответила:
– Хорошо, пусть будет Тина.
Я не мог понять, свое ли имя она назвала или придумала его. Но пока мне было все равно.
Она снова попыталась заняться моим членом, но я попросил сначала меня поцеловать, на что она довольно охотно, как мне показалось, откликнулась. Затем, по моей же просьбе, она снова оседлала мою голову. Через некоторое время она, так и не кончив, принялась сползать с меня. Я обхватил ее бедра руками, пытаясь удержать, чтобы довести дело до конца, но она резко отпрянула и ударила меня по щеке, жестко крикнув:
– Не смей!
Я тут же убрал руки и забормотал извинения. Тина решила опять спуститься вниз, чтобы выполнить свой обычный ритуал, но я, боясь опять нарваться на отказ, прошептал:
– Могла бы ты сесть на меня?
Отказываться она не стала. Снова медленно впустила в себя мой член и принялась двигаться, а я нерешительно протянул руку и начал ее ласкать. Она мою руку не убирала. Кончила она быстро, и я финишировал почти сразу же за ней. В этот раз она не стала лежать на моей груди, поднялась и, даже не пожелав спокойной ночи, ушла. Я решил, что расстроил ее, и что завтра мне не поздоровится.
Но на следующий день она снова вела себя как обычно. Вспомнив ее намек на то, что я должен проявлять какие-то свои желания, я сказал:
– Тина, мог бы я получить какую-нибудь книгу для чтения? Чтобы чем-то занять то время, пока нахожусь здесь в одиночестве.
– Хорошо. Я принесу книги, выберу на свой вкус, не возражаешь?
Ее голос снова звучал насмешливо.
– Буду рад, – ответил я, и она снова удалилась.
Теперь душ я принимал не только утром и вечером, но и днем. Я никогда не был особенным аккуратистом, но сейчас кое-что изменилось. Как только Тина заходила в комнату, я тотчас же начинал думать о сексе, вспоминать, какой она был со мной ночью, как я мог ласкать ее, и памятуя о том, как вчера она меня поцеловала днем, я предпочитал на всякий случай быть готовым. Пока Тина не нарушала распорядка и занималась со мной сексом только по вечерам, но вдруг ей захочется этого в другое время…
Вечером Тина закрепила только одну мою ногу. На следующий вечер я вообще оказался практически свободным, если не считать цепи на щиколотке. Я по-прежнему не понимал ее плана, но предпочитал ждать. Мне казалось, что время в любом случае играет на меня: рано или поздно мои близкие спохватятся, что меня слишком долго нет, заподозрят какое-нибудь несоответствие в эсэмэс и обратятся в полицию. Меня начнут искать. Я надеялся, что рано или поздно найдут. Жизнь мою в доме у Тины нельзя было назвать очень уж тяжелой. Меня не били, да и вообще не причиняли никакого физического вреда. Меня вкусно кормили, и я имел регулярный, и надо признать, потрясающий секс. Мои мелкие желания, наподобие книг, удовлетворялись. Единственный неприятный момент заключался в том, что я не имел свободы перемещения и не мог выйти из комнаты. Впрочем, человек привыкает ко всему, и через некоторое время я уже воспринимал позвякивавшую на моей ноге цепь почти как норму. По крайней мере, иногда совсем о ней забывал.
В один прекрасный день Тина сообщила будничным тоном:
– Пора выходить из комнаты.
Наверное, она ждала от меня каких-то возгласов, но я промолчал, так как, честно говоря, не знал, что именно нужно сказать. Я словно привык к тому, что она решает за меня, и плыл по течению. Нравилось ли это мне? Не знаю. Разве такое может нравиться? Но, возможно, мне было любопытно получить этот новый опыт.
