«Пора жениться», «пора заводить наследника», «пора взрослеть», «пора остепениться», «в твоем возрасте нельзя так себя вести». Все эти постулаты не действовали, потому что категории «пора» или «в твоем возрасте» перестали существовать.
Наверное, стоит признать, что и в нынешнем моем существовании есть плюсы… Нет, ничего я признавать не буду.
В дверь моего номера постучали. Горничная, я услышал ее мысли. И хотела она не убрать мой номер, это я тоже слышал отчетливо. Я мог бы ее послать, но какая-то игривая часть моего «я» позволила ей войти. Посмотрим, что она будет делать.
– Здравствуйте, – пролепетала она, закрыв за собой дверь и избегая моего пристального взгляда. Ее английский был плох, но она была единственной, кто хоть как-то на нем общался в этой богом забытой гостинице. – Мне нужно убрать у вас? – в конце фразы ее голос поднялся, создавая вопросительную интонацию. Она даже не умела врать.
– Пожалуйста, убирайте, – великодушно разрешил я, забавляясь. – Надеюсь, я не мешаю вам?
– Ох, нет-нет, что вы! – смутилась девушка, а я услышал: – «Боже, как он красив! Но разве такой обратит внимание на меня?»
Интересно, чего она хочет? Секса? Наверное, да, потому что в спутанном сумбуре ее мыслей иногда возникали образы меня обнаженного или ее обнаженной в моих объятиях, но в основном это было раболепное восхищение моей внешностью и удручающие признания самой себе, что она ничтожество, и никто не обратит на нее внимания, тем более я.
Мне было ее жаль, но и доказывать ей, что она не права, не хотелось. Она двигалась по комнате, сметая пыль, наклоняясь, чтобы поднять брошенные мною брюки, а я думал, что конечно, ее тело привлекательно, но стоит ли оно того, чтобы забыться на секунду, воспользоваться ею, а потом убить? Конечно, я не устою, и мне захочется ее крови, воздержание давалось мне нелегко. Но в следующий момент благоразумие покинуло меня, и я откинул покрывало, демонстрируя свою нижнюю часть тела в одних трусах.
Мысленное «ах!» было реакцией на мое действие.
Мне нравилось ее дразнить, поэтому я потянулся, чуть напрягая пах.
«Мальчишка», – сказал бы мне Карлайл и был бы прав. Мальчишка, девственник и хулиган. Ну, еще убийца, да. Шикарный набор.
«Ох, он такой красивый, такой красивый», – бессвязно лепетала девушка в своих мыслях. – «Такие красивые ноги, такие длинные. И его… о, трусы так красиво его обрисовывают!» – я покосился проверить: неужели и правда, красиво? Да ну, обычный член в обычных трусах. – «О чем я думаю? Я грешна! Я буду гореть в геенне огненной!» – Ой, а вот это уже скучно. – «Но как мне хочется, чтобы он попросил меня подойти к нему…»
– Подойди ко мне, – сказал я.
Всплеск экзальтированной восторженности был мне ответом. Девушка осторожно приблизилась. Ее инстинкт кричал ей, что я опасен, но моя притягательность для нее была гораздо сильнее и диктовала свою волю.
– Да, господин? Что вы хотели?
«Неужели он хочет меня? О, боже, я умру, когда прикоснусь к нему! Но как же хочется его потрогать!»
– Потрогай меня.
Захотелось заткнуть уши от ее мысленного восторженного визга. Она присела рядом на кровать, осторожно, медленно, словно боялась, что я ее сейчас прогоню. Я чувствовал, что она продолжает опасаться меня.
Вот все, что мне уготовано. Ласки через страх и подчинение властной притягательности моей новой сущности. Но ведь это не я. Это все не я.
Она несмело погладила меня через хлопковую ткань трусов. Я всосал воздух сквозь зубы.
– Я что-то делаю не так? – взволновано прощебетала она.
– Нет-нет, ты умница, продолжай, – хрип через силу, но на большее меня уже не хватит.