– Я сниму с тебя цепь и позволю выходить из комнаты, но перемещаться ты будешь только в пределах дома. На ночь буду тебя запирать. Как я уже сказала, я не советую тебе пытаться убить меня, связать или что-то в этом роде, не рекомендую пытаться бежать. Без одежды и обуви ты все равно далеко не уйдешь, заблудишься и замерзнешь. Твою машину я давно вернула в прокат. Свою машину я тоже оставляю далеко от дома, около пяти миль отсюда, и возвращаюсь от нее пешком. Даже если тебе удастся заставить меня отдать тебе ключи, ты все равно машину не найдешь…
Она продолжала мне что-то объяснять, но я слушал ее в пол-уха. Она зря старалась, я действительно не собирался сбегать. Не потому что мне нравилось здесь находиться – все-таки некое униженное положение и отсутствие свободы меня раздражало. Но с другой стороны перед моим мысленным взором все время висел неоновым плакатом ее вопрос: у тебя есть желание, ради которого ты захотел бы свободу? Я долго думал и пришел к выводу, что нет. Да, любое существо стремится к свободе. И я тоже хотел быть свободным, хотел, чтобы мне не приказывали, не заставляли, не ограничивали. Но для чего? Просто «чтобы было»? Меня настолько захватили эти размышления, что я свое заключение стал воспринимать как некий опыт, необычный эксперимент по выявлению цели своего существования.
Я вдруг понял, что особо-то и не страдаю по своей «внешней» жизни. Съемки у Жёне? Ну, это конечно здорово, но… одними больше, одними меньше… что это принципиально меняет? Не он, так какой-то другой режиссер заинтересуется моим предложением и начнет работать со мной. Я все равно за свою жизнь не успею поработать со всеми нравящимися мне режиссерами, в мире их слишком много.
Вечером она снова сказала, чтобы я принял душ и ждал ее в постели.
И снова повторилось то же самое. Но когда она уже вставала с меня, я вдруг сказал:
– Могу я попросить тебя кое о чем?
– Да? – удивленно сказала она.
– Мне хотелось бы… – я осекся. Кто знает, имею ли я право чего-либо «хотеть» в моей ситуации? Но все же я продолжил. – Я хотел бы… попробовать тебя на вкус. Могла бы ты… сесть мне на лицо?
Девушка некоторое время молчала, не двигаясь. Потом, так же ничего не говоря, снова взобралась на меня, только уже оседлав мою голову.
Ее вкус был божественным. Было странно признаваться в этом самому себе, но я совсем потерял голову. Мой язык работал как сумасшедший, и когда она не выдержала и начала стонать, я воспринял это как свою победу.
Потом она так же молча встала с меня, легко коснулась своими губами моего рта, который еще был полон ее вкусом, и опять вышла, пожелав мне спокойной ночи.
И следующий день был похож на два предыдущих. Я откровенно умирал со скуки, сидя целый день в практически пустой комнате и не зная, чем себя занять. Пытался репетировать, вспоминая какие-то строки из прежних сценариев, но постоянно сбивался, возвращаясь мыслями к… моей нежданной любовнице. Я не мог понять, как я отношусь к ней. Она похитила меня, она лишила меня свободы, она держит меня связанным - я должен ее ненавидеть, считать врагом. Но... можно ли считать врагом человека, который делает тебе так хорошо?
Вечером она удивила меня тем, что одну руку оставила мне свободной.
Это был намек?
Когда она снова принялась ласкать меня ртом, свободной рукой я осторожно прикоснулся к ее волосам, боясь, что она запретит мне, но когда она этого не сделала, я стал гладить ее более свободно. Когда моя грань приблизилась и сверкала в моем мозгу, я, не соображая, что делаю, сильно сжал волосы девушки, наверняка делая ей больно. Потом уже, придя в себя и спохватившись, что натворил, попросил шепотом прощения, но она ничего не ответила и снова легко соскочила с меня.
– Пожалуйста? – прошептал я.
Она вопросительно посмотрела на меня.
– Мог бы я… побыть в тебе?
Она снова некоторое время смотрела на меня, словно что-то взвешивая, а потом вдруг спросила:
– Зачем?
И что ответить? Хочу доставить ей удовольствие? Это правда, но ведь она не поверит. Подумает, что лгу, что хочу втереться в доверие. Но я действительно считал своей обязанностью отплатить ей за то, что она доставляла удовольствие мне – я должен был вернуть ей долг, иначе перестал бы считать себя мужчиной.
– Мне нужно… – невнятно произнес я, сомневаясь, тот ли это ответ, который подойдет.
Она посмотрела на мой член, который в данный момент был недееспособен. Потом, присев рядом со мной на кровать, наклонилась и начала языком ласкать мои соски. Теперь она была ближе ко мне, и я мог гладить ее плечи, потом несмело коснулся нависших надо мной грудей. Член, обрадовавшись, снова поднял голову.