Она сильнее нажала ладонью, вызвав мой стон. Хотелось большего, но я боялся, что не совладаю с собой. Она возбудилась, и ее кровь запульсировала по артериям, взывая ко мне. Запустить бы член и зубы в ее тело. Я даже зажмурился от своих фантазий.
Оттянув резинку трусов, она обхватила его ладонью.
– Какой он твердый!
Кажется, опыта у нее было мало, потому что необычная каменность моего органа ее не удивила, во всяком случае, не настолько, чтобы встревожиться.
Сквозь туман в моей голове я смутно краем сознания отмечал ее мысленные воркования, ахи и вздохи, плыл на волне наслаждения, поэтому не сразу осознал проскользнувшую в хаосе образов фразу.
Удержи во рту его семя и принеси мне.
Голос был искажен ее сознанием, но однозначно принадлежал не ей. Возбуждение как рукой сняло, и туман в голове развеялся. Это кто же у нас тут раздает такие советы горничным? Я сосредоточился на мыслях девушки, пытаясь уловить образ неизвестного, который непонятно почему заинтересован в… А действительно, зачем ему мое семя? Да и могу ли я его производить? Знает ли тот неизвестный, что я вампир? Понимание пришло мгновенно – да, знает. Поэтому и горничная не удивилась необычной жесткости моей кожи – не удивилась, потому что была предупреждена. Я еще не все понимал, но одно знал твердо: для чего бы неизвестному не нужна была моя жидкость, он ее не получит.
– Ты умница, – вежливо сказал я и решительно отодвинул от себя девушку. – Спасибо, но я тороплюсь.
Разочарование и обида пополам со страхом в ее мыслях рассказали мне многое: я ей действительно нравился, она на самом деле хотела ласкать меня, но никогда бы не решилась, если бы не приказ неизвестного. Теперь она боялась его наказания за то, что не смогла сделать то, что ее заставили.
– Но как же… – залепетала она.
– Когда ты должна с ним встретиться? – перебил я ее.
– Как… Кто… Я… Откуда… – она на глазах стала косноязычной, хотя и раньше красноречием не отличалась.
– Ты его боишься, я знаю. Я поговорю с ним, мы решим наши проблемы самостоятельно, и он от тебя отстанет. Так когда? И где?
Девушка колебалась, не решаясь ответить, взглянула на меня, приоткрыла рот. И вместе со звоном разбитого стекла ее белоснежный фартук заалел на груди от воткнувшегося металлического прута, а на губах запузырилась кровавая пена.
Я подлетел к ней, подхватывая над самым полом и старательно пытаясь игнорировать полоснувшую по горлу боль от жажды:
– Кто он? Как он выглядит? Как его зовут?
Жизнь утекала из нее, она силилась что-то сказать, а я прощупывал ее сознание, пытаясь выцарапать из тускнеющих мыслей образ ее убийцы и, видимо, моего врага. Мелькнуло что-то похожее на фигуру в темно-коричневом плаще с капюшоном на голове. Нет, ничего больше. Дыхание ее прервалось, а я одним прыжком перемахнул через подоконник, высаживая остатки стекла и попутно пытаясь сообразить, откуда неизвестный мог метнуть прут в окно третьего этажа. Было непонятно, почему я не услышал его мыслей, ведь он подобрался достаточно близко. Был ли он под прикрытием, как Аро во время нашей аудиенции, или же просто я так был увлечен горничной, что не обращал внимания на все остальное?
Сейчас я тоже не слышал ничьих мыслей относительно себя, но вполне возможно, вампир сразу дал деру и сейчас находился на таком расстоянии, где я не мог его услышать.
Его запах я почувствовал на балконе в соседнем здании, как раз напротив моего окна, а орудием убийства оказался выломанный столбик из ограждения площадки. Запах был мне незнаком, хотя и держался довольно крепко, был свежим. Увы, я не мог сейчас идти по следу, так как был в одних трусах, да и проблему с трупом девушки тоже надо было решить.
Минуты через три, уже одевшись и убрав номер (тело девушки пришлось вынести на улицу, где она выглядела бы жертвой разбойника), я пустился по следу еще не остывшего запаха.
Неизвестный даже не петлял и не пытался замаскировать свой путь. Видимо, знал, что лучшим способом скрыться было как можно быстрее удалиться от меня, что он и делал. Судя по оставленным им разрушениям, он несся по максимально прямой линии, невзирая на препятствия.
Он боялся меня? Или боялся того, что я могу узнать, для чего ему мое семя? Понимал ли он, что я могу читать мысли? Я старался, чтобы об этом никому не стало известно. Даже Карлайлу я не открылся, считая свою особенность проявлением моей сущности монстра, я ненавидел это в себе. Теперь о моих злосчастных способностях знали Аро и его охранница, возможно, и кто-то еще.
Через час я покинул территорию Румынии, а след неизвестного продолжал вести меня дальше. И вот тут я подумал, что может быть, вампир не скрыться пытается, а… увести меня? Когда след стал огибать море, я понял, что так и есть, потому что неизвестному достаточно было уйти под воду, чтобы я перестал ощущать его запах, а поиски его выхода на берег заняли бы у меня время, что позволило бы ему увеличить расстояние между нами. От чего он пытается меня увести? Что есть такого в Румынии, что нужно от меня скрыть?
Я резко развернулся и помчался с той же скоростью назад по оставленному нами следу. Никуда этот неизвестный не денется. Если ему нужно мое семя или, возможно, что-то другое от меня, значит, мне совершенно нет никакой необходимости за ним гоняться. Это он будет меня искать. А то, от чего он пытался меня увести, видимо, было гораздо важнее.
***
Они неслись на такой скорости, что их мысли я услышал за долю секунды до того, как они оба врезались в меня. Меня отбросило назад, и мои плечи пробили в скале брешь, из-за которой ее макушка камнепадом осыпалась прямо на меня. Когда я, отфыркиваясь от пыли, выбрался из-под обломков, то застал идиллическую картину. Два прекрасных бога полусидели-полулежали по обе стороны от скалы в ленивых позах, зажав травинки в зубах, и тихо переговаривались, а их кожа сверкала на солнце. Они были до странности похожи, хотя один был жгучим брюнетом, а другой – белоснежный блондин.
Я отряхнулся и спросил:
– Какого хрена?
– Нет, это ты нам скажи, какого хрена? – резко ответил брюнет. Стефан.
– Говорят, по Румынии прошел ураган, снес несколько построек, – словно пропел блондин насмешливым голосом. Владимир.
О, на ловца и зверь бежит. Если бы знал, что разрушения в их Румынии выудят их из подполья, давно бы развалил пару старых часовен, которые и так шли под снос.
– Это не я. Этот тот, за кем я гнался. Знаете его?
Они переглянулись, не веря мне, потянули носом, но чужой запах уже выветрился.
– И зачем ты за ним гнался?
– Да так, есть причина, – отмахнулся я – Это личное. – Не говорить же им, что незнакомец охотится за моей спермой. – А я искал вас.
– Искал нас? – приподнял бровь Владимир. Акцент в его голосе был похож на Танин. Он не дакиец? Но разве во времена его обращения существовали славянские племена? – А ты кто?
– Эдвард Каллен, из клана Карлайла Каллена.
Это, конечно, не совсем правда, но так проще, чтобы сразу обозначить свое место в мире вампиров. Карлайла уважали.
– И зачем же ты нас искал, Эдвард Каллен, сын Карлайла?
– Расскажите, как вы были созданы?
***
Оказалось, что с древними вампирами разговаривать сложно. Менталитет людей их времени слишком сильно отличался от современного, а вампиры, как известно, не могут меняться. Они были истинными правителями, суровыми правителями того времени, когда король может есть с тобой из одной миски и спать в походе на одном тюфяке, но иметь такую силу, внешнюю и внутреннюю, которая заставит любого склонить перед ним голову. В то время для того, чтобы возвыситься, нужно было владеть реальной силой. Никакое богатство, никакие слуги, никакие размеры войска, ничто не могло сделать тебя королем, кроме твоего умения покорять, подчинять своей воле.