Девушка взобралась верхом и, придерживая моего нахала вертикально, медленно опустилась на него. Это было блаженство. Так горячо и так сладко мне еще не было. Она начала двигаться на мне, постепенно увеличивая темп, и я, чувствуя, что скоро не смогу сдержаться, сообщил ей об этом, предполагая, что она не захочет, чтобы я изливался в нее. Она только пришпорила меня.
Я чувствовал, что близок, но в ней не видел никаких признаков близкого оргазма, поэтому прямо спросил, подождать ли мне ее.
– Я не кончу, – улыбнулась она. – Не в этой позе. Так что можешь меня не ждать.
– А чем плоха поза? – удивился я.
– Клитор мало стимулируется, – ответила она, а потом немного раздраженно добавила, – хватит уже болтать. Кончай скорей, да я спать пойду, – как будто это я заставлял ее тут прыгать на мне.
Хватит так хватит.
Я протянул свободную руку и начал ласкать затерявшийся в складках бугорок. Она вздрогнула и глубже задышала, продолжая двигаться. Обрадовавшись, я усилил ласки, одновременно стараясь думать о чем угодно, только не о сексе, чтобы отодвинуть свой собственный оргазм. И только когда она вскрикнула и рухнула мне на грудь, я позволил себе отпустить себя.
В этот раз она не торопилась вставать. Лежала на моей все медленнее вздымающейся груди и молчала. Лица я ее не видел и даже не мог предположить, о чем она могла думать. Беспокоить ее я тоже не хотел, поэтому просто легонько перебирал ее волосы, вывалившиеся из прически.
Наконец она вздохнула и стала подниматься с меня. Я не мешал.
Она посмотрела на меня своим немигающим взглядом и сказала:
– Спасибо.
– Тебе спасибо, – автоматически отозвался я.
Она вдруг саркастически усмехнулась:
– За то, что держу связанным?
– Определенно мне повезло, если сравнивать с Полом Шелдоном, – не остался я в долгу.
Она улыбнулась уже более тепло и, тихо сказав «Спокойной ночи», вышла за дверь.
Если я думал, что в ее отношении ко мне что-то изменится, то я был вынужден разочароваться. Утром она вела себя все так же, принося мне еду, желая приятного аппетита, затем унося грязную посуду, пока я стоял на коленях, держа руки на затылке опущенной головы.
Перед ужином она не выдержала.
– Тебе скучно проводить все дни, ничем не занимаясь?
– Да, – ответил я, непонятно чему обрадовавшись.
– Почему же ты не попросишь у меня что-нибудь, что могло тебя развлечь?
– Я думал, что мое наказание и заключается в том, чтобы сделать мою жизнь достаточно… нелегкой. Поэтому не видел смысла о чем-то просить.
– Наказание? – ее голос вдруг похолодел. – И каковы твои предположения, за что я тебя наказываю?
– Не знаю. Может быть, за то, что я был слишком… невежлив с поклонниками?
– И ты считаешь, – ее голос опасно зазвенел, – то, что я отсасывала твой член и глотала твою сперму, это я тебя так наказывала?
Я почувствовал, что она намеренно говорит грубо, что она разозлилась, но абсолютно не мог понять, что мне ответить, чтобы не рассердить ее еще больше.
– Судя по всему нет, но я не могу понять, зачем тебе это понадобилось, и какие цели ты преследуешь.
Она помолчала. Я надеялся, что не прогневал ее еще больше.
– Но ты просил меня ночью... кое о чем. Сам проявлял инициативу. Зачем?
– Хотел сделать тебе приятно.
Она стремительно подошла ко мне и подняла мое лицо к себе за подбородок, заставив смотреть ей в глаза.
– Зачем? – жестко спросила она.
– Потому что ты доставляла мне удовольствие, и я… чувствовал себя неполноценным, зная, что женщина уходит от меня, не получив… свою долю.
Ее взгляд неуловимо изменился.
Она еще какое-то время держала меня за подбородок, заставляя неудобно выгибать шею, потом вдруг опустилась передо мной на колени. Взяла в ладони мое лицо и долго всматривалась в мои глаза, словно пытаясь там что-то увидеть. Может быть, ей это и удалось.
– Руки не опускай, – предупредила она и прижалась к моим губам своим ртом. Я так и стоял, как дурак, сцепив руки на затылке, пока она целовала меня.
Я не двигался, и только одна моя неразумная часть тела снова подала признаки жизни, упершись в женский живот.
Девушка оторвалась от моих губ, посмотрела на мой член и ласково его погладила, будто успокаивая. Он, конечно, воспрял еще больше.
– Прости, – мягко сказала она, обращаясь к нему, – сейчас не смогу ничем тебе помочь.
Потом насмешливо посмотрела на меня:
– Тебя смущает, что ты постоянно раздет, и я могу рассматривать тебя?
– Смущает.
Она приподняла брови в удивлении:
– Да? Ты хорошо держишься, мне казалось, что тебе наплевать.
– Мне не наплевать.
– Тебя это унижает?
Прежде чем ответить, я задумался.
– Немного, – наконец ответил я.
– Немного? – переспросила моя пленительница, поощряя развить мысль.
– Мое тело не слишком красиво, и я… не думаю, что его стоит всем демонстрировать.
– О, боже, Роб! – воскликнула девушка. Потом покачала головой. – С этим обязательно нужно что-то делать.
Я так и не понял, причем тут бог, с чем и что нужно делать, и кто должен этим заняться, а она встала на ноги, отошла на несколько шагов, затем обернулась, словно только что что-то вспомнила, и спросила:
– Ты просил меня ночью… о разном, но днем не просишь ни о чем. Словно не хочешь, чтобы я каким-то образом помогла тебе развеять скуку. Почему? В чем разница?
– Ночью я ведь старался для тебя.
– То есть для себя ты стараться не хочешь?
– Я думал, что ты не захочешь пойти мне навстречу, если это будет касаться только моих желаний.
–Ты же мог попробовать? Ну, отказала бы я тебе, так что ты терял?
Я промолчал.
– Отвечай.
– Терял чувство собственного достоинства. Когда я ничего не получаю, потому что не прошу, не так неприятно, как если бы я попросил и не получил.
– Даже так? – удивилась девушка. – Но ты ведь обращаешься к режиссерам, ты просишь роли, уговариваешь их дать тебе работу, и они тоже тебе могут отказать. Неужели не обидно?
– Обидно, – согласился я. – Но только ради ролей я готов это терпеть.
После паузы девушка сказала:
– Тебе придется научиться добиваться своего не только в карьере. И просить, и получать отказы, испытывать горечь и терять чувство собственного достоинства, и все равно просить, и высказывать свои желания. Иначе я тебя не отпущу.
Я переваривал то, что она мне сказала, и только когда она уже закрывала дверь, я решился спросить:
– Это что, какой-то психологический эксперимент?
Она задержалась в двери, обернулась и, рассмеявшись, ответила:
– Можешь считать и так.
Вечером она закрепила мне только ноги, оставив руки свободными. Я не понимал, с чем связано мое постепенное освобождение. Это я зарабатываю очки своим поведением, или девушка следует какому-то только ей известному плану?
– Могла бы ты сказать, как тебя называть? Мне не обязательно знать твое настоящее имя, просто хочется как-то к тебе обращаться.
Немного поколебавшись, она ответила:
– Хорошо, пусть будет Тина.
Я не мог понять, свое ли имя она назвала или придумала его. Но пока мне было все равно.
Она снова попыталась заняться моим членом, но я попросил сначала меня поцеловать, на что она довольно охотно, как мне показалось, откликнулась. Затем, по моей же просьбе, она снова оседлала мою голову. Через некоторое время она, так и не кончив, принялась сползать с меня. Я обхватил ее бедра руками, пытаясь удержать, чтобы довести дело до конца, но она резко отпрянула и ударила меня по щеке, жестко крикнув:
– Не смей!
Я тут же убрал руки и забормотал извинения. Тина решила опять спуститься вниз, чтобы выполнить свой обычный ритуал, но я, боясь опять нарваться на отказ, прошептал:
– Могла бы ты сесть на меня?
Отказываться она не стала. Снова медленно впустила в себя мой член и принялась двигаться, а я нерешительно протянул руку и начал ее ласкать. Она мою руку не убирала. Кончила она быстро, и я финишировал почти сразу же за ней. В этот раз она не стала лежать на моей груди, поднялась и, даже не пожелав спокойной ночи, ушла. Я решил, что расстроил ее, и что завтра мне не поздоровится.