Нельзя было бросать им вызов, точнее, мне это было невыгодно, так как отодвигало разговор на неопределенный срок, пока мы не утрясли бы вопросы иерархии, но и сразу признать подчиненное положение, признать их власть и силу тоже было нельзя, иначе они не снизошли бы до разговора со мной вовсе.
Так мы и кружили. Они пытались нащупать мои болевые точки, чтобы пробить брешь и поставить на место, а я делал вид, что предаюсь легкой салонной беседе и словно не замечаю их усилий перевести разговор в вечную дискуссию самцов, всемирно известную под фразеологизмом «мериться яйцами».
В итоге мне это надоело первому. Нет, с терпением у меня по-прежнему все было в порядке, но вопросы шевелились в черепной коробке и вызывали нестерпимый зуд, который требовал успокоения.
– Аро сказал, что вас удалось победить, потому что вы слишком долго не двигались и окаменели. Это так? Любой вампир, если он достаточно долгое время не будет шевелиться, превратится в камень?
– Этот Вольтури слишком много на себя берет, – прошипел сквозь зубы Стефан, а я поздравил себя с удачным переносом их внимания. Сейчас они начнут доказывать, что их органы массивнее, чем у Аро, и на некоторое время забудут про меня.
– Да, – покладисто согласился я. – И я думаю, что Вольтури никогда не смогли бы вас победить, если бы вы были в полной боевой готовности. Но вы не могли знать, что вампира может постигнуть такая участь – окаменеть.
– Это так, – согласился Владимир. – Вампиры нашего времени каменеют при полной неподвижности. Откуда нам было это знать, если раньше такого не случалось?
– Приму к сведению и постараюсь больше двигаться, чтобы со мной такого не произошло, – кивнул я.
– Да тебе-то это не грозит! – фыркнул Стефан. – Ты же не первородный.
– Кто-то много говорит! – отозвался как бы между прочим его брат, но я уже заглотил наживку.
– Первородный? Это кто? А я тогда какой? А Вольтури?
– Кто много знает, долго не живет, – мелодичным голосом отозвался Владимир, но в его интонации звучало предупреждение.
– То есть «второродные», – или как вы там нас называете? – не каменеют? Мы более совершенные версии вампиров?
Такая постановка вопроса им явно не понравилась. Они оскалили клыки и мгновенно превратились из прекрасных божеств в злобных демонов. Подобрались, как хищники перед прыжком. Подумалось: может, минут десять я против них двоих и продержусь, если буду успевать прочитывать их намерения. Я сделал шаг назад под защиту скалы, которая могла бы помешать им напасть сзади, потому что не давала достаточно места для разворота.
Они бросились ко мне и… вдруг замерли, и начали ошарашенно оглядываться.
Не шевелись.
Я не сразу понял, что голос, шелестящий в моей голове, является чьим-то советом мне.
Стефан протянул руку, словно пробуя воздух на ощупь, и его пальцы прошли в паре дюймов от моего плеча. Было такое впечатление, что он не видит меня.
– Где он? – прошипел он, подтвердив мою догадку.
– Где-то здесь, – отозвался Владимир. – Скорее всего, он обладает даром становиться невидимым.
– Но я не чувствую даже его запаха.
– Может быть, он блокирует и запах.
– А может быть, он обладает даром ускользать сквозь пальцы, – проворчал Стефан. – Морока с этими современными вампиренышами. Нет, чтоб честно биться, как в старые добрые времена. Так нет же, теперь все норовят исподтишка – лишить чувств, причинить боль. Какая-нибудь девчонка может поставить на колени сильного воина. На что это похоже?
– Некоторые слишком много болтают, – немного раздраженно заметил Владимир.
Девчонка – это он о Джейн, понял я. В его мыслях возник ее образ. Джейн, причиняющая боль.
– Мы первородные! – продолжал ворчать Стефан, усаживаясь на камень. Видимо, он смирился с тем, что бой окончен, так и не начавшись. – Мы смешали свою кровь с самим…