Но на следующий день она снова вела себя как обычно. Вспомнив ее намек на то, что я должен проявлять какие-то свои желания, я сказал:
– Тина, мог бы я получить какую-нибудь книгу для чтения? Чтобы чем-то занять то время, пока нахожусь здесь в одиночестве.
– Хорошо. Я принесу книги, выберу на свой вкус, не возражаешь?
Ее голос снова звучал насмешливо.
– Буду рад, – ответил я, и она снова удалилась.
Теперь душ я принимал не только утром и вечером, но и днем. Я никогда не был особенным аккуратистом, но сейчас кое-что изменилось. Как только Тина заходила в комнату, я тотчас же начинал думать о сексе, вспоминать, какой она был со мной ночью, как я мог ласкать ее, и памятуя о том, как вчера она меня поцеловала днем, я предпочитал на всякий случай быть готовым. Пока Тина не нарушала распорядка и занималась со мной сексом только по вечерам, но вдруг ей захочется этого в другое время…
Вечером Тина закрепила только одну мою ногу. На следующий вечер я вообще оказался практически свободным, если не считать цепи на щиколотке. Я по-прежнему не понимал ее плана, но предпочитал ждать. Мне казалось, что время в любом случае играет на меня: рано или поздно мои близкие спохватятся, что меня слишком долго нет, заподозрят какое-нибудь несоответствие в эсэмэс и обратятся в полицию. Меня начнут искать. Я надеялся, что рано или поздно найдут. Жизнь мою в доме у Тины нельзя было назвать очень уж тяжелой. Меня не били, да и вообще не причиняли никакого физического вреда. Меня вкусно кормили, и я имел регулярный, и надо признать, потрясающий секс. Мои мелкие желания, наподобие книг, удовлетворялись. Единственный неприятный момент заключался в том, что я не имел свободы перемещения и не мог выйти из комнаты. Впрочем, человек привыкает ко всему, и через некоторое время я уже воспринимал позвякивавшую на моей ноге цепь почти как норму. По крайней мере, иногда совсем о ней забывал.
В один прекрасный день Тина сообщила будничным тоном:
– Пора выходить из комнаты.
Наверное, она ждала от меня каких-то возгласов, но я промолчал, так как, честно говоря, не знал, что именно нужно сказать. Я словно привык к тому, что она решает за меня, и плыл по течению. Нравилось ли это мне? Не знаю. Разве такое может нравиться? Но, возможно, мне было любопытно получить этот новый опыт.
– Я сниму с тебя цепь и позволю выходить из комнаты, но перемещаться ты будешь только в пределах дома. На ночь буду тебя запирать. Как я уже сказала, я не советую тебе пытаться убить меня, связать или что-то в этом роде, не рекомендую пытаться бежать. Без одежды и обуви ты все равно далеко не уйдешь, заблудишься и замерзнешь. Твою машину я давно вернула в прокат. Свою машину я тоже оставляю далеко от дома, около пяти миль отсюда, и возвращаюсь от нее пешком. Даже если тебе удастся заставить меня отдать тебе ключи, ты все равно машину не найдешь…
Она продолжала мне что-то объяснять, но я слушал ее в пол-уха. Она зря старалась, я действительно не собирался сбегать. Не потому что мне нравилось здесь находиться – все-таки некое униженное положение и отсутствие свободы меня раздражало. Но с другой стороны перед моим мысленным взором все время висел неоновым плакатом ее вопрос: у тебя есть желание, ради которого ты захотел бы свободу? Я долго думал и пришел к выводу, что нет. Да, любое существо стремится к свободе. И я тоже хотел быть свободным, хотел, чтобы мне не приказывали, не заставляли, не ограничивали. Но для чего? Просто «чтобы было»? Меня настолько захватили эти размышления, что я свое заключение стал воспринимать как некий опыт, необычный эксперимент по выявлению цели своего существования.
Я вдруг понял, что особо-то и не страдаю по своей «внешней» жизни. Съемки у Жёне? Ну, это конечно здорово, но… одними больше, одними меньше… что это принципиально меняет? Не он, так какой-то другой режиссер заинтересуется моим предложением и начнет работать со мной. Я все равно за свою жизнь не успею поработать со всеми нравящимися мне режиссерами, в мире их слишком много.
